После минутного растерянного молчания он сказал, что с удовольствием возьмется учить ее слесарному делу, но разъяснил, что на первых порах она будет получать гораздо меньше, чем она зарабатывает теперь на своем электрокаре.
— Я знаю, дядя Сережа, — сказала Зина, назвав его, как называла в детстве, — на что мне электрокар? Никаких перспектив. И если уж я решила завязывать, так буду учиться только у вас. На хлеб и щи хватит заработка?
— Ну, не так уж плохо, — улыбнулся ей отец. — У тебя… все в порядке, Зина? — спросил он (по-моему, неожиданно для самого себя).
— Не беспокойтесь за меня, дядя Сережа, — серьезно заверила Зина, — все в порядке.
— Ну и хорошо.
Мы постояли молча. На заводском дворе было почти сухо, только в тени таяли остатки снега. День был сумрачный. Беспокойные клубящиеся облака — в них и снег, и дождь — текли так низко, что, казалось, задевали за высокую кирпичную заводскую трубу.
— Можно, я зайду к вам вечером? — спросила вдруг Зина, одновременно взглянув и на отца и на меня. Губы ее дрогнули. — Я ненадолго.
— Приходи, я буду дома весь вечер. Папа уйдет часов в девять, — предупредила я.
Это было совсем новое. Зина к нам не ходила лет шесть. Хотя я не раз ее приглашала.
Она пришла в восемь часов. К ее приходу стол был накрыт. Мы с отцом сидели и гадали, что могла означать эта перемена. Очевидно одно, решили мы, — это влияние Ермака.
Зина не жеманясь села к столу, поела, правда без особого аппетита, выпила две чашки чая со сливками и конфетами.
— Вы одни в квартире, больше никого нет? — спросила она, допив чай.
— Одни, — удивленно ответила я.
Папа озабоченно смотрел на Зину. Жилки на его висках взбухли. Что его так беспокоило?
— Вы оба не понимаете, что произошло? — проговорила Зина. Рот ее жалобно искривился, она чуть не заплакала.
— Рассказывай, Зина, если тебе хочется рассказать, — сказал отец сочувственно.
— Я хочу вам обоим рассказать… У меня нет ближе вас никого.
— Есть, — резко возразил отец. — Шура Герасимов. Он славный парень. Он любит тебя.
— С чего вы взяли, что он меня любит?
— Он хотел жениться на тебе. Помочь тебе.
— Дядя Сережа, да ведь вы ничего-ничего не поняли. Шурка не любит меня. Он из чувства долга хотел на мне жениться, потому что ему хочется чувствовать себя хорошим. И еще, может, потому, что я сестра Геленки… Он ее прямо за ангела считает. А ко мне у него совсем нет уважения. Подождите, не перебивайте! Скажете, и не за что уважать? Не скажете, так подумаете. Он просто брезгует мной, как брезгует прежней своей жизнью. Та его жизнь, всякое хулиганье и я — для него одно и то же. Я его ненавижу — Шурку. Владя не брезгует мной (я же чувствую), а он брезгует.
— Это тебе кажется, Зина, — мягко возразил отец.
— Нет, нет, мне лучше знать. Он сказал», что задушит меня собственными руками, если я осмелюсь еще раз обидеть Геленку.
— Конечно, ей лучше знать, — сказала я папе и повернулась к Зине: —У тебя что-то стряслось. Если доверяешь нам, расскажи.
И Зина рассказала… Когда «компания», которой верховодила Зинка, распалась, Зомби свел ее, как и предполагал Ермак, с группой уголовников. В группе этой мало кто «имел честь» знать вожака по кличке Морлок (того самого, которого так хотел выявить и обезвредить угрозыск). Но Зомби его хорошо знал. Больше того, Морлок был «воспитателем» Зомби. Уверенный в силе своей «воспитательной системы», полностью ему доверял, даже по-своему любил его и гордился им как делом рук своих. Здесь отношения были не только «деловые», но и приятельские, личные.
