– Не беда, – огрызнулась Ханна. – У меня все сохранено на жестком диске дома.
Продавец достал из витрины новый телефон, извлек его из упаковки и начал нажимать какие-то кнопки. Ханна облокотилась на прилавок и наблюдала за потоком покупателей, неспешно прогуливающихся по главной торговой аллее молла «Кинг Джеймс». Она старалась не думать о том, как они с Моной привыкли проводить пятничные вечера. Прежде всего они покупали обновки, чтобы вознаградить себя за то, что сумели протянуть еще неделю в школе; потом заходили в суши-бар полакомиться лососем; и, наконец, наступала ее любимая часть вечера, когда они приезжали к Ханне домой и, развалившись на огромной кровати, сплетничали, хохотали и высмеивали тех, кто засветился в рубрике «Модный провал» в журнале «КосмоГерл». Ханна не могла не признаться в том, что кое о чем она все-таки не решалась говорить с Моной. Она обходила стороной любые задушевные разговоры о Шоне, потому что Мона считала его геем, и ни разу не обмолвилась об исчезновении Эли, поскольку не хотела ворошить плохие воспоминания о бывших подругах. На самом деле, чем больше она думала об этом, тем настойчивее задавалась вопросом: о чем же они тогда говорили с Моной. О парнях? Шмотках? Туфлях? О тех, кого ненавидели?
– Минутку, пожалуйста, – сказал продавец и нахмурился, вглядываясь в экран монитора. – Почему-то наша сеть не отвечает.
«Ха, что я говорила! – подумала Ханна. – Проблемы с сетью».
Когда продавец, наконец, зашел на сайт «Ти-мобайл», послышался чей-то смех, и Ханна подняла голову. Она не успела пригнуться, когда увидела в дверях Мону и Эрика Кана.
Светлые волосы Моны ярким пятном выделялись на угольно-сером фоне платья-свитера с высоким воротом, которое дополняли черные колготки и высокие черные сапоги. Ханна не знала, куда спрятаться – кассовый прилавок «Ти-мобайл» располагался островком посреди просторного зала. В этом проклятом месте не оказалось ни боковых выходов, куда можно было бы шмыгнуть, ни полок, чтобы затаиться под ними – просто четыре стены сотовых телефонов и мобильных устройств.
Прежде чем она успела что-то предпринять, Эрик заметил ее. В глазах зажегся огонек узнавания, и Эрик кивнул головой. Ханна оцепенела. Теперь она знала, что чувствует олень, когда выскакивает навстречу трактору с прицепом.
Мона проследила за его взглядом.
– О, – безучастно произнесла она, встречаясь глазами с Ханной.
Эрик, который, должно быть, уловил напряженность в отношениях девушек, пожал плечами и побрел в заднюю часть магазина. Ханна шагнула к Моне.
– Привет.
Мона уставилась на витрину с телефонной гарнитурой и автомобильными адаптерами.
– Привет.
Повисла долгая пауза. Мона потерла нос. Ногти у нее были накрашены черным лаком от «Шанель» из лимитированной коллекции – Ханна помнила, как они украли два пузырька в магазине «Сефора». От этих воспоминаний слезы подступили к глазам. Без Моны Ханна чувствовала себя шикарным платьем без соответствующих аксессуаров, коктейлем «Отвертка» сплошь из апельсинового сока и без водки, айподом без наушников. Она просто чувствовала себя неполноценной. Ханна вспомнила, как однажды летом, после восьмого класса, увязалась за мамой в командировку. Телефон Ханны почему-то не ловил сеть, и, когда она вернулась, то обнаружила двадцать голосовых сообщений от Моны.
– Мне было так плохо от того, что не могу общаться с тобой каждый день, поэтому я решила рассказывать тебе обо всем по телефону, – сказала тогда Мона.
У Ханны вырвался судорожный вздох. В магазине противно пахло средством для чистки ковров и по́том – она надеялась, что не от нее.
