Поначалу Вадима несколько тяготила эта обязанность, но потом он привык и охотно шел в терем боярина. Нравилось уважительное, даже благоговейное отношение к нему, приветливость, сердечность; его волновало, что находится под одной крышей с Любонегой, что она где-то рядом почивает в своей кровати и наверняка думает о нем…
Однажды Вадим проснулся ночью, в полусне вышел во двор и за забором услышал приглушенные голоса.
– Как же я жить буду без тебя? На кого ты меня бросаешь? Я сейчас готов в омут броситься и больше света белого не видеть! – торопливо и жарко говорил мужской голос.
– Ну что ты, что ты, Немирка, разве можно так говорить? Потерпи немного, может, все устроится, все наладится, – отвечала ему женщина. Вадиму голос ее показался знакомым, но в это время громким лаем залилась собака, и он, справив нужду, ушел в терем и тотчас уснул. Утром об этом случае даже не вспомнил.
Накануне свадьбы в тереме невесты проходил девичник. Невеста прощалась с подругами, оплакивая свое девичество. Пелись грустные песни, лились слезы. Но постепенно печаль уходила в сторону, под влиянием выпитого хмельного песни становились все оживленнее, и вечеринка заканчивалась веселыми и беспечными песнями.
Вадим в это время принимал своих друзей в доме отца. Там в большой печи был испечен каравай хлеба, украшенный целующимися голубками. Его вынимали из печи под пение:
У Вадима во дворе свои кузни новые
И ковали молодые.
Вы берите молоты, разбивайте печеньку.
Доставайте каравай, доставайте каравай…
Каравай был поставлен на стол, вокруг него началось веселое застолье. Однако каравая никто не трогал, он должен был оставаться на столе всю свадьбу.
Утром Вадим на белом коне в окружении друзей поскакал к терему невесты. Там уже стоял красочный возок, в который усадили Любонегу. Вокруг собралось много народа – и родственники, и просто любопытные, многие на лошадях, Вадим, горяча коня, подскакал к возку и, гикнув, помчался вдоль улицы; он должен был первым прибыть на капище богини Лады. Немного подождав, следом тронулся возок с невестой и все остальные.
На месте Вадим помог Любонеге сойти на землю и повел ее к капищу – выложенному камнем большому кругу с деревянной фигурой богини брака и семьи Лады посредине; вокруг него горели шесть жертвенных костров. Встречал жениха и невесту жрец, пожилой мужчина с длинными бородой и усами и распущенными по плечам седыми волосами. Он повел их вокруг священного круга, читая на ходу молитвы и бросая в костры зерно, хлебцы и выливая из жертвенного кувшина священный напиток – сурью. Прочитав заключительную молитву, жрец повелел жениху и невесте обменяться кольцами и объявил их мужем и женой.
Но, согласно языческим обычаям, предстоял еще один порядок обрядовых действий: молодожены должны были посидеть под ракитой – священным деревом, которое благословляло их на счастливую семейную жизнь. Для этого свадебная процессия с песнями, гиканьем и громкими возгласами проследовала на луг возле берега реки Волхова, где стояла раскидистая ракита. Возле нее был расстелен ковер, на него усадили Вадима и Любонегу, остальные расположились кто где, и начался пир под открытым небом.
Погуляв некоторое время, все направились в терем боярина, причем молодожены ехали самой дальней дорогой, петляя по улочкам; считалось, что благодаря этому у них будет долгая семейная жизнь. В тереме уже был готов свадебный стол. Для них в переднем углу поставили скамейку, накрыли вывернутой наизнанку шубой, чтобы новая семья жила богато.
Сначала молодых поздравили их родители; после каждого поздравления гости дружно выпивали и закусывали, а Вадим целовал Любонегу в холодные губы. После этого молодожены стали обходить гостей и каждому с поклоном подносить по бокалу вина, а гость в свою очередь дарил им подарки. На свадьбу собрались все бояре и купцы города, и молодые были завалены всяким добром: и пушниной, и серебряными, и золотыми украшениями, и искусно сшитой одеждой и обувью… Не скупились богатые люди на подарки новгородскому посаднику!
Затем с новой силой продолжилось свадебное веселье. Ударили в бубны, сурны, трубы музыканты, кинулись в пляс разгоряченные хмельным гости. Появились ряженые: женщины одевались в мужские, а мужчины – в женские одежды. Они подбегали к сидящим за столом людям, вытаскивали их в круг и заставляли плясать вместе со всеми.
