Я успел написать страницу или две, как вдруг прозвенел звонок. Визит был весьма некстати, но, по словам Холмса, ради пользы дела следует принимать всех посетителей. Ворча, я отложил перо, спустился по лестнице и открыл дверь.
— Мистер Хо-о-олмс! Мистер Ше-е-ерлок Холмс!
Без преувеличения могу сказать, что в тот момент я оцепенел от ужаса. Я ни секунды не сомневался, кто передо мной стоит. Вопреки надеждам властей, этот человек не погиб на Сидней-стрит. В моем мозгу мелькнула тревожная мысль о том, что в квартире никого нет, а револьвер заперт наверху, в ящике стола. Разве только злодей подумает, будто нас может услышать прислуга, и не решится в меня стрелять?
— Вы, полагаю, дома один? Но, кто бы вы ни были, вас зовут не Шерлок Холмс. Вероятно, если я скажу вам, что моя фамилия Пятков…
Тот же каракулевый воротник, та же широкополая шляпа, те же коротко остриженные волосы, породистое лицо, нос с горбинкой… Только голос звучит спокойно, и на лице играет усмешка. Эх, если б я знал заранее о приходе анархиста, то подготовился бы к встрече. Но он застал меня врасплох, и от неожиданности я на несколько секунд лишился дара речи. Художник расправил плечи, слегка запрокинул голову, и мне показалось, что он вот-вот разразится демоническим хохотом. Вдруг с моих глаз словно спала пелена, сквозь которую я смотрел на мир последние несколько недель.
— Холмс! — воскликнул я.
Он засмеялся, потом перевел дух и снова залился веселым смехом, совершенно не похожим на сатанинское карканье Пяткова.
— Холмс, какого черта?!
— Простите, мой дорогой Ватсон, я не смог отказа… — стоя в дверях нашего дома, он задыхался от хохота. — Я не смог отказать себе в маленьком удовольствии еще разок перевоплотиться. Очень уж мне хотелось вновь взглянуть на ваше лицо в тот момент… Дружище, вы отдавали себе отчет, что всякий раз, когда перед вами появлялся Пятков, меня рядом не было? Да, да! Вы видите, но не замечаете!
Я был так потрясен, что молча попятился в сторону, дав ему войти. Холмс поднялся по ступеням. Скинув пальто с каракулевым воротником и зашвырнув широкополую шляпу на вешалку, он стер с лица искусственный румянец, вынул изо рта кусочки ваты, меняющие форму щек, и удалился в свою комнату, чтобы избавиться от щегольских усов и накладного носа из гуттаперчи и гуммиарабика.
К его возвращению в гостиную я уже почти опустошил стакан виски, который сейчас был мне необходим. Вытирая руки одним из многочисленных свежих полотенец, приготовленных для нас миссис Хадсон, Холмс сказал:
— В этой шутке над вами повинен также мой брат Майкрофт: именно его квартиру я использовал как артистическую уборную.
— Ваш брат все знает?
— Да.
— А Лестрейд?
— Столь впечатлительным людям, как инспектор, не всегда следует говорить правду.
— Но к чему вы затеяли этот маскарад?
Холмс, вздохнув, опустился в кресло.
— Лондонским анархистам почти ничего не известно о Пяткове. Они не имеют представления о его наружности: у него множество личин и он меняет их так же часто, как и манеру говорить. Поскольку члены противоборствующих анархических группировок следят друг за другом, а за ними всеми наблюдает полиция, Художник никогда никому не сообщает своего местонахождения. Его приезды и отъезды всегда неожиданны. Он этакий Алый Первоцвет [39], только не столь обаятельный.
— Не может же он скрываться ото всех!
Холмс потянулся за трубкой.
— Для подобных людей конспирация превыше всего. Они называют свои имена немногим соратникам, лица же не открывают почти никому. Такой человек может не бояться предательства. Пятков не покидал Парижа, но лондонские анархисты — а вместе с ними и полицейские — думают, что он в Англии, живой или мертвый.
— Какой же от этого толк?
— Мы с Майкрофтом сочинили план, в который не посвятили ни единую живую душу. Всех — журналистов, полицию и даже вас, мой дорогой друг, — я заставил поверить, будто Пятков в Лондоне, и, переодевшись, выдал себя за него. Из осторожности мы имели дело лишь с теми, кто никогда не видел настоящего Художника. Оказалось, Сидней-стрит наводнена революционерами, которые намерены начать движение к своей цели с политических убийств.
— И с кем же они хотели расквитаться?
Холмс состроил гримасу.
