Сейчас все забацаем по правилам. Ну разве что дневник эксперимента вести не будем. А то еще попадется кому на глаза, и привет, дядя психиатр. Не надо психиатра, хватит с нас онкологов.
Хотя такое дело, как бы травматолог не понадобился.
— О, сколько нам открытий чудных! — громко продекламировал Леха. — Готовит просвещенья дух!
Подумал и добавил:
— И опыт, сын ошибок трудных…
Задержал дыхание — и сунул концы проволоки в розетку.
* * *Раздался громкий треск. Даже скорее хруст. Потом сдавленное рычание. В доме погас свет. Оснастить полигон фонариком или просто встать поближе к пробкам экспериментатор не догадался.
Пряча раненую конечность под мышкой, шипя и подвывая, Леха выскочил на крыльцо. Сел и принялся качаться из стороны в сторону.
Как-то сильно шибануло, прямо не ожидал — а чего ты, собственно, ожидал, естествоиспытатель хренов, надо было провод найти потоньше! Руку новую вырастишь? А голову? Думал чем? Или ты этой головой только почтовые ящики сшибать можешь? Интеллектуал!
Дед бы тебя выпорол и был бы сто раз прав.
Уффф…
На угол крыльца падал свет от уличного фонаря. Леха, тяжело дыша, вытащил руку из-за пазухи и, заранее боясь, раскрыл ладонь. Та-ак… Полоса от ожога на ладони была, да еще какая. Только с ней что-то происходило. Медленно, но вполне заметно на глаз полоса будто бы стиралась, причем стиралась изнутри. Кожа регенерировала. Леха не мог даже посмотреть на часы, засечь время, он прилип взглядом к ладони и не в силах был оторваться, пока след ожога не растворился бесследно. Осталась белая новенькая кожа.
Леха нервно заржал. Некоторое время давился от смеха, а потом застыл неподвижно, тупо глядя перед собой, переваривая дикий результат эксперимента.
Он сидел так, пока не зачесалась шея. И сразу плечо и вроде бы даже ухо. Легонько так, щекотно. И тут же откуда-то из-под воротника куртки бесшумно взмыл серебристый вертолетик, размером почти со спичечный коробок. Перелетел через плечо, закрутился над коленями. Медленно, очень медленно Леха протянул руку и повернул ее ладонью вверх. Вертолетик словно этого и ждал.
Он опустился на ладонь, подобрал лапки, сложил и закинул на спину винт.
Уютно устроился. И замер.
Ощущение от вертолетика на ладони оказалось невыразимо приятным. Он был живой, добрый и… Родной.
Леха вдруг понял, что у него на глаза слезы наворачиваются от умиления.
— Ты… Ты кто, друг? — спросил он шепотом.
И сразу теплой волной по всему телу прошел ответ.
«Это я».
Леха не выдержал и действительно заплакал.
Глава 24
— Та-ак, работаем кулачком, работаем… Достаточно.
В шприце был темно-серый раствор.
— Они точно уйдут из меня? — спросила Мария с заметной брезгливостью в голосе.
— Точно, — меланхолично обронил Зарецкий.
Загрузочную инъекцию надо делать медленно, очень медленно. Зарецкий не торопился.
— Это стандартная девятая серия, — сказал он. — У нее запас жизни в организме три недели максимум, вне организма — три часа. Сделают свое дело и распадутся.
— А правда, что у испытателей потом была депрессия?
— Слушай, ну чего ты дергаешься. Тебе в порядке исключения вводят то, что все остальные получат только следующей весной. Чтобы ты на себе ощутила, как это здорово, и могла рассказать по телевизору всей стране. Это честь, понимаешь?
— А почему не в таблетке?
— Не сделали еще.
— Они мне ничего менять не будут? Точно? Я не стану плясать от радости, как идиотка?
— Что еще за новости?
Не будь Зарецкий циником, он бы обиделся. Никто из испытателей не плясал от радости. Этого еще не хватало. И без того ребят колбасило.
— Ну… Говорят. Говорят, девятая серия не только лечит. От нее еще как бы веселее становишься.
— Вот болтуны. Успокойся. Этих перепрограммировали, — честно сказал Зарецкий.
Правда ведь перепрограммировали, особая партия «девятки» не поднимает уровень эндорфинов в крови. Делать ей больше нечего, она ботов-чужаков отлавливать будет.
— Ну и слава богу…
— Загрузка окончена, поздравляю.
Мария сидела молча, видно было, как она прислушивается к своим ощущениям. Зарецкий, с трудом сдерживая усмешку, приложил тампон к проколу в вене.
— Могу бинтом прихватить, могу пластырем. Или просто так подержи минут десять.
Мария медленно повернула к нему голову и вдруг разразилась безудержным идиотским смехом.
