Когда она поравнялась с каменным домом, где во дворе крутилась собственная водяная мельница, мимо пронесся телевизионный фургон новостного «Канала 7». Он скрылся за холмом, и в тот же миг поднялся ветер, а небо вдруг потемнело. Внезапно у Арии возникло такое ощущение, будто по ней ползают сотни пауков. Кто-то наблюдал за ней.
«Э»?
Когда тренькнул ее мобильник, она чуть не свалилась с велосипеда. Резко затормозив, она заехала на тротуар и торопливо полезла в карман за телефоном. Звонил Шон.
– Ты где? – спросил он.
– Мм… вышла покататься на велике, – ответила Ария и вцепилась зубами в рукав видавшей виды красной толстовки с капюшоном.
– Хорошо, возвращайся скорее, – сказал Шон. – А то опоздаем к Моне.
Ария вздохнула. Она совсем забыла про вечеринку Моны Вондервол.
Он вздохнул в ответ.
– Ты что, не хочешь идти?
Ария сжала ручку тормоза и устремила взгляд на красивый дом в неоготическом стиле, что виднелся впереди. Хозяева решили покрасить его в королевский пурпур. Родители Арии оказались единственными в округе, кто не подписал петицию с требованием к художникам-домовладельцам выбирать более консервативные цвета для покраски домов, но суд отклонил ходатайство.
– Я вроде бы не дружу с Моной, – пробормотала Ария. – Или с кем-то из тех, кто будет на этой вечеринке.
– О чем ты говоришь? – Голос Шона звучал озадаченно. – Они – мои друзья, значит и твои. Мы отлично проведем время. И вообще, если не считать нашей прогулки на великах, у меня такое чувство, что, с тех пор как ты ко мне переехала, я тебя совсем не вижу. Что странно, если подумать.
Внезапно телефон Арии подал звуковой сигнал о дополнительном входящем звонке. Девушка отняла трубку от уха и взглянула на экран. Эзра. Рука инстинктивно потянулась ко рту, сдерживая вскрик.
– Шон, можешь подождать секунду? – Она пыталась сдержать возбуждение в голосе.
– Что такое? – спросил Шон.
– Просто… повиси. – Ария переключилась на другую линию. Она откашлялась и пригладила волосы, как если бы Эзра наблюдал за ней по видеосвязи. – Алло? – Она постаралась произнести это самым естественным, но в то же время соблазнительным тоном.
– Ария? – Она млела от чуть сонного, хрипловатого голоса Эзры.
– Эзра. – Ария изобразила притворное удивление. – Привет.
Повисла томительная пауза. Ария крутанула педали велосипеда и загляделась на белку, сиганувшую через лужайку пурпурного дома.
– Я не могу не думать о тебе, – признался, наконец, Эзра. – Мы можем встретиться?
Ария крепко зажмурилась. Девушка знала, что не должна идти к нему. Но ей так хотелось. Она с трудом сглотнула.
– Подожди.
Она вернулась к Шону.
– Э-э, Шон?
– Кто это был? – спросил он.
– Это… моя мама, – пролепетала Ария.
– Правда? Вот здорово, да?
Ария больно закусила щеку и уставилась на затейливо вырезанные тыквы на ступеньках пурпурного дома.
– Мне нужно съездить по делам! – отчаянно выпалила она. – Я позвоню тебе позже.
– Подожди! – крикнул Шон. – А как же Мона?
Но палец Арии уже нажимал кнопку ответа Эзре.
– Я здесь, – задыхаясь, произнесла она, как будто только что состязалась в мужском триатлоне. – Скоро буду.
Эзра распахнул дверь своей квартиры в старом викторианском доме Старого Холлиса. В правой руке он держал бутылку «Гленливет».
– Хочешь виски? – предложил он с порога.
