– Здравствуй, Джейкоб! Я получил твой рапорт.
– Да, Стив. И что скажешь?
– Я могу сообщить тебе только одно. Если задача будет сорвана, то наш проект, возможно, прикроют в самое ближайшее время. Может быть, ты не в курсе, что предполагаемая эпидемия должна быть напрямую связана с Олимпийскими играми в Сочи. Мы так и рассчитывали по времени. Через год это будет стрельба из пушки по воробьям.
– Джейкоб, мы говорим по открытой связи, – напомнил Костатидос.
– Плевать, если терять уже нечего. Вдобавок любая прослушивающая система должна знать конкретные номера абонентов, которых нужно контролировать. Ты свой номер в ФСБ России не сообщал?
– Знаешь, Джейкоб, я как-то упустил из вида такую вот необходимость. Но что-то конкретное ты мне посоветуешь?
– Обратись напрямую к начальнику лаборатории. Пусть своей властью что-то сделает.
– Он в Тбилиси. Будет только завтра утром. Мы с ним там разговаривали. Именно этот человек и отправил меня сюда.
– Попробуй что-нибудь придумать. Ты же умеешь это.
– Не знаю. Может быть, стоит попытаться задействовать людей, которые придут на встречу с доктором Норфолком?
– Ты считаешь, что на них можно положиться?
– Нет, я думаю, что здесь и сейчас можно надеяться только на самого себя да на мисс Дареджан, из кабинета которой я веду разговор. Это я ей комплимент такой говорю. Все остальные ненадежны. Кое-кто даже враждебен нам. Представь себе, что именно так относится к американцам начальник службы безопасности лаборатории.
– Кто это? Как его зовут?
– Некий майор Хортия. Как я понял, он сейчас исполняет обязанности начальника лаборатории. Именно от него зависит судьба нашей операции.
– Если он будет мешать, то звони мне. Я сразу свяжусь с послом, а он – с правительством. Решим вопрос в течение часа. Но ты все равно постарайся что-то придумать. С этим Хортия или без него. Поломай голову, ты же можешь!
– Мисс Дареджан! – Полковнику нравилось произносить это имя.
Оно казалось ему красивым, поэтому он предпочитал говорить так, а не называть капитана по званию и фамилии.
– Вы не могли бы пригласить ко мне майора Хортия?
– Пригласить могу, только я знаю, что он получил недавно какое-то сообщение и сильно им обеспокоился. Сейчас у нас вся охрана бегает как сумасшедшая. Наверное, майору Хортия теперь не до разговоров.
– Тем не менее попробуйте.
Капитан Софикошвили сняла трубку внутреннего телефона и набрала номер, состоявший всего из трех цифр.
Она долго держала трубку около уха, потом положила ее на аппарат и сказала:
– В кабинете его нет. Наверное, находится где-то на территории. Пойду и посмотрю. – Женщина встала из-за стола.
– Буду вам признателен, – заявил американец.
Вернулась мисс Дареджан только через десять минут, заметно нахмуренная. При ее густых бровях такая мина придавала лицу трагическое выражение. Костатидос сразу отметил это и понял, что происходит нечто не слишком приятное.
– Что-то случилось? – спросил полковник.
– Случилось. Сейчас придет господин майор и сам вам все объяснит. Суть проблемы мне передали из третьих уст, поэтому пересказывать ничего не буду.
– Если можно, мисс Дареджан, сделайте мне еще чашечку кофе. У вас он получается удивительно вкусным. Я вообще-то не большой любитель этого напитка, но вы просто волшебница!..
– Меня в США научили это делать мексиканцы. Здесь никто не варит кофе так, как я. Но это сложная рецептура. Я сейчас сделаю. – Она взяла пустую чашку и вышла.
Почти сразу за ней в кабинете без стука появился долговязый майор Хортия. На улице он не казался настолько высоким. Но в помещении потолки были намного ниже американского стандарта. Поэтому начальник местной службы безопасности выглядел здесь просто гигантом-баскетболистом.
– У нас неприятности, полковник! – довольно грубо начал Хортия.
По крайней мере, Костатидосу, привыкшему к тому, что при обращении к нему младшие по званию обязательно добавляют слово «сэр», такое обращение показалось несколько неуместным.
– Не только у нас, но и у вас.
– У меня? Да, вы правы. У меня неприятности, я согласен. – Костатидос решил не обострять ситуацию, не стал учить этого грузинского майора правилам поведения, принятым как в американской армии, так и в ЦРУ, среди тех, кто носит погоны.
Эти знаки различия там есть далеко не у всех.
