Анти-Ахматова - Тамара Катаева 9 стр.


К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1901–1929. Стр. 150


Маяковскому хватало врожденной брезгливости, чтобы не якшаться с вошедшим во власть комиссаром. Хватало ли ее Ахматовой? Чтобы ответить на этот вопрос, надо понять <…>.

Михаил КРАЛИН. Артур и Анна. Стр. 249

Ахматовой ли брезговать Аграновым и попрекать Лилю Брик? Ее комиссары погаже будут.


Особенно возмущался Пунин, комиссар изобразительных искусств. <…> На столе перед ним лежал портфель. Лицо у него дергалось от нервного тика. Он сказал, что гордится тем, что его забаллотировали в «Дом искусств», ибо это показывает, что буржуазные отбросы ненавидят его… Вдруг Горький встал, очень строгий стал надевать перчатку и, стоя среди комнаты, сказал: «Вот он говорит, что его ненавидят в «Доме искусств». Не знаю. Но я его ненавижу, ненавижу таких людей, как он, и… в их коммунизм не верю». Потом на лестнице говорили мне: «Он раздавил Пунина, как вошь».

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1901–1929. Стр. 144–145


При власти был и Вольдемар Шилейко.

1918. Ездила в Москву с Шилейко. У него был мандат, выданный отделом охраны памятников старины и подписанный Н. Троцкой, удостоверяющий, что ему и его жене предоставляется право осматривать различные предметы и накладывать на них печати.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 34


Сама Ахматова лично, хоть и комиссарская жена, не расстреливала несчастных по темницам — не довелось. Осматривала разные вещи у владельцев памятников старины, накладывала печати. А понадобилось решить квартирный вопрос, забрать комнату — упекла с помощью нового любовника-комиссара старого мужа-комиссара в психушку. Никакому Агранову не снилось. Там — по свято сбереженному навету (на самом деле ничего не было, но уж очень складно обвинение звучит) — мол, Лиле Брик не хотелось отпускать Маяковского жениться в Париж, и она якобы попросила Агранова с визой Маяковского попридержать. Так ведь не в психушку же упечь, не в тюрягу!


1925 год, март.

А. Лурье решил вырвать АА от Шилейко. За Шилейко приехала карета скорой помощи, санитары увезли его в больницу. Я: «А предлог какой-нибудь был?» АА: «Предлог? — у него ишиас была… но его в больнице держали месяц».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 45

«Я знаю ее полную достоинства жизнь…»

Борис ПАСТЕРНАК — в письме Сталину

Порыться в архивах Института имени Сербского — может, и найдутся методички по разработкам «юристки» Анны Андреевны Ахматовой. Сколько лет верой и правдой служили борьбе с инакомыслием, а рождены — гением Анны Ахматовой, нашим всем.

Таков был ее ближний круг. Так что же говорить о писателе № 1 Советской России, красном графе Алексее Толстом, который решил приблизить ее к себе, а ведь он был главным редактором всего на свете, лауреатом, хозяином флигеля ну прямо рядом с особняком Рябушинского-Горького, посылал ей в Ташкенте шофера с продуктовыми корзинами, имел прекрасные костюмы!..

Упреком Ахматовой — мол, не водись, грех — мог быть только один Осип Мандельштам. Да будет вам!..


Ахматова — Берлину об Алексее Толстом (и Мандельштаме).

Он мне нравился, хотя он и был причиной гибели лучшего поэта нашей эпохи, которого я любила и который любил меня.

Анна AXMATOВA. Т. 5. Стр. 500


Парадоксы Ахматовой не парадоксальны, как не смешны анекдоты, рассказанные с конца. «На самом деле он подумал… и поэтому сказал так:…» Она взахлеб перечисляет Исайе Берлину своих высокопоставленных друзей — как бы походя, как бы стоя высоко НАД, как бы предоставляя замереть от чудовищности такого сочетания — убийца ее лучшего друга — светски близкий ей человек, ему она подает руку — для поцелуя, щебечет: «Граф» и пр. — игра в фанты на костях. Мандельштам был слишком крупен для Надежды Яковлевны, его образ затмил плоть, даже жена в сверкающей ауре не нащупала тощее тельце, играла с ним в бисер, дала играться и Ахматовой…

Поцеловала руку, с провинциальным кокетством протянутую Ахматовой Алексею Толстому. О Ташкенте Ахматова не распространялась перед Берлиным. Пусть знает про «героизм» — и лучше без подробностей.

