ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» № 2 2010 г
ВАСИЛИЙ ГОЛОВАЧЕВ
НЕ ВЕРЮ!
Иллюстрация Владимира ОВЧИННИКОВАСтатья получилась содержательная, интересная, возбуждающая мысль, и Белов с удовольствием поставил точку. Статьи для газет он писал редко, но эту его попросил написать приятель, редактор «Известий», поскольку среди антропологов уже долгое время шла дискуссия — родственники мы обезьян или нет? Сам Белов ортодоксом себя не считал, с оглядкой, но всё же принимая теорию Дарвина о происхождении видов. Тем не менее и у него, палеоантрополога с десятилетним стажем работы, кандидата биологических наук, сложились свои взгляды на теорию и на багаж фактов, ставших достоянием ученых.
К примеру, он давно искал «настоящего» предка человека, будучи уверенным в том, что стопа обезьяны не годится на роль стопы истинного человеческого прапредка. После находок костей австралопитека, жившего четыре миллиона лет назад, стало окончательно ясно: он вовсе не слезал с дерева, как того требовала эволюционная теория, но имел стопу, гораздо больше похожую на человеческую, чем обезьянью. А это означало, что он ходил. В дверь позвонили.
Белов, занятый своими мыслями, оторвался от компьютера, глянул на часы. Самое время поужинать. Интересно, подумал он, кто мог прийти, не предупреждая о визите? Неужели Александра? Это было бы славно.
Белов невольно поморщился, так как чувствовал себя не в своей тарелке после вчерашней ссоры, хотя начал разговор не он, а она. Понять девушку было можно, так как встречались они уже три года, а о семье речь не шла. С другой стороны, чем ей не нравилось нынешнее положение? Живут же люди без свадеб.
Может, жениться, в конце концов, — пришла неожиданная мысль. Как там говорили сатирики? Женись, несмотря ни на что: попадется плохая жена — будешь философом, хорошая — станешь исключением. Белов усмехнулся, глянул в зеркало в прихожей: крутой лоб, серые глаза, прямые губы, не урод, однако. Хотя все равно непонятно, что в нем нашла красавица Александра. Он открыл дверь.
Гостем оказался старый школьный приятель Боря Вистунов. Одноклассники дразнили Свистуном или Свистом. В отличие от Белова он окончил физтех и работал теперь в какой-то из лабораторий Долгопрудного. Белов же окончил биофак МГУ и стал палеоантропологом.
— Привет, — буркнул Боря, зябко потирая руки. — Примешь продрогшего и голодного физика? На улице ноль и ветер. Хорошо, хоть дождя нет.
— Осень, — пожал плечами Белов, отступив в глубь прихожей. — Проходи.
— Ты один? — спохватился Вистунов.
— Один, один, как раз собирался куда-нибудь сходить поужинать: в холодильнике шаром покати. Составишь компанию?
Борис заколебался, потом махнул рукой:
— Хотел посидеть в тепле…
— Ну и посидим, здесь рядом, на набережной кафешка имеется приличная, «Кузя» называется.
— Ладно…
— У тебя что-то случилось? Напряженный ты какой-то.
— Да как сказать… — Борис поскреб макушку. — Есть одна идея, хочу поделиться.
— Валяй.
— Не, сначала поедим. Как у тебя самого дела? Не женился?
— Нет. — Белов начал одеваться.
Вистунов с завистью посмотрел на его мускулатуру: невысокий, но плотный Белов занимался спортом — ходил в школу тенниса и держал себя в хорошей физический форме.
— Я тоже. А над чем работаешь?
— Я вычислил предка человека, — серьезно сказал Белов.
Вистунов с недоверием прищурился.
— Шутишь?
— Ничуть. Строение стопы самых умных обезьян, — Белов вытолкал гостя из квартиры, — орангутанга, шимпанзе и гориллы, сильно отличается от строения стопы человека.
— Ну и что?
— А то, что обезьяны изначально не были способны к прямохождению. Вот, к примеру, медведь мог бы.
Вистунов взялся за верхнюю губу. Он был высок, худ, имел узкое лицо с крупным носом, и жест этот делал его беспомощным и смешным. Белов засмеялся.
— У тебя такое лицо, будто ты увидел привидение. Ладно, не бери в голову, я пошутил. Хотя в двухтысячном году ученые нашли кости сахелантропа чадского, жившего семь миллионов лет назад, так вот по особенностям прикрепления затылочных мышц к основанию черепа выяснилось, что он был прямоходящим. Смекаешь?
— Н-нет.
