Дальше, все дальше: мы проѣхали Эльмгутъ, Ліаторпъ, Висландъ. Въ Висландѣ «Царица Савская» сходитъ, — я ни на минуту не выпускаю ее изъ виду, — но она возвращается. Хорошо, ѣдемъ дальше. Пріѣхали въ Альфвесту. — «Пересадка въ Кальмаръ!» Здѣсь «Царица Савская» опять сходитъ, но на этотъ разъ она пересаживается въ поѣздъ, идущій въ Кальмаръ. Этого я не ждалъ и былъ крайне смущенъ, такъ что чуть не прозѣвалъ поѣздъ. Сломя голову влетѣлъ я въ вагонъ, какъ разъ въ моментъ отхода. Въ купэ былъ одинъ единственный пассажиръ; онъ даже не взглянулъ на меня, такъ какъ читалъ. Я бросаюсь на мѣсто и также начинаю читать. Минуту спустя слышу:
— Вашъ билетъ!
Другой кондукторъ!
— Билетъ? хорошо, — отвѣчаю я и протягиваю билетъ.
— Это не годится, — говоритъ онъ, — это Кальмарская линія.
— Что такое, не годится?
— Это не та линія.
— Это не мое дѣло. Разъ мнѣ продали билетъ, какъ онъ можетъ не годиться?
— Да вы куда ѣдете?
— Конечно, въ Стокгольмъ, — отвѣчаю я, — куда же еще?
— Ну, а это кальмарскій поѣздъ; слышите, этотъ поѣздъ идетъ въ Кальмаръ, — говоритъ онъ сердито.
Гм… этого я не зналъ, — но, во всякомъ случаѣ, это несносный педантизмъ съ его стороны такъ придираться. Навѣрное, онъ это дѣлаетъ потому, что я норвежецъ, изъ политической ненависти. Я его не забуду.
— Ну, такъ что же намъ теперь дѣлать? — спрашиваю я,
— Это уже ваше дѣло… Такъ куда же вы теперь ѣдете? По этой дорогѣ вы не попадете въ Стокгольмъ!
— Ну, ладно, тогда я ѣду въ Кальмаръ. Я, собственно, въ Кальмаръ и хотѣлъ ѣхать, — возражаю я. — Вѣдь Стокгольмъ никогда и не привлекалъ меня особенно.
Итакъ, эта проклятая царица ѣдетъ въ Кальмаръ. Наконецъ-то окончатся мои мученія!
— Ну, такъ заплатите до Гемлы и сорокъ ёръ доплаты, — говоритъ кондукторъ, — а въ Гемлѣ вы должны взять билетъ до Кальмара.
— Но я только что уплатилъ 118 кронъ, — протестую я. Но мнѣ все-таки пришлось уплатить и даже 40 ёръ доплаты, — это составило одну крону и 60 ёръ. Но мое терпѣніе истощается. Въ Гемлѣ я бросаюсь къ окошку кассы и кричу кассиру:
— Далеко могу я проѣхать по этой линіи?
— Далеко? До Кальмара, — отвѣчаетъ онъ мнѣ.
— Но, быть можетъ, можно проѣхать и дальше?
— Совершенно невозможно, потому что тамъ начинается уже море.
— Хорошо, такъ билетъ до Кальмара!
— Какого класса?
Вотъ! Онъ еще спрашиваетъ, какого класса! Очевидно, этотъ человѣкъ совсѣмъ меня не знаетъ, совершенно не читалъ того, что мною написано. Я отвѣтилъ, какъ онъ заслуживалъ:
— Само собой разумѣется — перваго класса!
Я заплатилъ и занялъ свое мѣсто. Наступила ночь; мой необщительный спутникъ растянулся на своемъ сидѣньѣ и закрылъ глаза, молча, не взглянувъ на меня ни разу. Чѣмъ бы наполнить время? Я не могъ спать, я вставалъ каждую минуту, изслѣдовалъ двери, открывалъ и закрывалъ окна, мерзъ и зѣвалъ. Да, кромѣ того, каждый разъ, какъ поѣздъ останавливался, я долженъ былъ стоять у окна и наблюдать — все это изъ-за моей царицы. И постепенно, дойдя до крайняго раздраженія, я сталъ даже проклинать ее.