– «У нас» – это я говорю про грузинскую сторону. «У вас» – про американскую. Если неприятности касаются лаборатории, то они одинаково могут ударить и по нам, и по вам, причем на международном уровне. Я пришел к вам как к представителю американской стороны, который в состоянии помочь решить какие-то конкретные вопросы. Не к вечно пьяному же доктору Норфолку мне обращаться!
– Значит, вас беспокоит не мой вопрос?
– Да, совершенно другой вопрос. Но вашего проекта он тоже касается напрямую.
– Я слушаю вас.
– Я уже говорил вам сегодня там, на дороге, что в окрестностях базы, скорее всего, присутствуют русские диверсанты.
– Да, был какой-то непонятный намек. Но уверенности в том, что это диверсанты, вы не выразили. Помнится, вы говорили что-то о русских солдатах, заблудившихся в горах.
– Два солдата и один офицер. Так говорится в запросе русских пограничников, по инстанциям дошедшем до Тбилиси, а потом и до нас. Сверху вниз, хотя могли бы сразу позвонить. Но дело не в пограничной бюрократии, а в том, что за лабораторией, возможно, кто-то наблюдал со стороны. Как раз в момент, когда мы сюда приехали с разбитой машиной. Даже вас, полковник, наверное, видели в американском мундире. Хотя лаборатория открывалась под американским патронажем, поэтому ваше присутствие здесь естественно. Но вот наличие русских диверсантов у нас под боком вовсе не обязательно.
– Я так и не понял, майор, у вас есть какие-то конкретные данные по русским диверсантам, или это только ваши личные ощущения?
– Нам опять передали данные из третьих рук, снова из Тбилиси. Хорошо хоть, что системы связи у нас оперативно работают. Мы получили сигнал только с небольшим опозданием. Короче говоря, ваши специалисты из радиотехнических войск засекли переговоры через компьютер, видимо, ноутбук, двух корреспондентов. Предположительно, один из них находился в Москве, второй затаился где-то рядом с нами. Разговор засек только один локатор. Если бы их оказалось два, то можно было бы определить конкретную точку, а так – лишь линию. Я послал по ней всех своих свободных людей, но что они смогут увидеть или найти, если не знают точного места?! А сам разговор был таким. Один из корреспондентов докладывал, что находится рядом с объектом и ведет наблюдение. По большому счету здесь поблизости нет других объектов кроме нескольких точек радиопеленга. Но какой смысл наблюдать за ними или за пограничным отрядом? Естественно было бы предположить, что присматривают за лабораторией. Однако и здесь есть некоторые странности. У нас контроль периметра проводится мощными американскими индикаторами оптических систем. Я сам многократно проверял. Эти приборы реагируют даже на очки, не говоря уже о биноклях и прицелах. Но сигнала тревоги не поступало. Значит, они наблюдали не за нами или сумели обойти индикатор.
– Я не знаю, как можно обмануть такую прекрасную технику, – сказал полковник. – Наши американские индикаторы очень надежные и чуткие приборы, ничуть не хуже израильских, которые хотя и считаются лучшими в мире, но только за счет рекламы. Израиль производит их в основном для продажи, мы – для собственных нужд. Нам реклама ни к чему, а они без нее не потянут. Вот и все. Могли диверсанты наблюдать за лабораторией без приборов?
– Для этого им потребовалось бы подойти ближе. Тогда их сняли бы наши видеокамеры, и компьютеры объявили бы тревогу. Камеры включаются при любом движении в секторе просмотра. Компьютер различает человеческую фигуру в инфракрасном режиме, то есть даже замаскированную. Причем в любом положении, хоть в сидячем на горшке, хоть в лежачем. На зверя компьютер не среагирует, а человека и военную технику, впрочем, гражданскую тоже, определит и поднимет тревогу. С этой стороны я спокоен. Кстати, наши видеокамеры контролируют даже ближайшее небо и не подпустят ни какой-нибудь параплан, ни дельтапланериста.
– Хорошо, когда охрана работает так, как и должна, – лениво сказал полковник. – Только я не понимаю, что от меня требуется. Вы пришли ко мне, как я догадался, с какой-то просьбой, не так ли?
– Да. Я занял в поиске всех людей, которых смог высвободить от дежурства. Отправил их на поиск. Пока результатов никаких. Но мои люди будут пару суток искать, пройдут по линии, которую обозначили нам ваши специалисты.
– И что? У меня нет в кармане второго локатора, чтобы я сумел дать вам конкретную точку.
– Я сам дважды созванивался с командиром радиопеленгаторной службы. Он со мной разговаривать не хочет. Заявляет, мол, что смогли, то и дали.
– А меня он разве послушает?