Зомби рассказал Морлоку историю Зинки, про Геленкин концерт для хулиганов и как рассвирепела тогда Зинка, как она их «костерила» и как порвала со своей группой, которая теперь вовсю «ишачит» на заводе.
Морлок хохотал до слез и, решив, что Зинка девчонка настоящая, захотел узнать ее поближе. Так Зинку, в обход правил, установленных самим же Морлоком, представили сразу вожаку.
Встреча состоялась на квартире одного из доверенных Морлока, где было выпито изрядно коньяка. Кроме хозяина квартиры, фарцовщика и вора, по кличке Марафон, никто не опьянел.
По рассказу Зины, Зомби весь вечер давился от смеха, чем наконец разозлил Морлока, который не мог понять: что так несказанно веселит Зомби? Пожалуй, повод для смеха был. Представьте себе троих модников, стиляг и чистюль — выхоленных жуликов — и их грязную, нечесаную, дико сквернословившую «даму».
Чистюля Морлок чокался с ней, но старался ненароком до нее не дотронуться, что еще больше смешило Зомби. (Кстати, Зомби был единственным человеком, который «раскусил» Зинку и знал, что вся эта внешняя грязь, сквернословие и неумытость у Зинки защитное, как у зверька защитная окраска. Зомби понял, что Зинка скрывает свое девичье обаяние, потому что отнюдь не собирается пускать его в расход. Все это Зомби понял прекрасно, но никому, тем более Морлоку, которого он в душе ненавидел, не сказал. Его самого это весьма смешило — и только.)
Испытание Зинка выдержала. Искушенный Морлок поверил ей полностью.
Зинка знала, что Морлок у ворья «верха качает» (то есть шишка — руководитель), и не ударила в грязь лицом.
Так Зинка стала у Морлока «своей в доску». И, хотя Зомби знал, что Ермак чуть ли не ежедневно вел с Зинкой длинные беседы и на заводе, и в общежитии, — они были спокойны. «Зверь-девчонка», и ничего тут Ермаку не поделать. Нехай беседует, за это ему угрозыск и деньги платит. Надо же им проводить профилактику.
А потом настало время, и Морлок счел возможным пустить Зинку в дело. Решено было ограбить квартиру известного режиссера, у которого имелась коллекция ценных икон.
Обсудили подробно план кампании. Операция была назначена в ночь на субботу. Режиссер, его жена и дети обычно уезжали в конце недели на дачу, и в квартире оставалась одна старая тетка режиссера.
Зинке отводилась для начала не бог весть какая активная роль — стоять «на стреме», но она поинтересовалась у Марафона: что будет с этой старой тетушкой?
— Посмотрим по обстоятельствам, — уклончиво ответил Марафон.
Зинка слышала, что Марафон уже бывал на «мокрых» делах…
Она пришла в общежитие, когда все уже спали, быстро разделась и юркнула с головой под одеяло. Зинку знобило. Странное ощущение охватило ее, будто она не живет, а играет в каком-то жутком, шутовском, самодельном спектакле и роль ее делается все страшнее и отвратительнее, но выйти из спектакля она не может. А настоящая жизнь представляется нереальной и далекой и вообще похожа на несбывшийся сон… Желая загрозить отцу, она испохабила собственную жизнь и сделала плохо только самой себе… Но о себе лучше было не думать.
У Зины было живое воображение… Она представила себе эту старушку тетку: не мать_и не теща, должно быть, нет никого больше на белом свете — ни мужа, ни детей, и живет она из милости у племянника. Наверное, и обед готовит, и убирает, а полежать днем стесняется, чтоб не сказали: даром хлеб ест. Вот они все уехали на дачу, а старуху оставили караулить их добро — эти дорогие иконы.
