— Я себе на прошлой неделе прикупил новый Mitsubishi-Pajero, — рисуясь перед провинциальными «шишками», небрежно поведал московский депутат, ставя стопку на стол, — а то моей «бээмвухе» седьмой серии уже полтора года, износилась, ход не тот, что был. Пусть на ней племянник ездит.
— А сын как же? — подобострастно спросил Рябиновский.
— Сыну я год назад «Порше» подогнал, — ответил Лазарев, — он у меня в Великобритании, в Ливерпуле, живет. Там у него свой бизнес. У них там свои понятия о том, что такое хорошая машина. Что поделаешь, молодежь…
Боброва «задушила жаба»: он не любил, когда у кого-то было что-то лучше, чем у него. Но, поскольку обладал губернатор скромным парком из четырех не самых престижных иномарок, то лишь скривил физиономию и глотнул коньяку, которого привезли из Армении специально по случаю его юбилея. Никитин, в душе которого кипела ярость, не смог промолчать и не вставить свою едкую реплику.
— Богато у нас депутаты живут, — прокомментировал он бахвальство Лазарева, — на зарплату машины покупаете?
Все присутствующие сочли вопрос губернаторского фаворита как удачную шутку и громко расхохотались. Вообще в кабинете присутствовала верхушка клана, и Никитин был тут совершенно неуместен. Депутат едва заметно дернул бровью. Хотя он и был на десяток лет младше Никитина, но не любил, когда всякие местечковые выскочки ему тыкали. А Никитин не считал большой заслугой депутатство в Думе, потому что видел, что проку от Думы для страны немного, а привилегий у них достаточно для того, чтобы безнаказанно обворовывать страну. Это было его личное мнение.
— А это, собственно говоря, кто такой? — намеренно спросил Лазарев у Боброва, дабы подчеркнуть ничтожность Андрея Егоровича тем, что с ним даже разговаривать западло.
— Это мой армейский друг Никитин, — ответил Бобров, — у него мебельная фабрика своя. Делает неплохие мягкие уголки.
— И всего-то, — брезгливо поморщился депутат, — а гонору, как у Рокфеллера.
Присутствующие опять разразились громким хохотом, дружно с презрением взглянув в сторону Никитина. Андрей Егорович побелел и сжал зубы от гнева. Рябиновский тихо восторжествовал. Сам он боялся что-либо подобное говорить Никитину, поскольку тот запросто мог взять его за шкирку и хорошенько тряхнуть. Но вот наконец-то нашла коса на камень.
— По крайней мере, я на свои «Жигули» честно заработал, — сдержанно сказал Никитин хамливому депутату.
Лазарев, который к тому времени уже отвернулся, чтобы взять бутерброд, услышав в свой адрес косвенное обвинение в воровстве, сдержанно оскорбился. Это выдали лишь его блеснувшие гневом глаза. Тем более что сказанное Никитиным не было таким уж измышлением, а, как говорится, сказанная правда сильно колет очи.
На последний свой джип Лазарев заработал быстро и небезынтересно. Он подготовил проект закона, который сильно ущемлял права рыбопромышленников, практически делал их бизнес стопроцентно убыточным. Об этом проекте намеренно «просочилась» информация в круги тех самых рыбопромышленников, и они незамедлительно пришли к Лазареву с челобитной. Депутат поломался для виду, потом у них на глазах порвал проект закона и уехал с места переговоров на новенькой Mitsubishi-Pajero.
—Ладно, ладно, — впрягся в назревающую ссору Бобров, — хватит вам, давайте лучше за банкетные столы двинемся. Там у нас сегодня молочные поросята зажарены.
—Плохую компанию ты себе подобрал, Бобров, — с пренебрежением сказал Лазарев, — не хочу я с оборванцами за одним столом сидеть.
Губернатор замялся, не зная, что предпринять. С одной стороны армейский друг, который, в общем-то, зарвался, а с другой — депутат, у которого можно денежку выпросить. Но Никитин сам предложил выход из ситуации. Он без слов повернулся кругом, вышел из кабинета, спустился по лестнице, прошел к гардеробу и попросил подать ему пальто. Через полчаса ему на мобильный позвонил Бобров и спросил:
—Ну, ты, блин, чё ты уехал? Мы бы всё уладили. Хотя зря ты так с ним разговаривал. Лазарев человек влиятельный.
—Вот сам и целуй его в зад, а я не буду, — ответил Никитин.
—Слушай, — рассердился Бобров, — ты говори, да не заговаривайся! С кем говоришь-то, хоть помнишь?
—А что ты считаешь, что если стал губернатором, так бога за бороду ухватил? — спросил Никитин.
—Смотри, — пригрозил Бобров, — я ведь добрый-добрый, но могу и по-плохому поговорить!
