Стали искать. Первым делом в машине у Максима нашли неисправность рулевого управления и тормоза. «Так-так-так, — сказал следователь, — понятненько». Кроме того, выяснилось, что права Максим получил всего полгода назад и был, По шоферской терминологии, «чайником». «Так-так-так, — добавил следователь, — ясненько. Вот и вывод».
И сделал вывод, что, хотя в крови Максима не было обнаружено ни грамма спиртного, но все-таки, основываясь на вышеуказанных фактах, становится ясно, что виновен в аварии был все-таки водитель легковушки. Он, мол, ездил на неисправной машине и не справился с управлением из-за неопытности. Тот факт, что во время аварии Максим и вовсе не ехал, а стоял на месте, ожидая разрешительного сигнала светофора для проезда, как-то затерся, а потом и вовсе выпал из материалов следствия. Максим же об этих перипетиях следствия не знал, потому что с множественными переломами попал в больницу, оказался прикован к постели и недвижим. «Правосудие» вершилось без его участия.
Рябиновский позаботился о том, чтобы водителя «КрАЗа» для отвода глаз все-таки демонстративно пожурили по месту работы. А в качестве награды за умелый «таран», который он произвел по заданию клана, доктор наук позаботился о переводе парня в легковую автоколонну областной прокуратуры. Продажные гибэдэдэшники, которые тоже оказались на месте аварии не случайно и добросовестно подтасовали факты, получили по некоторой сумме наличными и, стыдливо улыбаясь, ушли из кабинета Рябиновского с оттопыренными карманами.
После того как Максим попал в больницу, события по разрушению частной собственности Никитина приняли космическую скорость. Сопротивляясь «наезду» клана, как только было возможно, Андрей Егорович метался между поставщиками и покупателями, которые вдруг, будто по команде, отвернулись от него, стали прятаться и наплевали на свои обязательства.
Пиломатериалы из Карелии доставлялись нерегулярно, производя тем самым сбои в выпуске продукции, два вагона и вовсе потерялись где-то в дороге. Счет был закрыт, в банке только нахально пожимали плечами и просто откровенно издевались над нервничающим фабрикантом. Нетерпеливый и вспыльчивый Никитин, выведенный из состояния душевного равновесия и доведенный до отчаяния, однажды врезал звонкую пощечину толстобрюхому директору банка, после чего тот вспылил и приказал охранникам выкинуть его вон. Охранники задание перевыполнили и прилюдно избили Никитина прямо перед входом в банк. Заявление по этому поводу в милиции принять отказались, ссылаясь на отсутствие свидетелей. Короче говоря, обложил клан Андрея Егоровича со всех сторон.
Вечерами Никитин сидел у себя в кабинете, закрывшись, с бутылкой коньяка. Он прекрасно понимал, чьих рук делом было то, что творилось последнее время вокруг него. Но не мог поверить в масштабы того влияния, которым, по его мнению, обладал Бобров, а также в унизительную степень людского плебейства и подхалимажа. Люди, которые еще вчера первыми протягивали ему руку, как любимцу губернатора, сегодня демонстративно отворачивались в противоположную сторону. Значит, он и ценен был только как лицо, приближенное к Боброву. А сам по себе? Неужели он настолько ничтожен просто как Андрей Никитин? Вопросы эти мучили его и не давали покоя.
Кроме того, его производству повсеместно чинились препоны и преграды. Никитин знал, что и авария с Максимом подстроена, но доказать ничего не мог. Он пытался отыскать водителя, который наехал на машину Максима, но в парке сказали, что он уволился. В ГИБДД сказали, что дело закрыто и пусть юрист радуется, что не посадили в тюрьму как виновника аварии. Вспыльчивый Никитин высказал им все, что он о них думает, назвал дежурного капитана «козлом», за что его посадили в камеру и продержали вместе с бомжами и алкашами целые сутки.
Через две недели на стол Никитина легла бумага о том, что владеет он цехами и оборудованием незаконно, далее шли перечисления каких-то пунктов каких-то законов. Ему предлагали очистить кабинет директора, а временно назначали на его место своего поверенного.
Никитин опять вспылил и порвал бумаги. Когда через час пришел лощеный поверенный от клана, Андрей Егорович схватил его за лацканы дорогого пиджака, вытащил на лестницу и спустил с нее вниз. Поверенный покатился, как куль, и, достигнув нижней ступеньки, растянулся во весь рост. Полежав несколько секунд, он пришел в себя, поднялся со стонами и, хромая, покинул территорию фабрики, пригрозив вернуться с ОМОНом.
