— Оставим это, — торопливо прервал его Харшоу. — В языке мужские формы включают женские, если мы говорим о людях вообще, но не тогда, когда имеется в виду определенное лицо. Доркас всегда «она» или «ее» и никогда не будет «он» или «его».
— Я запомню.
— И хорошо сделаешь, а то, пожалуй, спровоцируешь Доркас, и она покажет тебе, насколько она не мужчина. — Джубал задумался. — Джилл, парнишка спит с тобой? Или с кем-нибудь из вас?
Она поколебалась и после паузы ответила ровным голосом:
— Насколько я знаю, Майк вообще не спит.
— Ты уходишь от ответа.
— Тогда вам следовало бы понять, что я делаю это умышленно. Однако могу сказать, что со мной он не спит.
— Ммм… Черт побери, это было проявление чисто научного интереса. Майк, чему ты еще научился?
— Я научился двум способам завязывать шнурки. Первый годится только, чтобы лежать на полу, второй — чтобы ходить. И еще я узнал спряжения: я есть, ты есть, он есть, мы есть… Я был, он был…
— О'кей, этого достаточно. Что еще?
Майк восторженно улыбнулся.
— Вчера я учился водить трактор. Быстро, быстро и красиво.
— Это было вчера, когда вы спали после обеда, Джубал. Все в порядке, Дьюк был очень осторожен, и Майк в целости и сохранности.
— Хм… Я вижу. Майк, ты читал что-нибудь?
— Да, Джубал.
— Что именно?
— Я прочел, — стал перечислять Майк, — еще три тома энциклопедии: от «Мариб» до «Морок», от «Морось» до «Мышь» и от «Озон» до «План». Ты велел мне читать понемножку за один раз, поэтому я больше энциклопедию не читал. Затем я прочитал «Трагедию о Ромео и Джульетте» господина Вильяма Шекспира из Лондона, затем «Воспоминания Жака Казановы» в переводе на английский язык Артура Мехема и «Искусство перекрестного допроса» Френсиса Уэллмана. После этого я попытался грокк, что прочел, до тех пор пока Джилл не повела меня завтракать.
— И ты грокк все это?
— В полной степени я не грокк, что прочел. Прочитав историю, описанную господином Вильямом Шекспиром, я исполнился радости и счастья, дойдя до смерти Ромео. Однако, продолжая читать дальше, я узнал, что его плоть умерла преждевременно. Во всяком случае я полагаю, что я грокк так. Но почему?
— Потому что он был законченный юный идиот.
— Прошу прощения?
— Я не знаю, Майк.
Смит обдумал сказанное. Затем пробормотал что-то на марсианском языке и добавил:
— Я всего лишь яйцо.
— Что? Ты говоришь так всегда, когда хочешь просить об одолжении, Майк. Чего ты хочешь?
Смит сказал, запинаясь:
— Джубал, мой брат, не будешь ли ты так добр и не спросишь ли у Ромео, почему он умер во плоти? Сам я спросить не могу. Я еще только «яйцо», но ты можешь и тогда научишь меня, как грокк все это.
Джубал понял, что Майк считает Ромео реально существующим лицом, и уловил, что Майк ждет, чтобы Джубал связался с призраком Ромео и потребовал у него разъяснения поведения Ромео при жизни во плоти. Но оказалось, разъяснить Майку, что ни Капулетти, ни Монтекки в действительности никогда не существовали, было просто невозможно. Концепция «вымысла» лежала за пределами опыта Майка, ее не на чем было основать. Попытки Джубала объяснить суть художественного творчества были столь болезненны для Майка, что Джилл начала бояться, как бы он опять не свернулся в клубок.
Майк и сам понял, насколько он близок к необходимости перейти в это состояние; но он уже знал, что ему не следует искать в нем убежища в присутствии друзей, так как (за исключением брата доктора Нельсона) это вызывает у них сильнейший душевный стресс. Поэтому он сделал над собой усилие, замедлил биение сердца, успокоил эмоции и улыбнулся.
— Я буду ждать, пока способность грокк это не придет сама собой.
— Отлично, — согласился Джубал, — а пока, прежде чем начинать что-то читать, спрашивай у меня, или у Джилл, или еще у кого-нибудь, не вымысел ли это. Я не хочу, чтобы ты запутался в таких делах.
— Буду спрашивать, Джубал.
Майк решил, что когда он грокк эту необъяснимую идею, он доложит ее Старейшим во всей полноте… И тут же поймал себя на мысли, знают ли Старейшие о «вымысле»? Невероятная мысль, что может существовать нечто такое, что покажется Старейшим столь же странным, как и ему, была настолько революционна, сколь и сам нелепый вымысел, идею которого он отложил в сторону, чтобы та остудилась, а потом была использована при медитации.
