Вздыхая она говорит:
– Думаю… думаю, я просто все еще очень люблю его.
– Правда? – Любит. Марго сказала: «любит». Не думаю, что когда-либо слышала, чтобы она говорила раньше, что любила Джоша. Может быть, «влюблена», но не «любит».
Марго вытирает глаза простыней.
– Причина, по которой я с ним рассталась – чтобы не быть одной из тех девушек, которые плачут из-за своего парня, а сейчас я именно ею и являюсь. Это жалко.
– Ты – наименее жалкая из всех, кого я знаю, Гоу-гоу, – говорю я ей.
Марго перестает шмыгать и перекатывается, так что мы лежим лицом к лицу. Хмурясь, она произносит:
– Я не говорила, что я жалкая. Я сказала, что плакать из-за парня жалко.
– О, – отвечаю я. – Ну, я все равно не считаю жалким плакать из-за кого-то. Это просто значит, что они тебе очень дороги и тебе грустно.
– Я так много плакала, что, кажется, мои глаза похожи… на сморщенные изюминки. Похожи? – Марго искоса поглядывает на меня.
– Они опухли, – признаю я. – Твои глаза просто не привыкли плакать. У меня есть идея! – я соскакиваю с постели и бегу по лестнице на кухню. Я наполняю миску льдом, хватаю две серебряные ложки и бегу обратно.
– Ляг на спину, – даю я указание, и Марго подчиняется. – Закрой глаза. – Я кладу ложку на каждый глаз.
– Это действительно помогает?
– Я увидела это в журнале.
Когда ложки нагреваются от ее кожи, я опускаю их обратно в лед и снова на ее лицо, снова и снова. Она просит меня рассказать, что произошло с Питером, и я так и делаю, но упускаю момент с поцелуем, поскольку это кажется грубым и непристойным в свете ее собственного горя. Она садится и говорит:
– Не нужно притворяться, что тебе нравится Питер просто для того, чтобы пощадить мои чувства. – Марго мучительно сглатывает, как будто у нее болит горло. – Если какая-то часть тебя все еще любит Джоша… если ты ему нравишься… . – Я ахаю от ужаса. И открываю рот, чтобы все отрицать, чтобы сказать, что с тех пор прошла уже вечность, но она поднимает руку, заставляя меня замолчать. – Было бы очень тяжело, но я не хочу стоять у тебя на пути, ты же знаешь? Я серьезно, Лара Джин. Ты можешь мне сказать.
Я так рада, так благодарна, что она подняла эту тему. Я спешу объяснить:
– Боже мой, мне не нравится Джош, Гоу-гоу. Не так как ты говоришь. Абсолютно. И я тоже не нравлюсь ему в этом смысле. Думаю… думаю, мы просто оба скучали по тебе. Питер – тот, кто мне нравится. – Под одеялом я нахожу руку Марго и сцепляю свой мизинец с ее. – Клятва сестры.
Она с трудом сглатывает.
– Тогда полагаю, у него нет никакой тайной причины не желать снова быть вместе. Предполагаю, он, просто на просто, больше не хочет быть со мной.
– Нет, просто на просто, ты в Шотландии, а он в Вирджинии, и это слишком тяжело. Ты поступила благоразумно, решив порвать с ним тогда. Мудро, храбро и правильно.
На ее лице закрадывается сомнение, будто темные тени, а затем она покачивает головой и выражение ее лица проясняется.
– Хватит обо мне с Джошем. Мы – вчерашние новости. Расскажи мне больше о Питере. Пожалуйста, это заставит меня почувствовать себя лучше. – Она ложится обратно на спину, и я снова кладу ложки на ее глаза.
– Ну, сегодня сначала он был очень холоден со мной, очень-очень равнодушен…
– Нет, вернись к самому началу.
Так что я возвращаюсь к более раннему времени: я рассказываю ей про наши липовые отношения, джакузи, обо всем. Она продолжает убирать ложки, чтобы посмотреть на меня, пока я ей рассказываю. И вскоре ее глаза выглядят менее опухшими. Я чувствую себя легче – витающей в облаках, даже. Я в течение многих месяцев держала это втайне от нее, а теперь она знает все, что произошло с тех пор, как уехала, и я снова ощущаю себя очень близкой с ней. Невозможно быть близкими с кем-то по- настоящему, имея между собой тайны.
Марго откашливается. Она колеблется, а потом спрашивает:
– Итак, как он целуется?
Я краснею. И постукиваю пальцами по губам, прежде чем ответить:
– Он целуется как… как будто это могла быть его работа. – Марго хихикает и приподнимает с глаз ложки.
– Как проститутка мужского пола?
Я хватаю одну из ложек, и постукиваю ею по ее лбу, словно в гонг.