– Я видела надпись, которую мы когда-то сделали на крыше твоего гаража, – выпалила она. – Помнишь, «ХМ+МВ=ЛПН»? Ее видно с большой высоты. Так четко.
Мона как будто заинтересовалась. Выражение ее лица смягчилось.
– Что, правда?
– Ага. – Ханна уставилась на один из рекламных плакатов «Ти-Мобайл», развешанных по всему залу. Это была слащавая фотография двух девчонок, хихикающих над чем-то, с сотовыми телефонами в руках. Одна темно-рыженькая, другая блондинка – как Ханна и Мона.
– Все так запуталось, – тихо сказала Ханна. – Даже не знаю, с чего это началось. Извини, Мон, что я пропустила годовщину нашей дружбы. Я вовсе не хочу встречаться с бывшими подругами. Я не общаюсь с ними и не собираюсь.
Мона уткнулась подбородком в грудь.
– Нет? – Ханна едва расслышала ее голос, утонувший в грохоте детского поезда, который как раз проезжал мимо. У единственного пассажира – толстого мальчугана – вид был глубоко несчастный.
– Тысячу раз нет, – ответила Ханна, дождавшись, пока поезд проедет. – Мы просто… с нами происходят странные вещи. Я не могу все объяснить прямо сейчас, но, если ты потерпишь немного, обязательно это сделаю в ближайшее время. – Она вздохнула. – И ты же знаешь, что со скайрайтингом вышло недоразумение. Я бы никогда так не поступила с тобой.
Ханну вдруг одолел приступ икоты. Такое с ней всегда бывало перед истерикой, и Мона это знала. Губы Моны дрогнули, и у Ханны екнуло сердце. Может, все обойдется?
Но тут в голове у Моны произошла перезагрузка, и из нее опять полезла крутизна. На лицо вернулось выражение надменной самоуверенности. Она выпрямила спину и холодно улыбнулась. Ханна точно знала, что сейчас переживает Мона – когда-то они вместе поклялись никогда ни за что не плакать на людях. И даже придумали правило для таких случаев: как только возникает желание разреветься, надо крепко сжать ягодицы, напомнить себе, что они самые красивые, и улыбнуться. Еще пару дней назад Ханна и сама бы так сделала, но теперь не видела в этом смысла.
– Я скучаю по тебе, Мона, – призналась она. – И хочу, чтобы все стало, как прежде.
– Может быть. – Мона чопорно поджала губы. – Посмотрим.
Ханна попыталась выдавить из себя улыбку. Может быть? Что она хотела этим сказать?
Подъехав к дому, Ханна заметила полицейскую машину Вилдена, припаркованную рядом с маминым «Лексусом». Переступив порог, она застала свою мать и Даррена Вилдена в гостиной, где они уютно расположились на диване перед телевизором и смотрели выпуск новостей. На журнальном столике стояли бутылка вина и два бокала. Судя по тому, что Вилден был в простой футболке и джинсах, Ханна догадалась, что Суперкоп не при исполнении.
В новостях опять крутили просочившийся в сеть видеоролик, в котором мелькали знакомые лица из их дружной пятерки. Ханна прислонилась к косяку двери между гостиной и кухней и смотрела, как Спенсер вешается на парня своей сестры, Йена, а Эли скучает в углу дивана. Когда ролик закончился, на экране появилась Джессика ДиЛаурентис, мама Элисон.
– Тяжело смотреть это видео, – сказала миссис ДиЛаурентис. – Нам снова пришлось пережить боль и страдания. Но мы хотим поблагодарить каждого жителя Роузвуда – вы все замечательные. За то время, что мы пробыли здесь, пока шло расследование, я и мой муж поняли, как дорог нам этот город.
Камера скользнула по лицам людей за спиной у миссис ДиЛаурентис. Среди них промелькнул и офицер Вилден, бравый военный в полицейской форме.
– Смотри, вон ты! – закричала мать Ханны, сжимая плечо Вилдена. – Отлично смотришься в кадре.