Молодожены сидели, сохраняя достоинство. Это давалось нелегко. Шум и гам, царивший в помещении, давил и раздражал. Любонега переводила рассеянный взгляд на лица, на стол, полный яств, которые нельзя было даже попробовать, и желала одного: чтобы это все побыстрее закончилось. И вдруг почувствовала, что ее начало что-то тяготить, словно что-то тревожное витало в воздухе. Она обеспокоенно стала оглядываться и вдруг заметила, что из проема двери устремлен был на нее напряженный, немигающий взгляд горящих глаз. Она их сразу узнала, это были восхитительно-обворожительные, любимые глаза Немирки. Она подалась вперед, не в силах оторваться от них. И вдруг поняв, что может совершить что-то страшное, непоправимое, закричала, указывая на него:
– Уберите его! Выгоните вон! Вон его, вон!
Музыка оборвалась, шум стих, все недоуменно смотрели на нее. А она продолжала выкрикивать в беспамятстве:
– Прочь гоните! Прочь!
– Кого ты велишь прогнать? – спросил ее Вадим.
Она глянула в проем двери. Немирки там не было. Тогда она почувствовала, как дрожь прокатывается по ее телу, опустилась на скамейку и проговорила отрешенно:
– Никого. Мне почудилось.
– Что, что тебе почудилось? – спрашивал сидевший рядом с ней Валомир.
– Не знаю. Чудище какое-то страшное и смешное, – отвечала она, сочиняя на ходу небылицу.
– Чур, чур нас! – зашептал побелевший лицом боярин. – Видно, кто-то наслал на нас нечистую силу. Или Чернобог направил кого-то из своих слуг: вурдалаков, черную Кали или черного аиста Ваку, чтобы навести зло и проклятие на новую семью. Срочно надо позвать волхва, чтобы очистил помещение от злых сил!
– Не надо, папа, – слабо возражала Любонега. – У меня голова разболелась от шума, в глазах зарябило и просто померещилось. Все пройдет само собой.
– Нет, нет! Я знаю, как у купца Хвалимира на свадьбу явилась злая колдунья и заворожила молодоженов. Так всю жизнь они мучились, не зная ни счастья, ни покоя…
Впрочем, скоро все забылось, и свадьба пошла своим чередом. Когда отгуляли в тереме невесты, перешли во дворец. Там столы накрывали бояре и купцы, приспешники Вадима. Кажется, не было на свете яств и питья, которые не были представлены здесь. Гости восхищались и ахали, от восторга теряя дар слова. Свадебный пир зашумел с удвоенной силой…
А потом начались будни. Целый день Вадим мотался по различным делам, приходил во дворец усталый, но довольный: народ, несмотря на его молодость и неопытность, прислушивался к его советам, исполнял приказы и указания. Но дома он чувствовал себя стесненно и неуютно, никак не мог привыкнуть к новым правилам, которые ввела Любонега. В отцовском доме он делал все сам: вставал, наливал себе воды, умывался, ел, что было поставлено матерью на стол, одевался во что придется, шел на работу, а вечером переодевался и отправлялся на гулянье. Так он поначалу жил и в княжеском дворце. Пыталась было в его быт вмешаться челядь, но он прогонял их, чтобы не мешали и не надоедали.
С приходом во дворец Любонеги все перевернулось. Едва он вставал, как к нему спешили слуги, неся одежду, полотенце, мыло и прочие принадлежности. Если они этого не делали, их тотчас отчитывала жена, заодно попадало и ему. Приходилось терпеливо сносить присутствие посторонних людей. Слуги стояли рядом, и когда он завтракал, обедал и ужинал. К тому же еще жена отчитывала его за то, что он неправильно ведет себя во время еды: жадно, торопливо ест, чавкает, а надо вести себя чинно, ложку ко рту подносить не спеша, жевать, плотно сжав губы, и прочее и прочее. Мучением было, когда одевался. Любонега всего обглядит, ощупает, потрогает. То ей не понравится, как воротник неровно лежит, то пола выпирает, то еще к чему-нибудь придерется. Пока она крутится около него, Вадим вспотеет, изнервничается, не чая, когда отпустит его. Во время частых встреч, пиров и различного рода вечеринок она постоянно следила за каждым его шагом, а потом выговаривала, где и как он неправильно себя вел, не так говорил, не вовремя засмеялся или, наоборот, был мрачным и не поддерживал беседу. Это ему так надоело, что он стал избегать Любонегу, старался быть в стороне от нее, в ее присутствии больше молчал, боясь где-то ошибиться. К тому же она после свадьбы не старалась сблизиться с ним, была по-прежнему сдержанной и даже холодной. В их отношениях постепенно наступал разлад, они все больше и больше отдалялись друг от друга.
Миновала зима, наступила весна. За последние годы вокруг города расплодилось столько волков, что от них взвыли селяне: то корову, то овец задерут, а то и на людей нападут. Вадим создал несколько охотничьих артелей, в казне нашел для них средства. С одной такой артелью сам решил пойти в лес, чтобы немного развеяться и отдохнуть от повседневных забот. К его удивлению, за ним увязались купец Азар и боярин Боеслав с женами. Не отстала от них и Любонега.