– Конечно, – ответила Ария. Девушка прошла на середину гостиной и счастливо вздохнула. Она не переставала думать об этой квартире с тех пор, как выбежала отсюда в последний раз. Миллиарды книг на полках, синяя расплавленная свеча и похожие на смурфиков[84] застывшие комочки воска на каминной полке, огромная бесполезная ванна посреди комнаты… все это казалось Арии таким уютным. Здесь она чувствовала себя как дома.
Она плюхнулась на пружинистый двухместный диванчик, обитый горчично-желтой тканью.
– Спасибо, что пришла, – мягко произнес Эзра. В ткани его бледно-голубой футболки чуть пониже плеча зияла маленькая дырочка. Арии захотелось просунуть в нее палец.
– Пожалуйста, – сказала Ария, скидывая клетчатые слипоны от «Вэнс». – За что выпьем?
Эзра на мгновение задумался, и прядь темных волос упала ему на глаза.
– За то, что мы друзья по несчастью, – усмехнулся он и чокнулся с ней бокалом.
– Ура. – Ария залпом выпила виски. По вкусу оно напоминало стеклоочиститель, а пахло керосином, но ей было все равно. Она почувствовала, как обожгло пищевод.
– Повторить? – спросил Эзра, присаживаясь рядом, с бутылкой в руке.
– Давай, – кивнула Ария.
Эзра поднялся, чтобы принести еще льда, и бросил взгляд на миниатюрный телевизор в углу, включенный без звука. На экране шла реклама айпода. Забавно было смотреть, как кто-то зажигательно танцует в полной тишине.
Эзра вернулся и налил Арии еще виски. С каждым глотком на душе становилось легче. Они немного поговорили о родителях Эзры – его мама теперь жила в Нью-Йорке, отец – в Уэйне, не такой уж дальней дали. Ария снова начала рассказывать о своей семье.
– Знаешь, какое мое любимое воспоминание о родителях? – спросила она, надеясь, что язык у нее не заплетается. Горький «скотч» уже творил чудеса с ее моторикой. – Мой тринадцатый день рождения в «ИКЕА».
Эзра приподнял бровь.
– Ты шутишь. «ИКЕА» – это же кошмар.
– Звучит странно, да? Но у моих родителей был знакомый, какая-то важная шишка, управляющий местным магазином «ИКЕА», и мы арендовали его после закрытия. Это было так весело – Байрон и Элла приехали туда пораньше и организовали грандиозную вечеринку «Мусорщик идет на охоту»[85] в интерьерах спален, кухонь и офисов «ИКЕА». Они так дурачились. Мы все придумали себе прозвища по названиям шведской мебели. Байрон был «Экторп», по-моему, а Элла – «Клиппан». Они казались такими… неразлучными.
Слезы навернулись на ее глаза. День рождения Арии был в апреле; в мае она застукала Байрона с Мередит, а в июне исчезла Эли. Казалось, тот праздник стал последним ярким событием в ее жизни. Все были так счастливы, даже Эли – особенно Эли. В какой-то момент, когда они забежали в пещеру с занавесками для душа, Эли схватила Арию за руки и прошептала: «Я так счастлива, Ария! Я так счастлива!».
– С чего вдруг? – спросила Ария.
Эли усмехнулась и уклонилась от ответа.
– Скоро я вам все расскажу. Это сюрприз.
Но так и не успела рассказать.
Ария провела пальцем по кромке бокала. По телевизору опять передавали новости. Говорили про Эли – как будто больше не о чем. Расследование убийства, сообщала бегущая строка. В левом углу экрана появилась фотография Эли, сделанная в седьмом классе: Эли сверкала улыбкой, в ушах поблескивали бриллиантовые сережки-колечки, светлые волосы ниспадали сияющими волнами, блейзер школьной формы идеально облегал фигуру. В голове не укладывалось, что Эли навсегда останется семиклассницей.
– И как? – спросил Эзра. – Тебе удалось поговорить с отцом?
Ария отвернулась от телевизора.