Как же ей будет страшно, этой старушке, когда она увидит вдруг в квартире этих морлоков… И, может, это будет последнее, что она увидит… Какой страшный конец одинокой жизни, И почему во всем этом замешана она — Зинаида Рябинина? Разве ей нужны деньги? Она же не из-за этого. Пусть отец увидит, до чего ее довел! Пусть ему будет стыдно и больно! Но при чем здесь эта слабая старушка, которую навек перепугают или даже убьют? Как можно это допустить?
«Я зашла слишком далеко, пора закругляться», — почти спокойно решила Зина и вдруг почувствовала такое душевное спокойствие, такую отраду, что всплакнула и на этом уснула. И не видела во сне кошмаров.
Утром она позвонила Ермаку. Он тотчас приехал в опустевшее общежитие — все ушли на работу, и Зина все ему рассказала.
Ермак попросил ее помочь. Ей ничего для этого не надо было делать, только промолчать, чтобы все шло своим чередом…
Зина замолчала. Она была бледна и как-то подавлена.
— Когда же будет это? — испуганно спросила я.
— Это уже было… Позавчера.
Тетку, чтоб не травмировать, заблаговременно отправили на дачу со всей семьей. Оперативники приготовились. Как только Зомби, Марафон и еще двое морлоков вошли в квартиру, Зина ушла домой. Морлоков схватили с поличным — с грузом икон и прихваченными по пути меховыми шубами. В переулке их ждала грузовая машина… вернее, уже не ждала. Каким-то образом Зомби ухитрился бежать, а троих задержанных препроводили в тюрьму. Зомби ищут уже третий день… Зина его не видела. Его никто не видел, он как сквозь землю провалился.
— Тебе жалко этого Зомби? — спросила я. Зина передернула худенькими плечами.
— Этот Зомби — сволочь, пробы негде ставить. У него только мать хорошая. Он своими делишками в гроб ее вгонит, а еще говорит, что любит мать. Нет, мне ни капельки его не жалко. Пусть бы поймали поскорее.
— Тебе жалко этого Зомби? — спросила я. Зина передернула худенькими плечами.
— Этот Зомби — сволочь, пробы негде ставить. У него только мать хорошая. Он своими делишками в гроб ее вгонит, а еще говорит, что любит мать. Нет, мне ни капельки его не жалко. Пусть бы поймали поскорее.
— А что тебя тогда расстраивает? — спросила я, потому что видела: ей плохо.
— Сама не знаю, Владя. Но мне не по себе.
— Это из-за того, что они тебе так доверяли, — сказала я. — Доверие даже плохих людей к чему-то обязывает. И когда оно нарушено, совесть бунтует. Но… ведь они- могли убить эту старушку? Они бы убили еще кого-нибудь… Продолжали бы делать свои темные дела, творить зло. Мерзавцы!
— Ты хорошо сделала, что рассказала о них Ермаку, — сказал отец.
Мы долго обо всем говорили. Потом Зина ушла. А папа уже не пошел к Шуре. Только позвонил ей.
На неделе заходил Ермак. Когда он узнал, что Зина была у нас, он тоже нам кое-что рассказал. Самую главную новость. С помощью описаний Зины, а также благодаря тому, что, она сообщила, в каких ресторанах проводит время Морлок (об этом не раз с восторгом рассказывал ей Зомби), было установлено его подлинное имя и где он работает (заведующим комиссионным магазином). Обыск на квартире и особенно на даче дал следствию очень много. Вообще, эта фигура оказалась куда крупнее и сложнее, чем думали.
Зомби еще не был пойман. Из Москвы он выехать не мог: всюду были сообщены его приметы и не только приметы. У его матери позаимствовали фотографии Зомби, размножили их и разослали по всем отделениям милиции.
Для нас неделя прошла почти спокойно. Работали над биотелеметрическим передатчиком. Вот когда мне особенно пригодились навыки работы с микродеталями.
На завод приезжал дядя Александр и вместе с нами, сняв пиджак и засучив рукава, корпел над передатчиком.
