Проводив Вадима, Валомир напустился на дочь:
– Ослушаться родителя! Я тебе приказал выйти к Вадиму, почему не явилась? Я кто тебе, отец или не отец?
– Да зачем? – пыталась схитрить Любонега. – Он же не ко мне приходил, а к тебе. По делу какому-то важному. Разве посадники разгуливают по пустякам? Я бы только помешала вашей беседе…
– Цыц, я тебе говорю! Допрыгаешься у меня! Завтра же отдам замуж за старика! Вон боярин Басарга давно сватается к тебе. Возьму и соглашусь!
– Это за семидесятилетнего? Да я лучше с портным Немиркой в леса убегу! Умыкнет он меня, и ничего не сделаешь! Станем законными мужем и женой! Куда тебе против обычая?
– Ах, вон ты как? Я тебя ремнем!
Любонега убежала. Валомир присел на скамейку, задумался. Конечно, очень хотелось заиметь зятем посадника, через него можно было провернуть немало выгодных сделок. Но в то же время он очень любил дочь, угадывая в ней свой несговорчивый, упрямый характер. Когда-то он так же воспротивился отцу и женился против его воли, и жизнь прожил со своей супругой в любви и согласии. А Вадим, как видно, ей не нравился. Такой видный парень да еще глава города – и не по душе! Вот и пойми их, этих женщин…
Валомир вздохнул и отправился по своим делам. А через неделю вновь явился Вадим. Какай-то пришибленный, с виноватой улыбкой на лице. Уселся за стол, рассеянно ел и пил, говорил невпопад. Но на этот раз Валомир ему был не помощник, он даже не старался поддерживать разговор, заставляя гостя мучиться в долгие минуты молчания, когда тот не знал, о чем вести речь.
Вдруг в горницу вошла Любонега. Поздоровалась и, покачивая бедрами, прошествовала к окну, стала задумчиво смотреть сквозь муть слюды. Вадим тут же встрепенулся, стал рассказывать, какой товар привезли купцы из Рерика, какая большая пошлина поступила от них в казну…
Любонега пальчиком начертила на слюде какой-то замысловатый рисунок, притворно вздохнула, произнесла томным голосом:
– Душно у нас что-то… Папа, разрешишь мне погулять недолго?
– Конечно, конечно, – заторопился боярин.
Любонега ушла. Тут же стал прощаться Вадим. Валомир не удержался, выглянул в дверь: дочь и Вадим не спеша шли по улице, переглядывались, о чем-то говорили. «Слава богине Ладе, – прошептал про себя боярин. – Может, сговорятся, сладятся. Тогда и мои дела пойдут в гору!»
А Любонега эти дни старалась разобраться в своих чувствах. Накануне она рассорилась с Немиркой. Она была на три года старше его, но он оказался молодым да ранним, начал склонять к сожительству. Это обидело и разозлило ее, и она прогнала его. А когда вновь увидела Вадима, то показался он ей вполне привлекательным парнем. Что же оттолкнуло ее в первый раз? Ах да, Вадим был очень пьян, еле на ногах стоял, держался развязно, даже нахально. А сейчас такой паинька, шагает не дыша, боится даже прикоснуться к ней. И собой приятен. Его даже красивым можно назвать, если бы не тяжеловатый, раздвоенный подбородок и низкий лоб, они выдавали натуру настойчивую, упрямую. И такой высокий, здоровенный, а какая женщина может устоять против обаяния мужской силы?
Она поняла, что он втюрился в нее по уши. Интересно, сумеет ли она полюбить его? А почему бы и нет? Все-таки посадник, глава города. Пройтись с ним рядом – значит вызвать зависть у всех женщин, а уж если выйти замуж, как на том настаивает отец, да зажить посадницей… Все подруги с ума сойдут от зависти.
Любонега шла и ждала, когда он заговорит. Наконец Вадим проговорил пряча глаза:
– Мне неудобно за тот раз…
Она мельком взглянула на него, спросила:
– И часто у тебя такое бывает?