Ханну чуть не вырвало. Ее мама так не бесновалась от радости, даже когда в прошлом году Ханну назвали Королевой Снежинок, и во время Парада Лицедеев[82] в Филадельфии она даже ехала на колеснице.
Вилден резко обернулся, почувствовав присутствие Ханны.
– О. Привет, Ханна. – Он чуть отодвинулся от миссис Марин, как будто Ханна застукала его за чем-то непристойным.
Буркнув «здрасьте», Ханна отвернулась и открыла дверцу кухонного шкафа, доставая коробку крекеров с арахисовым маслом «Ритц битс».
– Хан, тебе посылка! – крикнула мама, приглушая звук телевизора.
– Посылка? – переспросила Ханна с набитым ртом.
– Ага. Лежала на пороге, когда мы приехали. Я отнесла в твою комнату.
Ханна, прижимая к груди упаковку крекеров, пошла к себе наверх. Действительно большая коробка стояла, прислоненная к ее бюро, рядом с кроваткой от «Гуччи» для миниатюрного пинчера Крохи. Пес потянулся, вылезая из своей колыбельки, виляя крошечным хвостиком. У Ханны дрожали пальцы, пока она кромсала упаковочную ленту маникюрными ножницами. Когда она сняла крышку, в воздух вспорхнули нежные листы папиросной бумаги. И под ними на дне коробки лежало… платье-комбинация от «Зак Позен» цвета шампанского.
Ханна ахнула. Платье фрейлины для бала у Моны. Все подогнано, отглажено, можно надевать. Она пошарила на дне коробки в поисках записки с объяснением, но ничего не нашла. Ну да бог с ней, с запиской. Это могло означать только одно – Ханна прощена.
Ее губы медленно растянулись в широкую улыбку. Ханна вскочила на кровать и запрыгала так, что заскрипели пружины. Кроха вился вокруг нее, истошно тявкая.
– Йеессс! – кричала Ханна, испытывая невероятное облегчение. Она знала, что Мона одумается. Она бы свихнулась, продолжая злиться на Ханну.
Ханна села на кровать и схватила новый «блэкберри». Жаль, приглашение поступило поздновато – вряд ли удастся восстановить запись на прическу и макияж, которую она отменила, думая, что не пойдет на вечеринку. И тут она вспомнила кое-что еще: Лукас. Меня тоже не пригласили на вечеринку Моны, сказал тогда он.
Ханна задумалась, постукивая пальцами по экрану «блэкберри». Как ни крути, а она не сможет привести его с собой к Моне. Тем более в качестве кавалера. Да вообще ни в каком качестве. Лукас, конечно, милый парень, но не тусовщик.
Она выпрямила спину и пролистала красный кожаный органайзер от «Коуч» в поисках адреса электронной почты Лукаса. Она напишет короткое письмо, даст понять, что ему не место рядом с ней. Да, он будет раздавлен, но, в конце концов, Ханна ведь не может угодить всем сразу, верно?
26. Спенсер чувствует, что становится горячо… в прямом и переносном смысле
В пятницу вечером Спенсер нежилась в горячей ванне-джакузи в саду. Это было ее любимое занятие, особенно в ночи, когда звезды сверкают в темном небе. Тишину нарушали лишь звуки пузырящейся воды и чавканье Беатрис, домашнего лабрадудля, которая с упоением грызла голую кость.
Но вдруг девушка услышала хруст ветки. Потом еще. И наконец… чье-то дыхание. Спенсер обернулась как раз в тот момент, когда ее сестра в бикини в брендовую клетку «Нова-чек» от «Берберри» спустилась по лесенке в ванну.
Какое-то время обе молчали. Спенсер спряталась в пене пузырьков, а Мелисса смотрела на стол с зонтиком, стоявший возле бассейна. Внезапно Мелисса перевела взгляд на сестру.
– Знаешь, меня немного бесит доктор Эванс.
– Почему?
