С какой стороны огибать высоту, особой разницы не было. Оба проезда выглядели одинаково широкими и беспрепятственными. Но, поскольку я планировал хотя бы ненадолго отвязаться от чистильщиков, то и выбирал с умом, указав Дюймовому на путь между островом и торосами.
А чуть погодя, когда «Ларга» и приотставший от нее «Альбатрос» повернули следом за нами, Жорик получил от меня другое, более неожиданное наставление.
— А теперь перепрыгни эту горку! — приказал я, ткнув пальцем в склон огибаемой нами возвышенности. — Давай! Прямо сейчас!
«Перепрыгни» — это, конечно, звучало слишком по-гусарски. Но взятого нами разгона вполне хватило, чтобы перемахнуть через островок, как до этого мы переехали железнодорожную насыпь. Стремительный взлет, короткая задержка на вершине — переломный момент! — а затем — ускоряющийся спуск и наполняющая тело невиданная легкость!..
Поэтичные ощущения… Если при этом не обращать внимание на ведущийся по нам огонь и вновь скрутившую Тиберия рвоту, чьи звуки были ненамного приятнее мерзкого чирканья пуль по бортам «Кайры».
Впрочем, чирканье сразу же прекратилось, едва мы очутились по другую сторону высоты. Повторить наш трюк чистильщики не могли. Для катера на воздушной подушке эта преграда была непроходимой. Грободелу оставалось лишь продолжать движение вдоль островка в надежде перехватить нас на его дальнем конце. А также приказать пилоту «Альбатроса» развернуться и блокировать «Кайре» путь к отступлению. На случай, если нам вдруг взбредет в голову пуститься наутек в обратном направлении.
В иной ситуации я именно так и поступил бы. Это была бы рискованная тактика, но овчинка стоила выделки. Ерунда, что в тех краях, откуда мы прибыли, кишели отбившиеся от погони охотники и подтянувшиеся к реке остатки полковничьей армии. К моменту, когда «Ларга» опять настигла бы нас, начался бы снегопад. А под его прикрытием мы, запудрив врагам мозги, вновь легли бы на прежний курс и добрались бы до Коммунального моста. Если, разумеется, сами бы при этом не заблудились или не налетели бы сослепу на торосы.
Но я не стал играть с Хряковым в «кошки-мышки», уповая на грядущую непогоду. Потому что в этом вдруг отпала всякая необходимость. Едва «Кайра» съехала с островка обратно на лед, как перед нами открылась удивительная картина. Такая, от которой я ощутил себя натуральным Моисеем, когда он, преследуемый египтянами, очутился на побережье Красного моря.
Разве что с нами все было с точностью до наоборот. Не обские воды расступились у нас на пути, а снеговые наносы, что возвышались вдоль берегов сплошной стеной, неожиданно явили нам чудо в виде широкого просвета. Это был не просто удобный выезд на нужное нам левобережье. Просвет являл собой начало спускающегося к реке глубокого лога с таким плоским и ровным дном, будто кто специально накатал и утрамбовал его к нашему появлению.
Лог этот мы разглядели лишь сейчас. Он протянулся перпендикулярно реке и стал заметен только тогда, когда мы с ним фактически поравнялись. Кто проторил в многометровой толще снега такую дорогу — биомехи, егеря Хистера или военные, — гадать было некогда. Главное, она стрелой уходила в глубь левобережья и, по всем предпосылкам, обещала вывести нас прямиком к развалинам областной больницы. А оттуда до площади Маркса оставалось всего ничего — почти вдвое меньше, чем от Коммунального моста.
Ну как тут, скажите на милость, не воскликнуть «Аллилуйя!». И не убедиться в том, что Всевышний простил мне испорченный Священный Грааль, который мы с Жориком отыскали полгода назад и который, угодив в мои руки, лишился всей своей чудотворной силы…
— Что теперь, Геннадий Валерьич? — обратился ко мне Дюймовый, заерзав от нетерпения при виде открывшегося нам выхода.
— Вперед, Неуловимый Джордж! — провозгласил я и простер длань в спасительном направлении. — Давай, вывози нас отсюда! Грешно упускать удачу, пока масть прет!
— Да не вопрос! Было бы сказано! — откликнулся напарник, обрадованный тем, что ход наших мыслей полностью совпал. И сей же миг взялся за дело, в котором он, попрактиковавшись, и впрямь начал демонстрировать заметные успехи.
Ширина промежутка между островом и левым берегом была аккурат такой, чтобы перед выездом на него «Кайра» успела взять необходимый разбег. Уклон лога становился крутым лишь где-то возле самой больницы. Остальная часть этого пути пролегала по бывшему прибрежному парку, плавно идя на подъем сообразно естественному рельефу местности. Единственный минус: «Ларга» и «Альбатрос» тоже могли рвануть вслед за нами. Что они наверняка и предпримут, как только обогнут остров. Но когда это произойдет, мы уже оторвемся от них на довольно приличное расстояние. А если повезет, то и вовсе доберемся до противоположного конца этой загадочной трассы.
