Если при попытке убить министра внутренних дел анархисты пустили в ход винтовки, то заградительный огонь они вели из автоматических пистолетов. Я мог различить длинные стволы маузеров, выпускавших по две пули в секунду — такая скорость была для нас недостижима. И все же в точности стрельбы они значительно уступали винтовкам, однако наши враги вдруг перестали их использовать. Почему? Чего мятежники добились с их помощью, кроме того, что выдали свое присутствие и навлекли на верхние окна своей цитадели мощный огонь? Вероятно, половина из тех, кто скрывался в доме номер 100, были уже убиты. Неужели министр намеренно предложил им себя в качестве приманки?
О последующих событиях вскоре написали газеты всей страны. Каждый школьник узнал об «осаде Сидней-стрит» и о той роли, которую сыграли в этой операции шотландские гвардейцы и Уинстон Черчилль. За полицейскими кордонами с двух концов улицы росли толпы, и сдерживать их становилось все труднее. Каждый наш выстрел люди поддерживали ободряющими криками. Не верилось, что это происходит в сердце Лондона мирным утром, в то время как клерки и торговцы направляются в свои конторы и лавки, а дети спешат в школу. Теперь многие забыли о своих повседневных обязанностях и напряженно следили за разворачивающейся у них на глазах драмой.
Стоя рядом с Холмсом под прикрытием колонны, я поражался тому, как невозмутимо иные жители Сидней-стрит занимаются бытовыми делами, пока две противоборствующие стороны ведут перестрелку. Пожилая женщина в шали перешла дорогу близ дома номер 100, чтобы забрать выстиранное белье. Свистящие пули смутили ее так же мало, как если бы это был падающий снег.
В воротах углеторговца стоял, опираясь на палку, молодой репортер — первый из прибывших газетчиков. Он едва не потерял равновесие, когда его трость надвое разломила шальная пуля. Еще несколько дюймов, и она отняла бы у мира будущего знаменитого журналиста и писателя сэра Филипа Гиббса. Другой выстрел пришелся в стену: от угла отлетело несколько камешков, один из них упал возле меня, а другой ударился о металлическую каску вздрогнувшего от неожиданности полицейского. Вскоре сырой воздух наполнился едким запахом жженого кордита, от которого у всех стало свербеть в горле. На залпы солдатских винтовок осажденные анархисты по-прежнему отвечали пистолетной пальбой. Нам приказали отойти назад.
Для иронических наблюдений было не время, и все же я не мог не заметить, что в одном из чердачных окон здания, где укрывались преступники, пестрела табличка с изображением британского флага и надписью: «Пошивочная мастерская „Юнион Джек“» [37]. Сегодняшний день едва ли сулил хозяину хорошую выручку!
Репортеров становилось все больше — к огромной радости хозяина «Восходящего солнца». Он все-таки сдал им крышу своего заведения. Капитан Нотт-Бауэр, глава городской полиции, стоял рядом с нами, наблюдая за фасадом дома номер 100, меж тем как его инспектор выстраивал оцепление с тыла, чтобы помешать осажденным уйти или получить подкрепление. Действенность этой меры, однако, не представлялась бесспорной: загнанные в угол анархисты наверняка стали бы стрелять с соседних крыш или через сточные трубы, как поступали повстанцы в России.
Только теперь журналистам сообщили, что в операции участвует Шотландский гвардейский полк, а руководит ею сам министр внутренних дел. Я услышал разговор мистера Черчилля с лейтенантом Россом, который спросил, не отправить ли отряд на штурм домов Мартина.
— Вздор! — энергически рыкнул Черчилль. — Неужели вам не ясно, что эти узкие лестницы и запутанные коридоры — мышеловка для ваших людей? Бандиты только и мечтают вас туда заманить. В случае штурма я обещаю вам самые прискорбные потери. У вас всего двое сержантов и девятнадцать солдат. Нельзя рисковать ни одним из них. Нет уж, сэр, стойте там, где стоите.
Строго говоря, шотландские гвардейцы вовсе не стояли: они стреляли по окнам осажденного дома, лежа на опрокинутых щитах для расклеивания газет. Анархисты успели многократно перезарядить свои пистолеты. Иногда обгоревшие лоскуты занавесок разлетались в стороны, открывая руку, сжимающую оружие. Однажды я увидел профиль оборонявшегося: на долю секунды выглянув наружу, он тут же скрылся, поскольку находиться на линии непрерывного огня противника означало верную смерть.
Пистолеты стрекотали так ожесточенно, что в этом аду каждый из нас с трудом мог слышать собственный голос. Мятежники палили либо стоя в простенках между оконными проемами, либо из глубины комнаты, наугад. Многие, очевидно, перебегали от окна к окну. Один из анархистов стрелял с высокой точки, — наверное, для этого ему пришлось взобраться на стул или стремянку.