– Нет, в первый раз.
Она много слышала о первом бойце Новгорода, как его повсюду зазывают в гости и щедро угощают, но он, хотя и не отказывает никому в уважении, пьет мало, вообще в хмельном строг и воздержан, и это ей нравилось.
– Кто же тебя сумел уговорить пригубить лишний бокал? Наверно, какая-нибудь зазнобушка?
– Да нет… Нет у меня зазнобушки.
– Никогда не поверю, чтобы у такого видного парня не было девушки!
Вадим как-то беспомощно развел руками и в этот момент был так похож на большого, неуклюжего ребенка, что она непроизвольно рассмеялась.
Он боязливо поглядел на нее, проговорил поспешно:
– Я правду говорю. Не обманываю.
Она решила промолчать, наслаждаясь властью над ним. А он первым не решился заговорить, только усиленно сопел себе под нос.
Наконец она спросила:
– Я, наверно, надоела пустыми разговорами. У тебя такие важные государственные дела!
– Нет, что ты, что ты! – поспешил он успокоить ее. – Мне приятно пройтись рядом с тобой.
И снова замолчал, как видно, ожидал, что она скажет. Но и у нее на ум не приходило ничего подходящего. Она шла и думала: «Какой же он нескладный! Спросил бы о чем-нибудь! Ну хотя бы о моем прежнем муже, как мы жили с ним. Или есть ли у меня парень сегодня. Я бы, конечно, не стала рассказывать про Немирку, но все равно стали о чем-то говорить. А то молчит, как старый филин!»
Она остановилась, сказала:
– Ну вот и нагулялась. Сейчас вернусь домой.
– Я провожу…
– Не надо, не надо! – заторопилась она, боясь, что придется еще какое-то время скучать рядом с ним. – Тут близко, я одна дойду.
Он потоптался на месте, проговорил:
– Как хочешь. А то я бы с удовольствием…
– Ничего, ничего…
– Завтра встретимся?
Глаза умоляющие, не похоже, что посадник перед ней стоит, а скорее какой-то простой парень, и это ей понравилось.
Ответила игриво:
– Посмотрим на твое поведение.
– Тогда…
Она с улыбкой смотрела ему в лицо и видела, как оно стало напряженным и сосредоточенным. Насладившись его покорностью, ответила:
– Буду ждать вечером.
Лицо его осветилось неподдельной радостью, он широко улыбнулся, проговорил облегченно и искренне:
– Спасибо! Я обязательно приду!
На другой вечер подкатил он к ней на возке, запряженном лихим жеребцом; и возок, и коня ему подарили бояре и купцы, когда он заступил на должность посадника. Сначала промчался по улицам Новгорода, а потом увез на берег Волхова, где они гуляли по лугу и любовались закатом. Поездкой Любонега осталась очень довольна. Единственное, что ее смущало – это молчаливость Вадима. С ним было скучно, не то что с Немиркой; тот болтал обо всем, что придет на ум, иногда такую ерунду, что и слушать нечего, а все равно с ним было интересно и их встречи пролетали незаметно. А Вадим погулял с ней, ничего толком не сказав, и попрощались так, будто мимоходом увиделись…
Возле крыльца путь ей преградил Немирка.
– Немирка, – спросила она, – ты чего пришел? Мы же договаривались встретиться завтра.
– Ты с Вадимом каталась по городу? – глядя на нее исподлобья, спросил он.
– Прокатились разок. Ну и что?
– Он ухаживает за тобой. Неужели не понимаешь?
Она вздохнула, ответила честно:
– Отец заставляет. Все-таки посадник, как можно портить с ним отношения?
– А ты не порть!
– Но как?
– А что, надо обязательно встречаться, разъезжать на красивом возке на виду всего города? А обо мне ты подумала? У меня, когда увидел вас, сердце обмерло, думал, сейчас скончаюсь на месте. Я забыл обо всем и прибежал к твоему терему, стою уже столько времени, а тебя нет и нет. Где ты была, что вы с ним делали? Целовались, наверное. Он парень видный, а я ведь знаю, как ты любишь целоваться…
– Немирка, что ты говоришь? Я с Вадимом в первый раз встретилась, – соврала она.