Мелисса рассекла воду руками.
– Иногда она говорит обо мне такие вещи, будто знает меня тысячу лет. С тобой она так же?
Спенсер пожала плечами. Разве не Мелисса предупреждала ее, что именно это будет делать доктор Эванс?
Мелисса прижала ладонь ко лбу.
– Она сказала, что я выбираю ненадежных мужчин. Что меня на самом деле привлекают парни, которые заведомо не годятся для серьезных и долгих отношений, потому что я боюсь по-настоящему сблизиться с кем-то.
Мелисса потянулась за большой бутылкой минеральной воды «Эвиан», стоявшей на бортике ванны, и сделала глоток. У нее над головой Спенсер увидела силуэт крупной птицы – а, может, и летучей мыши, – промелькнувший на фоне луны.
– Сначала я разозлилась на это, но теперь… не знаю. – Мелисса вздохнула. – Возможно, она права. Я стала вспоминать все свои романы. Некоторые ребята, с которыми я встречалась, действительно казались ненадежными, причем с самого начала.
Она впилась в Спенсер острым взглядом, и Спенсер покраснела.
– Взять хотя бы Рена, – продолжала рассуждать Мелисса, словно читая мысли сестры. Спенсер отвернулась и уставилась на водопад, установленный на другой стороне бассейна. – Она заставила меня иначе взглянуть и на Йена. Думаю, он изменял мне, когда мы учились в школе.
Спенсер напряглась.
– В самом деле?
– Угу. – Мелисса осмотрела свои идеально ухоженные ногти, покрытые бледно-персиковым лаком. Ее глаза казались темными омутами. – Я почти уверена. И думаю, что знаю, с кем.
Спенсер вцепилась зубами в заусенец на большом пальце. Что, если Мелисса слышала сегодняшний разговор Спенсер и Йена во дворе? Йен явно намекал на их поцелуй. Или того хуже: что, если много лет назад Эли рассказала-таки Мелиссе о проделках Спенсер?
Незадолго до исчезновения Эли отец Спенсер повез их пятерых играть в пейнтбол. Мелисса тоже поехала с ними.
– Я собираюсь сказать Мелиссе, что вы с Йеном сделали, – промурлыкала Эли, когда они натягивали комбинезоны в раздевалке.
– Ты этого не сделаешь, – прошипела Спенсер.
– Ах, нет? – поддразнила Эли. – Берегись.
Спенсер последовала за Эли и остальными на поле. Все присели за высоким стогом сена, ожидая начала игры. Вдруг Эли повернулась и похлопала Мелиссу по плечу.
– Слышишь, Мелисса. Хочу тебе кое-что рассказать.
Спенсер толкнула ее локтем.
– Прекрати.
Раздался свисток. Все рванули вперед, в атаку на команду противника. Все, кроме Эли и Спенсер. Спенсер схватила Эли за руку и потащила ее за ближайший стог сена. От злости она вся дрожала.
– Зачем ты это делаешь? – накинулась на Элисон Спенсер.
Эли хихикнула, привалившись спиной к стогу.
– Зачем ты это делаешь? – передразнила она подругу писклявым голоском. – За тем, что это неправильно. Мелисса заслуживает того, чтобы знать правду.
Гнев сгустился в теле Спенсер, как тучи в небе перед страшной грозой. Разве друзья не должны хранить секреты? Ведь все они держали в тайне историю с Дженной, и только ради Эли – это Эли запустила фейерверк, и по вине Эли ослепла Дженна, – но каждая из них поклялась молчать. Разве Эли забыла об этом?
Спенсер не хотела спускать курок пейнтбольного пистолета… это получилось само собой. Голубой краской забрызгало весь комбинезон Эли, и у нее вырвался испуганный крик. Потом она смерила Спенсер свирепым взглядом и умчалась прочь. Что, если тогда она и побежала к Мелиссе, чтобы рассказать обо всем, и Мелисса все это время ждала подходящего момента, чтобы вывести Спенсер на чистую воду? Что ж, может, и так.
