Лика росла очень пугливой, робкой и мечтательной девочкой. У нее не было друзей и подруг, всех их заменял папа. И еще книги! Читать Анжелика очень любила. Особенно сказки про злых волшебниц и заколдованных принцесс. И что удивительно, симпатизировала не спящим красавицам, а именно ведьмам, и всегда очень огорчалась из-за того, что прекрасные принцы в финале их умертвляли.
Училась Лика слабенько. Не хватало усидчивости. Да и рассеянность мешала хорошо усваивать материал. Девочка на уроках витала в облаках, дома вместо учебников читала художественную литературу. Мать, поймав ее за этим, ругалась на чем свет стоит, а книги рвала. Папа подбирал их, заклеивал и втихаря возвращал дочери. Если Сашка это замечал, то ябедничал матери, и тогда доставалось и Анжелике, и отцу.
Когда девочка училась во втором классе, ей предложили роль Дюймовочки в школьной постановке. Лика была очень низенькой и худенькой до прозрачности. К тому же у нее было трогательное личико: бледное, узенькое, с маленькими носиком и ротиком, но с огромными, просто бездонными глазами. Только Дюймовочку и играть! Но Лика от главной роли отказалась и попросила второстепенную, изъявив желание перевоплотиться в мышь. В эту противную, мелочную «сутенершу», которую никто из девочек не хотел играть. А Лика сыграла! Да как! Зал ей стоя аплодировал. Даже мать, присутствующая на спектакле, похлопала. А после похвалила и настоятельно рекомендовала дочери записаться в драматический кружок. Лика так и сделала. И не из-за мамы, а потому что сама поняла, что больше всего на свете хочет играть на сцене и в будущем стать актрисой.
В кружке при Доме пионеров Лика занималась несколько лет. Каких только злодеек за это время не переиграла! Положительную роль лишь однажды взялась исполнить, в какой-то патриотической постановке, и лишь потому, что других там просто не было. Перевоплощение Лике давалось очень легко. В жизни она была все той же робкой, милой девочкой, что мухи не обидит, на сцене же становилась исчадием ада. Некоторые, посмотрев спектакли, даже начали ее побаиваться. Но только не брат. Сашка по-прежнему не давал сестре житья. Повзрослев, он превратился в самого настоящего монстра. Причем сексуального!
Саша созрел рано. В тринадцать это был уже вполне сформировавшийся юноша. Как следствие – повышенный интерес к противоположному полу. Как же страдала Лика от этого его интереса! Он подглядывал за ней в душе, воровал ее трусики, щупал за грудь, несколько раз девочка просыпалась оттого, что Саша брал ее руку и шарил ею по своим гениталиям. В пятнадцать, когда он впервые напился, вообще пытался сестру изнасиловать! Завалил на диван, раздел, взгромоздился... Хорошо хоть его состояние не позволило ничего сделать, а иначе...
С тех пор Лика брата возненавидела! И мечтала поскорее покинуть отчий дом, чтобы не видеть его и мать. Она планировала после школы поступить в областной театральный институт и жить в общежитии. По окончании его устроиться в театр, снять жилье и забрать в город отца. Вдвоем они бы зажили! Но в планы Лики вмешалась судьба...
Ей оставалось два месяца до получения аттестата, когда случилось страшное! Мать с Сашкой попали в автомобильную аварию. Они возвращались из города поздно вечером (моталась туда регулярно, пытаясь «отмазать» брата Лики от армии), а тут дождь, плохая видимость, мокрый асфальт...
Машину занесло, и она врезалась в дерево. Мать погибла на месте, Саша со множественными ушибами и травмой позвоночника был доставлен в больницу. По пути он впал в кому, и врачи думали – не выживет...
Но он выжил... К сожалению!
Когда Сашу выписали из больницы, Лика надеялась, что отец отдаст его в дом инвалидов. Все равно брат ничего не соображал! Он был как овощ. Бессловесный, ничего не понимающий, недвижимый. Если б его поместили в казенный дом, он все равно не почувствовал бы разницы! Но отец не мог поступить так со своим ребенком. Он оставил его. И велел Анжелике за ним ухаживать. Только днем, а вечерами он делал это сам. Придет, бывало, с работы, больной от усталости, и не к столу обеденному, а к Сашке – судно из-под него вынимать.
Так Анжелика с папой и жили. Из месяца в месяц одно и то же – забота о больном, и больше ничего. Ни о каком поступлении в институт уже и речи не было. Как Лика могла отца бросить? Один-то он не справился бы ни за что. Вот и махнула на свою мечту рукой. Устроилась по окончании школы уборщицей в магазин. С утра сбегает, полы помоет и домой, к брату. Так год прошел. Весна наступила. Последний звонок. Выпускники дружными стайками бегали по улицам поселка, обсуждая куда поступать... Лике было так тошно! И так хотелось все бросить и уехать... В город! За мечтой! За счастьем! А тут еще преподавательницу актерского мастерства встретила. И та давай вспоминать о талантах Лики! И сожалеть о том, что она их в землю зарыла...