Наконецъ-то наступило утро. Мой спутникъ приподнялся и выглянулъ въ окно. Потомъ онъ сѣлъ, совершенно бодрый, и сталъ читать, опять не взглянувъ на меня. Его книгѣ, казалось, конца не будетъ. Я злился на него, пѣлъ и свисталъ, чтобы ему досадить. Онъ ни на что не обращалъ вниманія. Въ глубинѣ души я пожалѣлъ о своихъ прежнихъ спутникахъ въ виду этой напыщенности.
Наконецъ я не вытерпѣлъ и спросилъ:
— Позвольте узнать, куда вы ѣдете?
— Ахъ! — отвѣтилъ онъ, — мнѣ еще только одну станцію.
Это было все.
— Вчера мы переѣхали корову.
— Что?
— Вчера мы переѣхали корову.
— А-а! — и онъ снова погрузился въ чтеніе.
— Не продадите ли вы мнѣ эту книгу? — сказалъ я внѣ себя.
— Книгу? Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ.
— Не продадите?
— Нѣтъ.
Тѣмъ дѣло и кончилось, Онъ ни разу не оторвался отъ книги. Въ противоположность его стойкости у меня совершенно подкашивались ноги. Вѣдь, собственно, по винѣ этой злосчастной «царицы» я попалъ въ компанію съ такимъ человѣкомъ.
Правда, она причинила мнѣ уже много непріятностей, но все это забудется при встрѣчѣ съ ней. Ахъ! я такъ хотѣлъ описать ей всѣ свои неудачи, разсказать ей о моей художественной критической статьѣ, о человѣкѣ, который ждалъ меня въ Мальмё, и котораго я оставилъ на произволъ судьбы, о своемъ путешествіи — сначала по стокгольмской линіи, а потомъ по кальмарской. Да, я, конечно, опять произведу на нее впечатлѣніе. И ни слова о жалкихъ нѣсколькихъ ёрахъ доплаты и о 118 кронахъ.
А поѣздъ все несется.
Отъ скуки я начинаю смотрѣть въ окно.
Все одно и то же: лѣсъ, поле, пашни, мелькающіе дома, телеграфные столбы вдоль пути и у каждой станціи обычные пустые товарные вагоны и на каждомъ вагонѣ надпись: «Гольфита».
Что это за «Гольфита»? Это не можетъ быть ни номеромъ, ни человѣческимъ именемъ. Что такое «Гольфита»? большая рѣка въ Шоаенѣ, или фабричное клеймо, или даже религіозная секта? Ну, теперь я вспомнилъ: «Гольфита» — это извѣстный вѣсъ. Въ одной «Гольфитѣ», насколько я помню, содержится 132 фунта, и притомъ это добрые старые фунты. Какъ же, значитъ, тяжела эта «Гольфита», если на одну идутъ 132 такихъ фунта!..
А поѣздъ все мчится.
И какъ только можетъ этотъ нѣмой идіотъ свдѣть цѣлыми часами и все читатъ и читать! Я бы уже трижды прочиталъ такую книжонку, а онъ важничаетъ, чванится своимъ невѣжествомъ и не стѣсняется нисколько. Его глупость переходитъ, наконецъ, всѣ границы; я не могу этого дольше выносить. Я вытягиваю голову, смотрю на него и говорю:
— Что вы сказали?
Онъ поднимаетъ глаза и смотритъ на меня, точно свалился съ неба.
— Что вамъ угодно? — спрашиваетъ онъ.
— Что? — Онъ не понимаетъ.
— Что вамъ нужно? — спрашиваетъ онъ съ досадой.
— Что мнѣ нужно? что вамъ нужно?
