Амбал, похожий на страшный сон титанов реслинга, смотрящий немигающим взглядом, и второй - невысокий кадр, на лице которого нельзя было прочитать ни единой эмоции: вызывали некоторое опасение. Но соотношение всё равно составляло примерно три к одному, поэтому - шибко увечить нервную систему загодя... Определённо - не стоит. Сядет матрёшка на конус... а куда она денется? - коли уж так выразительно приглашают.
Блондинка сидела с мёртвым лицом, не выражающим ничего, только в пальцах подёргивалась увесистая вилка, которой так удобно засадить в глаз, без проблем достав до мозгов. С которыми, судя по всему, у гонца - да и у всех собравшихся за стоящим метрах в пяти от Лиха, столом, наблюдалась уверенная нехватка.
- Не, ну чё вы деревянные такие? - Деланно огорчился переговорщик, повысив голос, чтобы его монолог доносился до притихшей в ожидании гоп-компании. - С вами же по-хорошему базарят, людям тоже тепла хочется. С такой давалочки ничего не отслоится, чтоб мне так жить. Девятью хренами - больше, девятью - меньше... Один хрен.
Он коротко хохотнул над собственным пошлым каламбуром, и из-за его спины донёсся взрыв хохота, сопровождающийся парой хлопков в ладоши. Лихо скользнула по нему отсутствующим взглядом, глаз за что-то зацепился, она вгляделась получше. Мысленно выматерилась - от души, виевато, протяжённо.
Нависший над столом джентльмен удачи, могущий в любой миг словить от вилки в глаз, до "маслёнка" в левое яйцо, из "дыродела" Алмаза - был мутантом. Это в корне меняло дело. Ни одна команда, каким бы лихим ремеслом она не занималась, никогда не возьмёт к себе мутанта. Отличающегося непредсказуемым стилем поведения, и невероятной, запредельной агрессией. Значит, либо это, уверенно ржущее по поводу предстоящей свободной любви, мудачье, совсем съехало с катушек, либо они занимаются вовсе уж исключительными вещами. О которых даже не хотелось думать. Самое невероятное, что "хамелеоны" молчали намертво, не отзываясь ни единым радужным переливом. Но это точно был мутант, Лихо готова была спорить с кем угодно, не боясь проиграть.
- Да чё вы мнётесь, как стручок у импотента? - Мутант снова оглядел всех, кроме Лиха. - Может, вам с нас плату брать как-то неудобняк? Давайте бесплатно! Народ натурально приветствует такие инициативы, всегда "за". Мы в ответ, постараемся вашу шкуру надолго не задерживать. Отработает за три подхода, по троих за раз приласкает - и, гуляй, усваивай гормоны. Тем более, что вы с ней, я гляжу - не особенно ласково... - Он кивнул на синяк блондинки. - А мы с ней со всей галантностью. Глядишь, ещё и кайф поймает. Чтобы за девять раз, и далеко не на пол-шишки - кайфа не словить: не бывает такого. Поймает, куда она денется...
Лихо не отрываясь, смотрела на чуть видные, зеленоватые, пульсирующие вздутия, находящиеся у него чуть ниже правого уха. Явный признак мутации, и если раздеть "махновца" догола, непременно обнаружится ещё что-нибудь, более отталкивающее, чужеродное. Вроде крохотных, нетерпеливо шевелящихся присосок, располагающихся в районе живота. И, при прикосновении к ним кого-нибудь чужого, выделяющих вязкую субстанцию, обладающую свойствами клейкой кислоты. Прожигающей бедро взрослого мужчины насквозь, за четверть минуты. Или, двух недлинных - сантиметров по двадцать, гибких жал, растущих чуть ниже ключиц. Способных в ближнем бою, в считанные мгновения пробить одежду, и безошибочно поразить нервные узлы противника. И это ещё довольно безобидные "награды" Сдвига. Бывает не в пример серьёзнее.
Но, как уже успела убедиться Лихо, мутация - это не обязательно что-то отталкивающее внешне. Не гнилая чешуя, которой покрыта половина морды, или метровые клыки, торчащие из ушей. Нет, такие ублюдочные оказии тоже попадались, хоть и довольно редко. Мутация, в подавляющем большинстве случаев - шла изнутри, затрагивая даже не внутренние органы, а душу. Именно то, что делает человека - человеком. Души у мутантов, в девяноста девяти процентах случаев, были гнилые. Порченые. Тот же кровохлёб, тварь, по своей сути - безмозглая, приносила гораздо меньше вреда, чем мутанты. Которые практически не отставали от человека в умственном развитии, зато обладали целым букетом моральных пороков, не считая, конечно же - изъянов физических.