– Ой! – она хватается за другую ложку, но я слишком быстрая и забираю их обе. Мы смеемся как сумасшедшие, пока я пытаюсь еще раз постучать по ее лбу как в гонг.
– Марго… было больно, когда ты занималась сексом? – Я осмотрительно не называю имя Джоша. Странно, потому что мы с Марго никогда прежде не разговаривали о сексе в каком-то реальном отношении, поскольку ни у одной из нас не было, на что ориентироваться. Но теперь у нее есть, а у меня нет, и мне хочется знать, что она знает.
– Эмм. Ну, первые пару раз, немного. – Теперь она – та, кто заливается румянцем от смущения. – Лара Джин, я не могу разговаривать об этом с тобой. Это слишком странно. А ты не можешь просто спросить Крис?
– Нет, я хочу услышать это от тебя. Пожалуйста, Гоу-гоу. Ты должна рассказать мне об этом так, чтобы я все знала. Мне не хочется выглядеть дурой, когда я буду заниматься этим в первый раз.
– Не то, чтобы мы с Джошем занимались сексом сотню раз! Я не эксперт. Он единственный, с кем я это делала. Но если ты думаешь заняться сексом с Питером, убедись, что вы будете осторожны и пользуйтесь презервативом, и все такое. – Я быстро киваю. Она добралась до того, что должна сказать. – И будь действительно уверена настолько, насколько только можешь быть. И убедись, чтобы он был по-настоящему нежным и внимательным с тобой, так, чтобы это было особенно, и о чем ты могла бы вспоминать с приятными чувствами.
– Поняла. Итак, сколько времени, как бы, это длится от начала до конца?
– Не так долго. Не забывай, что у Джоша это тоже было в первый раз. – Она кажется задумчивой. Теперь я тоже чувствую себя задумчивой. Питер занимался этим с Женевьевой уже столько раз, что, наверное, теперь просто эксперт. Я, вероятно, даже испытаю оргазм в свой самый первый раз. И это здорово, но возможно было бы неплохо, если бы мы оба не знали, что делаем, а не только я.
– Ты же не жалеешь?
– Нет. Не думаю. Полагаю, я всегда буду рада, что это было с Джошем. Неважно, как все получилось. – Для меня это такое облегчение, что даже сейчас, с красными от слез глазами, Марго по-прежнему не сожалеет, что любила Джоша.
***
Той ночь я сплю в ее комнате, как в старые добрые времена, свернувшись калачиком под одеялом возле нее. Комната Марго – самая холодная, поскольку расположена над гаражом. Я слушаю, как со щелчком включается и отключается тепло.
В темноте рядом со мной она произносит:
– Когда вернусь в Шотландию, я собираюсь встречаться с кучей шотландских парней. Когда у меня еще будет такая возможность, верно?
Я хихикаю и переворачиваюсь так, что мы оказываемся лицом к лицу.
– Нет, постой, не встречайся с кучей шотландских парней. Повстречайся с одним из Англии, с одним из Ирландии, с одним из Шотландии. И Уэльса! Турне по Британской империи!
– Ну, я собираюсь в колледж изучать антропологию, – говорит Марго, и мы еще немного похихикиваем. – А знаешь что самое грустное? Мы с Джошем уже не будем друзьями, какими были раньше. Не после всего этого. С той частью теперь просто покончено. Он был моим лучшим другом.
Я бросаю на нее поддельно-оскорбленный взгляд, чтобы поднять настроение, так чтобы она не начала плакать.
– Эй, я считала, что я была твоим лучшим другом!
– Ты не мой лучший друг. Ты моя сестра, а это куда больше. – Это действительно больше.
– У нас Джошем все началось так легко, так весело, а теперь мы как чужие. У меня никогда снова не будет человека, которого я бы знала лучше, чем кого-либо и кто бы знал меня настолько хорошо.
Я ощущаю покалывание в сердце. Когда она говорит об этом так, это печально.
– Вы снова могли бы стать друзьями, через какое-то время. – Но это было бы уже не то, я это знаю. Ты всегда будешь грустить о том, что когда-то было. Все всегда будет немного… меньше.
– Но это не будет как прежде.
– Нет, – соглашаюсь я. – Полагаю, не будет. – Странно, я думаю о Женевьеве, о том, кем мы были когда-то друг другу. У нас был тот вид дружбы, которая имела смысл в детстве, но не сейчас, когда мы стали старше. Полагаю, нельзя держаться за старое просто ради того, чтобы держаться.
Кажется, что это – конец эпохи. Нет больше Марго и Джоша. На этот раз по-настоящему. По-настоящему, потому что Марго плачет, и я слышу это в ее голосе, что все кончено, и на сей раз мы обе это знаем. Все изменилось.
– Не позволяй этому случится с тобой, Лара Джин. Не будь слишком серьезной в отношении того, что не может вернуться. Будь влюблена в Питера, если хочешь, но будь осторожна со своим сердцем. Иногда кажется, что чувства будут вечны, но это не так. Любовь может уйти, или человек, даже не желая этого. Ничто не гарантировано.