— Список оказался еще длиннее, чем я ожидал. В него вошли король и премьер-министр, затем сэр Уинстон Черчилль, который возглавляет министерство внутренних дел, а значит, руководит полицейскими силами империи. В солидном перечне имен я нашел и свое — признаюсь, я был бы разочарован, если бы его там не оказалось. Вас, дружище, почему-то помиловали. Маленькое представление, которое я устроил на Бейкер-стрит, и шумиха, поднятая наутро газетчиками, принесли нам огромную пользу — как и ваша поездка по улицам Степни и Уайтчепела в сопровождении двух полицейских. Поверьте, для дела было совершенно необходимо, чтобы вы верили в наш обман. Кругом шпионы. Представьте себе Лестрейда в этом спектакле: бедняга не продержался бы и пяти минут.
— Стало быть, вы сами купили оружие в лавке «Э. М. Рейлли и К°» на Нью-Оксфорд-стрит, а затем передали его в клуб анархистов?
— Именно. Эти превосходные модели очень подходят для уничтожения врагов революции. Сомневаюсь, чтобы товарищам удалось заполучить такие, если б не мой подарок. У революционеров предостаточно пистолетов, но с винтовками дело обстоит гораздо сложнее. Во время осады вы видели мои покупки в действии. Я сумел спасти один образец, когда мне пришлось ненадолго заглянуть в горящий дом. Как справедливо считают анархисты, именно винтовки должны быть орудием политических убийств.
— Разве это не безумство с вашей стороны?! — воскликнул я.
Холмс покачал головой.
— Нет, Ватсон, это холодный расчет. По договоренности с Майкрофтом, я стал интендантом мятежников. За всем необходимым они обращались ко мне. Зная нужды анархистов, я легко догадывался и об их планах. А поскольку мне были известны их намерения, я превратился для них из слуги в хозяина.
— Как же Лестрейд?
— Его мы ни во что не посвящали и впредь не собираемся. Спектакль можно считать оконченным.
— Если я вас верно понял, — проговорил я, сдерживая волнение, — вы снабдили анархистов винтовками и патронами, которые они впоследствии пустили в ход на Сидней-стрит?
— Мы не знали наверняка, где именно будет использовано наше оружие, хотя и знали для чего. В сложившихся обстоятельствах наиболее подходящей мишенью оказался, разумеется, министр внутренних дел.
— Мистер Черчилль согласился взять на себя такую роль?
— Он даже настаивал на этом.
Мне не хотелось называть своего старого друга лжецом, но я не верил, чтобы кто-то — а тем более министр внутренних дел — по собственной воле решился подставить под пули незащищенную грудь.
10
Последний акт этого, с позволения сказать, фарса был наиболее удивительным. Холмс пообещал рассеять мои сомнения, но как, я и представить себе не мог. Следующим утром он сказал мне, что после обеда у нас будут гости. Действительно, в начале пятого, когда на Бейкер-стрит зажглись фонари и витрины магазинов, под окнами нашей гостиной остановился кеб. По странному совпадению, миссис Хадсон в это время вновь не оказалось дома. Холмс сам спустился, чтобы открыть дверь.
На лестнице послышались голоса, и вскоре в комнату вошел Майкрофт в сопровождении двух незнакомцев, чей вид показался мне, мягко выражаясь, необычным. Одного из них я узнал по визитной карточке, которую он однажды оставил для Шерлока Холмса. Это был Чан Лин Су, «непревзойденный китайский фокусник» из театра «Вуд-Грин-Эмпайр». Вместе с ним пришла его жена Су Син. На мой взгляд, они не слишком-то походили на китайцев. Как выяснилось в дальнейшем, вне сцены их звали Уильямом и Оливией Робинсон.
— Дабы доказать вам, что мы не подвергали жизнь министра внутренних дел опасности, — произнес мой друг, обращаясь ко мне, — я попрошу мистера Чан Ли Су и его супругу выстрелить в меня. Если, конечно, вы сами не возьметесь.
Майкрофт Холмс слушал брата совершенно невозмутимо.
— Конечно нет, — отказался я.
Представление началось. Принесли две винтовки — одну Холмс купил у Э. М. Рейлли, а другая, очевидно, принадлежала фокуснику. Мне дали две пули, чтобы я на каждой из них нацарапал какой-либо опознавательный знак. Несмотря на растущую тревогу, я выполнил просьбу. Оружие зарядили. В том, что патроны боевые, сомневаться не приходилось. Чан Ли Су и Майкрофт Холмс взяли в руки по винтовке. Я искренне опасался стать свидетелем того, как главный советник британского правительства по межведомственным вопросам застрелит младшего брата.
— Прекратите! — яростно вскричал я. — Это опасные шутки!
— Конечно нет, — отказался я.
Представление началось. Принесли две винтовки — одну Холмс купил у Э. М. Рейлли, а другая, очевидно, принадлежала фокуснику. Мне дали две пули, чтобы я на каждой из них нацарапал какой-либо опознавательный знак. Несмотря на растущую тревогу, я выполнил просьбу. Оружие зарядили. В том, что патроны боевые, сомневаться не приходилось. Чан Ли Су и Майкрофт Холмс взяли в руки по винтовке. Я искренне опасался стать свидетелем того, как главный советник британского правительства по межведомственным вопросам застрелит младшего брата.