Тогда Никитин забаррикадировался в своем кабинете и приготовился к серьезному отражению новых посягательств на его собственность. Клан противодействие Никитина не остановило. Вскоре фабрику признали банкротом и выставили на торги, где ее за бесценок и приобрел губернатор Бобров. Ещё через неделю повелитель области, торжествуя, с чувством хозяина и одержанной победы шагал по коридорам «своей» фабрики к кабинету, где укрылся Никитин. Намерения на этот раз у него были самые благие. Он более не хотел боевых действий, он достиг уже победы, доказал свое превосходство и силу. Настало время смилостивиться над противником. Поэтому Бобров хотел зайти к закрывшемуся в кабинете другу и сказать ему поучительно, типа вот так:
— Знаешь, Андрюха, не надо перетьпротив ветра! У жизни есть свои законы, а ты хочешь жить по своим, тобой придуманным. Давай играть в команде, так и тебе легче будет, и мне!
С этими поучительными словами он намеревался положить на стол документы на владение фабрикой и тем самым вернуть ее законному владельцу. Все-таки в глубине души его тихонько, почти незаметно, мучила совесть, что он обошелся с армейским другом как с самым лютым врагом. Вот, движимый этими намерениями, губернатор подошел к двери кабинета директора мебельной фабрики, сильно в нее постучал и громко крикнул:
— Открой, Андрей Егорович, это я, Бобров!
За дверью некоторое время было тихо. Тогда Бобров повторил свой маневр. Он постучал ещё несколько раз и снова позвал Никитина. На этот раз в кабинете что-то стукнуло, упало, разбилось. Затем послышались шаги, которые остановились по ту сторону двери. Небольшая пауза повисла в напряженном воздухе, и затем голос Никитина глухо, но отчетливо произнёс:
— Пошел на х… отсюда, гадина!
Бобров выпятил губы и надулся, как индюк. Его пафос снова взял верх над благими намерениями. Губернатор в чванстве своем не осознавал даже, сколько унижений и оскорблений вынес за последнее время гордый Никитин. Губернатору и в голову не пришло, что для начала неплохо было бы перед старым другом извиниться за то, что на легкую пощечину, образно говоря, он ответил множественными переломами грудной клетки, а потом уже начинать примирительный разговор. Но как ОН мог извиняться? ОН же не простой человек — ОН ГУБЕРНАТОР ОБЛАСТИ! Величина!!! Глыба!!! Айсберг!!! А кто теперь этот разоренный и раздавленный Никитин? Ничто. Молекула. Пыль. И разве может такой крупный габарит, как ГУБЕРНАТОР ОБЛАСТИ, просить прощения у ничтожного заносчивого червя, да еще в присутствии своих приближенных, которые сгрудились позади него и гадко хихикнули, когда червь послал ЕГО куда подальше.
—Ты поосторожнее со словами, с кем говоришь! — гневно воскликнул Бобров. — Сам, бишь, дел натворил, а теперь ещё смеет…
—Я тебе что, не ясно сказал? — спросил из-за двери Никитин. — Пошел вон отсюда, сволочь!
Приближённые взбудораженно зароптали, подталкивая губернатора к еще большей ярости, которую он и не стал сдерживать, а со всей силы пнул дверь носком итальянской туфли.
—Ах, так! — взорвался губернатор, и благие намерения его рассыпались, как документы на владение фабрикой, которые он выронил из папки на пол. — Да я тебя не только фабрики лишу, но и квартиры, и машины, всего! Будешь на помойке объедками питаться с бомжами!
Рябиновский, который тоже подобострастно юлил позади губернатора, поторопился сообщить:
— Все, что вы сказали, Иван Петрович, практически уже сделано. Постановлениемб суда все имущество Никитина конфисковано, а на него заведено уголовное дело о крупном хищении. В тюрьму тебя посадят, Никитин!
— Козлиная ты рожа, Ко-Ко! — спокойно сказал из-за двери Никитин. — Нет у меня сил всю вашу «грядку» из области выполоть, да найдутся люди…
— Не зарывайся, Никитин, — с усмешкой перебил его Рябиновский. — А ведь дело-то в том, что у таких, как ты, неудачников всегда кто-то виноват.
— Пошли вы все на хер, — негромко ответил Никитин, — устал я от вас.
Послышались шаги, стало ясно, что Андрей Егорович отошел от двери и пошел в глубь кабинета. Бобров хотел было ещё постучать, чтобы продолжить разговор, но Рябиновский мягко потянул его за рукав и вполголоса посоветовал губернатору:
— Не надо сейчас, мы потом еще зайдём. Пусть пока повыпендривается. Он все ещё не осознал того, что случилось. Сломаем мы его, Иван Петрович, и не таких «орлов» уговаривали. Заносчивый больно.
— Не надо сейчас, мы потом еще зайдём. Пусть пока повыпендривается. Он все ещё не осознал того, что случилось. Сломаем мы его, Иван Петрович, и не таких «орлов» уговаривали. Заносчивый больно.