Разогнавшаяся «Кайра» въехала в лог и заскользила по его дну, как по автобану. Красотища! Прыгая по сугробам и снежным дюнам, о такой дороге можно было только мечтать. Да что там — мы об этом даже не мечтали, а тут вдруг такая удача сама привалила!
И все же полученные нашими аэросанями повреждения давали о себе знать. Дисплей на ветровом щитке вдруг хаотично замерцал и начал выводить какие-то совершенно абсурдные данные. Бортовой компьютер будто взбесился. Если верить ежесекундно меняющимся показаниям датчиков, мы то взлетали на околоземную орбиту, то проваливались под землю в раскаленную магму, то метались из стороны в сторону между Тибетом и Землей Франца-Иосифа, а также взад-вперед от Балтийского моря до Японии.
Глюк нашего компьютера был вдвойне забавен, принимая во внимание идеально укатанную поверхность, по которой мы сейчас ехали. В смысле, пока забавен, ибо в непогоду поломка навигатора полностью застопорит наше продвижение. Впрочем, я рассчитывал, что к началу снегопада мы отыщем себе какое-нибудь логово. Или, на худой конец, укромный уголок, где можно будет затаиться, не опасаясь, что в снежной мгле кто-нибудь на нас наткнется.
Куда большее неудобство нам причинял не отказавший радар, а перепад давления, давший о себе знать резкой заложенностью в ушах. Мы катились вверх по пологому склону, но при этом чувствовали себя будто во взлетающем самолете. Что было крайне нетипично. Но опять-таки не слишком удивительно. Скорее всего, виной тому была перемена погоды, что чувствовалось особенно остро при подъеме в гору. Иных объяснений данному явлению я не находил.
Но если с выходом из строя компьютера и скачками атмосферного давления все было в принципе ясно, то поведение Хрякова действительно повергло меня в недоумение.
Я ошибся в прогнозе: чистильщики добрались до нашей магистрали гораздо раньше, чем ожидалось. Мы не отмахали и половину пути, когда «Ларга» и «Альбатрос» подкатили к его началу и…
Остановились!
Я не поверил своим глазам — это не укладывалось ни в какие рамки. Рвани Грободел вслед за нами, и через пару-тройку минут мы растеряем все преимущество, какое у него отвоевали. К тому же подстрелить нас на узкой дороге значительно легче, чем когда мы метались и прыгали по снежным дюнам.
Точно! Ублюдки затем и остановились, чтобы получше прицелиться! В этом желобе мы для них — будто движущаяся мишень в тире. Надо лишь занять хорошую, устойчивую позицию, поймать нас на мушку, взять нужное упреждение и спустить курок. А потом бац!.. ну, или в крайнем случае бац! бац! бац! — и приз за меткую стрельбу у Хрякова в кармане!
Вот только никаких «бац!» позади нас не раздается. Пулеметы и орудия «Ларги» направлены на нас, но ни одна очередь не ударила нам вслед. И как вы объясните такую странность? Тоже спишете ее на грядущую непогоду? Что ж, валяйте, если вы, в отличие от меня, и впрямь видите в этом логическую взаимосвязь.
А впрочем, забудьте. Не нужно ничего объяснять. Разгадка этой тайны не заставила себя ждать и свалилась на нас как снег на голову, спустя считаные секунды… Или нет — еще неожиданнее! Все-таки падения снега на наши головы мы давно ожидали. А вот о том, какую ошибку допустили, свернув на берег, узнали лишь сейчас. И то с чужой подсказки, поскольку своим умом мы с Жориком до такой разгадки вряд ли дошли бы.
— О, нет! — вскричал лежащий на полу Свистунов, после чего уселся на колени так резко, будто обнаружил под собой скорпиона. — Идиоты! Что вы наделали?! Назад! Быстро назад! Возможно, еще не поздно!..
Тиберий смотрел вытаращенными от ужаса глазами не на нас, а на дисплей «Доки». Что конкретно там было отображено, мы не видели. Но по количеству мерцающих на экране красных всполохов становилось понятно, что мини-комп доктора сигнализирует ему о какой-то тревоге.
— Не поздно для чего? — Я не собирался останавливаться, когда мы и так являли собой отличную мишень. А тем паче не желал идти на попятную прямо в лапы чистильщиков.
— Для всего! — Руки Свистунова заходили ходуном, а сам он начал суматошно озираться по сторонам в поисках пока неведомой нам с Жориком угрозы. — Да стойте же вы, наконец! Ведь это же… это же… «Лестница в небо», разрази вас гром!