— Мнѣ?… Ничего!
— Ну, и мнѣ ничего.
— Зачѣмъ же вы со мной заговариваете?
— Я! Развѣ я съ вами разговаривалъ?
— А то нѣтъ! — говоритъ онъ и съ бѣшенствомъ отворачивается. И опять наступаетъ молчаніе. Проходитъ часъ за часомъ. Наконецъ, поѣздъ даетъ свистокъ, подходя къ Кальмару.
Наступаетъ рѣшительная минута. Я дотронулся до своихъ щекъ, — такъ и есть, я не бритъ! Вѣчная исторія! Но, однако, это большой недостатокъ, что на такой длинной линіи нѣтъ станціи, гдѣ бы можно было выбриться, чтобы походить на человѣка въ такой важный моментъ. Я вѣдь не требую, чтобы на каждой станціи былъ парикмахеръ, но вы должны согласиться со мной, что было бы не лишнимъ, если бы можно было найти парикмахера черезъ каждыя четыре станціи, — по крайней мѣрѣ, таково мое мнѣніе.
Но вотъ поѣздъ останавливается…
Я сейчасъ же выхожу, останавливаюсь и вижу, что «Царица Савская» тоже сходитъ. Но ее вдругъ такъ окружаютъ, что совершенно невозможно пробраться къ ней. Одинъ молодой человѣкъ даже цѣлуетъ ее. — Итакъ, здѣсь живетъ ея братъ, у него здѣсь дѣла, и она пріѣхала провѣдать его. Минуту спустя подъѣзжаетъ экипажъ, она входитъ въ него, за ней еще двое-трое, и они уѣзжаютъ.
Я остаюсь. Она, нисколько не задумываясь, уѣхала у меня, такъ сказать, изъ-подъ носа.
Ну, нечего дѣлать! Впрочемъ, если хорошенько подумать, такъ я еще долженъ быть ей благодаренъ за то, что она даетъ мнѣ время выбриться и прифрантиться, прежде чѣмъ показаться ей. Надо пользоваться временемъ.
Ко мнѣ подходитъ носильщикъ и предлагаетъ снести мой багажъ.
— Нѣтъ, у меня нѣтъ багажа.
— Развѣ у меня нѣтъ никакого багажа?
— Да, у меня нѣтъ совсѣмъ никакого багажа.
Понялъ онъ меня тедерь? Но этимъ я не отдѣлался, онъ хотѣлъ знать, не ѣду ли я дальше.
— Нѣтъ! Я не ѣду дальше.
— Такъ, значитъ, я здѣсь хочу поселиться?
— Можетъ быть, на нѣкоторое время! Есть ли по близости гостиница?
— Но что же мнѣ, собственно, здѣсь нужно? Moжетъ быть, я агентъ или контролеръ?
Еще одинъ человѣкъ, который не читалъ моихъ произведеній.
— Нѣтъ! Я не контролеръ.
Но что же я такое?
— Прощайте! — кричу я ему въ лицо и ухожу.
Какая назойливость! Я отлично могу и самъ найти гостиницу, если на то пошло.
Но я долженъ былъ придумать себѣ положеніе, выдумать цѣль своего пріѣзда, которою я могъ бы воспользоваться, какъ предлогомъ, такъ какъ было очевидно, что если даже голодный носильщикъ такъ любопытенъ, то хозяинъ гостиницы будетъ много хуже.
Итакъ, что же бы я могъ офиціально, для отвода глазъ, дѣлать въ Кальмарѣ? Я долженъ былъ и для того еще выдумать себѣ подходящее дѣло, чтобы не скомпрометировать мою царицу.
И я выходилъ изъ себя, придумывая, что бы такое я «могъ дѣлать» въ Кальмарѣ. Этотъ вопросъ не давалъ мнѣ покоя даже въ то время, когда я находился во власти бритвы парикмахера. Одно было очевидно, — я не могъ показаться въ гостиницѣ, прежде чѣмъ не выясню моего офиціальнаго положенія.