Я увлекся сражением и не заметил, как Шерлок Холмс куда-то ушел. Когда я наконец обернулся, он уже приближался ко мне.
— Я разговаривал с Вудхаусом, — сказал мой друг. — Черчилль требует, чтобы сюда доставили полевое орудие с экипажем из полка конной артиллерии, который стоит в Сент-Джонс-Вуде. Это никуда не годится. Здесь Лондон, а не Москва и не Одесса.
Осажденные по-прежнему не показывались из своей крепости, если не считать рук и лиц, изредка мелькавших за развевающимися занавесками. В открытые ворота пивоваренного завода залетела пуля, запахло газом. Холмс внимательно посмотрел на чердак, где находилась портняжная мастерская. Думаю, в ту минуту никому, кроме него, не было дела до верхних этажей: все прочие взоры были устремлены на окна, из которых стреляли анархисты.
— Я скоро вернусь, — сказал он.
Мне подумалось, что мой друг собирается разыскать запропастившегося куда-то Лестрейда или Майкрофта, если он прибыл из Уайтхолла.
— С чего это Холмс вдруг вспомнил Москву и Одессу? — спросил я у капитана Нотт-Бауэра, стоявшего рядом.
— Оглянитесь по сторонам, — мрачно ответил он. — Женщины прильнули к окнам, мужчины и мальчишки расселись на крышах. На улице собрались толпы людей. Если мы начнем палить отсюда из артиллерийских орудий, во все стороны полетят осколки снарядов и обломки кирпичей. Жертв будет не счесть. Именно так случилось в Москве и Одессе. Понятия не имею, о чем думает Уинстон.
В ответ я хотел было сказать, что понятия не имею, куда подевался Холмс, но капитан вдруг обвел взглядом чердак и воскликнул:
— Видите портняжную мастерскую? Вывеску в оконце?
— Да, вижу.
— Надпись перевернута. Такого не было, когда мы сюда пришли.
— Возможно, кто-то из анархистов поднимался, чтобы оглядеть наши позиции. Он убрал вывеску, чтобы она не мешала обзору, а потом поставил ее на место вверх ногами.
— Зачем ему понадобилось снимать доску, если можно было посмотреть поверх нее, правее или левее?
— Не знаю.
— Взгляните! — нетерпеливо проговорил Нотт-Бауэр. — Вы не замечаете?
— Ну да, буквы вверх ногами. Но неужели в такой момент это имеет значение?
— Разве вы не знаете, доктор, — понизил голос капитан, — что перевернутый «Юнион Джек» — это сигнал бедствия, принятый у моряков всего мира?
Только теперь я сообразил, куда исчез мой друг. Несколько сотен человек смотрели на осажденный дом и не замечали странной мелочи, но для Шерлока Холмса она оказалась деталью, от которой зависит чья-то жизнь.
Вдруг толпа загудела. Люди подняли головы, но взгляды их устремились не на чердак, а на крышу здания: из задней трубы струилась тонкая белая полоска дыма. В этот момент в оконное стекло дома на нашей стороне улицы врезалась пуля. Она просвистела возле самых ворот, в каких-нибудь двух футах от места, где мы стояли. Нотт-Бауэр подтолкнул меня, и мы, пригнувшись, бросились на другую сторону Сидней-стрит к мертвой зоне. Когда под непрекращающийся грохот пальбы мы поворачивали за угол, чтобы попасть на задворки домов Мартина, меня встревожил крик, донесшийся из первого этажа «Восходящего солнца»: «Вон они! Давай еще! Пускай получают!»
Подняв голову, я увидел, что в угловом окне мелькнула тень. Толпа заревела еще возбужденнее. В оконный проем влетело несколько пуль, но через секунду был отдан приказ приостановить стрельбу, чтобы мы не пострадали. Впоследствии кто-то сказал, будто патроны, рикошетом отскочившие от стены, убили двух журналистов. Говорили также, что в доме номер 100 укрываются восемь бандитов и с ними их женщины. Один из зрителей пустил слух о перестрелке внутри здания. Никто ничего толком не знал.
Тут я оглянулся и увидел новое облако дыма, клубящееся над цитаделью анархистов. Толпа замерла в боязливом ожидании. «Неужели дом загорелся? — спросил я себя. — Вероятно, его подожгли сами осажденные в последнем бешеном порыве ненависти? Нет, они продолжают отстреливаться и, скорее всего, даже не подозревают о том, что происходит этажом выше». Ненадолго выглянув на улицу, я увидел в чердачном окне яркий всполох огня, который тут же притух и сменился тлением. Разгорающийся пожар словно пытался отвлечь внимание зрителей от поединка, который вели между собой солдатские винтовки и пистолеты анархистов.