Вздох.
– Обещаю, что буду осторожна. – Но я не уверена, что даже знаю, что это значит. Как я могу быть осторожной, когда он уже и так мне очень сильно нравится?
4
Марго отправилась покупать новые сапоги со своей подругой Кейси, папа на работе, а мы с Китти просто бездельничаем и смотрим телевизор, когда мой телефон начинает вибрировать рядом со мной. Это сообщение от Питера.
«Кино сегодня вечером?»
Я печатаю в ответ «да», восклицательный знак. Затем удаляю восклицательный знак, так как из-за этого ответ звучит слишком охотно. Правда, без восклицательного знака, «да» кажется совсем лишенным энтузиазма. Я останавливаюсь на смайлике и нажимаю кнопку «отправить», прежде чем смогу зациклиться на этом.
– С кем ты переписываешься? – Китти растянулась на полу в гостиной, поглощая ложкой пудинг. Джейми пытается украдкой лизнуть, но она качает головой и ругает его, – ты же знаешь, что тебе нельзя шоколад!
– Я переписывалась с Питером. Знаешь, может быть, это вовсе не настоящий шоколад. Он может быть не натуральным. Проверь этикетку.
Из всех нас, Китти наиболее строга с Джейми. Она не сразу его поднимает, когда тот скулит, чтобы его обняли, брызгает воду из бутылки ему в мордочку, когда тот проказничает. Всем хитростям она научилась у нашей соседки через дорогу, миссис Ротшильд, которая оказалась своего рода заклинательницей собак. До ее развода, у нее было три собаки, а после с ней остался золотистый ретривер Саймон, а бывшему мужу на попечение досталось двое других.
– Питер снова твой парень? – спрашивает меня Китти.
– Эм. Не уверена. – После того, как прошлой ночью Марго сказала о том, чтобы не спешить и быть осторожной со своим сердцем и не заходить до точки необратимости, может даже хорошо некоторое время существовать в состоянии неуверенности. Кроме того, трудно определить то, у чего с самого начала никогда не было четкого названия. Мы были двумя людьми, притворяющимися, что нравимся друг другу, изображающими пару, а теперь мы – что? И каким бы образом все это развивалось, если бы мы начали нравиться друг другу без притворства? Были бы мы когда-нибудь парой? Полагаю, мы никогда этого не узнаем.
– Что ты имеешь в виду под не уверена? – требует Китти. – Разве ты не должна знать, являешься ты чьей-то девушкой или нет?
– Мы это еще не обсуждали. То есть, не детально.
Китти переключает канал.
– Тебе следует заняться этим вопросом.
Я перекатываюсь на бок и приподнимаюсь на локте.
– Но разве это что-нибудь изменит? То есть, мы нравимся друг другу. В чем разница между этим и ярлыком? Что бы изменилось? – Китти не отвечает. – Алло?
– Прости, не могла бы ты повторить это снова во время рекламной паузы? Я пытаюсь смотреть свое шоу.
Я бросаю подушку в ее голову.
– Я бы лучше обсудила это с Джейми. – Я хлопаю в ладоши. – Джейми, сюда!
Джейми поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, а потом снова ложится, свернувшись у Китти под боком. Сто процентов, он все еще надеется на кусочек пудинга.
Когда прошлой ночью мы сидели в машине, Питера, кажется, не волновал статус наших отношений. Он как всегда выглядел счастливым и беззаботным. Определенно, я – человек, который слишком сильно переживает из-за каждого пустяка. Мне следует применить в своей жизни немного из философии Питера «принимать все, как есть».
– Хочешь помочь мне выбрать, что надеть в кино с Питером сегодня вечером? – спрашиваю я Китти.
– А можно мне тоже пойти?
– Нет! – Китти начинает дуться, и я поправляюсь, – может быть, в следующий раз.
– Отлично. Покажи два варианта, и я скажу, какой лучше.
Я мчусь наверх, в свою комнату, и начинаю перебирать свой гардероб. Это будет наше первое настоящее свидание, и мне хочется немного его поразить. К сожалению, Питер уже видел меня в моих хороших нарядах, так что единственное, что остается, – отправиться к шкафу Марго. У нее есть кремовое платье-свитер, которое она привезла из Шотландии и которое я могу одеть с колготками и маленькими коричневыми ботиночками. Еще у нее есть восхитительный фиолетово-голубой свитер «фер-айл», я могу надеть его со своей желтой юбкой и желтой ленточкой в волосах, которые я завью, потому что Питер как-то сказал мне, что ему нравится, когда я их завиваю.
– Китти! – кричу я. – Поднимись и взгляни на мои два варианта!
– Во время рекламной паузы! – кричит она в ответ.