— Ты меня пугаешь? — пошел в атаку Никитин. — Чем ты меня пугаешь? Вашими ручными уголовниками? Я их не боюсь, а бизнес свой я честно веду, не прикопаешься!
— Посмотрим! — пообещал губернатор. — Захочу, отниму у тебя твой завод вместе со всеми рабочими!
— А ты со своей бандой только и гадишь вокруг, — ответил Никитин, — Рябиновские вокруг тебя собрались и воруют нагло, народ загнали в нищету, а ты, как кукла заводная, ничего не видишь!
Бобров, который из-за своего скудоумия считал себя хозяином области и вправду ничего не замечал, что им ненавязчиво управляют, очень обиделся.
— Ах, так! — закричал он. — Ну, погоди! И это все после того, что я для тебя сделал! Хотел тебя за уши в элиту втащить, а ты…
— В какую элиту? — усмехнулся Никитин. — Ты бредишь! В когорту воров? В клан этот? Не надо! Обойдусь! Сам целуйся со своими…
Он что-то сказал, с кем именно целоваться Боброву, но губернатор не услышал того обидного слова, которое Никитин присовокупил к своей последней фразе. Но догадался по смыслу.
Красный от гнева губернатор метнул телефон в стену и, брызжа слюной, завопил:
— Рябиновский!!!
Тот появился незамедлительно из приемной директора Дворца культуры. Рябиновский, который подслушал по параллельному телефону разговор Никитина с Бобровым, сделал вид недоуменный и внимательный. Бобров вскочил из-за стола, сметнул все бумаги работника самодеятельного искусства на пол и пнул ногой кресло.
— В порошок сотру! — завопил он.
— Кого? — с деланым интересом вопросил Рябиновский, ведь он уже знал, кого губернатор имеет в виду.
Бобров успокоился и сел за стол.
— Знаешь что, Ко-Ко, надо наказать как-то Никитина, — мрачно произнёс он, — чтобы неповадно ему было так себя вести! Распустился!
— Как это «наказать»? — как бы выразил несогласие Рябиновский. — Никитин — это же ваш лучший друг!
— Я тоже так думал, — буркнул Бобров, — а он вот так… Ладно… надо проучить его за дерзость, чтобы впоследствии придерживал свой язык.
Доктор наук, который в душе торжествовал, скроил сочувственную мину и намекнул:
— Неплохо бы заставить его извиниться перед Лазаревым. Депутат сильно обиделся. Слыхано ли, прилюдно обвинил уважаемого человека в воровстве. Если он не извинится, то Лазарев не пролоббирует наши интересы в Думе, а этот факт нам сильно повредит. Вы же знаете.
— Не будет он извиняться, я его знаю, — ответил Бобров, — не будет, и все тут.
— Можно заставить, — намекнул Рябиновский, — можно, если постараться.
— Как это ты его заставишь? — спросил Бобров. — Что ты сделаешь?
Рябиновский, который был давно готов к этому разговору, подсел к столу напротив Боброва и сказал:
— Я копался как-то в бумагах этого самого Никитина на право его владения фабрикой. Есть там кое-какие непорядки в оформлении. Оно и понятно, делалось все в начале перестройки, что-то потерялось, законы изменились.
— Ну и что? — не понял Бобров, даже не осознав того, а зачем доктору наук было копаться в делах Никитина. Бобров был слишком прост для того, чтобы заподозрить подвох.
— А то, что, если мы грамотно подцепим его, — сказал Рябиновский, — то можем его фабрики-то лишить. Оставить его голым и босым.
— Не слишком ли это много за то, что он сделал? — нахмурился Бобров. — Подумаешь, сказал депутату про машины. Ясно, что Лазарев не на зарплату себе джипы покупает! Никитина пугнуть надо, а не разорять, понял?
— Мы лишать его фабрики не будем, — поменяв тактику, убедительно втер губернатору Рябиновский. — Документы подготовим и поставим его перед фактом, что, мол, либо извинишься перед влиятельным человеком, либо тогда нам придется решиться на этот непростой шаг.
Бобров потер вспотевший лоб и спросил:
— А что, если он не извинится?
— Тогда мы не получим от Лазарева субсидии, — ответил Рябиновский, — миллиарды рублей, которые сейчас только лежат и ждут, куда их господин Лазарев направит.
— Ладно, — согласился Бобров, — деньги эти нам нужны, давай, готовь все документы и ко мне. Будем укрощать строптивца. Для его же блага.
И губернатор Бобров, искренне уверенный в том, что он поступает хорошо, проследовал в банкетный зал, где, поднабравшись русской водки, вызвал баяниста и запел свою любимую: «Любо, братцы, любо!»
