— Да, эти подонки что-то там подмухлевали, — объяснил быстро опьяневший от водки дядя Гарик. — Я не силен в судебной науке. Якобы твой отец то ли налоги укрывал, то ли похитил чего-то у кого-то. И поэтому через суд в свою пользу негодяи изъяли у него квартиру с мебелью и машину тоже. Конфисковали все имущество!
— Слушай, ДГ, я чего-то не пойму, что здесь вообще творится? — Егор едва унимал дрожь в руках. — Отец эту фабрику сам строил, перестраивал из старого брошенного склада…
—Вот они к этому и прицепились, типа склад этот не брошенный, а самовольно захваченный им, — продолжил дядя Гарик, — а принадлежит он якобы какому-то то ли СМУ, то ли РСУ, не помню. Они там столько намутили, что черт ногу сломит.
—Да кто намутил-то? — не понял Егор. — Кто это «они»? Конкретно?
—Бобров со своей бандой, — ответил ДГ. — У него ведь и юристы, и прокурор, и пресса — все вот здесь. — Дядя многозначительно загнул пальцы на руке, сжал их и поднял вверх свой сухой кулак. — Эта свора кого хочешь раздавит! — добавил дядя Гарик.
—Чем же отец так оскорбил этого Боброва? — спросил Егор. — Что он ему сказал или сделал?
—Не знаю я, — пожал плечами дядя Гарик, — мне Андрей этого не рассказывал. Да и неважно это. Ведь Андрей к Боброву в приятели не лез, он сам его в свою компанию затянул. А в этой компании одни плебеи и воры собрались. Ты сам знаешь своего отца, он человек прямой… был. И, если ему что-то не нравилось, то он в лицо говорил, а не за спиной шептался, как все они. А кому такая прямота понравится? Никому!
— Ладно, допустим, он что-то сказал, кого-то обидел, — недоумевал Егор, — оскорбленному можно было бы подать в суд, отцу присудили бы штраф. Так делается в цивилизованном обществе! А при чём тут его имущество — фабрика, квартира, машина? Ведь это не по закону!
— Это у вас там, в Штатах, все по закону, — ответил ДГ, — а в России закон что дышло, как повернул, так и вышло!
Возбужденный Егор вскочил и стал метаться по комнате.
— Я сам на них в суд подам! — воскликнул он. — Пусть дело пересматривают, как положено! Это же произвол какой-то! Что, на этого губернатора Боброва в России управы, что ли, нет?
— Сядь и не мельтеши, — посоветовал дядя, — я тебе расскажу про одного такого, как ты, смельчака, который решил с Бобровым тягаться в суде, чтобы фабрику нашу отстоять. Это был юрист, начальник отдела, работал у отца твоего на фабрике. Максим его звали. Он в ответ на поползновения Боброва отыскал где-то компромат на всю свору губернаторскую и на суде выкатил. И знаешь, где он теперь?
— Где? — спросил Егор.
— В больнице с переломами ребер, ног, рук и сотрясением мозга, — ответил дядя Гарик.
— Ну, ДГ, я подумал, что его убили, — сказал Егор, — ты же о нем все время в прошедшем времени говорил. Хорошо, что этот Максим живой остался!
— Это ты точно подметил, — подтвердил дядя Гарик, — хорошо, что живой! Для этой банды убить человека ничего не стоит. Устроили аварию, в которой покалечили Максима, и сам же он оказался виноват.
— Может быть, это была случайная авария? — спросил Егор, сам в это не веря.
—Случайно «КрАЗ» с трезвым водителем в легковушку не врезается, — вздохнул дядя Гарик. — Кругом подонки. Давай лучше еще раз помянем Андрея…
—А сам-то ты где был, когда отца в угол загоняли? — спросил Егор.
—У меня в то время была депрессия, — хмуро ответил дядя Гарик. — Я впал в запой и пил две недели. Как раз пенсию получил…
—Ну, дядя, ты даешь, — покачал головой Егор, — а ещё брат называется!