Итакъ, что же бы я могъ офиціально, для отвода глазъ, дѣлать въ Кальмарѣ? Я долженъ былъ и для того еще выдумать себѣ подходящее дѣло, чтобы не скомпрометировать мою царицу.
И я выходилъ изъ себя, придумывая, что бы такое я «могъ дѣлать» въ Кальмарѣ. Этотъ вопросъ не давалъ мнѣ покоя даже въ то время, когда я находился во власти бритвы парикмахера. Одно было очевидно, — я не могъ показаться въ гостиницѣ, прежде чѣмъ не выясню моего офиціальнаго положенія.
— У васъ есть телефонъ? — спрашиваю я. Нѣтъ, въ парикмахерской не было телефона.
— Но не можете ли вы послать въ ближайшую гостиницу, чтобы заказать мнѣ комнату? Мнѣ некогда самому итти, у меня пропасть дѣлъ!
— Съ удовольствіемъ!
Съ этимъ порученіемъ отправляется ученикъ. Я же отправился гулять по улицамъ, осмотрѣлъ церкви, гавань, при чемъ шелъ довольно быстро, изъ боязни, чтобы кто-нибудь не остановилъ меня и не спросилъ о цѣли моего прибытія въ Кальмаръ. Наконецъ, я дошелъ до парка, кинулся на скамью и погрузился въ размышленія. Я былъ одинъ. Кальмаръ! Что нужно мнѣ въ Кальмарѣ? Названіе казалось мнѣ знакомымъ: гдѣ-нибудь я читалъ о немъ. Богъ вѣдаеть, не изъ области ли политики… какой-нибудь необычный риксдагъ, мирный договоръ? Я произносилъ — «кальмарскій миръ», «перемиріе при Кальмарѣ» — не слыхалъ ли я когда-нибудь о такомъ событіи? Не было ли кальмарскаго договора? Но, поразмысливъ немного, я сказалъ себѣ, что никогда не слыхалъ о договорѣ при Кальмарѣ. Вдругъ я подпрыгнулъ: мнѣ кажется, я нашелъ — была кальмарская битва, сраженіе при Кальмарѣ, какъ битва Вортѣ или Дюппелѣ. Да, теперь я вспомнилъ. Я опрометью бросился въ гостиницу: разъ была битва при Кальмарѣ, такъ я хочу познакомиться съ историческими мѣстностями — вотъ и цѣль моего пріѣзда. Вотъ здѣсь стоялъ корабль Нила Іуля, тамъ вражеская бомба пронеслась высоко надъ землей и взорвала землю въ огородѣ, тамъ Густавъ Адольфъ упалъ на палубу военнаго корабля, тутъ Кольбейнъ Сильный спросилъ: «Что тамъ разрушается?» — Норвегія ускользаетъ изъ твоихъ рукъ! — отвѣтилъ Эйнаръ.
Но, подойдя къ гостиницѣ, я струсилъ и отказался отъ всей своей исторіи битвы. Никогда не было никакой битвы при Кальмарѣ, битва была на копенгагенскомъ рейдѣ! И а опять отправился по городу Все представлялось мнѣ въ мрачномъ свѣтѣ.
Такъ пробродилъ я цѣлый день, на ѣлъ, не пилъ и совсѣмъ выбился изъ силъ. Къ тому же было уже слишкомъ поздно, чтобы зайти въ книжную лавку и купить путеводитель по Кальмару: всѣ книжныя лавки были уже заперты. Наконецъ, я подошелъ къ фонарщику.
— Извините, пожалуйста, — говорю я учтиво, — что это когда-то случилось въ Кальмарѣ?
Фонарщикъ повторяетъ: «случилось?» и смотрить на меня.
— Да, — говорю я, — я отлично помню, что здѣсь въ Кальмарѣ когда-то что-то случилось. Это имѣетъ большой историческій интересъ, и потому мнѣ такъ это и хочется знать.