– Не совсем. Он хотел встретиться со мной, но теперь, наверное, у него пропало желание. Во всяком случае, после выходки с алой буквой.
Эзра нахмурился.
– С алой буквой?
Ария потянула нитку, торчащую из шва ее любимых джинсов «Эй-пи-си»[86], которые она купила в Париже. Вряд ли у нее получится внятно объяснить это дипломированному специалисту по английской литературе. Но Эзра подался вперед, и его красивые губы в ожидании раскрылись. Она сделала еще глоток виски и рассказала ему про Мередит, Холлис и выведенную краской букву «А».
К ее ужасу Эзра расхохотался.
– Ты меня разыгрываешь. Неужели ты это сделала?
– Да, – отрезала Ария. – Зря я тебе рассказала.
– Нет, нет, это здорово. Мне ужасно нравится. – Эзра порывисто схватил ее за руки. Его большие ладони были теплые и чуть влажные. Он встретился с ней глазами… и поцеловал ее. Сначала лишь легко прикоснулся губами, но Ария потянулась к нему и добавила поцелую страсти. Они замерли на мгновение, а потом Ария отстранилась.
– Ты как? – тихо спросил Эзра.
Ария не знала, что сказать. Никогда еще она не испытывала таких бурных чувств. И никак не могла понять, что ей делать со своим ртом.
– Я не…
– Я знаю, мы не должны этого делать, – перебил ее Эзра. – Ты – моя ученица. Я – твой учитель. Но… – Он вздохнул, откидывая со лба прядь волос. – Но… я хочу, чтобы… каким-то образом… у нас получилось.
Как она мечтала услышать эти слова еще несколько недель назад? С Эзрой Ария чувствовала себя легко и свободно – живой, самой собой. Но перед глазами вдруг возникло лицо Шона. Она вспомнила сцену на кладбище, когда он, увидев кролика, наклонился к ней, чтобы поцеловать. Вспомнила и предостережение «Э»: Осторожно, осторожно! Я все вижу.
Как она мечтала услышать эти слова еще несколько недель назад? С Эзрой Ария чувствовала себя легко и свободно – живой, самой собой. Но перед глазами вдруг возникло лицо Шона. Она вспомнила сцену на кладбище, когда он, увидев кролика, наклонился к ней, чтобы поцеловать. Вспомнила и предостережение «Э»: Осторожно, осторожно! Я все вижу.
Она снова бросила взгляд в сторону телевизора. От знакомого видеоклипа уже тошнило. На экране Спенсер беззвучно шевелила губами: Хотите почитать ее эсэмэски? Девочки сгрудились вокруг телефона. Эли появилась в кадре. В какое-то мгновение камера крупным планом показала ее широко распахнутые голубые глаза, и казалось, будто Эли с экрана заглядывает в комнату Эзры… и в упор смотрит на Арию.
Эзра повернул голову и обратил внимание на телевизионную картинку.
– Черт, – выругался он. – Извини. – Он пошарил на столике и среди разбросанных журналов «Нью-Йоркер» и «Экономист» и меню тайских блюд на вынос отыскал, наконец, пульт управления телевизором. Он переключился на другой канал, которым оказался «Кью-ви-си», «магазин на диване». Джоан Риверс продавала гигантскую брошь в форме стрекозы.
Эзра кивнул на экран.
– Хочешь, куплю тебе такую?
Ария хихикнула.
– Нет уж, спасибо. – Она накрыла ладонью руку Эзры и сделала глубокий вдох. – Так что ты там говорил… чтобы у нас получилось. Я… тоже этого хочу.
Он просиял, и Ария увидела свое отражение в стеклах его очков. В столовой Эзры пробили старинные напольные часы.
– П-правда? – пробормотал он.
– Да. Но… я хочу, чтобы все было по-честному. – Она тяжело сглотнула. – У меня есть парень. Поэтому… я должна это учитывать, ты понимаешь?