—Кто ж знал, что все так кончится? — виновато ответил дядя Гарик. — Я и раньше в запой уходил, но Андрей ведь не умирал! И потом, что я мог сделать? Отставной майор, которого из армии пинком под зад вытурили за излишнюю честность! Тут такой клан, племянник… Они любого сомнут, разжуют и выплюнут! Все под ними, даже уголовники! Что я мог сделать, даже если бы не пил? Как я мог бы им противостоять?
—Ты не смог, зато я смогу, — уверенно произнёс Егор. — Я их сделаю… за отца отомщу!
—Не дури, племянник, — вмиг протрезвел дядя Гарик, — не лезь с кулаками на танк. Завтра вот съездим еще на могилу к Андрею, а потом уезжай обратно в свою Америку. Там и оставайся. Сиди и не высовывайся. Клан тебя в покое не оставит. Андрея довели до могилы, а с тобой, пацаном, им ещё легче будет разделаться. Если только ты даже косо посмотришь в их сторону, они тебя растопчут, а ты мстить собрался. То же мне, Зорро! С кем ты собрался воевать, с губернатором и с кланом, которым здесь все опутано?
— Я собрался воевать с человеком, который убил моего отца, — твёрдо сказал Егор. — Кто он, губернатор или не губернатор, мне без разницы. Мне на то мозги и даны, чтобы придумать, как его к ответу притянуть.
— Погоди, племянник, не кипятись, — сказал дядя Гарик. — Сгоряча такие вещи не делаются. Вот что я тебе хочу сказать. Если бы твой отец был жив, он бы вряд ли твои планы возмездия одобрил. Для него очень важно было, чтобы ты образование получил хорошее и в Россию не возвращался. Он об этом перед смертью мне говорил.
Дядя Гарик сделал паузу, встал со стула, прошел к печи и постучал по ней ладонью.
— У меня за печкой двадцать тысяч долларов лежит, — сказал он, — отец твой оставил ещё до того, как я в запой впал, он приезжал ко мне. Говорил, если, мол, что со мной случится, деньги сыну отдашь. Больше, мол, оставить некому. Я ещё тогда над ним шутил, говорю, что рано, мол, ты помирать собрался. А он мне ничего не сказал, уехал. Так что деньги, чтобы улететь отсюда, у тебя есть. Купишь там, в Чикаго, квартиру или комнату, живи спокойно. Учиться дальше, правда, не получится. Работать пойдёшь. Что ж делать, раз так судьба повернулась.
Егор едва заметно улыбнулся и покачал головой.
— Нет, ДГ, никуда я не поеду, — решительно сказал он, — это похоже на бегство. А убегать и прятаться не в моем характере. Надо восстановить справедливость, и я это сделаю. Чтобы неповадно было им больше нагло и безнаказанно творить то, что взбредёт в голову.
— Поверь, Егор, у них все и везде повязано, — устав от спора с племянником, сказал дядя. — В этом городе губернатор Бобров царь и бог, а Москве до нас дела нет! Ты же не супермен какой-нибудь, не спецназовец, а обычный парень! У тебя вся жизнь впереди! Езжай в нормальную страну, получай образование и работай там. Думай теперь о себе, а не о какой-то мифической справедливости, которой не существует!
— Существует, дядя, и я это докажу! — по-мальчишески уверенно сказал Егор. — Иначе я себя уважать перестану! А ты что, ДГ, думаешь, на Западе лучше или справедливее? — спросил Егор. — Не тут-то было! Или думаешь, что я нормальную работу себе найду, приехав иммигрантом с двадцатью тысячами? Тоже ошибаешься! В Штатах сейчас любого ниггера или латиноса в сто раз охотнее на работу возьмут, чем меня! Кто я есть для коренных американцев? Ещё один пришлый русский белый! А значит, на его, белокожего янки, насиженное место претендую! Этого они допустить не могут и не допускают! Я туда ехать не хочу! Там, дядя Гарик, такие же кланы, как и здесь!