Но хуже всего было то, что довольно убого витийствующий продукт сочетания отметин Сдвига, и обычного гомо сапиенс, по сути дела - являлся миной замедленного действия, готовой рвануть в любой момент, даже без видимой причины. Мутантам, зачастую не требовался какой-то конкретный повод для выплеска агрессии, они могли "взорваться" из-за выеденного яйца, из-за неосторожного взгляда, из-за любого искажения аномальной активности, по неведомым для других причинам. Не каждый первый, но очень многие. И не было какого-либо мерила, способного с ходу дать знать - представляет ли данный экземпляр особую опасность, или же можно разойтись миром. Во всяком случае, по каким-то внешним признакам мутации, или степени её распространения - ничего конкретного сказать было нельзя. Мутант мог выглядеть, как помесь бульдога с золотой рыбкой, с незначительным добавлением людского, и быть почти безобидным. И наоборот.
Даже в Тихолесье, не считая других, менее дружелюбных местечек, было принято негласное соглашение. С мутантами - не иметь никаких дел. Даже если тебе притаскивают цистерну первосортной "горючки", и, жалостливо ёрзая на коленях - просят принять за просто так. С проявляющими агрессию, безо всяких условностей, и либеральностей - проделывали нехитрые манипуляции с помощью ручного оружия, после чего, они становились циничной пародией на дверь, в которой просверлили множество отверстий для глазков. По сути дела - мутантов просто-напросто выживали из мест, относительно обетованных. Всеми возможными способами. И никому, не было интересно, куда они пойдут, и что будут делать. Забот хватало и без них. Потом, они почти что исчезли, во всяком случае, Лихо уже лет пять, не встречала ни одного, не считая тех случаев, когда в самих Суровцах, рождался мутант. Тут же завершающий свой жизненный путь, толком не успевший начаться.
"Махновец" выглядел расслабленным, беззаботным - но где-то внутри него, наверняка тикал часовой механизм, отсчитывающий последние секунды до взрыва. Лихо напряглась, сжимая вилку покрепче, поувереннее. Выход был только один - валить наглухо. Гасить наглухо, выстёгивать из реальности, стирать вчёрную. Убивать. Пока не случилось непоправимого.
Самым плохим было то, что больше никто - ни Шатун, ни Книжник, ни другие, не осознавали полной опасности. Для них, "махновец" был заурядным "ловцом удачи", башибузуком невысокого уровня, мелочёвкой. Которую можно скомкать в два счёта, как листок бульварного чтива, перед предстоящим использованием по прямому назначению. Надо было подать знак, как-то указать на ключевой момент, предупредить! Она не успела.
- Девочка останется здесь... - В голосе Знатока плавал айсберг, заключённый в панцирь из броневого листа. - Дальнейший разговор считаю бессмысленным, и...
Лицо мутанта стало оплывать жутью, даже не от прозвучавшего отказа, а от того, что ему что-либо ответили. Лихо развернулась на широкой скамейке, вилка в пальцах описала короткую дугу, выставляя наружу четыре потемневших от времени, тонких серебряных клыка, нацеленных прямо в пульсирующие вздутия. Немного мешал Книжник, всё же собравшийся, вопреки запрету Германа, раскрыть рот, вписаться, сказать своё веское слово. Но Лихо знала, что у неё получится.
Правая рука мутанта сделала быстрое, встряхивающее движение, как будто извлекала из рукава что-то мешающееся, ненужное... Плоское, игольчатое тело заточки длиною с ладонь, блеснувшее от стремительного взмаха рукой, в розоватом свете дня юркой, диковинной рыбкой, нырнуло Герману под левую лопатку. Неслышно, отточено, наверняка. Почти одновременно с этим, вилка Лихо до упора вошла "махновцу" в бугорок вздутия, брызнувший изумрудными струйками. Блондинка бы успела зачистить первой, но кто же знал, что эта сволочная метка своей эпохи, эта паскуда, мутант, окажется настолько проворным, что опередит.
Мутант умер мгновенно. Без крика, без дёрганий, без спецэффектов. Просто стоящий человек вдруг рухнул ничком, не подавая признаков жизни.
- Бей! - Лихо изловчилась без лишних нежностей, вломить начинающему подниматься Книжнику в подколенный сгиб, и уронить его в промежуток между скамейкой, и столом. Горячо желая, чтобы он оставался там до окончания этой заварушки, прикинувшись чем-нибудь несуществующим. И, почти одновременно с этим, качнулась вправо, сгребая со стола "Феникса". Ловя в прицел чью-нибудь горячую голову за соседним столом, работая на опережение. Мразь, в количестве восьми штук, среагировала оперативно, почти похвально. В её сторону, как в замедленной съёмке, стали разворачиваться сразу несколько стволов. Лихо выстрелила раз, другой...