Тут Зарецкий действительно обиделся. Он и так натерпелся из-за той утечки. Молодого врача, трепавшегося о результатах испытаний «девятки», запугивал сначала лично Михалборисыч, а потом охрана добавила — чтобы больше не болтал. Завотделением был, в свою очередь, готов к суровой каре, но ему Михалборисыч нехорошо глянул в глаза — и промолчал. А Зарецкий, хоть считал себя не пугливым, затрясся и проклял тот день, когда простое желание побольше зарабатывать и поменьше видеть больных привело его в Нанотех. Он тут слишком глубоко увяз, чтобы соскочить, подписался на опасную авантюру — и случись чего, этот маньяк с президентскими амбициями просто скормит его репликаторам. А Рыбников будет стоять рядом и нудно комментировать процесс с научной точки зрения.
И теперь еще эта дура над ним издевается.
— Такая красивая — а такая глупая! — сказал Зарецкий.
* * *Леха уже привык, что в Нанотехе разговаривают вполголоса и ходят не спеша, такой порядок на всей территории, и старался тут пореже носиться сломя голову. Но, увидев за воротами Марию, едва не прыгнул с крыльца института и сорвался на свой обычный трейсерский полушаг-полубег.
КПП на воротах он проскочил с такой скоростью, с какой только электроника успела отметить его пропуск.
Мария стояла рядом с джипом и глядела на Леху непривычно холодно.
— Привет! — воскликнул он. — Ты куда пропала?
— Я?! — изумленно отозвалась девушка. — Это ты куда-то делся. Был — да сплыл. Угробил мне воскресенье. Сижу, жду его, как дура полная… Телефон не отвечает… Ты не много на себя берешь, красавец?!
На Леху будто вылили ушат холодной воды. Елки-палки, она это всерьез, подумал он. Но мы ведь не договаривались ни о чем на воскресенье! Или она уже решила, что я ее верный раб по умолчанию? Тем не менее я ее, видимо, сильно обидел. Как-то не сообразил, что такую девушку нельзя оставлять без внимания ни на день.
Телефон он и правда выключал, когда ездил на дачу. Чтобы не отвлекали. Так ведь было ради чего!
— Извини, — сказал он. — Мне надо было съездить в одно место. Это очень серьезно. Я тебе столько всего должен рассказать…
— Не надо.
— Но я такое тут узнал…
Леха потянулся к ней, она чуть попятилась.
— Мальчик, — процедила Мария. — С дамой не обращаются так. Распустил хвост, вскружил голову — и вдруг исчез. Тоже мне нашелся, Казанова из Ново-Ебенёво. Я тебе не игрушка.
От такой отповеди Леха остолбенел самым натуральным образом.
Это какая-то идиотская игра, подумал он. Спектакль.
В машине водитель Дима стиснул зубы. Он похожие сцены видел раз двадцать и точно знал, что дальше будет, но теперь ему стало грустно.
Хорошо хоть сегодня не стоит ждать эксцессов — приятно иметь дело с интеллигентными людьми. Мальчик будет стоять как вкопанный и страдать, а мы поедем домой. И мальчик не будет мстить. Разве что глупо отомстит себе, трахнув для поднятия самооценки какую-нибудь страшненькую.
Дима рассуждал холодно, у него были другие задачи, он не мог отвлекаться на лишние эмоции. Но, будь Мария его дочерью, он бы с ней крупно поговорил: ну хватит уже, честное слово, дурью маяться. Тоже мне нашлась, великая соблазнительница всего, что шевелится.
На заднем сиденье Даша закрыла глаза.
— Ладно… — сказала Мария, и у Лехи на долю секунды мелькнула надежда, что сейчас его после показательной выволочки простят для первого раза.
Мелькнула и через мгновение угасла.
— Мы тут с Дашкой поспорили… Смогу ли я сделать одну вещь прежде, чем послать тебя подальше. Стой смирно, красавец.
Она быстро шагнула к Лехе, закинула руки ему на шею и крепко, долго поцеловала в губы. Леха стоял как столб. Он ничего не понимал, ничегошеньки.
Давно опустился вечер, но сцена «постановки на место» разыгрывалась под фонарями на ярко освещенной площадке, и случайный прохожий мог бы заметить, как кисти рук, сомкнувшихся на шее парня, вдруг потемнели, вокруг них образовалась густая серая тень и мигом впиталась в Лехины волосы.
…А мог бы и ответить на поцелуй, думала Мария, раз ты такой в меня влюбленный. Я бы даже еще поразмыслила, чего с тобой делать потом… Она медленно отстранилась от Лехи, ловя его ошалелые глаза влажным гипнотизирующим взглядом и любуясь произведенным эффектом. Руки кололо мелкими иголочками — ладони, пальцы, всю кисть. Едва она прикоснулась к Лехе, начало колоть. Что это?