— Для всего! — Руки Свистунова заходили ходуном, а сам он начал суматошно озираться по сторонам в поисках пока неведомой нам с Жориком угрозы. — Да стойте же вы, наконец! Ведь это же… это же… «Лестница в небо», разрази вас гром!
Пропади все пропадом! Услыхав это, я аж поперхнулся. И, кабы не сидел пристегнутым к креслу, точно плюхнулся бы от такой сногсшибательной новости на задницу. И проложенная в снегу магистраль, и сбой бортового навигатора, и заложенные уши, и охватившая преследователей странная нерешительность… Все это вмиг сложилось передо мной в единую картину. И даже название у этой картины имелось. Весьма романтическое:
«Лестница в небо»!
И пусть название это соответствовало истине, на небо меня и моих товарищей эта лестница привести точно не могла. Ну, разве что совсем ненадолго. И лишь затем, чтобы сбросить нас — грешников, — с тех горних высей прямиком в Ад.
— Стой! — крикнул я Жорику, позабыв не только о Грободеле, но и вообще обо всем на свете. Прятки, погони, перестрелки… Елки-палки, какой же мелочной суетой кажется все это на фоне беды, в которую мы только что по моей милости влипли! — Разворачивайся! И гони обратно что есть духу! Может быть!..
«…еще не все пропало» — хотел я договорить. Но увы — все пропало до того, как я успел это произнести.
Каким образом пропало? Странный вопрос. А как обычно пропадает что-либо на нашей планете? Просто берет и исчезает, либо временно, либо насовсем. Что в равной степени относится и к людям. Вот только пропадаем мы в Пятизонье чаще всего с концами — такие уж тут порядки. И за их соблюдением Зона следит строже, чем самая суровая воспитательница из института благородных девиц…
Глава 8
Уверен, вы согласитесь со мной в том, что мудрость матери-Природы безгранична, и все, чем она одаривает человека, идет ему исключительно во благо. Даже то, что обязано его убивать.
Это я к чему — вот, например, что бы вы выбрали: упасть с огромной высоты и погибнуть от удара о землю или еще в падении — от разрыва сердца? Боюсь показаться неоригинальным, но я бы выбрал второй вариант. Да и вы, полагаю, тоже. Ведь мы с вами разумные, трезвомыслящие люди, так? И нам гораздо приятнее, издав предсмертный крик, умереть в свободном полете, нежели слышать в последние мгновения нашей жизни хруст собственных костей и чувствовать, как сломанные ребра пронзают нам легкие.
Что ни говори, а хорошо придумала Природа, вживив в нас такой механизм автоматической самоликвидации. И потому было бы невежливо упрекать ее после этого в отсутствии гуманизма. Одно плохо: как и любой другой механизм в нашем не идеальном мире, этот также подвержен досадным сбоям. Что, учитывая его специфическую задачу, ведет уже отнюдь не к гуманным последствиям…
Когда я сказал «все пропало», это лишь наполовину соответствовало истине. «Все» не исчезло — оно осталось на прежнем месте. Это мы исчезли из окружающего мира, угодив в одну из зловещих ловушек Пятизонья — «Лестницу в небо».
Она искривляла пространство таким хитрым образом, что, попав в эту аномалию, вы поначалу совершенно ничего не чувствовали. Как шли, так и продолжали идти по своим делам, не замечая за собой и привычной реальностью никаких метаморфоз. Кроме разве что резкого перепада давления, ни с того ни с сего закладывающего уши. Не так сильно, как наши уши, если вы передвигались пешком, но тоже ощутимо. Однако в Пятизонье, с его климатическими и иными катаклизмами, сталкеры, бывало, страдали от перепадов давления по десять раз на дню, и сам по себе этот факт еще ни о чем не говорил. Но заставлял насторожиться, когда подобное происходило с вами в спокойной обстановке, посреди чистого поля и при благоприятной погоде.
И я бы насторожился, если бы наша ситуация подпадала хотя бы под одно из трех вышеупомянутых условий. Но погоня, береговой склон и надвигающийся снегопад напрочь сбили меня с панталыку. И вдобавок отшибли память, ведь я помнил, что, неразличимые без специальных индикаторов летом, зимой «Лестницы» оставляли на снегу следы. И, как правило, это были идеально ровные, словно вырезанные лазером, траншеи.
Лог, в который мы въехали, очень даже напоминал такой след. И на армейских картах он наверняка был уже отмечен и опознан как ловушка. Вот почему Грободел сюда не сунулся. И не стрелял он по нам потому, что чистильщики нас попросту не видели. А видели они лишь оставленную «Кайрой» колею, которая обрывалась на въезде в снеговой желоб. Сами же мы в этот момент находились в области искривленного пространства, продолжая глядеть на неизменившийся окружающий мир, в то время как нас в нем уже не было.