Круглолицый, рыжеватый "махновец", одетый в серый комбинезон с логотипом какой-то, давно канувшей в Лету компании, откинулся назад, поймав пулю точно в ямочку на подбородке. Вторая вошла в шею, перебив кадык.
Совсем рядом что-то треснуло - коротко, резко. Краем глаза Лихо поймала Шатуна, встающего из-за стола, и выламывающего крышку одним непостижимо быстрым движением, оставляя только торчащие из земли опоры. Алмаз крутнулся волчком, перемещаясь в противоположную от Лиха сторону, рассеивая внимание "махновцев". "Калаш" уже плевался огнём, тоже как-то протяжно, даже с ленцой. И не было такой силы, способной сделать так, чтобы вылетевший из него горячий свинец не нашёл цели.
Крышка стола, кувыркаясь, полетела в сторону противника, пустые бутылки, и остатки еды разбросало в разных направлениях: и достигла цели, погасив собой несколько всё же прозвучавших выстрелов. Раздался чей-то проникновенный вопль, скорее всего - торчащие из плотно сколоченных досок гвозди пробороздили чью-то морду, Шатун по дуге ушёл в сторону, держась чуть сзади, и чуть сбоку от Алмаза, понимая, что его помощь больше вряд ли понадобится.
Лихо отпрыгнула вбок ещё раз, "Феникс" рявкнул три раза, успокаивая двух "махновцев", которые избежали контакта с массивной деревянной конструкцией: по их мнению - каким-то чудом покинувшей место постоянной дислокации, и переместившейся на несколько метров, причиняя качественные болевые ощущения. Неподалёку, считанные разы откашлялся "дыродел" Алмаза, и наступила тишина.
Шатун огляделся, готовый в случае нужды, воздействовать на ситуацию всеми имеющимися силами и возможностями. Чернявый с братом, застыли форменными истуканами. Дробовик Ловкого дымился - он всё-таки успел адекватно среагировать на развитие событий, но вот пользы от его выстрела не наблюдалось. Его не стоило ни в чём упрекать - вряд ли он за свою жизнь в непосредственной близи от большой дороги, видел, как девять здоровых мужиков гарантированно превращаются в "груз двести", за самый минимальный отрезок времени. Главное, чтобы не начали палить куда попало, сейчас, когда конфликт был уже исчерпан. Со счётом девять-один, в пользу пятёрки. Точнее - уже четвёрки.
Лихо бросилась к скамейке, из-под которой, несдержанно высказываясь сплошь нелитературными оборотами, выбирался Книжник. Но на очкарика ей было наплевать: живой - и ладно.
Герман лежал на боку, чудом не упав на землю. Широко раскрытые глаза быстро стекленели, он, возможно, ещё успел уловить гаснущим сознанием самое начало огнестрельного контакта, лицо было отмечено не успевшим воплотиться в жизнь, азартом схватки. Сейчас он уже был там, где сходятся все дороги, и остаётся лишь оглянуться назад, жалея о том, что ты не успел сделать, завершить...
- Герман... - Книжник всхлипнул как-то потерянно, и стал озираться по сторонам, словно отыскивая того, с кем можно было поквитаться за потерю. Но девять "махновцев", только что получивших ещё аттестат об окончании земного пути, лежали смирно, не делая никаких попыток получить подкожно ещё пару горячих пилюль, употребление которых зачастую вызывает самые негативные последствия.
Лихо выдернула заточку. Струя горячей крови выплеснулась в воздух, попав на лицо мутанта, смешавшись с изумрудной жидкостью, вытекающей из его шеи.
- Мы с тобой не одной крови... - Побелевшими губами прошептала Лихо, сама не понимая, зачем она это говорит. Слишком много потерь для одного дня, слишком давящих потерь. И будет ли им финал - знает только Творец, отгородившийся от своих подопечных плотной завесой желтовато-коричневых перистых облаков. И предоставивший альтернативу - выкарабкиваться самим, не выбирая средств и пределов. Всё в твоих руках. Крути реалити-шоу в режиме нон-стоп, а с рейтингом будем разбираться по факту. Когда наступит день и час, и жюри вскинет свои таблички с оценками. Которые уже нельзя оспорить...
- Да чтоб тебя... - Лихо встряхнула головой, отгоняя возникший в голове монолог, в котором было непонятно - где её собственные мысли, а где наваждение: словно неподвижно лежащий Знаток разговаривал с ней оттуда, из-за черты. Философски прищурив свои серо-голубые глаза, и делая первые шаги из бренной суеты, в беспечальную вечность.
Заточка полетела на землю. Лихо закрыла Герману глаза, ещё раз посмотрела на понемногу становящееся упокоённым лицо. Устроила его на скамейке получше, и пошла к чернявому, понемногу выходящему из ступора.