Миновала зима, наступила весна. За последние годы вокруг города расплодилось столько волков, что от них взвыли селяне: то корову, то овец задерут, а то и на людей нападут. Вадим создал несколько охотничьих артелей, в казне нашел для них средства. С одной такой артелью сам решил пойти в лес, чтобы немного развеяться и отдохнуть от повседневных забот. К его удивлению, за ним увязались купец Азар и боярин Боеслав с женами. Не отстала от них и Любонега.
У Вадима сердце взыгралось, когда увидел ораву охотников с собаками, сразу вспомнились годы бродяжничества в поисках промыслового зверя в придвинских лесах. Все-таки шесть лет не могут изгладиться из памяти!
До лесной избушки доехали на подводах, разгрузили продукты, скинули вещи. После этого разбились на группы и углубились в лес. Вадим шел между золотистых стволов сосен, вдыхая могучий запах, шедший от деревьев, муравейников и забродившей соками весенней земли. Вошли в густой осинник, миновали глубокие, с настоявшейся сыростью овраги, затаились в буреломе. Где-то впереди расположился вабельщик – охотник, умеющий подражать голосу самца. Он должен был навести на охотников стаю волков.
Вадим огляделся. Рядом с ним высилась куча муравейника. Мураши бегали, оживленно суетились. Он раздавил несколько муравьишек, понюхал острый, прочищающий мозг ароматный запах; этим способом в Придвинье они снимали усталость. Блаженно растянулся на влажной, полуистлевшей листве. Вот так бы и лежать, ни о чем не думая. Зачем его понесло на высоты власти, что дало ему это звание посадника? Стал ли он счастливее после въезда в княжеский дворец? Нет, все наоборот, неудачи и разочарования подстерегают его на каждом шагу. Богачи смотрят на него, как на дойную корову, и сколько их ни ублажай, им все мало. Простой народ в последнее время стал настороженно относиться к нему, потому что для него он ничего не делал. Дома с Любонегой одни нелады, нет не только любви, но даже обыкновенной семейной теплоты… Не лучше ли уйти прямо сейчас в лес, обосноваться в какой-нибудь избушке и зажить первобытной охотничьей жизнью, какой он жил шесть лет в Придвинье? На его место сразу найдется с десяток охотников, и через пару лет о нем и не вспомнят. Может, так и поступить?..
И в то же время он чувствовал, что не сумеет оставить место посадника. Возникают порой в быстрине могучих рек круговерти, мощные воронки, которые безжалостно и беспощадно завлекают в свое ненасытное горло все окружающее и не выпускают до тех пор, пока не утащат в бездонную глубь и не погубят в ней. Так и власть, какой бы она ни была, если сумеет захватить человека, то не выпустит из своих объятий, пока не закрутит и не перемелет всего, выплюнув его жалкие останки – где на славу, а где на позор.
Впереди послышалась возня, раздались крики, шум. Вадим вскочил, побежал. Охотники кинулись куда-то в сторону, как видно, преследуя волка, и он, охваченный азартом, последовал за ними…
VIII
Вадим видел, как беспрестанно не хватало средств. Казна истощалась, не успев пополниться. У него были большие надежды на ежегодную дань, собираемую с населения в зимние месяцы. Пушниной, медом, воском и другим товаром завалили склады, но снова все за бесценок утекло в руки бояр и купцов. Правда, удалось ему навязать им новую цену, но все равно она была ниже рыночной. Он успокаивал себя тем, что власть его окрепла и ничто ей не угрожает, однако ошибся. Удар был нанесен с той стороны, с какой даже не ожидал.
В поисках новых средств Вадим как-то пошел советоваться к своему тестю, Валомиру. Беседовали они у него в горнице, за столом, уставленным довольно скромно: рыба копченая, мясо отварное, огуречки. Ну и само собой в кувшинах стояло вино. Вадим по-прежнему пил немного, так, больше из уважения к собеседнику.
– Ну как у тебя жизнь с Любонегой? – спрашивал Валомир. – Уж скоро год как поженились, а ребеночка так и не нажили. Без детей будет скучно. Дети как солнечные лучики, всю жизнь освещают. А мы внуков ждем не дождемся…
Вадим вспомнил вечно сумрачное лицо Любонеги, ничего не ответил.
– Ты построже с женой. Женщины, они любят крепкую узду, уж природа у них такая. Чуть ослабил вожжи, берут волю и могут натворить черт знает что.
Вадим неопределенно хмыкнул, хлебнул вина, с хрустом откусил огурец, стал неторопливо жевать. Наконец произнес:
– Я вот к тебе зачем… Поправил я стену детинца, кое-кому выдал помощь, еще по мелочи произвел расходы, и казна опустела. Надо где-то брать дополнительные средства.