– Ну и что, что в первый? Он вон какой представительный мужчина, да еще посадник! Обнимет тебя, облапает и поцелует. Куда ты денешься против его силы? А про меня ты забыла, уже не помнишь? Забыла, как миловались на зорьке? Какие нежные слова мне шептала?
– Ох, Немирка, не разрывай мне сердечко. Все, все помню!
– То-то же! А мне ты сердце разбила, это ничего! Как я теперь буду жить, когда все время вижу, как вы, такие веселые и разудалые, мчитесь на возке? Я уж точно знаю, что сегодня всю ночь не усну, буду в памяти перебирать наши встречи, как ты сумела покорить мое сердце и что ты теперь с ним сотворила…
– Ну полно, полно, – перебила она его, не в силах слушать такие слова. – Иди пока домой, как стемнеет, приходи на это место, я буду тебя ждать!..
После свидания с Любонегой Вадим завернул к родителям. Отец продолжал жить в своем доме и по-прежнему стучал в своей кузнице. На приглашение переселиться во дворец решительно отказался, сказав, что там для него все чужое, а родной очаг никогда не покинет.
Сели ужинать. Отец сначала ходил вокруг да около, а потом спросил напрямик:
– Слышал, что о тебе говорят в народе?
– А что говорят?
– Многого ждали от тебя, да, как видно, зря.
– Отец, может, не надо? – вмешалась Лагута.
– Надо! Обязательно следует сказать, чтобы знал об этом посадник! – стукнул по столу кулаком Дубун. – Кто ему скажет правду, если не отец? Вокруг него одни блюдолизы да лицемеры! Каждый норовит ухватить кусок пожирнее, поэтому все врут и изворачиваются как могут!
Вадим сжался и покорно слушал отца, как он делал это раньше, не смея перечить.
– На что надеялся новгородский люд, когда избирал тебя посадником? – продолжал Дубун. – Он полагал, что ты – человек из народа. Что, когда станешь правителем, у тебя не будет иных забот, кроме как о благе простого человека. Все мы видели, что в прошлом было много несправедливостей, что князья старались ублажить тех, у кого наполнен монетами мешок, что им дороги были богатые да влиятельные люди. А про нас, про сирых да немощных, они и не помышляли. И несмотря на это, народ верил князьям, что они занимаются державными делами, постоянно думают и о нас. Как я вот все время забочусь о своих чадах, так и правители должны заботиться о нас. Мы испокон надеемся на справедливость и доброту власти, потому что мы пашем и сеем, кормим страну, а они не должны иметь других помыслов, кроме блага государства и народа. Так я говорю?
– Так, отец.
– И что получается? Князья – это князья. А ты – посадник, человек из народа! Прошло несколько месяцев, а ты палец о палец не ударил, чтобы чем-нибудь помочь мирянам. Разве не так?
– Так, отец.
– А почему?
Вадим хмыкнул, повертел большой головой, ответил неопределенно:
– Трудно сказать…
– А все-таки?
– Не дают.
– Богатеи, что ли?
– Они самые. Им все мало. Хапали, хапали и еще больше хотят заглотить. Все, что можно.
– А разве не ты хозяин в городе?
– Выходит – нет.
– Во-он они какие дела, – протянул отец… Немного подумав, добавил:
– Тогда разговор продолжать нет смысла. Почивай, сын, безмятежным сном в родных стенах. А завтра тебе снова придется нелегкое бремя тащить.
Дела делами, а по вечерам Вадим продолжал встречаться с Любонегой. Радость свиданий огорчал ее вид, по-прежнему неприступный, а в последнее время все более замкнутый и рассеянный. Она вечно что-то забывала, будто была занята каким-то важным и неотложным делом. Иногда он спрашивал ее:
– Чего ты такая ходишь?