— Но жизнь там лучше, чем у нас, быт устроен, — продолжил настаивать дядя.
— Это разве главное? — спросил Егор. — Я русский, я здесь родился! Мне неустроенный быт в берлоге моего дяди-алкоголика в сто раз больше нравится, чем приторно пахнущая американская мечта в их картонных домиках.
— Я не алкоголик, — серьёзно обиделся дядя Гарик, — захочу, вообще пить не буду! Нельзя так с дядей разговаривать!
— Захоти и не пей, — попросил Егор. — Хотя бы пока я здесь, не пей. Ладно?
— Все, я больше не пью! — решительно сказал дядя и спрятал бутылку в холодильник. — И ты не обзывайся!
— Не буду! — пообещал Егор и добавил: — Я в Штаты не поеду, пока здесь не разберусь с этим кланом.
— Не дури, Егор, — ещё раз попросил дядя, — не делай глупостей! Истинно тебе говорю, кинешь в гору камень, назад получишь камнепад!
— Как ты складно заговорил, — удивился Егор, — как по писаному. Давай лучше спать, ДГ, утро вечера мудренее. А то у меня с этими часовыми поясами да перелетами голова кругом идет.
— Давай спать, — согласился дядя Гарик, — может, к утру твоя блажь и пройдет. В Америку вернешься…
— Не вернусь, — ответил Егор, умываясь из висящего на стене умывальника, — там расизм. Скоро негры на белых верхом сядут и поедут. Там мы с тобой — люди второго сорта. Нормальные мужики и тетки тоже люди второго сорта, а «голубею» и лесбиянки первого и диктуют остальным, как нужно жить. Поэтому мне Америка и не нравится.
— Значит, Родину любишь? — серьёзно спросил дядя Гарик.
— А куда денешься? — вытирая лицо, ответил Егор. — Родина, как мать, её не любить нельзя, даже если она хреновая и тебя самого не слишком обожает.
Улеглись спать. Дядя Гарик долго сопел и ворочался в своей кровати, а Егор заснул сразу же крепким сном здорового молодого человека.
На следующее утро Егор встал рано и застал дядю Гарика стоящим на кухне в одних трусах перед столом. Он с задумчивым видом держал в согнутой в локте руке полную рюмку водки. Окаменелый взгляд его был устремлен куда-то в параллельные миры.
— Ну, ДГ, ненадолго же тебя хватило, чтобы не пить, — заметил Егор.
— Скорбно мне, племянник, — ответил дядя Гарик, — ведь я так и не смог заснуть, всё думал, думал…
— О чём? — спросил Егор, подходя к умывальнику с зубной щеткой в руке.
— Живу я никчемно, все вокруг сволочи. Что делать?
— Ну, и что надумал, мыслитель? — спросил Егор, обнаружив, что вода в умывальнике закончилась.
Он огляделся вокруг, но увидел только пустое ведро, валяющееся под лавкой. Быт ДГ был крайне неустроен, но его это ничуть не тяготило.
— Здесь тебе не благополучная Америка, — усмехнулся дядя Гарик, увидев замешательство племянника, — а отсталая Россия. За водой нужно на колонку бежать.
Егор взял ведро, обулся и вышел на улицу. Вернувшись, он обнаружил, что дядя Гарик с рюмкой в руке своей позы не поменял. Егор налил воду в умывальник и стал шумно плескаться под ледяной струей, умываясь до пояса. ДГ громко вздохнул, с грохотом поставил рюмку на стол так, что она расплескалась, и молвил:
— Ты прав, племянник! Им нельзя прощать! Не будет подонкам дивидендов с нашей фабрики, я ее взорву! С землей сровняю!
Егор ко времени произнесения этой фразы уже умылся и активно растирался теплым махровым полотенцем. Похмельная решимость ДГ его лишь насмешила.
— Ага, — согласился Егор, — у тебя за печкой пустых бутылок много скопилось, наделаем в них зажигательной смеси из водки с керосином и подожжем фабрику!