— А ведь он кое в чем прав, Рябиновский, — ответил ему Бобров. — Понасажал ты везде своих родственничков. Ладно бы ещё были работоспособные и умные, а то ведь половина дебилы дебилами, сидят на руководящих местах и толковым мужикам росту не дают.
— Моих родственничков? — изумился Рябиновский. — А не твоих ли? Не о твоей ли дочке Анастасии я забочусь, не о твоей ли жене Аде Арсеньевне? Вот дождался я, бегаю, делаю все для Боброва, а он привязался к Никитину, который его костит на чём свет стоит. Это, по-твоему, справедливость в отношении ко мне?
Бобров решил отступить в своих нападках, подумав, что, наверное, Рябиновский прав. Он заботится о нем, о его семье, а что Никитин? Все, что было раньше, уже прошло. Новое время, новое положение в обществе, и друзья должны ему соответствовать. Нечего тянуть в новую жизнь старые связи.
— Ладно, ладно, Ко-Ко, — командирским тоном намеренно громко сказал губернатор, — пойдем отсюда, пусть он еще подумает. И извинится за то, что тут нам наговорил! А мы еще подумаем, принять его извинения или нет!
Бобров развернулся и широкими шагами быстро пошел по коридору. Свита поспешила за ним.
Андрей Егорович Никитин медленно подошел к столу, и вдруг сердце его прихватило сильно-сильно. Он оперся о стол ладонью, чтобы не упасть, дрожащей рукой налил себе коньяку, выпил залпом, с трудом прошел несколько шагов до дивана и упал на него. Через два часа верная секретарша принесла ему ужин из фабричного буфета. Андрей Егорович на стук не отзывался, на крики не реагировал. Секретарь вызвала главного инженера, и тот принял решение ломать дверь. Когда дверь взломали, то обнаружили Никитина лежащим на диване. Его рука свешивалась до пола, глаза были прикрыты, а на лице застыла грустная улыбка. Он был мертв.
Глава 6
В день похорон поздно вечером младший брат Андрея Егоровича Никитина зашёл в своё холостяцкое жилище и, повернув голову, сказал идущему за ним молодому парню лет двадцати:
—Проходи, Егор, вот здесь я и живу. Да ты же помнишь, в детстве сюда часто на каникулах приезжал. Тогда ещё и мать, твоя бабушка, была жива. Живу я сам, как видишь скромно, но со вкусом.
Егор, сын покойного Никитина, оглядел небогатый интерьер загородного жилища своего родного дяди и остановился посреди комнаты, вспомнив, как в детстве он проводил здесь каникулы. Тогда и русская печь, возвышавшаяся посреди комнаты, казалась и больше, и белее.
—Садись за стол, — предложил дядя Гарик, которого Егор с детства звал сокращённо — «ДГ».
Дядя Гарик был среднего роста, сухощавый, подвижный. Виделись дядя с племянником не особенно часто. Егор жил и учился в Соединенных Штатах Америки и в России не появлялся. Сам Андрей Егорович ездил к сыну раз в году, но чаще они созванивались по телефону. У дяди Гарика в доме телефона не было. Да что говорить, ведь и с братом Андреем, отцом Егора, дядя Гарик в последнее время совершенно не общался. Развела их судьба в разные стороны. У каждого своя дорога в этой жизни появилась. И дороги эти нигде не пересекались. Такова жизнь. Дядя Гарик залез за занавеску, отделяющую комнату от маленького закутка, именуемого «кухней». Егор присел за стол.
— Сейчас сварганим что-нибудь перекусить, — сказал ДГ, роясь в холодильнике, — заодно и помянем брата. Видишь, как вышло-то нехорошо на похоронах… Стало быть, нужен всем был Андрюха, пока был жив… а на похороны никто не пришёл… Даже поминки устраивать не для кого… не пойдут, гады…
— Расскажешь мне, что случилось? — спросил Егор. — Я ничего не пойму, что происходит? У отца всегда столько друзей было. Куда они делись?
— Попозже я тебе все расскажу, — задумчиво ответил ДГ, — а сейчас лучше ты мне объясни, почему на похороны отца опоздал? Я же тебе сразу позвонил, когда он умер. Специально, чтобы ты успел во время, а ты все-таки опоздал.
— Я из Нью-Йорка долго не мог улететь, — объяснил Егор, — в самолете долго бомбу искали, ничего не нашли. Но все равно вылетели мы только через сутки.
— Вишь, что творится, — прокомментировал дядя Гарик.
— У нас в России еще посложнее было добраться до места назначения, — продолжил Егор. — В Москве я не мог билеты взять. Требовали телеграмму, уведомляющую о том, что я на похороны еду. У меня телеграммы не было, ты же мне позвонил по телефону, а словам никто не верит. Вот и пришлось в общей очереди стоять и купить билет только на послезавтра. Поэтому и опоздал. Хотел предупредить, да у тебя телефона нет, рабочий отца не отвечает, связи никакой, как в каменном веке.