– Какая такая?
– Ну… невеселая, что ли.
– А чему веселиться? Разве сегодня праздник?
– Люди не только по праздникам бывают в настроении.
– Ну то люди!..
– А ты что, не людь? – пытался пошутить он.
– Кто его знает! – как-то отстраненно отвечала она.
А он все больше и больше привязывался к ней. Она была и красивой, и из богатого боярского рода, так что по всем статьям подходила ему, посаднику. Но пожалуй, больше всего распаляло и притягивало его к ней то, что ему никак не удавалось покорить ее сердце. Он привык, что девушки сами тянулись к нему, он завлекал их чуть ли не с первого взгляда. А тут хоть вывернись наизнанку, но Любонега не шла в его руки. Он даже ни разу ее не поцеловал. Едва начинал приближаться к ее губам, как она какими-то неуловимыми кошачьими движениями выскальзывала из его объятий, окатывала его холодным взглядом и произносила одни и те же сухие слова:
– Шутить изволишь, посадник!
Он был так избалован женским вниманием, что ему и в голову не приходило, что она может думать о ком-нибудь другом, кроме него. Сам же он теперь мечтал только о ней, напрочь забыв о прежних увлечениях. И когда нечаянно увидел Уладу, то ничто не дрогнуло в его лице, будто они и не встречались. Зато Улада долго и неотрывно смотрела на него измученными глазами, словно не могла наглядеться. Спросила:
– Почему не приходил эти дни?
Он сначала хотел ответить грубо, но увидев обведенные темными кругами глаза, смягчился и произнес не очень уверенно:
– Но ведь мы поссорились в последний раз…
– Ну и что? Поссорились – помирились, разве такое не бывает между влюбленными?
– А ты что, влюбилась? – с усмешкой спросил он.
– Будто не заметил, – обиженно ответила она и стала смотреть преданным взглядом прямо, не таясь.
– По-моему, я тебе не подходил, – стал клонить он свое. – Ты все время ко мне придиралась.
– Уж и пожурить нельзя. Да ты и сам понимаешь, что есть за что…
Вадим промолчал, соображая, как отделаться от нее. Действительно, раньше он увлекся Уладой, некоторое время казалось, что был влюблен в нее. Но теперь, после того как стал встречаться с Любонегой, она померкла в его глазах. Так, личико, конечно, красивое, но какое-то простенькое, обыденное, не говоря уже о платье. Любонега по сравнению с ней кажется истинной красавицей, гордой и недоступной. С такой где угодно можно появиться, хоть среди народа, хоть на пиру у бояр и купцов, сильных мира сего. И все будут смотреть на них с завистью и обожанием: посадник идет с красавицей женой!
И он сказал:
– Скучно мне стало с тобой, поэтому и не приходил.
Ее будто кто-то ударил, она даже пригнулась, испуганно взглянув на него. Он смотрел на нее свысока, холодно и отчужденно. И она поняла все. Спросила:
– Потому что стал встречаться с боярыней Любонегой?
Вадим ничего не ответил, стоял, отвернувшись и глядя куда-то вдаль.
Повисло тягостное молчание.
Вдруг она выпрямилась, гордо подняла головку, произнесла твердо и решительно:
– Что ж, любитесь, коли так. Я вам не помеха!
И ушла, не обернувшись.
Вадим подивился ее гордости и тут же забыл про девушку.
А в тереме Валомира он стал завсегдатаем. Все видели, что дело идет к свадьбе. И верно, сам боярин как-то сказал:
– Чего ждать, посадник? Засылай сватов, будем рады их встретить!