— Сахелантроп походил на человека даже больше, чем австралопитек, которого считают нашим предком, а уж тем более чем обезьяны. Они наши родственники, но не предки.
Приятели спустились во двор старой двенадцатиэтажки, вышли на набережную и вскоре поднялись по ступенькам «стекляшки» под названием «Кузя».
Сели за столик в глубине зала.
Был понедельник, тринадцатое ноября, но в кафе оказалось полно народа. В зале играла тихая, приятная музыка. Вкусно пахло.
Подошел официант.
Белов заказал салат «оливье» и блинчики с мясом, добавил зеленый чай.
Задумчивый не в меру Вистунов выбрал пиццу, потом поколебался и присовокупил к ней овощное рагу и пирожки с капустой.
Белов снова обратил внимание на его вид.
— Что произошло, Боря? Я же вижу, ты не в себе.
Вистунов взбодрился.
— Что ты знаешь о времени?
— О чем? — удивился Белов.
— Что такое время, по-твоему?
Белов взялся за чашку с горячим чаем; он любил перед едой «промывать желудок» полезным напитком.
— Честно говоря, никогда об этом не задумывался. Насколько мне помнится институтский курс физики, каждая живая система существует в своем времени. Точнее, со своим темпом времени. Вирусы успевают прожить жизнь, эквивалентную жизни целого организма…
— Забудь институт, — отмахнулся оживший Вистунов. — Всё намного сложнее и масштабнее. Существуют, по крайней мере, пять непротиворечивых научно проработанных концепций времени.
— Целых пять? — озадачился Белов. — Я помню две… физическая, энергополевая… и… э-э…
Борис допил чай и заказал еще.
— Субстанциональная, реляционная, динамическая, статическая и статистическая.
— Ух ты! Красиво звучит — реляционная.
— В этой концепции время является отношением между физическими событиями. Уточняю — универсальными устойчивыми отношениями, что немаловажно. Ведь событие событию рознь.
— Ты так говоришь, будто специализировался на теории времени.
— Именно. Мягкотвердого Знака помнишь?
Белов улыбнулся.
— Как же его забудешь?
Мягкотвердым Знаком они дразнили меж собой школьного учителя физики, пустившего в ход десятки странных сравнений. Свое прозвище он получил за то, что сравнил электрон, имевший двойственную структуру, с твердым и мягким знаками одновременно.
— Я встретил его полгода назад.
— Как он себя чувствует?
— Бодр, активен, крепкий мужик, хотя и лысый как колено. Так вот он подсказал мне одну идею. А временем я занимаюсь уже давно, года три.
— Ты мне об этом не говорил.
— Нечего было.
— А теперь есть?
— Понимаешь, — Борис оттянул пальцами верхнюю губу, — первому рассказываю. Интересно, как ты к этому отнесешься.
— Ну-ну. — Заинтригованный Белов отложил вилку. — Это как-то связано с твоей работой?
— Напрямую.
— То есть ты прорабатываешь какую-то теорию времени, а Мягкотвердый Знак подсказал тебе вариант. Так? Небось колдуешь над статической концепцией? Кстати, чем она отличается от статистической?
— Обе нереальны.
— Почему?
— Статическая предполагает скольжение сознания человека разумного вдоль мировой линии, где события расположены, как в пространстве объекты и формы. В статистической концепции время есть понятие статистическое, а его необратимость связана с огромным количеством процессов Вселенной, направленных в одну сторону, по законам теории вероятности, и создающих так называемую «стрелу времени».
— А как же процессы, идущие обратно?
— Мы их просто не в состоянии увидеть.
— Бред. Это уже не физика, а психология.
Взгляд Бориса загорелся.
— Верно подмечено. Что из этого следует?
Белов доел блинчики, взялся за чай.
— Вечером голова у меня работает слабо, да и то лишь на прием пищи. Кстати, а другие концепции чем лучше?
— Динамическая теория воспринимает время как изменение порядка событий: будущее превращается в настоящее и прошлое, то есть это по сути процесс. Субстанциональная предполагает, что время — особого рода физическое поле, субстанция, наряду с пространством, веществом и электромагнитным полем. Не буду загружать тебя понятиями, что такое метавремя и энтропийное время.
— Почему же, загрузи.
— Метавремя — нелинейное необратимое движение Пространства от Хаоса к Порядку и обратно. Энтропийное…
Белов засмеялся.
— Сдаюсь, не обращай на меня внимания, а то до утра будешь вешать лапшу на уши в надежде, что я пойму. Ты над какой теорией работаешь?
Вистунов залпом допил кофе, заказал еще.