— Ты зря юродствуешь, — серьёзно сказал дядя. — Вчера ты спрашивал, чем я в армии занимался? Так вот этим я и занимался.
— Фабрики взрывал? — спросил Егор.
— И фабрики, и мосты, и склады, — ответил ДГ, — я могу прямо сейчас даже из того, что лежит на столе, сделать взрывчатку. Это моя воинская специальность. И не надо над этим смеяться! Кое-что нужно ещё прикупить. Селитру, азотную и серную кислоту я достану, лед заморозим в морозилке, питьевая сода у меня есть. Так, что еще нужно, у меня записано где-то, надо поискать…
— Погоди, ты что, серьезно решил фабрику взорвать? — заинтересовавшись, спросил Егор. — Или это у тебя такое выражение похмельного синдрома?
— Серьёзно взорву, — ответил дядя Гарик, — назад нам фабрику у них не отсудить, так пусть она и этой гнилой когорте не достанется! Заложим пару бомб в нужные места под перекрытия. Бабахнет так, что останется только ровное поле, покрытое грудой мусора!
— Там же люди могут погибнут, рабочие! — уточнил Егор. — Они ни в чем не виноваты. И я против, чтобы кто-то пострадал. Я не согласен!
— В данный момент на фабрике нет ни каких людей, производство заморожено, — ответил дядя Гарик, — там сейчас только два сторожа находятся с собакой. Они спят в своей сторожке, их взрыв не заденет. Нам главный цех только бы взорвать и склады, этого хватит.
— Откуда у тебя такие глубокие познания по состоянию дел на фабрике? — спросил Егор. — Не иначе ты разведку уже проводил? Готовил взрыв?
— Врать не буду, готовил, — ответил дядя Гарик. — Когда еще Андрей был в морге, у меня такая злость была. Мы тебя на похороны ждали. Я все тайны узнал у главного инженера фабрики. Но ему, естественно, ничего про взрыв не говорил. Так что подождем пару дней, пока там еще работы ведутся по законсервированию. А потом бабахнем. Нынешний хозяин фабрики, губернатор Бобров, хочет снова ее на торги выставить. Ему-то мебель производить ни к чему, он, сидя возле кормушки, себе всегда наворует. Бобров фабрику-то ведь не для дела купил. А токмо чтобы свою безграничную власть показать и Андрея унизить. Он так все подстроил, что в торгах против него никого не было, и фабрика ему за бесценок досталась. А продаст он ее дорого, потому что там все оборудование новое, немецкое. Ремонт отец твой сделал недавно. Так что фабрика денег стоит. А Бобров хочет на нашей беде нажиться. Да не удастся!
—А сможешь ты, ДГ, фабрику взорвать? — взглянув на недопитую бутыль, с сомнением спросил Егор. — Не верю я…
—Ты на водку не поглядывай, — ответил дядя, — опыт не пропьешь! Слышал такую поговорку? Я это дело сделаю, но с одним условием для тебя. Если выполнишь его, то я и свою часть дела сделаю.
—С каким же условием? — спросил Егор.
—Ты уедешь назад в Штаты, — сказал ДГ, — потому что, когда я «фейерверк» устрою и фабрику с землей сровняю, искать начнут, кто это сделал. И к первому придут ко мне. Найдут здесь тебя и уничтожат!
—А ты сам-то что? — спросил Егор. — Сам ты куда денешься?
—За меня не переживай, — ответил дядя Гарик, — я свою жизнь уже прожил.
—Не торопись умирать, — посоветовал Егор, — присядь лучше за стол, попьем чаю. У меня, ДГ, есть немного другой план. Выслушаешь его, потом детали вместе обсудим.
Дядя Гарик сел за стол напротив племянника. Говорили они долго, часа три, спорили, что-то рисовали на бумажке. Затем быстро пообедали и куда-то уехали.