И вот в терем Валомира отправились Дубун с женой и сыном. Кузнец нарядился в белую домотканую рубашку, короткий кафтан, широкие штаны и поршни – башмаки, сделанные из одного куска кожи и стянутые ремнями. Жена его надела длинное платье, поверх него – куртку, отороченную соболиным мехом, на ноги – нежные, из тонкой кожи черевички, остроносые, с невысоким подъемом. Вадим же был наряжен по-княжески: в красную шелковую рубашку, расшитые узорами штаны и червленые сапоги из козлиной кожи, на плечи был накинут дорогой плащ с красной каймой, закрепленный золотой пряжкой. Густые волосы были смазаны маслом и блестели в лучах утреннего солнца.
На крыльце они старательно отерли ноги о половик, вошли в терем. Там их встречал боярин Валомир с боярыней Дареной.
– Мир и покой вашему дому, – густым басом проговорил Дубун.
– Милости просим, дорогие гости, – засуетился юркий Валомир, уступая дорогу.
Вошли в горницу, расселись по скамейкам возле стола. Дубун, кашлянув для солидности, стал неторопливо выспрашивать:
– Как поживают хозяин с хозяйкой?
– Слава богам, живем хорошо, чего и вам желаем.
– Здоровы ли дети?
– Болезни обходят наш дом стороной. Пусть всесильный Перун бережет и ваше семейство.
– Слышал я, – продолжал неторопливо Дубун, – что разбогатели вы в последнее время скотом и кое-что намечаете на продажу.
– Есть такое. Бог скота и богатства Велес милостив к нашему стаду, прибывает оно год от года, чему мы очень рады.
– И будто завелась в этом стаде телочка необыкновенной красоты. Нельзя ли нам сторговаться с тобой, боярин Валомир? Не продашь ли ее? У нас богатый купец объявился, мошна у него полна монет, любую цену готов дать!
– А что ж, может, и сторгуемся! – хлопнув кулаком по колену, произнес Валомир. – Торговаться много не будем, но цену запросим большую. Это я сразу хочу предупредить, чтобы монет побольше готовили. А хорош ли собой купец?
– Вот он перед тобой! – и Дубун указал на Вадима, который стоял рядом с родителями.
– Пригож, пригож купец, – разгладив усы, удовлетворенно проговорил боярин. – Такому купцу можно вполне доверять!
– Но и нам бы хотелось взглянуть на ваш товар…
– Как же без этого? Покажем и свой товар!
И, обратясь к жене, приказал:
– Ну-ка пригласи сюда Любонегу!
Любонега вышла в праздничном наряде: красивое с замысловатой вышивкой платье, перехваченное вязаным поясом с золотой узорчатой пряжкой, на голове – узкий венчик из серебра тонкой работы. Глаза были полузакрыты, на щеках играл румянец. Любонега была очень красива, и все невольно любовались ею, а Вадим не мог оторвать от нее взгляда.
– Вот, дочь, пришли родители Вадима свататься к тебе. Согласна ли ты выйти замуж за него? – спросил Валомир.
– Как прикажешь, батюшка, – не поднимая глаз, еле слышно ответила Любонега.
– Так и должна отвечать послушная, хорошо воспитанная дочь, – тотчас заговорил боярин. – Но мы все обговорили в семье и решили, что лучшего жениха, чем Вадим, быть не может.
Он взял в руки каравай хлеба, принесенный родителями Вадима, и разломил его напополам. Это означало, что сватовство принято; если бы он вернул каравай, то это означало отказ.
Вскоре на столе появилась закуска и вино, начался «пропой» невесты и жениха. Попировав немного, родители отправились в княжеский дворец, чтобы продолжить обрядовое гулянье.
Согласно обычаю, после сватовства до самой свадьбы жених должен был ночевать в доме невесты. Каждый вечер Вадим отправлялся в терем боярина. Там его ласково встречали боярин и боярыня, усаживали за стол, заранее уставленный блинчиками, лапшой, вареным мясом, рыбой. Появлялась Любонега, чинно садилась рядом с ним. Они молча, не торопясь, соблюдая порядок, ужинали, степенно вставали и благодарили за ужин, а потом уходили каждый в свою горницу. Отношения между женихом и невестой оставались целомудренными. Так жениха приучали уважать и чтить новых родителей.