Сама не своя Лика вернулась домой. А там ненавистный братец! Лежит бревнышком, в потолок смотрит. Обделался уже раза два. И губами чмокает – есть просит. Смотрела Лика на него, смотрела, потом взяла подушку и с силой прижала к его лицу...
Сашка не дернулся даже – шевелиться-то не мог. Только кряхтел громче обычного да стонал.
Когда Лика оторвала подушку от лица брата, он уже не дышал. Она подсунула ее под неподвижное тело, глубоко протолкнула в Сашин рот крышку от пузырька из-под лекарств, и, мгновенно вызвав у себя слезы, с криком выбежала из дома и к соседям. Те сначала и не поняли ничего, так натурально Лика изображала впавшего в панику человека, но когда девушка успокоилась, стало ясно, что во время приема лекарств больным она нечаянно уронила ему в рот крышку, которая тут же застряла у него в горле. Лика пыталась ее достать, но Саша так клацал зубами, что у нее не вышло. И теперь он не дышит! Неужели умер?
Бабка-соседка отправилась вместе с Ликой к ней домой и вынуждена была признать, что Саша на самом деле скончался. Девушка тут же забилась в истерике. Она обливалась горючими слезами и причитала, что смерть Саши на ее совести. Пусть все произошло случайно, без злого умысла, но все равно ей нет прощенья. Старушка, естественно, стала девушку жалеть и уговаривать не винить себя. «На все воля божья, – увещевала она Лику. – Видать, Господь решил вас с отцом от тяжкой ноши избавить... А то ведь света белого не видели!».
Точно такого же мнения придерживались и другие сельчане. Даже участковый. И не стал заводить уголовного дела. Для всех Саша погиб в результате несчастного случая. И только Лика знала, чья на самом деле воля избавила их с отцом от тяжкой ноши!
* * *В областной город Лика поехала после похорон брата. С вокзала сразу в театральный институт направилась, чтобы документы подать. Сначала почти бежала, так ей хотелось поскорее там оказаться, потом перешла на быстрый шаг, а когда до парадного крыльца оставалось всего несколько метров, остановилась. Ну, поступит она в этот провинциальный вуз, отучится... и что? Дальше-то куда? В театр местный? Или на региональное телевидение диктором? Скучно...
В Москву надо ехать! В «Шуку» поступать. Или ГИТИС. Только там из нее настоящую актрису сделают. И играть по окончании одного из этих учебных заведений она начнет не на сцене провинциального театрика, Лика будет блистать на столичных подмостках, а то и мировых!
Распалив себя такими мечтами, Лика развернулась и пулей бросилась обратно на вокзал – брать билет до Москвы.
Столица амбициозную провинциалку встретила холодно. Родственников у Лики в Москве не было, денег, чтобы снять жилье – тоже, поэтому пока сдавала вступительные экзамены, ночевала на вокзале. Питалась раз в день. На проезде экономила – либо «зайчиком» каталась, либо пешком ходила. Голову мыла в вокзальном туалете. Там же стирала бельишко.
Первый экзаменационный тур Лика прошла легко. Второй тоже. А вот на третьем ее срезали! Сказали – талант есть, но индивидуальности нет, работайте над собой и приходите на следующий год. Лика была в шоке! Нет, она, конечно, знала, что ничем особо от остальных не отличается, обычная провинциалочка в дешевеньком платье и с химической завивкой (таких много поступало в ГИТИС, ничуть не меньше, чем роскошных, модных, ярких детишек актеров и режиссеров), но разве это важно? И читала она то же, что и все. Крылова да Толстого. Но ведь талантливо читала, комиссии нравилось... И вдруг – бац! Индивидуальности нет!
Потом ей объяснили, что ее срезали потому, что одна из роскошных, модных, ярких, дочурка именитого режиссера, недобирала балла, а принять ее в ГИТИС было просто необходимо... Ее приняли, а Лика велели работать над собой и приходить на следующий год...
Как плакала она в метро, возвращаясь из института! Так плакала, что сидящий по соседству дядечка не смог остаться равнодушным. Он стал гладить девушку по голове и расспрашивать, что ее так расстроило. Лика ему все выложила! И тогда попутчик открыл ей тайну. «Я ведь тоже артист, – поведал он зареванной Лике. – И когда-то сидел в той самой приемной комиссии ГИТИСа. Теперь, правда, на пенсии, но связи с коллегами сохранились. Могу посодействовать. Правда, в этом году уже ничего не сделаешь, но на следующий... – Он украдкой покосился на ее небольшие, но аппетитные грудки, выглядывающие из выреза платья. – А пока можешь у меня пожить. Я тебе комнату сдам задаром. Взамен только услуг потребую. Прибраться, например, постирать. Вдовец я, без женщины трудно...».