— Есть очень интересная гипотеза, которую мне подсказал… — он пожевал губами, не спуская глаз с собеседника, — в общем, не буду повторяться. Мой руководитель заинтересовался, и теперь мы готовим эксперимент.
— Кто твой руководитель?
— Профессор Беллинсгаузен, Леонард Феоктистович, доктор наук. В общем, никто толком не знает, почему время идет вперед. Существует много точек зрения, но все они уязвимы,
— И Мягкотвердый Знак подал тебе идею? — хмыкнул Белов.
— Можешь иронизировать сколько угодно. Я предложил идею Леонарду Феоктистовичу, и послезавтра мы ставим первый опыт. Ты где будешь послезавтра?
— Сегодня ночью в Питер еду, читать в университете лекцию о последних открытиях палеоантропологов.
— Жаль, хотел пригласить тебя к нам, в Академгородок.
— Отказаться от лекции уже не смогу.
— Вот я и говорю — жаль.
— Может, успею? Если не задержат, конечно. Так в чем идея-то?
Борис допил вторую чашку кофе, заказал третью. Глаза его блестели, будто он хватанул коньяку.
Белов осуждающе покачал головой.
— Сердце загонишь.
— Да бог с ним, с сердцем, — рассеянно сказал физик, — ничего с ним не случится. Я привык пить по двадцать чашек кофе в день. Ты уже говорил о психологии применительно ко времени. А что ты скажешь, если время — действительно явление психологическое? А вперед оно идет только потому, что мы — все люди — загадываем желания, строим планы на будущее, стремимся узнать, что будет, мечтаем. А?
Белов сунул в рот жвачку.
— Ты хочешь сказать, что…
— Стрелу времени создаем мы, коллективно! Шесть с лишним миллиардов человек! Время становится зависимым, статистически и психологически одномерным, направленным в будущее. А теперь представь, что все люди одновременно на один день, да что там день, хотя бы на одну минуту «выключат» мечты и планы. Что случится?
Белов недоверчиво покачал головой.
— Это невозможно. Во-первых, никто не согласится. Во-вторых, как это сделать материально?
— Предложить всем думать о прошлом, о вчерашнем дне, о каком-нибудь знаковом для всех событии.
— Представляю, — улыбнулся Белов. — Мне бы позвонили и предложили.
— И все-таки?
— Ну, не знаю, несерьезно это. Да и эксперимент этот ваш… вы что же, уговорили всех людей? Меня никто ни о чем не предупреждал.
— Пока эксперимент готовится локально. Все жители городка послезавтра в двенадцать часов дня настроятся на прошлое. Датой выбрано седьмое ноября тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.
— Юбилей Октябрьской революции? — догадался Белов.
— Не нравится?
— Почему? Какая разница? — Белов скептически покачал пальцем. — Хотя не маловат ли масштаб? В вашем городке всего-то пара тысяч жителей.
— Три тысячи шестьсот. Для прикидочной оценки достаточно.
Белов засмеялся, похлопал приятеля по плечу.
— Желаю успеха. Успею приехать — заскочу к вам в институт. Идем, поздно уже, мне готовиться надо. Поезд отходит в два часа ночи.
Возбужденный, раскрасневшийся Вистунов остыл не сразу. Продолжая бормотать о каких-то прошлых попытках магов остановить время во времена атлантов и арктов, владевших этим секретом, он хотел было заказать вина, но Белов не дал ему возможности напиться. Вывел из кафе, предложил переночевать у него. Хмельной от собственных мыслей и предположений, Борис согласился.
Но и поздним вечером он все еще пытался рассуждать о теориях, разрабатываемых учеными, и успокоился только после того, как Белов налил ему сто граммов коньяку. Сам Белов ничего крепче кофе не пил, но всегда держал в баре алкогольные напитки — для гостей.
Вистунова он уложил спать в гостиной, на диване. Собрался и, оставив ключ и записку, в которой объяснял гостю, чем он может позавтракать, уехал на Ленинградский вокзал. В поезде он напрочь забыл о теме бесед со школьным приятелем и вспомнил о ней только при возвращении, следующим вечером, вполне довольный собой и аудиторией, перед которой ему удалось блеснуть стройностью и изяществом собственной гипотезы о происхождении человека. Разумеется, ни о каких медведях-предках речь не шла, зато Белов позволил себе пошутить на эту тему, завел аудиторию и долго отвечал на вопросы слушателей, среди которых было немало, к его удивлению, симпатичных девушек.