Брат Ловкого неуверенно повёл в её сторону дулом дробовика, но хозяин придорожной забегаловки, которую теперь с полным на то правом, можно было назвать "В гостях у девяти мертвецов", махнул рукой, приказывая прекратить всяческие поползновения. Родственник послушно опустил оружие.
- Этого... - Для вящего понимания её слов, Лихо показала в сторону Знатока, возле которого скорбно застыл Книжник. - Этого мы сейчас сами похороним. С остальными - делайте что хотите. Хоть на шашлык, хоть в качестве наглядного пособия для особо пробитых на всю бошку. Можешь вдоль дороги поставить, и лепить клиентам, что лично девятерых списал. Не отрываясь от мангала. Нас это уже не касается. Машины забирайте себе, стволы... хрен с вами! - стволы тоже. Лопата есть?
Ловкий собственноручно вынес шанцевый инструмент, и даже простёр свою любезность до того, что указал небольшую полянку, метрах в ста за "дзотом", где можно было похоронить Знатока, не опасаясь, что его могилу загадят всяким мусором.
Шатун с Алмазом ушли, и вернулись через пятнадцать минут, чтобы забрать тело.
- Подожди... - Книжник остановил громилу, и осторожно коснулся плеча Германа, прощаясь с ним. Качнул головой, закусил нижнюю губу, и быстро отошёл, отвернувшись, мелко-мелко, и беззвучно вздрагивая плечами. Шатун легко подхватил тело на руки, и понёс в рощицу, где уже была готова могила.
Лихо задумчиво посмотрела вслед Шатуну, потом перевела взгляд на Книжника, и впервые подумала, что иногда дар очкарика оборачивается самой мучительной стороной. Она со временем могла забыть что-то - детали, частности. Какие-то крючочки, способные зацепить в памяти, и выволочь на белый свет воспоминания, обшарпанные до некоторой непрозрачности грузом лет, и от этого частично потерявшие свою остроту. А Книжник был обречён помнить это в полном объёме, не упустив ни малейшего нюанса. Всегда. Без надежды на забвение, или хотя бы на незначительное искажение увиденного.
Чернявый с братом сноровисто принялись растаскивать кучу-малу, придавленную крышкой от стола. Лихо проводила взглядом утаскиваемого за ноги "анархиста", из левой глазницы которого, наполовину торчала вилка. Алмаз сэкономил патрончик, перед тем, как Шатун к чёртовой бабусе разрушил архитектуру стола. В очередной раз доказав, что "Верная Рука - друг индейцев", по сравнению с ним - бездарный, и не подающий ни малейшей надежды дилетант.
У остальных чётко сидело по одному "маслёнку", либо в сердце, либо в соображалке. Двое, правда, могли похвастать простреленными кистями правых рук, и коленными чашечками. Но так было надо. Алмаз не делал лишних выстрелов, кроме тех случаев, когда того требовала ситуация.
Брат Ловкого поволок круглолицего, которого утихомирила Лихо. Она всмотрелась - ошибки быть не могло. У него тоже наблюдались признаки мутации. И у сластолюбца с лошадиной рожей. Одна треть "махновского" отряда состояла из мутантов. Вашу мать, сколько же за ними тянется всякого?!
Лихо не страдала наличием у неё всяких пошлостей, вроде гуманистических иллюзий, выражающихся в слепой вере в непременную добродетель незнакомых людей. И прекрасно понимала, что за такой артелью, никак не может не оказаться ничего, что в Уголовном Кодексе прошлой реальности, без обиняков называется "особо тяжкими преступлениями, совершёнными с применением насилия".
Вернулись Шатун с Алмазом, громила коротко кивнул, мог бы и не кивать. Лихо и без того знала, что Герман будет погребен со всеми почестями, которые только можно придумать в эти минуты. Конечно же, никаких почестей быть не может, кроме более-менее прилично выкопанной могилы, и потустороннего знания, что тебя хоронят не самые плохие люди, с которыми ты знался в той, насквозь сложной, и ведущей в никуда жизни. Конечно, можно было бы дать три залпа, и произнести полную патетики, не менее чем десятиминутную речь... Но все понимали, что сам Знаток вряд ли одобрил бы подобное рассусоливание, тем более - в таких условия, в которых они оказались. Не оставили валяться на дороге, на радость какой-нибудь приблудной "кляксе", и на том спасибо...
- Собираемся. - Распорядилась Лихо. - Я - за рулём. Алмаз рядом. Только у этих, плюгавых, насчёт горючки пошарьте, если есть чего - тащите. Не пропадать же добру...
Троица без промедления потянулась к осиротевшим внедорожникам, для проведения вдумчивого обыска. Блондинка подошла к Ловкому, воззрившемуся на неё с чётко улавливаемым уважением сильного, к ещё более сильному.