— …Но я позвал тебя, — продолжал его брат Джубал, — не для того, чтобы рассуждать о литературных формах. Майк, ты помнишь тот день, когда Джилл увела тебя из больницы?
— Из больницы?
— Я не уверена, Джубал, — вмешалась Джилл, — что Майк знает о больнице. Разрешите, я попробую.
— Валяй.
— Майк, ты помнишь, где ты был, когда жил один в комнате, перед тем как я одела тебя и увезла?
— Да, Джилл.
— Потом мы уехали в другое место, где я раздела тебя и искупала в ванне.
Майк расплылся в улыбке.
— Да. Это было великое счастье.
— Когда я тебя сушила, пришли двое мужчин.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Майка. Он задрожал и начал съеживаться.
Джилл крикнула:
— Майк, прекрати! Не смей уходить!
Майк овладел собой.
— Да, Джилл.
— Слушай, Майк. Я хочу, чтобы ты вспомнил то время, но ты не должен расстраиваться. Там были двое мужчин. Один вытащил тебя в гостиную.
— В комнату с чудесными травками, — согласился он.
— Верно. Он втащил тебя в комнату с травяным покровом, и я хотела его остановить. Он ударил меня и вдруг исчез. Помнишь?
— Ты на меня не сердишься?
— Что ты! Нет, нет, ни в коем случае. Один человек исчез, а другой направил на меня пистолет, а затем тоже исчез. Я испугалась, но нисколько не рассердилась на тебя.
— А сейчас ты на меня не сердишься?
— Майк, дорогой, я никогда на тебя не сердилась. Джубал и я хотим знать, что случилось. Там были двое мужчин. Ты что-то сделал, и… они исчезли. Что ты сделал? Можешь нам сказать?
— Я скажу… Человек — большой мужчина — ударил тебя… и я тоже испугался… поэтому я… — Он прокаркал что-то по-марсиански, а на лице его почему-то выразилось сильное удивление. — У меня нет слов.
— Майк, а что если ты попробуешь рассказать об этом подробнее?
— Я постараюсь, Джубал. Что-то мне мешает… что-то стоит на моем пути… Это плохая вещь, ее не должно быть. Тогда я протяну… — Выглядел он очень удивленным. — Это очень просто. Проще, чем завязать шнурки на ботинках. А вот слов нет! Мне очень жаль. — Он опять задумался. — Может быть, эти слова есть в томе от «Райт» до «Риальто» и от «Риальто» до «Сардиния»? Или от «Сардиния» до «Сом»? Я их сегодня ночью прочту, а тебе расскажу за завтраком.
— Возможно, — согласился Джубал. — Еще минутку, Майк. — Он отошел в угол и вернулся с ящиком, в котором когда-то был бренди. — Ты можешь его «исчезнуть»?
— А это плохая вещь?
— Мы сделаем вид, что плохая.
— Но… Джубал… я должен знать, что это плохая вещь. А это просто ящик. Я не грокк, что он существует во зле.
— Ммм… а предположим, я возьму его и швырну в Джилл?
Смит сказал с мягкой грустью:
— Джубал, но ты же не можешь так поступить с Джилл.
— Хм… черт, думаю, что нет. Джилл, можешь ты швырнуть этой штукой в меня? Сильно, по крайней мере, чтоб шрам остался, если Майк меня не защитит?
— Джубал, мне эта идея не по душе.
— Брось! В интересах науки… И Бена Какстона.
Джилл вскочила, схватила ящик и швырнула его в голову Джубала. Джубал думал, что вынесет это, но инстинкт сработал, и он увернулся.
— Мимо! — воскликнул он. — Черт возьми, я же не смотрел, а ведь божился, что глаз с него не сведу. — Он поглядел на Смита. — Майк… это… В чем дело, малыш?!
«Человек с Марса» дрожал и выглядел жутко несчастным. Джилл обняла его.
— Ну, ну, все в порядке, милый. То, что ты сделал — прекрасно! Ящик не долетел до Джубала. Исчез, и все тут.
— Видимо, да, — согласился Джубал, оглядываясь по сторонам и кусая свой палец, — Анни, ты смотрела?
— Да.
— И что ты видела?
— Ящик не просто исчез. Процесс занял доли секунды. Оттуда, где сидела я, было видно, что он вдруг уменьшился в размерах, как будто исчезал вдали. Но комнату он не покинул. Я видела его до того мгновения, когда он исчез окончательно.
— Куда же он делся?
— Я сказала, что могла.
— Ммм… Ладно, потом посмотрим фильм, но я уверен… Майк!
— Да, Джубал?
— А где этот ящик?
— Ящик в… — Смит замолк. — У меня нет слов. Мне так жаль.
— Совсем запутались. Сынок, а ты можешь извлечь его оттуда?