Биение себя в грудь Сергеем Есениным прошло Ахматовой незамеченным:

Не расстреливал несчастных по темницам.

Как мы знаем, это очень немало, Есенин гордился этим справедливо, Ахматову это не задевало, более того — она была по другую сторону. Пару несчастных можно было бы и расстрелять. А статистика больших чисел в этом деле и вовсе была бы величественна. Ахматова не отказалась бы поиметь в пажах инфернальную фигуру. Толстого она очень любила, хотя он был причиной гибели ее лучшего друга. Рыдает (см. версию И. Берлина). Это не первый и не единственный комиссар, который помогал ей предавать сестер и братьев.


Анна Ахматова — обостренная совесть эпохи. Она очень строго судит — других. Особенно, конечно, женщин.

«Знаменитый салон должен был бы называться иначе… И половина посетителей — следователи. Всемогущий Агранов был Лилиным очередным любовником. Он, по Лилиной просьбе, не пустил Маяковского в Париж, к Яковлевой, и Маяковский застрелился».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 547

Есть небольшая разница: всего лишь ИЗ-ЗА Агранова Маяковский застрелился САМ (если здесь вообще было «из-за», но вот «сам» — несомненно было), а Алексей Толстой ЛИЧНО застрелил Мандельштама. Такова, по крайней мере, версия Ахматовой.


После комиссаров пошла мелочь: шпионы.


Юзеф Чапский.

Бродский: Отношения с Чапским могли быть только осторожными. Ведь он, насколько я знаю, занимался контрразведкой у генерала Андерса.

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 247


Сэр Исайя Берлин.

Волков: В своих воспоминаниях Берлин настаивает, что шпионом он никогда не был. Но его рапорты из британского посольства в Москве вполне соответствуют советским представлениям о шпионской деятельности.

Бродский: Советским, но не ахматовским. Иосиф Александрович, а она что — их читала? чтобы сравнивать со своими представлениями или непредставлениями о шпионской деятельности? Хотя Ахматова, думаю, догадывалась о служебных обязанностях Берлина.

Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 247

Не сомневаюсь. Похвальная небрезгливость.

Однако это все-таки ее страна, верно? «Не с теми я, кто бросил землю» и прочее. Она с теми, кто против нее шпионит.


О Цветаевой.

«Уверяю вас, Лидия Корнеевна, Марина про Сергея была отлично осведомлена».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 259

Осведомлена-осведомитель-осведомительница… Все — осведомители.


И тут выходит Анна Андреевна Ахматова в белом фраке.

«ГЕРОИЗМ»

Я понял, что ее жизнь была какая-то уникальная. И на меня невероятное впечатление произвели ее гордость, героизм. Она была человек не добрый, не в этом дело. Очень умна, очень царственна.

Исайя БЕРЛИН. Беседа с Дианой Абаевой-Майерс. Стр. 91

Героизм Ахматовой, действительно один из столпов ее имиджа, сформировался во время войны. Она жила в Ленинграде и с первых же дней войны стала паниковать. Подробности ее двухмесячного «блокадничества» (ДО начала блокады), бегства (спецбегства), привилегий в пути и авторитетного (с отчетливым иерархическим лагерным душком) проживания в эвакуации в Ташкенте — подверглись неумолимому огероичиванию впоследствии. Люди не могли говорить о ней, не присочинив какую-нибудь героическую подробность.


Только потом узналось из устных и письменных рассказов Зои Борисовны Томашевской, в каком положении Анна Андреевна очутилась в осажденном Ленинграде. Пунин с Анной Евгеньевной, дочкой Ирой и внучкой Аней был эвакуирован вместе со всей академией художеств в Самарканд. Ахматова осталась одна в опустевшей квартире на Фонтанке. Томашевские взяли ее к себе.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 302

Даже если у Томашевских была неправильная информация, Ахматова, когда оказалась у них, могла им спокойно все разъяснить, и никто из них не смог бы никогда, ни письменно, ни устно повторять эту клевету на Пуниных. Значит, эта клевета — не незнание, раз уже упоминаются и кто поименно, и куда, т. е. подробности — клевета исходила от самой Героини.