Потирая вспотевшие ладошки, Рябиновский тут же помчался в гостиничный номер к обидевшемуся и покинувшему юбилейное торжество депутату, дабы доложить ему о том, что гнойный нарыв, неожиданно выскочивший на теле их благополучного царствования, скоро будет раздавлен.
Глава 4
Здесь в дело вступает персонаж, без участия которого могущество клана Рябиновского было бы лишь частичным. Да, он имел влияние на губернатора, но открыто диктовать ему свою волю не смел по причине своенравности Боброва.
Мэром города был в то время Христофор Ульянович Илов, сын племянницы того самого первопроходца Рябиновского, который и проторил дорогу для своих родственников в эти края. К нему и бегал за подмогой доктор наук Рябиновский в трудных ситуациях. Христофор Ульянович был на вид этаким старым пнем, впавшим в глубокий маразм. Прогрессивная молодежь из аппарата мэрии возмущалась его медлительностью, забывчивостью и непониманием современных форм хозяйствования. Когда возмущение достигало предела, прогрессивная часть деятелей уходила из мэрии в другие структуры, а Илов как сидел, так и оставался сидеть в своем кресле и сопеть в свои волосатые две дырки этакой мумией.
Но это была просто маска. Илов не понимал лишь то, что ему выгодно было не понимать, медлил лишь там, где незачем было спешить, а современные и прогрессивные формы хозяйствования его пугали своей неизвестностью. У него была отлаженная схема, которая позволяла через пень-колоду делу переваливаться, а его никто и не гнал. Кроме того, в этой схеме были известные дыры, через которые Илов набивал свои и без того тугие карманы.
Без зазрения совести Христофор Ульянович мог соврать, пообещать и не сделать, но все это лишь для блага своего предприятия. Например, пригласил подрядчиков отремонтировать детские сады, зная, что денег на ремонт у него нет. Заключил договора, долго жал руку прорабу, даже анекдот ему рассказал и пообещал выплатить по осени всю сумму за работу. Бригада все лето пахала как проклятая, сделала просто евроремонт для детишек. Со своими материалами.. Так верили слову Илова строители, ведь не с частной фирмой контракт заключили, а с мэрией. И вот работа сделана, настало время и деньги платить.
Прораб идет к мэру, а тот на совещании. Прождал его весь день, а он не появился. Пришел назавтра, секретарь его не пустила. Еще через день снова пришел, опять облом. Прорвался все-таки через неделю, Христофор Ульянович его принял, угостил кофе, отшутился и пообещал к концу месяца всю сумму выплатить. А тем временем детишки города уже вовсю играют в задарма отремонтированных садиках. Через месяц пришел прораб, а Илов возьми его да выгони. Надоел ты мне, говорит, пошёл вон. Прораб, которого рабочие уже душат своими намозоленными руками, кинулся в суд, наивный. Там сидит лучший друг Илова, хмурит брови, говорит общими фразами и тянет кота за хвост.
Стало это дело медленно и тягостно мурыжиться в суде. Короче, получили мужики-строители свои деньги частями только в мае следующего года и были несказанно рады, потому что уже и не чаяли поиметь свои копейки. И что удивительно? Ведь обманули их, но они снова придут к этому прохвосту, потому что безработица вокруг и никуда не денешься — семьи надо кормить. Кто тут плохой? Илов? Погодите рубить сплеча!
А представьте теперь, что был бы этот мэр принципиальным и честным. Тогда бы он сказал рабочим, что нет, мол, у меня денег, не выплачу я их вам вовремя, извините! И разве ж тогда въехали бы осенью детишки в отремонтированные садики? Нет, не въехали бы. А благодаря этому маленькому обману хитроумного Илова новый сезон в садиках прошел на «ура!». Кроме того, мэр успел еще и поднажиться на зарплате ремонтников. Когда деньги поступили на счет мэрии, он ссудил их на два месяца своему знакомому коммерсанту под проценты, рассудив, что рабочие еще чуть-чуть подождут, и получил с этого дела неплохие дивиденды.
Но при всем своем богатстве Христофор Ульянович одевался скромно и жил в соответствии с зарплатой мэра. О том, что его дети и внуки в Подмосковье благоденствуют, живут в трехэтажных теремах и ездят на дорогих иномарках, население областного города, за счет которого и преуспевали наследнички Илова, совершенно не знало.