В то же время я пишу Марго:
«Могу я одолжить твой свитер «фер-айл» или кремовое платье-свитер?»
«Oui»
Китти голосует за свитер «фэр-айл», говоря, что я выгляжу, словно одета в наряд для фигурного катания, и мне нравиться, как это звучит.
– Ты можешь надеть его, если мы пойдем кататься на коньках, – говорит она. – Ты, я и Питер.
– Хорошо, – смеюсь я.
5
Мы с Питером стоим в кинотеатре в очереди за попкорном. Даже это обычное дело ощущается как самое лучшее обычное дело из всех, что я когда-либо делала. Я проверяю карман, удостоверяясь, что мой билет на месте. Я хочу сохранить его.
Глядя на Питера, я шепчу:
– Это мое первое свидание.
Я ощущаю себя ботанкой в кино, которая заполучила самого классного парня в школе, и совсем не возражаю. Ничуточки.
– Как это может быть твоим первым свиданием, когда у нас их было множество?
– Это мое первое настоящее свидание. Все предыдущие были всего лишь притворством, а это – настоящее. – Он хмурится.
– О, постой, это настоящее? А я и не осознавал.
Я собираюсь легонько ударить его в плечо, а он смеется, хватает меня за руку и переплетает свои пальцы с моими. Такое чувство, словно мое сердце бьется прямо через ладонь. Это первый раз, когда мы держимся за руки по-настоящему, и ощущение этого отличается от тех, притворных. Похоже на электрические потоки, в хорошем смысле. В самом лучшем смысле.
Мы продвигаемся дальше в очереди, и я понимаю, что нервничаю, что само по себе странно, ведь это просто Питер. Но в то же время он – другой Питер, а я – другая Лара Джин, потому что это свидание, настоящее свидание. Просто чтобы завязать разговор, я спрашиваю:
– Итак, когда ты ходишь в кино, ты больше предпочитаешь шоколадные конфеты или жевательные?
– Ни те, ни другие. Все что я хочу – это попкорн.
– Тогда мы обречены! Ты – не любитель ни одного из двух, а я – обоих из перечисленных. – Мы подходим к кассе, и я начинаю рыться в своем кошельке.
Питер смеется.
– Ты думаешь, я заставлю девушку платить на ее первом свидании? – Он расправляет грудь и говорит кассиру: – Можно один средний попкорн с маслом, и не могли бы вы положить слой сливочного масла? Еще кислые мармеладки «Sour Patch Kids» и коробку шоколадок «Milk Duds». И одну небольшую вишневую колу.
– Как ты узнал, что я хотела?
– Я куда более наблюдателен, чем ты думаешь, Кави. – Питер с самодовольной улыбкой обнимает меня за плечи, и случайно задевает рукой мою правую грудь.
– Ой!
– Упс. Извини. Ты в порядке? – Он издает смущенный смешок.
Я даю ему локтем в бок, и он все еще смеется, пока мы идем в сторону кинозала. И вот тогда мы видим Женевьеву и Эмили, выходящих из дамской комнаты. В последний раз, когда я видела Женевьеву, во время лыжной поездки, она рассказывала всем в автобусе, что мы с Питером занимались сексом в гидромассажной ванне. Я чувствую сильный приступ паники – бороться или бежать.
Питер на секунду замедляет шаг, и я не знаю, что произойдет дальше. Придется ли нам подойти и поздороваться? Продолжим ли мы идти? Его рука вокруг меня напрягается, я чувствую его колебания. Он разрывается.
Женевьева решает за всех. Она проходит в зал, словно не замечая нас. В тот же зал, в который идем и мы. Я не смотрю на Питера, он также ничего не говорит. Полагаю, мы просто сделаем вид, будто ее здесь нет? Он проводит меня через те же двери и выбирает наши места, слева, ближе к задним рядам. Женевьева и Эмили сидят в центре. Я вижу ее белокурую голову, ее спину в светло-сером пальто. Я заставляю себя отвести взгляд. Если Джен повернется, я не хочу быть пойманной, глазеющей на нее.
Мы садимся, я снимаю пальто и удобно устраиваюсь в кресле, когда у Питера звонит телефон. Он вытаскивает его из кармана, а затем убирает, и я точно знаю, что это была Джен, но понимаю, что не могу спросить. Ее присутствие прокололо ночь. Два шрама от вампирского укуса оставляют на ней след.
Свет гаснет, Питер обхватывает меня рукой. «Собирается ли он держать ее там весь фильм?» – размышляю я. Я ощущаю себя окостеневшей и стараюсь выровнять дыхание.
– Расслабься, Кави, – шепчет он мне на ухо.
Я пытаюсь, но, как бы, в данных обстоятельствах, невозможно расслабиться по команде. Питер слегка пожимает мое плечо, наклоняется и прижимается носом к моей шее.