Поняли что-нибудь? Нет? Я — тоже. Да и не важно. Прожив в Пятизонье пять лет, мне не удалось расшифровать и полпроцента всех здешних головоломок. И не мне одному. На какую только чертовщину порой не наткнешься под куполами Барьеров, которые, к слову, тоже есть одного поля ягода со всеми этими «Лестницами», «Фричами», тамбурами и прочими «Лототронами».
Бортовой компьютер «Кайры» имел не самый лучший детектор аномалий и потому не зарегистрировал наше приближение к ловушке. Свистуновский «Дока», как более продвинутый аппарат, исправно предупредил хозяина об опасности. Но поскольку Тиберию в ту минуту было не до мини-компа — бедолага-ученый как раз выблевывал остатки завтрака, — старания «Доки» пропали всуе. Когда же Свистунов снова начал адекватно воспринимать реальность, было слишком поздно — она сама уже стала неадекватной и непредсказуемой.
Положительной стороной «Лестницы в небо» являлось то, что она не отнимала у человека разум, не перемалывала в фарш, не лишала жертву подвижности и вообще возвращала ее в привычный мир такой, какой ее оттуда забирала. Отрицательная сторона у этой ловушки была всего одна: она выбрасывала своих жертв не там, где их похищала. И только. Даже тамбуры и Барьеры по сравнению с ней причиняли нам больше мучений. Но не все здесь, разумеется, было так просто. О том, где оказывались жертвы «Лестницы», покинув искривленное пространство, красноречиво говорило ее название. Туда же занесло и нас. И хотя считать это полноценным небом было, конечно, нельзя, высота в триста девяносто четыре метра над землей, где мы внезапно очутились, говорила сама за себя.
Откуда такие конкретные цифры, спросите вы? Не буду ручаться за их точность, но именно это число высветилось красным и застыло на дисплее за миг до того, как навигатор подмигнул нам в последний раз и впал в глубокий ступор. Да, похоже, электронный мозг «Кайры» все-таки не выдержал шквала противоречивой информации. И, запутавшись в расчетах, завис тогда, когда вынырнувшая из ловушки «Кайра» в буквальном смысле зависла в небе над Новосибирском.
Хлоп!
Что это был за звук? Да черт его знает. Возможно, скомканное пространство вновь расправилось и выкинуло нас из своих складок, словно встряхиваемая простыня — хлебную крошку. Это уже неважно. А важно то, что вместо снежного желоба, по которому мы только что катились, под нами раскинулась вся локация, от горизонта до горизонта! Северная ее половина стала видна как на ладони! Южная — та, где сейчас вовсю валил снег, — полностью скрыта за его пеленой. Но зато сам фронт непогоды с этого ракурса выглядел совершенно грандиозно.
Невообразимо! Неописуемо! Мать твою перемать и бабушку в придачу!..
Мы пробыли в воздухе что-то около тридцати или сорока секунд. Но дабы передать вам весь драматизм и не упустить ни одной детали этого короткого, яркого приключения, я позволю себе «замедлить» наш полет настолько, насколько сочту нужным. Ведь готовы же вы потратить день на то, чтобы съездить на загородный аэродром ради трехминутного прыжка с парашютом? Вот и я уделю этой части моей истории чуть больше времени, чем она продолжалась в действительности…
Не извести нас Тиберий о том, в какое дерьмо мы вляпались, каждый из нас испытал бы сейчас немалый стресс и мог запросто умереть от разрыва сердца. Но, поскольку на момент вознесения в поднебесье мы были уже в курсе, где вот-вот окажемся, то и от шока никто из нас не умер. Чему, правда, в нашем положении приходилось не радоваться, а горько сокрушаться. Смерть, уготованная нам «Лестницей в небо», была гораздо ужаснее.
Пережив первый — самый мощный — выброс адреналина и осознав, что мое сердце все-таки не разорвалось, я, вопреки ожиданию, вовсе не огорчился тому, что еще жив. Напротив, во мне вмиг пробудились жажда жизни и желание отсрочить наш контакт с землей, насколько это возможно. Короче говоря, я твердо решил барахтаться до конца, пусть даже отсутствие у меня крыльев делало этот конец откровенно незавидным.
— Вырубай мотор! — перво-наперво проорал я на ухо Жорику. — Вырубай его на хрен!
Тугодумы, вроде Дюймового, — люди по-своему уникальные. Они могут очень долго оценивать обстановку и серьезность угрозы, зато короткие, четкие приказы исполняют быстро и без колебаний. Судя по выражению лица Жорика, до него еще не дошло, куда зашвырнула нас нелегкая, но мою команду его мозг переварил мгновенно. Рука пилота метнулась к пульту, пальцы коснулись нужных сенсоров, и вой турбины начал стихать. И стихать быстро, видимо, напарник не просто вырубил зажигание, а задействовал систему экстренной остановки двигателя.