Валомир коротко взглянул на него, спросил:
– И какие твои мысли?
– Да какие… Не взял бы ты на себя разговор с боярами и купцами, чтобы сбросились понемногу и заткнули дыры в казне?
У Валомира удивленно поднялись брови:
– Это как?
– Объясни, что надо дружину перевооружать, запасы оружия для народного ополчения срочно пополнить. Грянет противник, чем страну оборонять будем?
– А почему сам не хочешь поговорить?
– Не послушают они меня.
– А мне, думаешь, подчинятся?
– Вы все-таки одного поля ягода…
– Э-э-э, да ты не знаешь нашего брата! Что нам в руки попало, то пропало! Нам всегда всего мало. Урвали куш здесь, стараемся грабануть и в другом месте. Некоторые такие ловкачи, что не только родину, но и мать родную продадут, лишь бы прибыль получить! А ты предлагаешь – поговори… Пустая твоя затея!
– Что же делать? Расходы не стоят, к тому же расходы на важные дела.
Валомир пожевал губами, кинул пытливый взгляд на Вадима, произнес осторожно:
– Есть у меня одна мыслишка, только не знаю, стоит ли говорить…
– Скажи.
– Есть еще хороший источник дохода, но решишься ли пойти на него?..
– Решусь.
– Надо поднять пошлины на товары иноземных купцов.
Вон куда хватил! Сразу после свадьбы назначил Вадим своего тестя главным мытником на новгородской пристани. Тотчас пошли к нему с жалобами заграничные гости, что берет Валомир большую мзду, а проще – взятки, что непосильными стали его поборы. Пытался усовестить его Вадим, но только бесполезно, как хапал, так продолжает хапать. Узнав о родственных связях старшего мытника с посадником, перестали к нему ходить иноземцы. Вот он какой, Валомир! А теперь предлагает наложить на них дополнительные тяготы. Но мог бы и поступиться частью своих доходов…
Ответил:
– Не правомочен я увеличивать пошлины. Только вече может решить этот вопрос.
– А ты поставь его на очередном народном собрании!
Вадим так и сделал. Когда собрался народ, к нему подошел Азар, сказал озабоченно:
– Кто-то народ баламутит. Как бы нежданной бучи не случилось.
– А в чем дело?
– Да недовольны твоим правлением. Дескать, ничего для народа не сделал.
– Так средств в казне нет! – в сердцах ответил Вадим. – Откуда я возьму на помощь малоимущим?
– Так-то оно так, но предупредить тебя я обязан.
– Что посоветуешь?
– Обещай побольше. Народ это любит. Так уж он устроен, хлебом не корми, но посули златые горы.
– А если не смогу исполнить?
– Снова обещай. Народ быстро забывает обещанное и снова поверит. Это тебе не богачи. Нам уж коли пообещал, вынь да выложь! А народу можно.
Выйдя на помост, Вадим оглядел площадь. Лица мужчин были такими же, как всегда. Зря, наверно, говорил Азар, будто новгородцы затевают что-то против него. Обойдется и на этот раз. Стал говорить о мелких делах, которые следует решить в ближайшее время. Потом перешел к главному.
– Так вот получилось, господа новгородцы, что казна наша снова пуста. Расходы производились на ваших глазах, никакого подвоха нет, вы знаете. А на очереди стоят важнейшие задачи, которые непременно требуют больших трат. Так вот предлагаю вече повысить на десятую часть пошлины на иноземные товары. Это нам позволит закупить оружие для дружины и ополчения. Как вы смотрите на это, господа новгородцы?
После некоторого молчания кто-то выкрикнул:
– Так ведь и иноземцы на свой товар цены повысят! Стало быть, нам же и придется оплачивать повышение пошлины!
– Не обязательно, – тотчас возразил Вадим. – Потому как на пристани у иноземцев наши купцы товар берут скопом. Так что население оказывается ни при чем!
– А что, нашим купцам заморские торговцы по прежней цене, что ли, отдадут? Прибавят, как пить дать! А наши сдерут уже с нас!
«Дотошные черти», – в сердцах подумал Вадим и хотел уже что-то возразить, но тут на помост выскочил невысокий мужичок в залатанной рубашке и, уставив на него злые глаза, стал задавать вопросы:
– А скажи мне, наш дорогой посадник, куда делись средства из казны? Почему ты продал пушнину за бесценок? И когда ты вспомнишь про нас, сирых и бедных, и поможешь нам в нашей тяжкой жизни?
И нет бы уйти после этого с помоста, как все делали до этого, а остался недалеко от Вадима, не сводя с него требовательного взгляда.
– Давай по порядку, – начал неторопливо Вадим. – Пушнину, верно, ты говоришь, я продал за бесценок, потому что ее долго хранил Гостомысл, потрачена она молью и червячками разными…