Многие забегали к нам взглянуть на двух братьев: профессора и рабочего, так похожих друг на друга и делающих одно дело.
Даже Рябинин заглянул и поприветствовал профессора Гусева. Впрочем, он не только заглянул, но и дал довольно дельный совет.
Зина уже работала у нас учеником слесаря. Ее взялся обучить Володя Петров. Рябинин бросил на нее удивленный и недоверчивый взгляд. Кажется, он подозревал с ее стороны какой-то подвох.
Была я у тети Али, виделась со своими двоюродными близнецами. Они окончили семестр с отличием и теперь получали повышенную стипендию. Странно, но почему-то я их никогда не любила. А они свысока смотрели на меня.
Навестила, как всегда, маму. Ей не легче, но ее скоро выпишут, так как она, собственно, ложилась на обследование.
Ходила я с девчонками в театр на Таганке. Майя ухитрилась достать четыре билета.
Жизнь шла как ей положено. Но, где бы я ни была, что бы я ни делала, я почему-то никак не могла забыть, что в это самое время ищут Зомби — идет охота на волка. Интересно, смеется ли он сейчас, когда круг сужается? Он ведь очень смешлив.
В субботу и в воскресенье я решила приналечь на занятия» Уже апрель, и оглянуться не успеешь, как придет пора экзаменов.
На семейном совете было решено, что я подам заявление на дневной факультет. Дядя Александр говорит: «Студентами мы бываем раз в жизни, и это самая чудная пора». Поэтому папа и слышать не хочет о заочном факультете. А я твердо решила идти на заочный.
Шуру отпустили в Рождественское за вещами. Попов добился для нее московской прописки. Шура уговорила папу помочь ей. Так что они едут вместе.
Они зарегистрируют свой брак сразу, как папе дадут развод. Это будет скоро, в апреле.
Шуре, кажется, хочется похвастаться перед односельчанами своим мужем.
Пусть их едут. Оба так счастливы. И напрасно они ждут регистрации, пусть бы Шура сразу перебиралась к нам. Целых три комнаты. Зачем жить в гостинице или у тети Попова? Но отец в этом отношении какой-то старомодный.
Проводив отца, я прибрала в квартире и засела за учебники. Но часов в десять почувствовала, что сильно устала, — все же я сегодня работала. И прилегла в халатике на кровать с томиком Станислава Лема. До чего же я люблю этого писателя! И не только его фантастику, но и его философские вещи. «Сумму технологии» я проштудировала с карандашом в руках три раза. Но в тот вечер я читала рассказы о навигаторе Пирксе. Поиски человеческого в современном изменяющемся Мире, на самой высокой ступени развития цивилизации.
Днем ребята с нашего двора притащили мне котенка — такой пушистый, дымчатый, веселый-превеселый котенок, что я пришла в восторг. Я назвала котенка Мики-Маус. Напоила его молоком, потом сбегала купила ему рыбки, — он поел с удовольствием и сразу стал ходить за мной по пятам, а как только я садилась, залезал ко мне на колени.
Это был первый мой котенок в жизни, потому что мама всегда боялась глистов и никогда не разрешала приносить в дом ни кошек, ни собак. И теперь я читала, а Мики-Маус лежал, прижавшись ко мне, и мурлыкал.
Часов в одиннадцать кто-то позвонил в квартиру. Подумав, что это кто-нибудь из соседей, я, не спрашивая (впрочем, я никогда не спрашиваю: кто?), открыла дверь. За дверью стоял совершенно обессилевший Зомби.
— Владя, Владя, — зашептал он, — впусти меня.
Глава восемнадцатая ИСПЫТАНИЕ
— Я же не фашист какой-нибудь, — жалко твердил Зомби, — впусти меня!
Конечно, этот дурак был не фашист. Скажите по совести: как я могла его не впустить?