В этот момент в кабинет вошла капитан Софикошвили с подносом в руках. На нем стояли две чашки. Одна для полковника, вторая для майора. Кофе был горячим, над ним поднимался ароматный пар.
– В этой службе много ваших специалистов, – продолжил разговор майор. – По своим каналам, через посольство или как-то иначе, но необходимо попросить помощи. Без точных координат мы бессильны. Остается надеяться только на удачу. А эта капризная дама имеет привычку смотреть в разные стороны. Никогда не знаешь, куда она взглянет через минуту.
– Хорошо, я позвоню военному атташе. Он, думаю, сумеет решить этот вопрос и обязательно поможет, если найдет такую возможность.
Полковник вытащил мобильник. Радостный майор Хортия взял с подноса, поставленного на журнальный столик капитаном Софикошвили, кофейную чашку. Он даже не выпил кофе, а просто вылил его себе в рот и совершенно, кажется, не почувствовал, какой тот горячий.
Костатидос позвонил сразу. Разговаривал он спокойно, без той властной брезгливости, которую мог позволить себе в отношении грузинских союзников. Тем не менее даже вежливость иногда, как оказалось, дает положительные результаты. Полковнику пообещали все выяснить в кратчайшие сроки и сообщить. Осталось ждать.
Как раз в этот момент капитан Софикошвили, сидящая рядом с окном, кое-что увидела сквозь стекло и сразу доложила полковнику:
– Норфолк проснулся. Пошел в лабораторию.
– У него там дела? – спросил Костатидос.
– Да, бывают. Иногда он сутками из лаборатории не выходит, – сказал майор Хортия. – Мне даже сотрудники жаловались. У них глаза закрываются, на ходу упасть и заснуть в коридоре готовы, прямо на голом бетонном полу. А Норфолк может по нескольку суток работать без перерыва, иногда даже без завтрака, обеда и ужина. Если никто не скажет, то сам он в столовую не пойдет. Но сейчас этот ученый муж, скорее всего, способен только на то, чтобы принять душ. Это его обычная привычка после возлияния. Да и график своего сегодняшнего дня он знает. Скоро к нему гости придут, будет проводить инструктаж по оборудованию. В такие дни он, как правило, лабораторные работы не начинает.
– Подождем, не будем пока за ним бегать, – решил полковник.
Так они и поступили, стали ждать звонка из посольства или появления Норфолка. Доктор появился через десять минут. Он принял в лаборатории душ и выглядел почти свежим. Его прямые длинные волосы висели сосульками, словно он только что выбрался из-под дождя. Норфолк специально не стал, видимо, вытирать голову, чтобы мокрые волосы освежали ее.
– Мне кажется, он уже протрезвел, – сказал майор Хортия, наклонившись к не самому высокому окну. – Хочется надеяться, что доктор в нормальном виде встретит группу. Впрочем, в этом сомневаться не приходится. С ним уже не в первый раз такое случается. Надо показать ему, где его коробка. Я поставил ее на общем складе.
– А нашу? – спросил Костатидос.
– И вашу рядом.
– Что такое общий склад?
– Можно назвать его складом готовой продукции. По крайней мере, левую часть. Все, что производится в лаборатории, хранится там. Ангар крепкий, железобетонный, подземный, сдвоенная охрана у ворот, пулеметная амбразура рядом, патруль по периметру. Поверху расположен другой склад. Там лежит всякая строительная дребедень. Мешки с негодным окаменевшим цементом, какие-то краски, рулоны с утеплителем и прочее. Маскировка для спутников. Но основное спрятано под землей. Туда могут попасть только работники склада и я. Если бы вы рискнули попробовать, то вас просто пристрелили бы.
– Коробки не перепутаете? – спросил полковник не из беспокойства за судьбу груза, а только для проявления собственной строгости, соответствующей статусу полковника ЦРУ.
Такая жесткость показалась Костатидосу необходимой после слов майора о том, что часовые пристрелили бы полковника. Конечно, это нормальная работа охраны. Именно так все и должно было бы обстоять. Но ему все же неприятно было слышать подобные высказывания от младшего по званию, тем более офицера страны, так значительно зависящей от США. Американцу хотелось поставить майора Хортия на место.
– Или контейнеры все же разные? – уточнил он.
– Они все одинаковые, – как-то слишком уж вольно ответил майор. – Контейнеры все одинаковые. Их изначально заказывали такими в целях экономии. Чтобы одна партия была по единому чертежу. Но на этих, которые вы привезли, стоят печати доктора Норфолка и капитана Софикошвили, тогда как на других – начальника склада. Да и нет разницы, какой контейнер отправлять. Они одинаковые не только внешне.