– Конечно, – сказал Эзра. – Я понимаю.
Они встретились взглядами и долго не отпускали друг друга. Ария могла бы протянуть руку, сорвать с него очки, покрыть его лицо поцелуями.
– Думаю, сейчас мне лучше уйти, – печально сказала она.
– Ладно, – ответил Эзра, не сводя с нее глаз. Но когда она сползла с дивана и попыталась обуться, он потянул ее за край футболки. Хотя она и хотела уйти, но уйти… просто не могла.
– Иди сюда, – прошептал Эзра, и Ария полетела вниз. Эзра протянул руки и поймал ее.
28. А некоторые буквы складываются в слово «тюрьма»
Около восьми вечера в субботу Спенсер лежала на кровати, наблюдая, как медленно вращаются под потолком лопасти вентилятора в форме пальмовых листьев. Вентилятор стоил дороже приличного автомобиля, но Спенсер упросила маму купить его, потому что такой же был в ее личном бунгало, когда они всей семьей отдыхали в отеле «Кейвс» на Ямайке. Правда, сейчас он выглядел таким… словом, как Спенсер в тринадцать лет.
Она встала с кровати и скользнула ногами в черные босоножки от «Шанель». Она знала, что надо бы проявить хоть немного энтузиазма, собираясь на вечеринку к Моне. В прошлом году у нее таких проблем не возникало – впрочем, в прошлом году все в ее жизни было по-другому. Целый день ее преследовали странные видения – ссора с Эли у амбара, слова Эли, которых Спенсер не слышит, шаг в сторону Эли и… провал. Как будто событие, затаившееся в глубинах памяти на долгие годы, набивает себе цену, претендуя на сенсацию.
Она нанесла на губы чуть больше блеска цвета жареного миндаля, расправила черное платье с рукавом «кимоно» и спустилась вниз по лестнице. На пороге кухни она с удивлением увидела, что мать, отец и Мелисса сидят за столом вокруг пустой доски «Скрэббл»[87]. Две собаки уютно устроились у их ног. Отец сменил привычную форму одежды – строгий костюм или велосипедное трико – на свободную белую футболку и джинсы. Мама была в шароварах для йоги. В воздухе витал запах горячего молока из кофеварки «Миле».
– Привет. – Спенсер не помнила, когда в последний раз видела родителей дома субботним вечером. Они были завсегдатаями светских мероприятий – будь то открытие ресторана, симфонический концерт или званый ужин у партнеров юридической компании отца.
– Спенсер! Вот и ты! – воскликнула миссис Хастингс. – Угадай, что у нас есть? – Жестом фокусника она извлекла из-за спины распечатку. Спенсер увидела сверху знакомый набранный готическим шрифтом логотип «Филадельфия сентинел». Ниже шел броский заголовок: «Дорогу, Трамп! Спенсер Хастингс идет!». Спенсер уставилась на собственную фотографию за столом в кабинете отца, мысленно отмечая, что костюм от «Кельвин Кляйн» серо-стального цвета с малиновой шелковой блузкой выбран удачно.
– Джордана только что прислала нам ссылку по электронной почте, – радостно защебетала мама. – Передовица для воскресного номера, разумеется, будет готова к завтрашнему утру, но твоя история уже в Сети!
– Вау, – вымолвила Спенсер дрожащим голосом, растерянная и ошеломленная настолько, что не смогла бы прочитать текст. Значит, все происходит наяву. И как далеко это зайдет? Что, если она на самом деле победит?
– Давайте-ка отметим это шампанским, – предложил мистер Хастингс. – Ты тоже можешь сделать глоток, Спенс. Все-таки повод особенный.
– А, может, хочешь сыграть в «Скрэббл»? – спросила миссис Хастингс.
– Мам, она уже оделась на вечеринку, – с укором произнесла Мелисса. – Не хочет она сидеть здесь, пить шампанское и играть в «Скрэббл».