— Заходи, — сказала я и, пропустив его, заперла дверь. Он, шатаясь, прошел в комнату и тяжело плюхнулся на стул. Затем высморкался в грязный платок — он был совершенно простужен.
— Меня ищет милиция, — сказал он, — я умираю с голоду. У меня есть деньги, но в последние два дня я боюсь заходить в магазины. Боюсь попросить купить. Всех боюсь. Дай хлеба, Владя.
— Сейчас. Подожди!
Я помчалась на кухню, поставила на одну конфорку плиты чайник, на другую обеденный борщ в кастрюле, разбила на сковородку три яйца. Нарезала хлеба.
Потом он ел, давясь от голодной жадности, а я спокойно рассматривала его. В конце концов, я будущий психолог и мне необходимо изучать всякую психику — и добрую, и злую.
Пальто и шапку Зомби положил на пол возле себя. Костюм был в пыли, в каких-то стружках, опилках, мягкие золотистые волосы в паутине. Как он сразу изменился: небритый, грязный, как Зинка неделю назад, осунулся, похудел и… не смеялся.
— Спасибо, Владя, — сказал он, поев и выпив три чашки чая, — третий день не евши не пивши. Ты одна…
Он воровато огляделся.
— Я слышал, как ты отца провожала в деревню. Ждал, когда народ перестанет ходить.
— А где же ты был?
— На чердаке прятался.
— Все время?
— Нет. Со вчерашнего дня.
— Но что же ты думаешь делать дальше?
Он болезненно сморщился и потер руки. Глаза у него всегда были навыкате, а сейчас, когда он похудел, выкатились еще больше.
Все же он был красивым парнем, если б не выражение наглости и бездумности в лучшие для него времена и панического страха теперь, в беде. Но чего он боялся? Рецидивист, тюрьма для него — дом родной. Я спросила его об этом.
— Плохо переношу арест, слишком нервный, — пояснил он мне. — Вообще, какой идиот выдумал насчет «дома родного». Хуже тюрьмы ничего нет. Я когда выходил, крепко решил завязать, и вот…
Он безнадежно махнул рукой.
— Морлока опять встретил… Человека одного… какой он к черту человек. Наподобие фашиста. Опять я и закрутился.
— Зом… Как тебя звать-то?
— Валерий Шутов.
— У меня брата зовут Валерий.
— Если бы у меня была такая сестра, как ты… не попал бы я опять е такую историю.
— У тебя мама есть?
— Есть.
— Это больше, чем сестра… если, конечно, любящая мать.
— Мать у меня хорошая. Да вот я не в нее удался.
— Что же тебе все-таки делать? Давай подумаем.
— Что теперь думать — поздно! — уныло махнул он рукой. — Если бы Морлока не взяли, он достал бы мне другой паспорт, а с этим куда я подамся?
— Валерий, сколько ты классов окончил?
— Училище я закончил медицинское. В колонии всегда фельдшером работал.
— Фельдшером? Ты фельдшер? Почему-то я была крайне поражена.
— Но у тебя же есть профессия! Тогда почему ты не поступил на работу в больницу? Я слышала, фельдшеры нужны.
— Я и хотел. Но после заключения не сразу ведь подыщешь место. Обещали взять, но тянули резину… А тут опять Морлок повстречался, Денег дал целую пачку. Велел поступить в автопарк. Ему нужен был там свой человек. Я когда-то шоферские курсы окончил, права имел. Но меня поставили на ремонт.
— А если бы ты никогда не встретил Морлока?
— Кого-нибудь „другого бы встретил. Свинья грязи найдет, — самокритично заметил Зомби. — Я чертовски рад, что его зацапали, — злорадно добавил он. — Пусть поишачит где-нибудь на севере. Жаль, если ему вышку дадут. Пусть бы хватил лиха. Хотя, будь сейчас Морлок на свободе, я уже ехал бы с новым паспортом куда-нибудь на юг. Но какая это гадина, знала бы ты!