В Москву он приехал в семь часов утра, еще раз вспомнил о приглашении Свистуна, махнул было на него рукой, а дома, позавтракав, вдруг решил поехать в Академгородок под Реутовом, где располагалась лаборатория профессора Беллинсгаузена, то ли потомка знаменитого русского путешественника, то ли просто однофамильца.
Он опоздал, не намного, минут на двадцать, но опоздал. Электричка высадила его в Реутове без пятнадцати двенадцать, то есть за пятнадцать минут до «часа X», и пока Белов искал транспорт и ехал, время перевалило за полдень.
Ничего, успею, подумал он, выходя из маршрутки, физики не математики, никогда не начинают в точно назначенный срок.
Бросив взгляд на улицу, запруженную машинами, он начал переходить ее, двигаясь к парку, за которым располагалось здание лаборатории, и вдруг уловил — не слухом, сознанием — внезапно упавшую на городок тишину.
Замедлил шаг, огляделся.
Поток машин на глазах редел, таял, будто они испарялись одна за другой. Сами автомобили изменялись, трансформировались, приобретали странные угловатые формы.
Белов узнал в одной старый «Москвич», в другой «Жигули-копейку», рядом ехала «Волга» шестидесятых годов, а за ней пылили другие авто, каждой из которых давно перевалило за полсотни лет.
Белов потряс головой, протер глаза кулаками.
Ничего не изменилось. Вернее, изменения продолжались и коснулись уже городского ландшафта.
Высотки по обеим сторонам улицы съежились, словно ушли под землю. На их месте выросли сначала зыбкие, но все более уплотняющиеся старинные дома, чаще одноэтажные, краснокирпичные и деревянные. Магазины и «стекляшки» пропали вовсе, на фасадах домов появились удивительные вывески вроде: «Мануфактура МПР» и «Краснопролетарские пряники».
Улица тоже претерпела изменения, стала уже, но свободнее, а главное — потеряла асфальт! Старые грузовики с бортами, появившиеся на ней невесть откуда, разом подняли пыль, от которой прохожие отворачивались и прижимались к зданиям и заборам.
Да и прохожие превратились в «массовку», какую использовали режиссеры, снимая исторический фильм.
Белов растерянно проводил глазами мужика в зипуне и сапогах, за которым торопливо семенила женщина в старинной шубе до пят и в капоре на седых буклях.
— Эй, берегись! — зычно крикнули ему.
Он отскочил в сторону.
Мимо проскакали двое в серых шинелях и синих фуражках с красными звездами на околышах.
Всадники замелькали и дальше, снуя меж неторопливо плывущих автомобилей советской эпохи. Большинство из них явно было спущено с конвейера в середине двадцатого века.
Белов вдруг сообразил.
— Бог ты мой! Свистун?!
Вистунов не обманул. Лаборатория Беллинсгаузена действительно проводила эксперимент, и он удался! Время в городке повернуло вспять.
Он сглотнул, помотал головой.
— И все равно не верю!
Припустил бегом через разросшийся парк, в данный момент и не парк уже, а настоящий лес, но стоило ему сделать шаг, как начались обратные метаморфозы города. Всадники и пролетки исчезли. Грузовики тоже. Пока Белов искал дверь в красивом решетчатом заборе, путаясь в густой траве, присыпанной снежком, Академгородок вернул свое прежнее состояние, превратившись в современный город с густым потоком машин на улицах и толпами никуда не спешащих прохожих.
Белов остановился, хватая воздух ртом, разглядывая городской пейзаж, отдышался и побрел к зданию лаборатории, проступившему сквозь поредевший строй деревьев парка. Но в здание его не пустила охрана. Кстати, судя по оживлению и ошеломленным лицам парней, они тоже испытывали шок. Пришлось вызывать Бориса по мобильному.
— Сейчас спущусь! — отозвался физик через минуту.
Появился он только через полчаса. Лицо лучилось от удовольствия, глаза сияли.
— Ты не представляешь! — начал он, стиснув ладонь приятеля двумя руками.
— Очень даже представляю, — проворчал Белов. — Сначала подумал — глюки! Но длилось это не одно мгновение…
— Так ты видел?!
— Конечно, видел. Шел к вам от остановки маршрутки, вдруг все начало плыть, изменяться. Хорошо, что длилось это всего пару минут. Кстати, почему так мало? Если все жители подумали о шестьдесят седьмом годе…
— Потому что возврат в прошлое оказался неустойчивым, многие сразу испугались, перестали думать о конкретной дате, запаниковали, и время вернулось в свою колею. Нет, ты понимаешь?! — вскричал Вистунов, хватая Белова за руку. — У нас получилось! Пойдем в наш бар, выпьем за победу!