Пунины НИКУДА НЕ сбежали, СПАСАЯ себя, БРОСАЯ на произвол судьбы Ее.

Пунины НИКУДА НЕ сбежали, СПАСАЯ себя, БРОСАЯ на произвол судьбы Ее.


Вот как было на самом деле.

В июле и августе 1941 года А. Ахматова как «неслужащая» привлекалась к общественным работам и дежурствам. Анна Андреевна, я и еще две-три женщины из нашего дома красили противопожарной смесью балки на чердаке Шереметьевского дворца. Обращения управдома к А. А. Ахматовой при вызовах ее на работу и дежурства неизменно сопровождались угрозами и хамством, которые Анна Андреевна с трудом выносила. Все это вынудило ее в конце концов перебраться в писательский дом (канал Грибоедова), здесь ее поддерживала семья Томашевских.

Воспоминания И. Н. Пуниной.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 57


Ахматова рассказывала:

«Вы думаете, я хотела уезжать? — я не хотела этого, мне ДВА раза предлагали самолет и наконец сказали, что за мной приедет летчик. Все здесь ужасно, ужасно».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 369


Дневник 1941 год. 25 сентября, вечер, 11 часов.

Днем зашел Гаршин и сообщил, что Ан. послезавтра улетает из Ленинграда. (Ан. уже давно выехала отсюда и последнее время жила у Томашевского в писательском доме, где есть бомбоубежище. Она очень боится налетов, вообще всего.)

Николай ПУНИН. Дневники. Письма. Стр. 348


8 сентября.

8-го бомба упала совсем близко — в Мoшковом переулке, потом на Дворцовой набережной. <…> Анна Андреевна запросилась жить в убежище.

Воспоминания З. Б. Томашевской.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т 3. Стр. 58


1941 год.

Странно мне, что Аня так боится: я так привык слышать от нее о смерти, об ее желании умереть. А теперь, когда умереть так легко и просто? Ну, пускай летит!

Николай ПУНИН. Дневники. Письма. Стр. 348


24 сентября.

Зашла к Ахматовой, она живет у дворника, убитого артснарядом на ул. Желябова (см. воспоминания З. Б. Томашевской: 17 сентября Анна Андреевна попросила дворника Моисея купить ей пачку «Беломора». Он пошел и не вернулся — но это уж пустяки, мужики-с) в подвале, в темно-темном уголку прихожей, вонючем таком. На досках — матрасишко. На краю, затянутая в платок, с ввалившимися глазами — Анна Ахматова, муза плача, гордость русской поэзии. Она почти голодает, больная, испуганная. И так хорошо сказала: «Я ненавижу Гитлера, я ненавижу Сталина».

Запись О. Ф. Берггольц.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 59

Далее будут приведены воспоминания, где Ахматова с озлоблением негодует, как морально опустились ленинградцы после войны — вернее, после блокады, еще до окончания войны. Наверное, можно опуститься морально, или — чувствовать себя опустившимся морально, или, в отчаянии, — назвать себя опустившемся морально — тому, кто съел свою кошку, кто дал умереть своей собаке, кто недодал кусок хлеба своей матери. Недодал, взял себе и съел. И мучается. Считает себя морально опустившимся — он переступил через все, и этого уже не исправишь. Но не Анне Андреевне Ахматовой, мгновенно действительно опустившейся просто от страха в первые же дни войны, пьянствовавшей и объедавшейся в Ташкенте, об этом судить.


25—26 сентября.

О записи и передаче по Ленинградскому радио выступления А.А.

Понесся над вечерним на минуту стихшим Ленинградом глубокий, трагический и гордый голос «музы плача». Но она писала и выступала в те дни совсем не как муза плача, а как истинная и отважная дочь России и Ленинграда.

Ольга БЕРГГОЛЬЦ. Говорит Ленинград. Стр. 347

Написав предательски формальные стихи, которые она сама с презрением (к читателям, очевидно) называла «патриотическими», она смогла заставить поверить, что она — отважна: просящаяся в убежище, рассказывающая о «неспокойстве в доме», сбегающая от работ, испуганная и опустившаяся — отважна.

Это подписание обращения — единственный геройский поступок Анны Андреевны за время войны.


Вы слышали, верно, о героическим подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!»

Лев ТОЛСТОЙ. Война и мир

Такого же рода и беспримерное мужество Ахматовой.


26 сентября.