— Прекратите! — яростно вскричал я. — Это опасные шутки!
Пальба в нашей гостиной звучала неоднократно: Шерлок Холмс любил выводить узоры на штукатурке пулями из моего револьвера. Но теперешняя игра казалась куда менее невинной. Мой друг взял серебряное блюдо, подарок одного из наших клиентов, и, держа его на уровне груди, будто бы предлагая угощение, встал в дальнем конце комнаты. От стрелков его отделяло футов двадцать. Я упал в кресло. От волнения меня начинало мутить. Подняв винтовки, Майкрофт и фокусник прицелились Шерлоку Холмсу прямо в сердце.
Два выстрела прогремели почти одновременно. Из стволов вырвались языки пламени, в воздухе повисло пороховое облако, запахло жженым кордитом. Ни один мускул на лице моего друга не дрогнул. «Пинь!» — услышал я вместо крика боли. На серебряный поднос упали пули, которые я собственноручно пометил своими инициалами. Безусловно, здесь крылась какая-то хитрость, хотя стреляли всерьез.
— Мистер Черчилль рисковал не больше моего, — мягко сказал Холмс. — Раздразнив врага своим невозмутимым видом, он вызвал огонь и тем самым заставил мятежников выдать себя прежде, чем они могли бы натворить бед.
— А если бы они взялись за пистолеты?
— Осажденные не могли целиться, не раздвигая занавесок. Как только в окне показалось бы дуло маузера, министра заслонили бы стальным щитом. Наши люди были к этому готовы, но, к счастью, такие меры не потребовались.
«Расстрел», который я увидел в нашей гостиной, по два раза за вечер под бешеные аплодисменты производился на сцене театра «Вуд-Грин-Эмпайр». Теперь мне объяснили суть фокуса. Механизм винтовки был слегка видоизменен: пуля теряла убойное действие, так как пороховые газы выходили внизу по шомпольной трубке. Анархисты разгадали этот трюк слишком поздно.
Сидя в гостиной, где еще витала пороховая пыль, я понял, почему по утрам Холмс иной раз выглядел таким утомленным и от него пахло припоем. Мой друг проводил ночи в обществе своего брата Майкрофта или «непревзойденного китайского фокусника», конструируя оружие для мятежников.
11
Я не могу завершить свое повествование, не сообщив читателю о том, что некоторые участники драм, разыгравшихся на Хаундсдитч— и Сидней-стрит, впоследствии вновь дали о себе знать. И, говоря это, я имею в виду не только тогдашнего министра внутренних дел, чье имя позднее прогремело на весь мир.
Чан Лин Су, «непревзойденный китайский фокусник», пал жертвой собственной изобретательности. Из-за многократного извлечения затвора износился механизм его винтовки, и однажды она случайно выстрелила. Увы, 23 марта 1918 года человек, оказавший нам неоценимую услугу, был насмерть сражен пулей на глазах у зрителей, рассчитывавших провести приятный субботний вечер в театре «Вуд-Грин-Эмпайр».
О Петре Пяткове мы узнали, что до отъезда в Париж он изучал медицину у себя на родине, куда и возвратился вскоре после лондонских событий. Свое прозвище Художник получил, зарабатывая на хлеб изготовлением театральных декораций. Когда началась война, Пятков избежал призыва в царскую армию, эмигрировав в Германию, и о нем ничего не было слышно, пока в 1917 году он не вернулся в революционный Петроград.
Передо мной вырезка из газеты «Таймс» от 14 апреля 1920 года. Обратив внимание на эту статью, Холмс прочитал мне ее за завтраком. Автор, подписавшийся буквой С., сообщал, что в Москве опубликованы имена 189 человек, расстрелянных согласно приказу Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. Все казненные были участниками митинга на Путиловском заводе в Петрограде: они потребовали «хлеба и свободы», осудив действия большевистской власти, которая дала им лишь «тюрьму, кнут и пули» взамен «мелких политических свобод царского режима». Как писала газета, для проведения массового расстрела из Москвы в Петроград был направлен Петр Пятков — «Петер Художник, снискавший себе дурную славу на Сидней-стрит». Перед казнью несчастным объявили, что они приговорены к смерти за осквернение идеи свободы, которую их великий вождь Ленин определил как самодисциплину пролетариата.
Сообщение об этой кровавой расправе и упоминание имени палача заставили меня содрогнуться. Впоследствии, читая о событиях в России, я встречал и другие знакомые имена. Двоюродный брат анархиста, погибшего при осаде Сидней-стрит, занял видное место в ЧК, советской тайной полиции. Газета «Таймс» назвала этого человека [40]одним из самых жестоких убийц первых лет террора.