— Ящик в… — Смит замолк. — У меня нет слов. Мне так жаль.
— Совсем запутались. Сынок, а ты можешь извлечь его оттуда?
— Прошу прощения?
— Ты заставил его исчезнуть? Заставь его вернуться.
— Не могу. Ящика больше нет.
Джубал погрузился в раздумье.
— Если этот метод получит распространение, придется резко изменить законодательство об уликах… «У меня есть список здесь… вернее, был, да вышел весь…» Майк, как близко ты должен быть?
— Прошу прощения?
— Если бы ты был в холле, а я у окна… Ну, скажем, в тридцати футах, ты бы смог остановить ящик, чтобы он не ранил меня?
Смит удивился.
— Да, Джубал.
— Хм… подойдем к окну. Предположим, Джилл и я были бы на дальнем берегу бассейна, а ты тут. Мог бы ты остановить ящик?
— Да, Джубал.
— А, предположим, мы были бы у ворот, в четверти мили отсюда. Или это слишком далеко?
Смит колебался.
— Джубал, тут дело не в расстоянии и не в том, чтобы видеть. Тут надо знать…
— Хм… Давай посмотрим, верно ли я грокк. Неважно, как далеко. Не надо даже видеть ящик. Если ты знаешь, что творится Зло, ты можешь ему противодействовать. Верно?
Смит был явно в затруднении.
— Почти верно. Но я еще совсем недавно вышел из яйца. И для того чтобы знать, должен видеть. Старейшим не нужны глаза, чтобы знать. Старейший знает и так. Он грокк. Он действует. Мне очень жаль.
— Понятия не имею, чего тебе жаль, — сердито сказал Джубал. — Его светлость министр по делам мира поставил бы на тебе штамп «Сов. секретно» уже десять минут назад.
— Прошу прощения?
— Не имеет значения! — Джубал вернулся к своему столу и поднял тяжелую пепельницу. — Джилл, ты только не целься мне в голову. О'кей, Майк, встань в дверях.
— Джубал… мой друг… прошу тебя, не надо…
— В чем дело? Мне нужна еще одна демонстрация, и на этот раз я уж глаз не спущу…
— Джубал!
— Да, Джилл?
— Я грокк, почему Майк так расстроен.
— Тогда скажи мне.
— Мы провели эксперимент, в котором я могла ранить вас тем ящиком. Но мы — его братья по воде, и Майка потрясла мысль, что я пыталась это сделать. Мне кажется, что вся ситуация какая-то немарсианская.
Харшоу нахмурил брови.
— Возможно, она может послужить предметом для расследования комиссии по антимарсианской деятельности.
— Я не шучу, Джубал.
— Я тоже. Ладно, Джилл, поищем другое решение. — Харшоу передал пепельницу Майку. — Посмотри, какая она тяжелая, сынок. Видишь, какие у нее острые углы?
Смит рассматривал пепельницу. Джубал продолжал:
— Я собираюсь подбросить ее вверх и дать ей упасть прямо себе на голову.
Майк удивился:
— Ты хочешь расстаться с плотью?
— Что? Нет, нет! Но она ранит меня, если ты ее не остановишь. Поехали!
Харшоу швырнул пепельницу вверх над собой, так что она взлетела к самому потолку. Тут пепельница прервала свой полет и остановилась. Харшоу смотрел так, как будто участвовал в замедленной съемке.
Он прохрипел:
— Анни, что ты видишь?
Она ответила ровным голосом:
— Пепельница висит в пяти дюймах от потолка. Я не вижу ничего, что бы ее удерживало… Джубал, я думаю, что я это вижу, но если камера того не подтвердит, я разорву свою лицензию.
— Хм… Джилл?
— Она как бы парит.
Джубал подошел к столику и сел в кресло, не сводя глаз с пепельницы.
— Майк, почему она не исчезла?
— Но, Джубал, — заговорил как бы извиняясь Майк, — ты же велел остановить ее, а не приказал исчезнуть. Когда я отправил тот ящик, ты захотел, чтобы я его вернул. Я поступил ошибочно?
— Ох, нет! Ты все сделал очень правильно. Я все время забываю, что ты многое понимаешь буквально.
Харшоу припомнил ругательства, бывшие в ходу в годы его юности, и приказал себе никогда не произносить их при Майке, а то слова «хоть бы ты сдох», «чтоб я провалился на этом самом месте», как был уверен Харшоу, могут быть поняты Майком в буквальном смысле и тут же выполнены.
— Я рад, — рассудительно сказал Смит, — но мне очень жаль, что я не смог вернуть тот ящик обратно. И еще больше сожалею, что зря потерял пищу. Но тогда это было необходимо, или, во всяком случае, так я считал.
— Э? А о какой пище ты говоришь?