Но шоу должно продолжаться, надо влупить мощный финальный аккорд, думать будем потом.
Она легонько оттолкнула Леху и рассмеялась.
— Десятку выиграла! Твоя цена, красавец!
Весело, едва не подпрыгивая, убежала к джипу, нырнула на заднее сиденье, захлопнула дверь. Машина резво взяла с места и укатила. Леха проводил ее остекленелым взглядом. Потом медленно поднял руку и почесал затылок.
Поднял вторую и почесал обеими.
* * *В машине вся веселость слетела с Марии мигом. Она включила лампочку над сиденьем и принялась с болезненной гримасой на лице разглядывать свои руки. Кисти были покрыты едва заметной сеточкой из красных точек.
Не расчесывай, приказала себе Мария. Выключила свет и тут же начала яростно тереть руки, скрести их ногтями.
— Что случилось? — безучастным голосом спросила Даша.
— Ничего! — отрезала Мария, пряча руки под мышками.
Отвернулась и уставилась в окно.
— Как-то глупо вышло, — сказала Даша все тем же мертвым голосом. — Жалко его.
— Забери себе! — прорычала Мария.
— Нельзя было с ним так, — буркнула Даша, глядя в свое окно.
— Заткнись! — выкрикнула Мария. — Я слышать об этом не желаю!
Прислонилась щекой к стеклу и закрыла глаза.
Руки чесались адски.
Или Леха сделан из крапивы, или у тебя зверская аллергия на его кожу, или… Ладно, дурочка, не ври себе. За руки вы держались. Танцевали щека к щеке. Леха теплый и приятный.
— Боже, какая же я сволочь… — прошептала она.
Вариантов нет: через кожу вышли микробы.
И попрыгали на Леху, и попрыгали.
Ну что, поимели тебя, красавица?
Какое ты лицо Нанотеха, ты его слепое орудие.
Сливной бачок. Что в тебя закачают, то и сливаешь.
Дура. Просто дура. Так и запишем…
— А вообще, ничего ужасного не произошло, — произнесла Даша холодно. — Ну, поиздевалась над парнем, в первый раз, что ли… Сколько мы с тобой на десятку спорили… Ты меня разоришь скоро.
— Идиотка! — прошипела Мария. — Это было не как всегда! Это совсем другое! Подавись ты своей десяткой!
Она снова поглядела на руки и опять спрятала их.
— Господи, он же меня просто использовал, использовал… — прошептала она. — А я верила, что это политика, о будущем страны заботилась… а он всадил в меня эту дрянь только ради того, чтобы я донесла ее до Лешки…
Даша наконец-то повернулась к подруге и уставилась на нее с непритворным ужасом.
— Дура, какая же я дура… Счастье людей, счастье людей! У него есть только один человек, достойный счастья, — он сам! А остальных он просто использует, мы расходный материал…
Даша потянулась к Марии и осторожно прикоснулась к ее плечу, но та вся сжалась, и Даша отдернула руку.
Глава 25
Леха медленно, непривычно медленно шел по улице, плохо соображая, куда держит путь.
Беда будет, сказала тогда Даша. Ведь хотела предупредить. Она это имела в виду? Вроде не беда. Не трагедия. Вешаться нет повода. Ну, схлопотал удар по нервам — такой, что прямо окаменел весь, хотя руки вон до сих пор нервно подрагивают.
Раскатал, называется, губищу на первую красавицу в школе. Думал, ты такой шикарный парень, что рано или поздно она сама подкатит с нескромными предложениями. Вот, подкатила. И укатила. И даже мысли не мелькнуло, что Машка могла на тебя поспорить. Ты вообще забыл, что есть у девчонок такая милая игра, — а знал ведь. Но думал, тебя это не касается. Ты же у нас супермен, золотой мальчик, сокровище и подарок, А тебя, идиота, проиграли — как уголовники людей в карты проигрывали.
Ой, блин, она же всем расскажет… Сначала девчонкам, а те уже нашепчут парням.
И ты станешь великолепным, образцово-показательным, эталонным посмешищем. Герой-любовник за десять рублей. Вся школа будет ржать.
Они объявят подписку на билет в Монте-Карло, вот гадом буду. Собираем по десятке с носа на билет для Лехи Васильева! Ему, понимаете, надо очень, у него гормон разыгрался. Интимной жизни захотелось. Интим по колено толщиной с полено…
Ну, Принц тебе посочувствует. Скажет, что сто раз предупреждал, — и посочувствует. Ему бы самому быть осторожнее, Машке достаточно пальцем шевельнуть, и он рухнет к ее ногам. Даже за рубль.