Телеграмма Циммерманна
1
Документальные свидетельства событий, о которых я собираюсь поведать читателю, на протяжении многих лет содержались в самом надежном банковском хранилище лондонского Сити. Один ключ от черных металлических ячеек находился у меня, второй — у тайного советника его величества, и открывать их мы могли лишь по обоюдному согласию. В сейфах хранились письма, телеграммы, а также пачки бумаг, перевязанные розовой лентой на манер адвокатских досье. Некоторые были помечены краткими надписями, сделанными самим Шерлоком Холмсом. К примеру, одна из них, выведенная черными чернилами, гласила: «Артур Циммерманн, 1917. 20 лет». Два десятилетия — это срок, на протяжении которого мой друг и я присягнули хранить в тайне известные нам секретные факты Великой войны 1914–1918 годов. В августе 1914 года, когда вся Европа устремилась в кровавую бездну, первый лорд адмиралтейства в Букингемском дворце принял нашу клятву о неразглашении. Много воды утекло с тех пор, и теперь, с согласия правительства его величества, документы могут быть обнародованы.
До недавнего времени я полагал, что доказательства нашей причастности к борьбе с Германской империей погибли в огне камина — Холмс в последние дни своей жизни сжег часть архива. «Конечно же, он не мог не уничтожить этих бумаг», — думал я и, как оказалось, ошибался. Они лежали, целые и невредимые, среди прочих писем и заметок, которые мой друг не думал скрывать. Вероятно, он считал, что телеграмма, давшая название моему нынешнему рассказу, ни о чем не сообщит человеку, случайно ее нашедшему.
Сейчас это послание, напечатанное на фирменном бланке компании «Вестерн юнион», лежит передо мной. Оно было отправлено 19 января 1917 года из Вашингтона в Мехико через Галвестон, штат Техас. Читатель может ознакомиться с текстом, если пожелает. Немного опережая события своего повествования, я готов показать, сколь обескураживающий вид порой имеют зашифрованные сообщения разведывательных служб великих держав. Вообразите себе хотя бы на миг, что жизни миллионов людей и судьбы государств зависят от того, сумеете ли вы в течение двух-трех часов решить такой ребус:
«В ГЕРМАНСКУЮ ДИПЛОМАТИЧЕСКУЮ МИССИЮ МЕХИКО Пересылка за счет посольства Германии Вашингтон, 19 января 1917 года Через Галвестон130 13042 13401 8501 115 3528 416 17214 6491 11310 18147 18222 21560 10247 11518 23677 13605 3494 14936 98092 5905 11311 10392 10271 0302 21290 5161 39695 23571 17504 11269 18278 18101 0317 0228 17694 4473 23264 22200 19452 21589 67893 5569 13918 8958 12137 1333 4725 4458 5905 17166 13851 4458 17149 14471 6706 13850 12224 6929 14991 7382 15857 67893 14218 36477 5870 17533 67893 5870 5454 16102 5217 22801 17138 21001 17388 7446 23638 18222 6719 14331 15021 23845 3156 23552 22096 21604 4797 9497 22464 20855 4377 23610 18140 22260 5905 13347 20420 39689 13732 20667 6929 5275 18507 52262 1340 22049 13339 11265 22295 10439 14814 4178 6992 8784 7632 7357 6926 52262 11267 21100 21272 9346 9559 22464 15874 18502 18500 17857 2188 5376 7381 98092 16127 13486 9350 9220 76038 14219 6144 2831 17920 11347 17142 11264 7667 7762 15099 9110 10482 97556 3569 3670
Бернсторф».Таков этот удивительный документ. Предвосхищая вопросы читателей, скажу, что ни одна из цифр телеграммы не имеет постоянного соответствия той или иной букве алфавита. Слова сообщения могут повторяться, однако каждый раз они приобретают новый вид. Под «7» в одном случае подразумевается «а», в другом — «т», в третьем — «м». Последовательность цифр определяют бесконечно меняющиеся ключи.
Шерлок Холмс был одним из немногих людей на земле, способных за несколько часов решить подобную головоломку. Помогали ему люди разного рода деятельности, порой самого неожиданного. Наряду с морскими офицерами и знатоками классических языков из лучших университетов Великобритании разведывательная служба адмиралтейства приглашала к сотрудничеству фанатиков разгадывания ребусов, чудаков и оригиналов всех мастей. Вместе с моим другом над шифрами бились математики, пионеры в символической логике, в том числе ученики преподобного Ч. Л. Доджсона, известного миру как Льюис Кэрролл. Холмс не раз замечал, что, будь с нами покойный автор «Алисы», все секреты германской разведки, с первого дня войны и до последнего, были бы раскрыты.