– Новые вернулись после лабораторных испытаний, – ответила мисс Дареджан. – Мы не имеем права допускать использование продукции, не прошедшей тестирование. Кстати, вон снова Норфолк идет. Уже не в лабораторию. Мне кажется, он просто кого-то ищет.
– Так позовите доктора сюда. – Полковник тоже посмотрел в окно, для чего ему пришлось приподняться. – Да, он куда-то движется, похоже, не вполне целенаправленно. Кого-то или что-то высматривает. Как бы не хлебнул перед встречей. На усталое сознание любая доза подействует втрое сильнее. Солдаты охраны, надеюсь, его не угостят?
– Вот за это я ручаться не могу, – заявил Хортия и усмехнулся. – Вообще-то наш внутренний устав запрещает держать на посту спиртное. С этим у нас строго. И я сам слежу, и начальник караула. Насчет казармы охраны такого запрета нет. Но мы не имеем права командовать Норфолком, не можем заставить его вести трезвый образ жизни. А бойцы наши… что про них можно сказать?! Вы же, наверное, слышали, как формировались части коммандос при президенте Саакашвили. При новом премьер-министре ничего не изменилось. В ряды коммандос брали не за воинские навыки, храбрость и ум, а за отчаяние. Таких персон у нас любят и ценят. А этим парням уже терять нечего, хотя приобрести кое-что они могут. За эту возможность оставаться на свободе такие вот люди благодарны президенту и преданы ему. Но гарантировать, что они трезвенники, весьма трудно. Я лично не рискнул бы так утверждать и не осмелился бы объяснять пьяным коммандос, как следует вести себя настоящему солдату. Впрочем, едва ли Норфолк кого-то встретит на территории лаборатории. Все свободные люди ушли на поиски русских диверсантов. Я же объяснял…
– Все равно остановите его. Мисс Дареджан, попрошу вас, позовите доктора сюда, скажите, что он мне очень нужен. Необходимо срочно обсудить один вопрос.
Капитан Софикошвили встала, глянула на майора так, словно попросила у него разрешения, и вышла. Через окно слышен был ее низкий голос. Мисс Дареджан звала доктора Норфолка.
– Что у нас с капитаном Джадиани? – поинтересовался Костатидос у майора.
– Не просыпался. Врач назвал это состояние постстрессовым сном. Он говорит, что такая беда может затянуться на целые сутки. Если потом капитан не проснется сам, то придется будить его искусственно. С эмоциональными людьми такое случается довольно часто. Стресс проявляется у всех по-разному, иногда совершенно непредсказуемо.
– Значит, он сегодня не работоспособен?
– Абсолютно.
– И заменить его в операции некем?
– Сержантом из охраны? Не уверен, что тот справится. Еще больше сомневаюсь в том, что он не распустит язык после операции.
– Ладно. Будем думать. Где мисс Дареджан?
Майор выглянул в окно и сообщил:
– Идут.
Через минуту капитан Софикошвили с доктором Норфолком зашли в кабинет.
– Как самочувствие, доктор? – спросил полковник, едва Норфолк переступил порог.
– Хотелось бы лучшего, но по возрасту не получается, – без улыбки, вполне серьезно сказал доктор Норфолк.
Его длинные нерасчесанные волосы упали на лицо. Доктор смотрел сквозь эту частую решетку, но не убирал ее с лица, словно прятал за ней следы своего обильного возлияния.
– Вы в состоянии вспомнить, что с вами произошло на дороге?
– Вспомнить – без проблем. Осмыслить – едва ли. Я слишком мало выпил для того, чтобы не суметь вспомнить. Обычно я могу принять в три раза больше спиртного, и память мне не изменяет. А вот осмыслить все трудно. Я понял, что лопнуло колесо. Машина завиляла, а потом произошло столкновение.
– Крепитесь.
– Как Гиви?
– Спит. Будем надеяться, встанет на ноги. Вопрос к вам, доктор. Что за группу вы сегодня ждете? Люди проверенные?
– У меня нет возможности проверять их. Кого мне присылают, с теми и сотрудничаю. Мое дело сводится к тому, чтобы передать груз и взять расписку с обязательством использовать его только в Сирии.
– Не понимаю, зачем нужна такая расписка.
– На случай претензий российской стороны. Получатели груза приходят к нам из России.
– Оправдание слабое, но ладно. Хоть какое-то есть. Я слышал, нынешняя группа особая, да и груз тоже.
– Да. Он в пять раз больше обычного. Там двенадцать боеголовок, которые можно использовать не только в ракетах и минах, но даже в ручных гранатометах, стреляющих надкалиберными гранатами. Начинка, впрочем, обычная – зарин. Доза минимальная, очаг заражения – не более сотни квадратных метров.