Потом ей объяснили, что ее срезали потому, что одна из роскошных, модных, ярких, дочурка именитого режиссера, недобирала балла, а принять ее в ГИТИС было просто необходимо... Ее приняли, а Лика велели работать над собой и приходить на следующий год...
Как плакала она в метро, возвращаясь из института! Так плакала, что сидящий по соседству дядечка не смог остаться равнодушным. Он стал гладить девушку по голове и расспрашивать, что ее так расстроило. Лика ему все выложила! И тогда попутчик открыл ей тайну. «Я ведь тоже артист, – поведал он зареванной Лике. – И когда-то сидел в той самой приемной комиссии ГИТИСа. Теперь, правда, на пенсии, но связи с коллегами сохранились. Могу посодействовать. Правда, в этом году уже ничего не сделаешь, но на следующий... – Он украдкой покосился на ее небольшие, но аппетитные грудки, выглядывающие из выреза платья. – А пока можешь у меня пожить. Я тебе комнату сдам задаром. Взамен только услуг потребую. Прибраться, например, постирать. Вдовец я, без женщины трудно...».
И Лика осталась в Москве. А что ей оставалось? Возвращаться в свой поселок и вновь идти уборщицей? Нет, Лика не желала этого, тем более Костик (дядечка из метро велел называть себя именно так) был очень убедителен...
Любовницей его Лика стала не сразу, а только спустя два месяца. Боясь спугнуть девушку, престарелый фавн вел себя по-отечески. Выслушивал, помогал советом, опекал и на работу устроиться помог, разносчицей газет. Но как-то вечером, когда Костик пришел немного навеселе, он подошел к Лике и поцеловал ее в губы. До этого целоваться ей приходилось дважды. Оба раза с ровесниками – мальчишками, что ходили вместе с ней в театральный кружок. Это было смешно и мокро. С Костиком же все вышло по-иному: смачно и волнующе. Потом, когда от поцелуя в губы он перешел к другим, более интимным, стало еще интереснее! Лика и не предполагала, что ее тело способно так откликаться на прикосновения.
Сексом они занимались все ночь! Вернее, сам процесс не занял много времени (Костику было уже шестьдесят пять лет, и он не мог похвастаться молодецким пылом), а вот ласки длились так долго, что Лика начала боятся, как бы сознание не потерять. Но не потеряла! Выносливой оказалась. И очень чувственной. И за то, что Лика в себе это открыла, Костику надо было спасибо сказать. Только за это, но вот за остальное...
После того как они стали любовниками, старик взвалил на девушку все домашние заботы. Стирка, уборка, готовка – все было на ней. Костик только по магазинам ходил. И то потому, что не хотел доверять Лике деньги. Те, что она зарабатывала на почте, ей разрешалось расходовать под контролем Костика. Чтоб на какую-нибудь ерунду не потратила, тогда как ей нужны были новые трусы и перчатки. Не на свои же ему все это покупать?
Характер у Костика был скверный. Как многие старики, он был брюзглив, дотошен, капризен и обожал говорить о своих болячках. Лика его еле терпела! Ей уж и секс с ним был противен. Но она, скрипя зубами, уступала ему. До лета оставалось всего ничего, Лика намерена была дотянуть до поступления в институт, и после того, как с Костиной помощью поступит, уйти от противного старикашки...
Дотянула! Подала документы. Но тут оказалось, что Костик врал ей не только насчет своих связей, но даже и профессии (все жизнь он проработал радиотехником, о чем Лика узнала, наткнувшись на его трудовую книжку) и помочь с поступлением не мог никак. Пользовался, короче, ее наивностью. Когда Лика это поняла, первой мыслью было – дать ему кулаком в наглый морщинистый глаз и послать подальше, но она сдержала этот порыв, решив, что старикан так дешево не отделается. Лишил ее, понимаешь, девственности, пользовался ею год, и не только в сексуальном, но и в хозяйственном плане, а она возьмет, да так просто ему это с рук спустит? Ну уж нет, за удовольствие платить надо, раз так – пусть раскошеливается! Конечно, идеальным вариантом было бы оттяпать у Костика половину жилплощади, но у него есть сын и дочь, вряд ли они позволят отцу прописать кого-то в квартире, а вот чему они никак не смогут помешать, так это снятию денег со сберкнижки. Лика знала, что у Костика была скоплена приличная сумма «на смерть». Вот ее-то она и решила получить в качестве компенсации за моральный и физический ущерб (обманул – нанес моральный ущерб, девственности лишил – физический!).