Удостоверение о бронировании жилплощади, выданное А.А. в связи с эвакуацией из Ленинграда.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 59

За удостоверением следующего дворника посылала или сама отважно сходила?


28 сентября.

Решили эвакуировать Ахматову. Она сказала, что ей нужна спутница, иначе она не доберется до места. Она хотела, чтобы ее сопровождала Берггольц. Это была самая влиятельная поэтесса Ленинграда тогда — Ахматова была всегда внимательна к таким вещам. Ольга решительно отказалась эвакуироваться с Ахматовой, и с ней отправилась в путь Никитич.

Воспоминания Е. Л. Шварца об эвакуации по решению горкома партии А.А.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 60

Слухи о ее романе с Блоком Ахматова называла народными чаяниями. Встречается Пушкин с Гоголем на Невском проспекте… Летят в эвакуацию Анна Ахматова и Ольга Берггольц — две героические защитницы Ленинграда… Ольга Берггольц решила остаться со своим народом. Я не считаю, что это единственно правильный путь. Я считаю, что в такой момент составлять эффектные пары, как в мазурке, — вот что не совсем этично.


Нина тогда ничего не знала об Анне Андреевне, кроме того, что она в Ленинграде. «И никуда она оттуда не уедет. Ни за что не уедет», — убежденно говорила она. Однако, слава богу, получилось по-другому.

Маргарита АЛИГЕР. В последний раз. Стр. 351

Как еще можно было говорить об Ахматовой?


Их самолет эскортировали семь самолетов. Она сказала: «Надо было давно уехать».

Н. Г. ЧУЛКОВА. Об Анне Ахматовой. Стр. 39


О бегстве, «геройском», конечно, Ахматовой из Ленинграда — ее стих:

Все вы мной любоваться могли бы,
Когда в брюхе летучей рыбы
Я от лютой погони спаслась…

Какой образ! И этот «авангардизм» совершенно неожиданного предположения, что кто-то взялся бы любоваться ею, — не для эпатажа, мол «люблю смотреть, как умирают дети», — а просто, чтобы ритмично заполнить строку, когда нечего сказать. Брюхо летучей рыбы — это образ, ради которого все строится (сомнительного достоинства), а уж «я от лютой погони спасалась» — это привычное, это наше, геройское, ахматовское.

Великая пианистка Мария Юдина была ленинградкой, профессором ленинградской консерватории. За ее религиозность ее лишили преподавательского места, она уехала работать в Москву. Когда началась война и блокада — вернулась — безо всяких брюх летучих рыб, никого — всех вас! — не приглашая любоваться собою.

Она ездила на фронт, как Вы знаете. В Ленинград, когда он находился в окружении, когда там было очень небезопасно. А ее тянуло всюду. Где была опасность и «грозило гибелью», ее туда тянуло. И она туда ездила очень часто. И там играла. <…> Она считала, что человек существует для того, чтобы сгореть, чтобы отдать себя, чтобы пожертвовать собой.

М. М. БАХТИН. Беседы. Стр. 259


Все искали способа уехать из осажденного города — Юдина рванулась туда; это и было христианством в собственном смысле, не больной и изломанной жаждой страдания, но верой в то, что разделенное страдание легче переносится.

Дмитрий БЫКОВ. Борис Пастернак. Стр. 617


О соседской собаке.

Я сказала, что сквозь полуоткрытую в доме Гитовичей дверь видела Литжи. «Правда, красавица? — оживленно спросила Анна Андреевна и прибавила: — У нее восемнадцать медалей, а у меня только три».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 98

Награды Ахматовой:

«За доблестный труд в ВОВ 1941—45 гг.», «За оборону Ленинграда» и юбилейная медаль «В память 250-летия Ленинграда».

Лучше бы колли прибавили девятнадцатую медаль. Я видела ее на фотографии. Прекрасная собака.


В военные годы начинается вторая слава Ахматовой. Наконец-то ее патриотизм оценен.

Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 47

О второй славе и патриотизме см. главу «Я была с моим народом».


Перевезли Ахматову бесплатно в Москву, а в Москве Литфонд снабжает ее в дорогу продуктами. Анна Андреевна сказала, что она надеется на хороший прием у татар благодаря своей татарской фамилии.

Н. Г. ЧУЛКОВА. Об Анне Ахматовой. Стр. 39

Назад Дальше