Прежде чем повернуть за угол, противоположный «Восходящему солнцу», и выйти в проулок позади построек, мы тщательно осмотрелись по сторонам. Чердак снова осветился яркой вспышкой пламени. Вскрикнули люди: в оконце показался силуэт человека. Насколько я мог различить, он поднимал или тянул какой-то предмет, который исчез, едва огонь утих. В моем сознании сразу же отпечатался четкий профиль — потому, возможно, что именно его я и ожидал увидеть. Действительно ли это был Холмс? Если да, то спасется ли мой друг из горящего здания?
Мы пробирались задворками доходных домов, я шел впереди, капитан — за мной. Неряшливое нагромождение закутков и сарайчиков позволяло найти множество мест для укрытия. Тут и там прохаживались полицейские в неприметной гражданской одежде, с дробовиками и охотничьими винтовками, спешно позаимствованными у оружейного мастера в Уайтчепеле. Переодетые стражи закона так напоминали анархистов, что я подивился, как это ни один из них еще не подстрелил другого. Встретив наконец инспектора в форменном мундире, я обратился к нему:
— В доме сто находится консультирующий детектив. Сейчас он пытается выбраться и, по-моему, хочет кого-то оттуда вывести. Не стреляйте. Я врач и буду здесь, если понадобится моя помощь.
Секунду поразмыслив над моим заявлением, полицейский ответил:
— В этом здании нет никого, кроме захватчиков. Пожалуйста, сэр, отойдите. Вчера оттуда выселили жильцов, каждую комнату обыскали. С тех пор никто из мирных жителей туда не входил.
— Послушайте, его имя…
— …Шерлок Холмс, — подоспел мне на помощь капитан, и с инспектором произошла чудесная перемена. Нотт-Бауэр продолжал: — Я не представляю, зачем он проник туда, но мы только что видели его на чердаке. Огонь хорошо освещал его. Не знаю, сможем ли мы вызволить детектива, но, если он сумеет выйти сам, вы, конечно же, не станете стрелять.
— Но мы не заметили, как мистер Холмс вошел, сэр.
— Не сомневаюсь, — едко проговорил Нотт-Бауэр.
— Сюда пропустили только работника газовой компании, чтобы перекрыть трубу.
Мы с капитаном молча переглянулись. В эту самую минуту чердачное окно, выходившее во двор, озарилось сполохами пожара. Раздался треск дощатых перекрытий, но даже он не смог заглушить грохот выстрелов. Вдруг в дымной пелене мелькнула знакомая фигура.
— Холмс там, в крайнем доме, — задыхаясь, крикнул я.
Мы с инспектором и Нотт-Бауэром бросились вперед, петляя между грязными лужами и сараями, и остановились у последнего дома в ряду краснокирпичных коттеджей Мартина. Над нами продолжали свистеть пули: очевидно, Холмс пробрался сюда не затем, чтобы заставить анархистов прекратить стрельбу. Дверь в одну из задних комнат была открыта, и там уже клубился белый дым, обволакивая обитые тканью стулья, которые могли в любую секунду загореться.
Внезапно я увидел Шерлока Холмса: мой друг сошел по ступеням так же невозмутимо, как если бы шагал по лестнице нашей квартиры на Бейкер-стрит. Он держал за руку растрепанную девчонку лет четырнадцати или пятнадцати — очень худую, бледную и испуганную. Одежда Холмса покрылась пылью, на лице чернели полоски сажи.
— Это Анна, — сказал он успокоительным тоном. — Девушка неважно говорит по-английски, но она не анархистка. Когда будете обыскивать такие помещения в следующий раз, инспектор, не забудьте, что обычно на верхних этажах расположены мастерские, где за гроши сутками напролет трудятся женщины и дети. По окончании рабочей смены некоторые из них тайком устраиваются на ночлег тут же, чтобы не спать под мостами, в подворотнях или на рыночных площадях. Эти несчастные умеют скрываться от обысков.
Ничего не ответив, полисмен приказал своим людям построиться и приготовиться к атаке здания с черного хода. Холмс смерил холодным взглядом охотничьи винтовки полицейских.
— Анархисты изрешетят вас из маузеров. В ответ на каждую вашу пулю они выпустят двадцать или тридцать. Впрочем, оружие сейчас не играет большой роли, потому что вы опоздали — дом в огне. Газовые трубы пробиты выстрелами. Даже если вам не устроят засаду на лестнице, вы все равно не войдете в комнату. Там заперлись люди, готовые сражаться до конца. Их осталось только двое, и они выбрали, как хотят умереть. Лучше им не мешать.
Пламя уже лизало края деревянных ступеней. О штурме больше никто не заговаривал. Как нам сообщили, толпа видела одного из мятежников: он показался за стеклянной дверью фасада, позади него бушевал огонь. Выстрел из винтовки отбросил анархиста назад, мертвого или смертельно раненного. Новая вспышка осветила его товарища, лежащего на постели лицом вниз. Очевидно, он был убит.