Мы стоимъ другъ противъ друга.
— Гдѣ вы живете? — спрашиваетъ онъ.
— Я именно и пріѣхалъ исключительно для того, чтобы изучить это, — неребиваю я, — это стоило мнѣ довольно дорого, да, это обошлось мнѣ даже въ одну крону и шестьдесятъ ёръ штрафа помимо ста восемнадцати кронъ за проѣздъ, о которыхъ я даже и говорить не хочу. Можете спросить у кондукторовъ, если хотите!
— Вы изъ Норвегіи?
— Да, я изъ Норвегіи!
— Вы агентъ?
Несмотря на все мое утомленіе, мнѣ пришлось поспѣшно обратиться въ бѣгство — вѣдь это было какъ разъ то, что я хотѣлъ отъ него узнать: кто я такой? Но и въ этомъ опять виновата «царица» во всемъ она виновата, и я высказалъ пожеланіе, хотя и въ мягкихъ выраженіяхъ, чтобы она провалилась въ преисподнюю за свои козни.
Потомъ я снова вернулся въ паркъ.
Нѣтъ, теперь я уже не видѣлъ спасенія!
Я прислонился къ дереву, но прохожіе начали на меня посматривать. Я нашелъ, что не безопасно оставаться здѣсь дольше, и поплелся далѣе. Три часа спустя я очутился за городомъ. Я оглядѣлся, — теперь я одинъ. Передо мной возвышается какойто черный колоссъ. Я останавливаюсь, чтобы осмотрѣть этотъ колоссъ: онъ похожъ на гору съ церковью на вершинѣ. Въ то время, какъ я такъ стою, оттуда выходитъ какой-то человѣкъ. Я останавливаю его и спрашиваю:
— Что же это за гора, мнѣ неизвѣстно ея названіе изъ географіи, хотя я знаю очень много горъ?
— Это замокъ, — отвѣчаетъ онъ.
— Замокъ, кальмарскій замокъ!
Хотѣлось бы мнѣ знать, не происходило ли въ немъ все то, что бродило въ моей головѣ.
— Замокъ, конечно, теперь запущенъ и въ развалинахъ въ сравненіе съ тѣмъ, какимъ онъ былъ, когда въ немъ происходили великія событія? — спросилъ я.
— О, нѣтъ, смотритель содержитъ все въ порядкѣ! — отвѣтилъ тотъ.
— Кто живетъ тамъ въ настоящее время? Я хочу спросить, какъ фамилія того князя, который помѣщается въ южномъ флигелѣ? У меня вертится на языкѣ, но…
— Но въ этомъ флигелѣ теперь собраніе оружія, мечей, древностей, всевозможныхъ старинныхъ вещей…
У меня тотчасъ является блестящая идея: я могъ сюда пріѣхать, чтобы осмотрѣть древности въ замкѣ. Я бы обнялъ этого человѣка, если бъ у него не было мѣшка на спинѣ, и я отлично помню, что, прежде чѣмъ мы разстались, я освѣдомился о его женѣ и дѣтяхъ.
Въ полночь я, наконецъ, пришелъ въ свою гостиницу. Я тотчасъ отыскалъ хозяина и сказалъ, что хотѣлъ бы занять комнату.
— Я хочу здѣсь изучать древности, — сказалъ я коротко и рѣзко, — я даже покупаю старинныя вещи; было бы вамъ извѣстно, — это моя профессія.
Хозяинъ удовлетворился моимъ объясненіемъ и велѣлъ провести меня въ комнату.
* * *Затѣмъ слѣдуетъ недѣля разочарованій, потраченныхъ усилій. Цѣлая недѣля! «Царицы Савской» нигдѣ не видно. Я искалъ ее день за днемъ, заходилъ освѣдомляться къ почтмейстеру, бесѣдовалъ съ двумя полицейскими, исходилъ паркъ вдоль и поперекъ въ часы гулянья, осматривалъ каждый день витрины фотографовъ, чтобы увидѣть, не выставленъ ли и ея портретъ, — но все было напрасно. Я нанялъ двухъ человѣкъ, день и ночь сторожилъ на желѣзнодорожной станціи, чтобы она не могла ускользнуть отъ меня, и съ нетерпѣніемъ ожидалъ конца всей этой исторіи.