Бывало, что иногда возникали забавные курьезы с фамилией и инициалами мэра. Местные корреспонденты различных СМИ строго-настрого были уведомлены, что нельзя писать инициалы мэра перед его фамилией, потому что написанное имеет смысл неприличный. Писать надо только полностью: «Христофор Ульянович Илов». Но журналисты столичного ТВ, которые брали интервью у мэра, почему-то не были предупреждены об этом факте, сами не догадались, и вот по первому каналу на всю Россию-матушку появилась физиономия мэра, которая вещала об успехах и достижениях в деле… в общем, неважно в каком деле, а под этой бровастой репой надпись: «Мэр города такого-то», и далее подпись — инициалы и фамилия. После этого случая иначе, чем было написано на телеэкране, никто мэра и не называл.
Но, несмотря на все эти перипетии, Христофор Ульянович продолжал восседать в своем кресле мэра, являлся почетным гражданином города, лауреатом различных премий и медалистом. За годы своей власти он оброс связями, понасажал везде своих людей и иногда вспоминал, как двоюродный дедушка геолог Рябиновский качал его на своих коленях.
На следующий день после банкета были выходные, а после них в кабинете мэра собрались для краткого совещания уже известные нам персоны — доктор наук Рябиновский и прокурор области Власов. К ним присоединилась пресс-секретарь губернатора некая Смирнова Наталья Семеновна. Это была женщина лет пятидесяти, сохранившая хорошую фигуру, обаяние, привлекательность и шарм. А прожитые годы давали ей опыт, сноровку, связи и, с помощью клана, к которому она тоже, без сомнения, принадлежала, давление на все СМИ в области.
Рябиновский вкратце рассказал детали происшествия, произошедшего на праздковании юбилея губернатора, поскольку все фабулу знали, пересказал диалог зарвавшегося Никитина и губернатора, а под завязку поведал «просьбу» губернатора отсудить у этого отступника его мебельную фабрику. С этими словами Рябиновский положил на стол перед Власовым папку с документами, касающимися владения Никитиным его производством. В деле где острым ногтем, где маркером уже были отмечены Рябиновским слабые места владения частной собственностью. Власов начал листать дело.
— Так я не понял, — спросил Христофор Ульянович, — нам этого Никитина надо на «край» поставить для того, чтобы он перед Лазаревым извинился, или это только повод, чтобы его с землей разровнять?
— Чтобы спесь с него сбить, — ответилРябиновский.
— Ну, чего, я думаю, зацепим, — просмотрев дело, выдал резюме Власов, — и не таких ломали. Еще на коленях приползет прощение просить, когда его фабрику опечатают. Мне он тоже не нравится.
— Да, до появления в наших краях Боброва я о нем и не слыхивал, — сказал Христофор Ульянович, — вылез, как фурункул.
— Пойдем по накатанной, — предложил Рябиновский. — Вы, господин Власов, организуйте, пожалуйста, дело, подключите опытных адвокатов. Ну что я вас учу, вы же все сами знаете.
Власов усмехнулся и сказал:
— Сделаем все по высшему классу, он и опомниться не успеет, как окажется голым и босым. Мне еще нужно, чтобы Христофор Ульянович подсобил.
— Счёт Никитина притормозить? — догадался мэр, у которого все банкиры были на подкормке.
— Да чтобы никто не подкопался, — кивнул Власов, — мы должны в любом случае быть ни при чем. Пусть девочка-оператор там забудет ввести какой-нибудь код или забеременеет, уйдет в декрет, или компьютер пусть зависнет. Это пусть банкиры придумают сами, они мужики ушлые. Сделают хорошо, а мы их потом отблагодарим. Пусть поваляют дурака в течение месяца-двух, пока мы этого Никитина обкладывать будем, чтобы ему нечем было защищаться.
— А в каких банках у него счета? — спросил Илов.
— Вот, здесь все записано, — протянул Христофору Ульяновичу листок Рябиновский, — номера счетов, банки: Пусть заодно поищут, нет ли у него где-то еще запасов на левых счетах?
— Могут быть и в кубышке деньги припрятаны, — подсказала Наталья Семеновна, — на черный день. И этих денег из кубышки Никитину может хватить, чтобы адвоката хорошего нанять. Это нам может сильно повредить. Кроме того, я слышала, что у него на фабрике как раз такой юрист высшего пилотажа работает, и, сколько его ни переманивали в другие места, он не уходит. Очень привязан к этому Никитину. Он может, перебить наших юристов, потому что дока в любых вопросах, несмотря на молодость.
— Я знаю причину этой привязанности, — вставил свое слово мэр Илов. — Никитин дочку этого юриста от смерти спас, Теперь юрист ему по гроб жизни обязан за жизнь дочери. Но мы и его обломаем. Тоже мне персона.
— Юристом займется главный прокурор, — усмехнулся Рябиновский. — Недаром же мы этого Фофана и всю его бригаду кормим, поим, одеваем. Разберутся, но чтобы, господин Власов, без лишнего шума!
— Не стоит беспокоиться, — ответил главный прокурор области, — уберем по-тихому.