Джилл быстро вмешалась в разговор:
— Он имеет в виду тех двух мужчин — Берквиста и того, который был с ним.
— Ах, да… — Харшоу обнаружил, что еще не освоился с марсианским пониманием «пищи». — Майк, ты не беспокойся, что «пища» пропала. Сомневаюсь, чтобы инспекция по мясным продуктам пропустила бы ее в продажу. Фактически, — добавил он, вспомнив федеральное соглашение о «длинных свиньях»[16], — она была бы квалифицирована как непригодная к употреблению. Кроме того, тогда была необходимость. Ты грокк это во всей полноте и действовал верно.
— Теперь я спокоен, — сказал Майк с облегчением. — Только Старейшие могут быть всегда уверены в правильности своих действий, особенно в критических точках — «каспах». А мне нужно еще так много учиться и расти, прежде чем я присоединюсь к Старейшим. Джубал, можно я отпущу ее? Я уже устаю.
— Ты хочешь заставить ее исчезнуть? Валяй.
— Но я не могу.
— А почему, собственно?
— Твоя голова не находится под ней. Я не грокк опасности ее существовании там, где она сейчас есть.
— Ага. Все в порядке. Убери ее.
Харшоу внимательно следил глазами, ожидая, что пепельница снова займет позицию над его головой и, тем самым, обретет элемент опасности. Вместо этого пепельница косо скользнула вниз, приблизилась к столу, заколыхалась и совершенно спокойно опустилась на стол.
— Спасибо, Джубал.
— Спасибо тебе, мой мальчик. — Джубал поднял пепельницу. Она ничуть не изменилась. Обыкновенная пепельница. — Я очень тебе благодарен. Это самое удивительное событие в моей жизни, с тех пор как одна служанка затащила меня на чердак. — Он поглядел на Анни.
— Анни, ты обучалась на Рейне?
— Да.
— Ты когда-нибудь раньше видела левитацию?
Она подумала.
— Мне приходилось видеть то, что называется телекинезом. Это было передвижение игральных костей, но я не математик и не могу с уверенностью утверждать, что это был телекинез.
— Черт побери! Видно, ты не сможешь ответить утвердительно даже на вопрос, встало ли солнце, если на улице облачная погода.
— А как же иначе? А может, кто-то установил мощный источник искусственного света над покровом облаков? Один из моих соклассников, вероятно, умел заставить левитировать предметы массой со скрепку для бумаг, но ему для этого требовалось предварительно высосать стаканчика три. Я же не могла рассмотреть этот опыт так, чтобы дать ответственное заключение — тоже была пьяна.
— А что-нибудь подобное этому ты видела?
— Нет.
— Ммм… Ладно. С твоей профессиональной деятельностью мы пока покончили. Если хочешь остаться, повесь тогу и бери кресло.
— Спасибо. С удовольствием. Но, помня вашу лекцию насчет мечетей и синагог, я, пожалуй, переоденусь в своей комнате.
— Как хочешь. Разбуди Дьюка и скажи, чтобы он занялся камерами.
— Хорошо, босс. Только не начинайте ничего нового, пока я не вернусь. — Анни побежала к двери.
— Не обещаю. Майк, сядь за мой стол. А теперь подними эту пепельницу, покажи, как это делается.
— Хорошо, Джубал. — Смит протянул руку и взял пепельницу.
— Нет, нет!
— Я что-нибудь сделал не так?
— Нет, ошибка моя. Я хочу знать, можешь ли ты поднять ее, не дотрагиваясь.
— Да, Джубал.
— Тогда — начинай! Или ты устал?
— Нет, Джубал.
— Джубал, — вмешалась Джилл, — вы же не приказали ему, а только задавали вопросы.
— Ох! — Джубал сконфуженно улыбнулся. — Майк, пожалуйста, не дотрагиваясь руками, подними эту пепельницу на фут от стола.
— Хорошо, Джубал. — Пепельница поднялась и застыла над столом. — Ты хочешь измерить расстояние? Если я ошибся, я ее перенесу.
— Нет, все прекрасно. Ты можешь подержать ее немного в таком положении? Если устанешь, скажи.
— Я скажу.
— А можешь одновременно поднять еще что-нибудь? Скажем, карандаш? Если да, сделай.
— Хорошо, Джубал. — Карандаш взлетел в воздух и повис рядом с пепельницей.
По просьбе Джубала Майк добавил к висевшим в воздухе предметам еще несколько. Вернулась Анни, подтащила кресло поближе, села и молча стала наблюдать за происходящим. Вошел Дьюк, неся складную лестницу, взглянул, посмотрел еще раз, ничего не сказал и начал расставлять ее. Наконец Майк нерешительно сказал:
— Я не уверен, Джубал, но я… — Он искал слова. — Я ведь идиот в этих делах…