Между тѣмъ, я ежедневно осматривалъ замокъ и собраніе древностей. Я исписывалъ большіе листы замѣтками, считалъ ржавчины на сабляхъ и сломанныхъ шпорахъ, отмѣчалъ всѣ года и надписи, которые находилъ на старыхъ шкатулкахъ и картинахъ, не преминулъ даже записать мѣшокъ съ перьями, найденный мною среди древностей и который, какъ оказалось, принадлежалъ смотрителю. Я производилъ свои изслѣдованія съ мужествомъ отчаянія; между тѣмъ мысли мои были полны горечи; разъ уже я принялся отыскивать «Царицу Савскую», я не могъ остановиться на полдорогѣ, даже если бы долженъ былъ стать для этого настоящимъ антикваріемъ. Я телеграфировалъ въ Копенгагенъ относительно своей корреспонденціи и вообще началъ устраиваться на зиму. Богъ знаетъ, чѣмъ это еще кончится! Вотъ уже шесть дней, какъ я живу въ гостиницѣ. Въ воскресенье я нанялъ четырехъ мальчиковъ, чтобы они утромъ и вечеромъ караулили у церкви, не пойдетъ ли туда моя «царица». Но это не помогло.
Во вторникъ утромъ пришли, наконецъ, мои письма; этотъ вторникъ чуть не убилъ меня. Одно письмо было отъ того человѣка, который ждалъ меня въ Мальмё: если я не пріѣхалъ до сихъ поръ, то могу совсѣмъ не являться; онъ прощался со мной навсегда. Я почувствовалъ глубокую рану въ сердцѣ.
Второе распечатанное мною письмо было отъ друга и содержало извѣстіе, что двѣ крупныя газеты уличали меня въ плагіатѣ и подтверждали это цитатами. Я почувствовалъ еще болѣе глубокую рану въ сердцѣ. Въ третьемъ письмѣ былъ счетъ — его я вовсе не сталъ читать — съ меня было довольно и этого. Я бросился на диванъ и уставился глазами въ одну точку. Но чаша страданій не была еще выпита мною до дна. Въ дверь постучали.
— Войдите, — сказалъ я слабымъ голосомъ. Вошелъ хозяинъ въ сопровожденіи какой-то старухи; у старухи была въ рукахъ корзинка.
— Прошу извиненія, — сказалъ хозяинъ, — вы вѣдь покупаете старинныя вещи?
Я уставился на него.
— Старинныя вещи? Я покупаю старинныя вещи?
— Да, вы вѣдь сами говорили.
И я принужденъ былъ выказать интересъ къ сгариннымъ вещамъ.
— Да, совершенно вѣрно, я дѣйствительно покупаю старинныя вещи; извините, пожалуйста, что я не сразу понялъ, я былъ занятъ совсѣмъ другимъ. Да, конечно, я покупаю всякія старинныя вещи. Позвольте мнѣ взглянуть на эти драгоцѣнности.
И женщина открываетъ свою корзину.
Я всплескиваю руками отъ восхищенія и объявляю, что желалъ бы пріобрѣсти все, каждую вещь. Какой великолѣпный ушной шприцъ! Хотѣлъ бы я узнать, какой король пользовался имъ въ послѣдній разъ Ну, да это я узнаю, какъ только загляну въ свои бумаги, — пока это не къ спѣху. А сколько хочетъ она за эту роговую ложку? А эти три обкуренныя трубки Набека! [1]. Я ихъ не отдамъ ни за какія деньги, такъ же какъ и эту вилку. Итакъ, сколько же я долженъ заплатить за все это?