Пули перестали вылетать из окон горящего дома задолго до того, как подоспела конная артиллерия. Когда мы с Холмсом и спасенной девочкой вышли на Сидней-стрит, обе стороны уже прекратили стрельбу. Следом за артиллерийским орудием прибыла пожарная машина. Деревянные балки чердака рассыпались тлеющими углями, стены рушились, проваливаясь на нижний этаж, где до недавних пор скрывались анархисты. Едва ли внутри могли оставаться живые люди.
Гвардейцы дали несколько залпов по передней двери и окнам первого этажа. Им не ответили. Сочившийся газ усилил возгорание, и дом превратился в ревущий столб пламени. Солдаты не покидали своих позиций: с колена целясь в дверной проем, они готовились немедленно возобновить стрельбу при виде беглеца. Но бежать было некому. Когда рухнули перекрытия, отряд построился для отступления. Теперь на огромный, устремленный в небо костер были нацелены уже не винтовки бойцов, а брандспойты пожарных.
Неизвестно, сколько анархистов погибло и сбежал ли кто-нибудь из них до или после прибытия полиции. Позднее обгоревшие руины обыскали. Среди обугленных досок и кирпичей нашли голову и руку одного мужчины и простреленный с затылка череп другого. Рядом валялись искореженные пистолеты, которые взорвались от жара. От пошивочной мастерской «Юнион Джек» остались лишь пара манекенов и швейных машин. Кроме того, полицейские обнаружили металлические части кроватей, а также резервуары для ацетилена или газа, имевшие форму торпеды и вполне пригодные для изготовления бомб. Таковы были улики, на основании которых предстояло истолковать случившееся.
Анну, спасенную от верной гибели Шерлоком Холмсом, бережно передали в руки дам из Армии спасения: они разбили лагерь за полицейским оцеплением, дабы по мере своих сил оказывать помощь пострадавшим. Добродетельные матроны охотно согласились доставить девушку к матери и сестрам в Уайтчепел.
— Откуда ей известны условные знаки английских моряков? — удивленно спросил я. — Она же полька, кто ей сказал, что перевернутый «Юнион Джек» — сигнал бедствия?
Холмс улыбнулся.
— Отец Анны много лет служил на торговом судне и развлекал ее историями из флотской жизни — менее изысканными, чем романы Джозефа Конрада [38], но не менее поучительными. Девочка многое из них почерпнула. А вы разве не знали, что означает перевернутый британский флаг?
Этот вопрос несколько задел мое самолюбие.
— Прекрасно знал, разумеется. Но когда пули свистят вокруг, я не обращаю внимания на вывески, даже если они висят вверх ногами.
— В подобных обстоятельствах, мой дорогой Ватсон, вы смотрите и видите, — снисходительно кивнув, сказал Холмс, — но, боюсь, немногое замечаете. А между тем и другим есть весьма существенная разница.
9
Казалось, огонь уничтожил все свидетельства, которые могли бы пролить свет на предысторию осады Сидней-стрит. Особенно неясной, если верить прессе, представлялась судьба кровавого Петера Художника. Погиб ли он в огне или же благополучно вернулся в Париж, Берлин, Москву? Безусловно, Пятков не был привидением: в полицейских досье разных стран хранились сведения о совершенных им убийствах и поднятых мятежах. В будущем он занял видное место в правительстве революционной России, и Холмс оказался одним из немногих, кто это предсказал. Пока же велись споры о том, кому Пятков подчинялся, кем командовал и какое обличье мог принять. В Англии он, по общему мнению, пробыл недолго: приехал и уехал (или погиб?) через несколько недель после событий на Хаундсдитч-стрит.
Поскольку я видел Пяткова собственными глазами, некоторое время мне докучали журналисты, однако им не удалось выудить из меня ничего нового. Для меня Художник стал еще одним воплощением абсолютного зла, которому не удалось одержать верх над Шерлоком Холмсом.
Я взялся за тетрадь, чтобы поведать читателям об участии моего друга в раскрытии анархического заговора. Стоял ясный февральский день, была суббота. Траву Риджентс-парка все еще покрывала тонкая корка инея. Холмс ушел куда-то по делам, наша хозяйка миссис Хадсон уехала в Далвич навестить сестру. Мэри Джейн, служанка, выполнявшая всю работу по дому, отправилась на прогулку со своим кавалером. В доме воцарилась тишина, Бейкер-стрит была оживлена менее обычного, и, воспользовавшись этим, я начал: «Однажды декабрьским утром, за три года до начала Великой войны, миссис Хеджес рассказала нам странную историю о желтой канарейке…»