– Спешу сообщить тебе радостную новость! – возвестила Лика, когда Костик вернулся домой от дочери – свою юную любовницу он с собой никогда не брал. – Ты скоро снова станешь папой!
Бедный Костик, услышав такое, едва не хлопнулся в обморок. А Лика продолжала:
– Я так счастлива, милый! У нас будет малыш. А то и два – у меня в родне у многих близнецы рождались...
Справившись с первым приступом паники, Костик принялся Лике вдалбливать, что детей ей иметь рано, а ему поздно, но та упрямо не соглашалась на аборт. Тем более прерывать первую беременность очень опасно. Вдруг потом у нее больше не будет детей?
Долго Костик Лику уговаривал. Несколько дней. Все безрезультатно! Наконец догадался денег предложить. Лика, конечно же, поломалась для вида, потом согласилась принять «дар». Якобы потому, что ребеночка кормить чем-то надо будет, а помощи ждать неоткуда. К Костику же она не сможет обратиться, потому что смертельно обижена, и знать его больше не хочет. И отчество малышу не Константинович даст, а Сергеевич, в честь своего папы.
Порадовавшись тому, что так легко отделался, Костик всучил Лике деньги и выпроводил вон. Та, внутренне ликуя, покинула квартиру. И отправилась на вокзал. Но не для того, естественно, чтобы уехать, а дабы снять себе недорогое жилье у одной из старух, толкущихся у Курского.
* * *В тот год она в институт опять не поступила. Но на сей раз по своей вине! Желая обрести индивидуальность, она полностью сменила имидж и репертуар, и явилась на экзамен в каком-то кошмарном платье в пол, с начесом на голове, диким макияжем, и читать взялась отрывок из «Венеры в мехах» Захер-Мазоха. Приемная комиссия пришла в ужас от такой индивидуальности и срезала Анжелику уже на первом туре. И если другие абитуриенты, которых забраковали так же, как ее, ринулись на экзамены в другие театральные вузы, то Лика, не допускавшая мысли о провале, их примеру не последовала и вынуждена была «сойти с дистанции».
«Все равно поступлю! – поклялась она себе. – В театральные вузы до двадцати пяти принимают, а мне только двадцать два, значит, три шанса у меня есть!».
Деньги, полученные от Костика, подходили к концу, но Лика не поскупилась и наняла себе педагога по актерскому мастерству. Это была очень и очень пожилая актриса, начинавшая играть еще на сцене Императорского театра. Звали ее Ириада Борисовна Зеленцова. Ростом с пятиклассницу, худющая, нелепо одетая, с зализанными волосами и вечной сеточкой на жидком хвостике, на первый взгляд она казалась не совсем адекватной, проще говоря – чокнутой. На самом же деле Ираида находилась в здравом уме и на память пожаловаться не могла, поэтому педагог из нее вышел неплохой. Она научила свою подопечную многим хитростям профессии, но главное не это. Зеленцова помогла найти Лике свой образ. Именно она посоветовала ей перестать завивать волосы, ярко красить губы и носить макси.
«Гладкая прическа, бледность щек, огромные глаза и никакой помады, – напутствовала она девушку. – И свои платья до полу выкини! У тебя потрясающие ноги, их нужно показывать!». Лика вняла советам преподавательницы и сменила имидж, все равно та была не довольна: «Индивидуальности, детка, индивидуальности не хватает! И стиля! Что на тебе за платье? Ах, из ЦУМа? Ну что ж поздравляю, в таких же по Москве ходят сотни девушек! Ну и что, что фирменное и больших денег стоит? Все это не имеет никакого значения! Главное – быть эксклюзивом, значит, носить то, что недоступно другим. Нет, не Диора, ты все равно не сможешь позволить себе иметь его в личных портных, на поточные вещи тебя из толпы не выделят. Примерь лучше мое платье, то, которое я надевала в 1949 на премьеру „Чайки“, оно тебе пойдет! Не модно, говоришь? А тебе не плевать? Ты вне моды. Ты это ты! Считаешь, над тобой начнут подсмеиваться? Нет, детка, не начнут, но только в том случае, если ты будешь носить его с достоинством и уверенностью в своей неотразимости...».
Когда Лика стала настоящим «эксклюзивом», Ираида Борисовна взялась за ее манеры. «Не ржи, как лошадь. И не гримасничай. Твое лицо должно оставаться спокойным, даже, не побоюсь этого слова, мертвым. Пусть на нем живут только глаза! И руками ты зачем так машешь? Минимум лишних движений. А те, что делаешь, наполняй грацией... ». Лика внимала своей преподавательнице, как царице небесной. Жаль, недолго их общение продлилось – Зеленцова умерла спустя четыре месяца после знакомства. Но и этого времени оказалось достаточно: на этот раз Анжелика поступила в вуз без особых проблем. Мечта сбылась! Лика стала студенткой ГИТИСа!