— Да, это я прогадал с телеграммой, — кивнул дядя, — но ведь адреса твоего я не знал.
— Вот и вышло, что, пока я добрался, отца ты уже похоронил, — сказал Егор, — без меня. Так я на него в последний раз и не взглянул.
— Видно, так было суждено, — вздохнул дядя Гарик.
Он поставил на стол початую бутылку водки, нехитрую деревенскую закуску, пыльные рюмки, положил алюминиевые вилки.
— Давай помянем Андрея, — предложил дядя, — моего брата, твоего отца помянем. Не думал я, что так скоропостижно будем мы это делать. Ему ведь еще жить да жить бы! Но не щадит судьба наш род Никитиных. Мать наша, твоя бабушка Глаша, пять лет не прошло, как умерла. Помню, тогда ты был на похоронах.
— Я как раз в Штаты уезжал учиться, — сказал Егор, — через месяц и уехал.
— А твоя мама, жена Андрея, уже десять лет назад нас покинула, — продолжил дядя Гарик, — и ведь отец твой с той поры ни с кем не встречался. Потому что любил он её крепко. Проклятый рак сгубил твою мать в самом расцвете молодости.
— Ну, ДГ, не вали все в кучу, — мрачно сказал Егор, — и так тошно. Давай выпьем за отца. За настоящего русского мужика.
Дядя Гарик согласно кивнул, они залпом выпили, закусили.
— Теперь ты, дядя, рассказывай, что здесь без меня случилось с отцом. Почему на похороны его никто из друзей не пришёл? Почему отец, который на здоровье никогда не жаловался, умер вдруг от сердечного приступа?
Дядя Гарик почесал свой острый нос и ответил:
— Я думаю, что тебе в этой истории многое будет непонятно. Ты сколько уже в России не был?
— Пять лет, — ответил Егор.
— Да, — кивнул дядя Гарик, — тут такие дела произошли. Такое творилось!
— Ну, не тяни ты кота за хвост, рассказывай, — нетерпеливо попросил Егор, — а то у тебя прелюдия очень длинная. Давай конкретно по теме. Что случилось?
Дядя Гарик сосредоточился, принял глубокомысленный вид и после паузы начал повествование о событиях, приведших к скоропостижной смерти Андрея Егоровича.
— У отца твоего друг был армейский, которого звали Иван Бобров, — сказал он, — но ты, наверное, не знаешь.
— Как же не знаю, — ответил Егор, — это тот, который губернатором стал не так давно в области, отец мне про него говорил, когда мы созванивались и когда он приезжал в Штаты. Ну и при чем тут губернатор Бобров?
— Твой отец и Бобров в последнее время очень плотно общались, — сказал дядя Гарик, — хотя я его предупреждал, что не дружит кошка с мышкой. Кончится, говорил ему, все это плохо. Он только смеялся в ответ, не верил мне. Говорил, что Бобров и в армии к его советам прислушивался, и сейчас, мол, тоже только его одного за человека считает. Но ведь, Егор, тут не армия, и им не по двадцать лет. Вокруг губернатора куча прихвостней, которым дружба их поперек горла стояла. Вот и подстроили они, что отец твой с губернатором сильно поссорился. Кроме того, и какому-то депутату Госдумы твой отец «нос накрутил». Это он сам мне рассказывал, когда в последний раз заезжал. Губернатор давить на него начал с помощью своих подпевал. Работать не давал, счет в банке заморозил, а потом и вовсе фабрику у него отсудил.
— Да как же это можно сделать-то? — не понял ошарашенный Егор. — Что у вас тут за беспредел творится?
— Не забыл русские словечки за океаном, — покачал головой дядя Гарик, — беспредел… Именно беспредел, племянник, именно беспредел. И это ещё не всё.
Егор нахмурился и приготовился слушать продолжение нехорошего рассказа.
— Вот такие дела, — вздохнул дядя Гарик. — Ты не только отца своего потерял, но и все, что он в принципе для тебя наживал. Чтобы у тебя свой бизнес был, чтобы ты не думал о хлебе насущном. Все повергнуто в прах с помощью Боброва. Фабрика, квартира с мебелью, машина его новая…
— Погоди, ДГ, — прервал дядю удивлённый Егор, — мы начали с фабрики. Причём тут квартира и машина? Всего этого тоже отца лишили?
— Да, эти подонки что-то там подмухлевали, — объяснил быстро опьяневший от водки дядя Гарик. — Я не силен в судебной науке. Якобы твой отец то ли налоги укрывал, то ли похитил чего-то у кого-то. И поэтому через суд в свою пользу негодяи изъяли у него квартиру с мебелью и машину тоже. Конфисковали все имущество!