– Вздор, – решительно заявила миссис Хастингс. – Еще даже восьми нет. Вечеринки так рано не начинаются, или я не права?
Спенсер почувствовала себя в ловушке. Все взгляды были устремлены на нее.
– Я… думаю, нет, – пробормотала она.
Она отодвинула стул, села и скинула босоножки. Отец достал из холодильника бутылку шампанского «Моэт э Шандон», хлопнул пробкой и выставил на стол четыре бокала от «Ридель». Он налил полные бокалы себе, маме Спенсер и Мелиссе, и полбокала – виновнице торжества. Мелисса придвинула к ней подставку для игры.
Спенсер опустила руку в бархатный мешочек и набрала плиток с буквами. Следом за ней буквы тянул отец. Спенсер немало удивилась тому, что он знает, как это делается – она никогда не видела его за игрой, даже на отдыхе.
– Не слышала, когда судьи объявят окончательное решение? – спросил он, поднеся к губам бокал шампанского.
Спенсер пожала плечами.
– Не знаю. – Она взглянула на Мелиссу, которая послала ей неуловимо-загадочную улыбку. После вчерашней совместной ванны им еще не удалось поговорить, и Спенсер чувствовала себя странно в присутствии сестры. Скажем так, настороженно.
– Вчера мне удалось, наконец, прочитать твое эссе, – продолжил мистер Хастингс, сложив руки на столе. – Мне очень понравилось, как ты привязала концепцию к современности.
– Ну, кто ходит первым? – пронзительно воскликнула Спенсер. Еще не хватало, чтобы они обсуждали содержание эссе. Тем более при Мелиссе.
– Кажется, победитель «Золотой орхидеи» 1996 года получил Пулитцеровскую премию в прошлом году? – спросила миссис Хастингс.
– Нет, это была Национальная литературная премия, – сказала Мелисса.
Пожалуйста, прекратите все разговоры о «Золотой орхидее», мысленно взмолилась Спенсер. И тут ее осенило: впервые они говорили о ней — не о Мелиссе.
Спенсер посмотрела на свои плитки. У нее собрались буквы: Ц, Ж, С, Л, Е, Д, Х. Она попробовала составить слова и чуть не поперхнулась. ЛЖЕЦ СДХ. «СДХ» – как Спенсер Джилл Хастингс.
За окном небо налилось чернильной синевой. Где-то завыла собака. Спенсер схватила свой бокал и залпом осушила его.
– Кое-кто еще час не сядет за руль, – поддразнил отец.
Спенсер попыталась рассмеяться, спрятав руки под стол, чтобы отец не видел, как они дрожат.
Миссис Хастингс выложила плитками слово ЧЕРВЬ.
– Твоя очередь, Спенс, – сказала она.
Когда Спенсер схватила плитку с буквой «Л», вспыхнул экран «Моторолы» Мелиссы. Послышались жалобные звуки виолончели из саундтрека к фильму «Челюсти». Со своего места Спенсер могла видеть, что отображается на дисплее: новое текстовое сообщение.
Мелисса щелчком открыла экран и отвернула его так, чтобы Спенсер не подсматривала. Лицо ее все больше хмурилось.
– Что?! – произнесла она вслух.
– В чем дело? – спросила миссис Хастингс, отрываясь от плиток с буквами.
Мелисса почесала в затылке.
– «Суть концепции «невидимой руки», выдвинутой великим шотландским экономистом Адамом Смитом, можно выразить легко и просто, всего одной фразой, актуальной для рынка как девятнадцатого века, так и века двадцать первого: возможно, вы думаете, что все вокруг работают, чтобы лично вам жилось лучше, но на самом деле каждый стремится к собственной выгоде». Странно! Зачем кому-то посылать мне выдержки из моего эссе, которое я написала еще в школе?
Спенсер открыла было рот, собираясь что-то сказать, но вырвался лишь сухой хрип.
Мистер Хастингс отставил бокал с шампанским.