Сам ей этот рупь отдаст. Он ее, кажется, действительно очень любит, и ему все равно.
А тебя на что поймали? Да на гордыню твою несообразную. Ты принял Машкин интерес к себе как должное. А с какого, собственно, хрена? Да вот с такого, большого и толстого. Ты и правда думал, что лучше других. Умный, физически развитый, продвинутый, эрудированный, красивый, наконец. И все девчонки обязаны тебя обожать. Прямо на шею бросаться. Прямо зацеловать до смерти.
Господи, как стыдно… Невыносимо.
И как больно… Я ведь перед Машкой душу распахнул настежь. Я до сих пор в нее влюблен и только о том мечтаю, чтобы она пришла и сказала: это был глупый розыгрыш, извини, погорячилась. Я не смогу просто так сразу все забыть, вычеркнуть из сердца.
Господи, как же мне хреново…
Леха шел по улице, опустив голову и глядя под ноги пустыми глазами, а тем временем серые головастики активно плодились у него в капюшоне куртки, выедая синтетическую подкладку. На ткани появились дыры. А потом серая пленка одним рывком потекла ему за воротник.
От неожиданности Леха споткнулся, когда его шею, плечи и спину охватил незнакомый ранее зуд. Это было похоже на выход из тела вертолетиков, только больнее — и шло как бы снаружи внутрь. Леха принялся хлопать себя по плечам, крутиться на месте, пытаясь дотянуться до спины… И наконец-то огляделся по сторонам. Ишь, куда его ноги занесли. Совсем рядом был дом Принца.
Зудеть перестало.
Я подумаю об этом завтра, решил Леха. А сейчас надо зайти к Принцу, сообщить, какая со мной приключилась… Любовь-морковь. Чтобы раньше всех узнал и из первых рук. Позвоню ему от подъезда, он выйдет ненадолго, сядем на лавочку, поговорим… Мама дорогая, как же я буду об этом позорище рассказывать?!
А придется.
Леха свернул во двор.
Особая партия девятой серии разлеталась по его сосудам, подъедая все полезное на своем пути. Двигались головастики очень резво. Первый встретившийся им вертолетик не успел повернуться навстречу угрозе и был атакован со спины. Его облепили и развинтили на запчасти: «девятке» было пока не до церемоний, она спешила нарастить численность, о лучшем материале для этого, чем бот-чужак, она и мечтать не могла. Но даже когда от вертолетика осталась едва половина, его манипуляторы все еще хватали врага за врагом, а скальпель так и сновал туда-сюда, шинкуя головастиков на мелкие кусочки.
И он знал, что наши уже на подходе.
Основная драка развернулась в крупных артериях. Вертолетики тактически грамотно зашли со стороны тока крови, набрав дополнительную скорость и заставив «девятку» развернуться против течения. Они буквально расшибли плотный строй головастиков, раскромсали всех, кто подвернулся, и, не задерживаясь, умчались, чтобы начать следующий заход.
Дед бы ими гордился.
Но уже на втором заходе часть вертолетиков унеслась вдаль, облепленная активно жующими головастиками.
Рыбников верно сказал: он научил-таки своих подопечных решать проблемы по мере возникновения. Едва осев на Лехиной коже, особая партия учуяла, что ее внутри ждет противник, способный давить мелких и хрупких ботов девятой серии как вшей. Поэтому она сразу переключилась на интенсивный разгон роя, чтобы задавить вертолетиков численно. Она не так уж превосходила «пятерку» в скорости — и скорости репликации особенно, — но головастиков с самого начала вломилось в Леху очень много, и с каждым мгновением их становилось больше. Вертолетики просто не успевали одновременно полосовать врага и дособирать новых бойцов.
Кроме того, огромный расход энергии и материалов угрожал в перспективе здоровью человека-симбионта.
Вертолетики оценили ситуацию, приняли решение, дружно развернулись и бросились наутек.
«Девятка» устремилась за ними.
* * *Во дворе Лехе вдруг стало как-то не по себе. Другой бы догадался: у него быстро растет температура, но Леха давно забыл, что это такое. Восемь лет ничем не болел. А сейчас его знобило, по спине тек пот, и вообще упало настроение.
У меня был стресс, это нервное, надо отдышаться, подумал Леха и тяжело опустился на скамейку у подъезда.
Сел и понял, что ему совсем худо, прямо хоть «скорую» вызывай.
Опять шея зудит. Да что же такое… Леха поднял руку к горлу — и взвыл от неожиданной боли.
Из-за его воротника густым серебристым облачком рванулись вертолетики.
Леха вылупил глаза — и тут сильно обожгло ногу. Машинально он схватился за штанину.
Из нее на асфальт вытекло еще одно облако, на этот раз отчетливо серое и раза в два больше первого.