– Есть какие-нибудь идеи, кто бы это мог быть? – подначивала Мелисса. Ее голос заставил Спенсер очнуться от воспоминаний.
Она глубже погрузилась в бурлящую горячую ванну, и глаза защипало от хлорки. Поцелуй вряд ли можно считать изменой, к тому же это было так давно.
– Не-а. Без понятия.
Мелисса вздохнула.
– Может, доктор Эванс ерунду несет? Откуда ей знать, в конце концов?
Спенсер вгляделась в лицо сестры. Она вспомнила, что говорила доктор Эванс о Мелиссе – что сестре необходимо признание собственного превосходства. Что она ревнует к успехам Спенсер. Предположение казалось сначала слишком странным, чтобы принимать его всерьез.
А не могло быть так, что проблемы Мелиссы тоже родом из детства и как-то связаны с тем ограблением и болезнью Спенсер, из-за которой Мелиссе пришлось ехать на конкурс «Би» с Иоландой? Сколько еще могла пропустить ее сестра в то лето из-за того, что родители были слишком поглощены заботами о Спенсер? Сколько раз ее отодвигали в сторону?
Мне нравилось, когда мы дружили, произнес внутренний голос Спенсер. Я любила играть с тобой в конкурс произношения слов по буквам. Мне очень жаль, что между нами все изменилось. Меня давно это бесит.
– Неужели так важно, изменял тебе Йен в школе или нет? – тихо спросила Спенсер. – Я хочу сказать, это было так давно.
Мелисса уставилась в темное ясное небо. Казалось, все звезды высыпали разом.
– Конечно, важно. Это нечестно. И если я когда-нибудь узнаю, что так оно и было, Йен будет жалеть об этом до конца своих дней.
Спенсер вздрогнула. Она никогда не замечала за Мелиссой такой мстительности.
– И как ты поступишь с девушкой?
Мелисса очень медленно повернулась к ней и наградила Спенсер ядовитой улыбкой. И тут, как по команде, в саду зажглись сенсорные фонарики. Глаза Мелиссы сверкнули.
– А кто сказал, что я еще не расправилась с ней?
27. Старые привычки умирают с трудом
В субботу, ближе к вечеру, Ария притаилась за старым кленом во дворе Маккридисов через дорогу от собственного дома. Она видела, как три девочки-скаута, продающие домашнее печенье[83], подошли к дверям особняка Монтгомери. Арию так и подмывало крикнуть им: «Эллы нет дома, но оставьте для нее пару коробочек ментолового. Это ее любимое».
Девочки подождали. Дверь им никто не открыл, и они пошли к соседям.
Ария знала, это глупо – ехать сюда на велосипеде от дома Шона, следить за собственным домом, как папарацци за мега-звездой, но она так скучала по своей семье. Эккардов она бы назвала аномальными Монтгомери. Мистер и миссис Эккард вступили в местную организацию «присмотра за соседями», которая отслеживала роузвудского маньяка. Они открыли круглосуточную «горячую линию», и через несколько дней им предстояло выйти в ночной дозор. Но всякий раз, когда кто-то из родителей Шона смотрел на нее, Ария чувствовала, что они догадываются, чем она занималась с Эзрой в его кабинете. Как будто и у нее на рубашке теперь алела буква «А».
Ария понимала, что нужно прочистить себе мозги и выбросить Эзру из головы. Беда в том, что она не могла заставить себя не думать о нем. Вот и сегодняшний велопробег стал для нее калейдоскопом воспоминаний об Эзре. Она проехала мимо толстяка, уминавшего «макнаггетсы», и запах вызвал у нее слабость в коленях. При виде девушки в очках в черной пластиковой оправе, таких же, как у Эзры, ее зазнобило. Даже кошка, гуляющая по стене сада, непонятно почему напомнила ей Эзру. Но что она себе думала? Разве бывает так, что категорически неправильное… и есть самое правильное?