Глава 7
Молодой человек по имени Максим, который ещё недавно работал юристом на мебельной фабрике Андрея Егоровича Никитина, вышел во двор больницы и подставил лицо лучам теплого солнца. Сегодня он впервые вышел на улицу после аварии, правда, с помощью медсестры, но зато на собственных ногах, которые еще плохо его слушались после той злополучной аварии, когда в его легковушку врезался грузовик. Молоденькая сестричка помогла ему сесть на скамейку в тени могучих деревьев больничного парка и ушла в отделение. Вокруг ходили больные с посетителями, и Максим подумал о том, что во второй половине дня к нему должны прийти жена и дочка.
При этой мысли молодой юрист невольно улыбнулся, он очень скучал по своей семье, и стал думать о том, как он их встретит, и глядеть на ту сторону дорожки, откуда обычно появлялись посетители. В это время по аллее парка в его сторону шли двое: один — молодой человек, а второй — много старше. Максим поймал себя на мысли, что где-то видел этого второго, который был постарше. А когда они приблизились к нему, то Максим неожиданно узнал того, что помоложе. Как же его не узнать, ведь фото его стояло в кабинете у Андрея Егоровича на самом видном месте! А в кабинете директора и владельца фабрики Максиму приходилось бывать много раз на дню. Эти двое подошли и остановились напротив Максима.
—Здравствуйте, Максим, — сказал молодой.
—Здравствуйте, Егор, — ответил юрист.
—Откуда вы меня знаете? — удивился Егор. — Мы вроде не встречались.
—У вашего отца на столе стояло ваше фото, — сказал Максим. — А вашего дядю, брата Андрея Егоровича, я один раз видел на фабрике. Мне хватило. При моей профессии надо запоминать лица людей. Вы ко мне?
—К вам, — кивнул Егор. — Можно мы присядем?
—Садитесь, — ответил Максим, — но учтите, что ни на какие вопросы относительно смерти Андрея Егоровича я отвечать не буду.
—Почему же? — спросил дядя Гарик, присаживаясь с правой стороны.
—Потому что мне пригрозили, чтобы я молчал о том, что знаю, — ответил Максим, — иначе они убьют мою дочь. Очень просто устроить еще одну аварию. Так мне сказали.
—Кто сказал? — спросил Егор, присаживаясь с другой стороны.
Максим долгим взглядом посмотрел на сына Андрея Егоровича.
—Вы меня не поняли, Егор, — ответил Максим, — я в эти игры больше не играю. Вот поправлюсь, заберу семью и уеду отсюда в какой-нибудь другой город. Чтобы забыть всё, что произошло со мной, как страшный сон. Я и так чудом остался жив. И тут, в больнице, не переставал все время бояться, что со мной в конце концов расправятся. Так что извините, я уже поиграл в героя, поборолся за справедливость и остался инвалидом. И вам не советую связываться с этими людьми. Они сильнее вас. Не лезьте в это дело.
—Я думал, ты смелее, Максим, судя по рассказам отца, — сказал Егор. — Когда год назад он ко мне в Штаты приезжал, он про тебя говорил, что ты…
—Андрея Егоровича, к несчастью, больше нет в живых, — раздраженно перебил Максим. — А я вам скажу только одно. И то, говоря вам это, я сильно рискую. Ну да ладно. Когда я пытался выиграть процесс, чтобы сохранить фабрику за ее законным владельцем, я накопал компромат на наших оппонентов, и не просто компромат, а такой, что у меня волосы на голове дыбом встали. Мне не раз предлагали отступные, чтобы я на их стороне играл, но я не мог предать Андрея Егоровича, потому что он моей дочери жизнь спас. И когда я в очередной раз отказался с ними сотрудничать, тогда почувствовал, что на меня началась охота. Как видите, она завершилась не в мою пользу. И я еще очень благодарен, что они меня не убили, а просто покалечили. Я больше не хочу подвергать риску ни себя, ни свою семью. Извините.
—Семья, — грустно произнес Егор, — у меня тоже была семья. Сначала умерла мама, но она умерла от рака. А потом убили отца. И убил его Бобров!