И конечно же, все время, от одной части к другой, неизменное: «Пьянство комсостава сильно распространено… В частях Запфронта пьянство также сильно распространено… В 16 армкорпусе пьянство сопровождается азартной и картежной игрой, что влияет разлагающе на красноармейцев. В 37 дивизии Запфронта имел место случай, когда пьяный начштаба одного из полков, обнажив шашку, кричал: “Бейжидов, спасай Россию“…».
Пили все, от бойцов до командармов. Помощник начальника информотделения разведчасти Западного фронта Довбор был в 1920 году исключен из партии за то, что в пьяном виде явился на переговоры с поляками. Куда уж дальше!
И развлекались тоже как могли. После окончания войны внезапно вспыхнула эпидемия дуэлей среди командиров. Даже в 1925 году в РККА произошло около 90 дуэлей. Из них 60 – со смертельным исходом: «товарищ маузер» и «товарищ наган» были получше традиционных дуэльных пистолетов, да и стреляли из них по-фронтовому. Положенное наказание – до 6 лет лишения свободы, само собой, командиров, только что прошедших тяжелейшую войну, не останавливало.
…С другой стороны, война окончилась и хотелось жить красиво. тот самый довбор, которого исключили из партии за то, что пьяным явился на переговоры, в 1923 году после службы переодевался в штатский костюм, надевал шляпу, брал тросточку и шел развлекаться. Как – история умалчивает, но, должно быть, гулял хорошо, если его по этой причине обратно в партию так и не приняли. Но это, так сказать, развлечения армейской мелочи. «Наверху» все обстояло куда круче. После разгрома Колчака бывший нач-штаба Южного фронта Паука был назначен начальником штаба войск Киевского округа. прибыв в Киев, он первым делом занял губернаторский дом, где принялся давать приемы, на которые приглашал военную и партийную верхушку. Верхушка туда с удовольствием ходила. Бывший помощник Фрунзе В.А. Ольдерогге, ставший инспектором пехоты Украины и Крыма, привез с собой двух великолепных лошадей. Вскоре он стал устраивать на киевском ипподроме скачки, а его дочери держали там тотализатор. Их даже осуждать не за что – они не представляли себе, что может быть как-то иначе.
У Красной армии было много хорошего, и в первую очередь мотивация. Русский солдат в лучшем случае не понимал, зачем его гонят на войну с германцем, в худшем – понимал и при первой же возможности стал разваливать армию и явочным порядком прекращать войну. У красноармейцев же мотивация была железная: жизнь в Российской империи для простого человека была невыносима, а революция давала надежду на лучшее, и любому, кто стал бы загонять их в прежний ад, они готовы были вцепиться в глотку зубами. Особенно после того, как жизнь действительно стала лучше. Но одной мотивацией войну не выиграешь: нужны стратегия и тактика, подготовка офицеров и обучение рядовых. А с этим было печально не только в 1921 году, но и двадцать лет спустя.
Кстати, о рядовых. Красная армия хоть и называлась рабоче-крестьянской, но формировалась почти исключительно из крестьян. Горожан в стране по состоянию на 1932 год насчитывалось не более 25 %, и их почти без остатка всасывала стремительно развивающаяся промышленность. Призвать в армию рабочего граничило с контрреволюцией. Зато в чудовищно перенаселенной деревне лишнего народу было полно, в армию молодые парни шли охотно – социальный лифт! Однако качество призывников было просто невыразимое!
26 июля 1932 года наркомвоенмор Ворошилов пишет Сталину:
«13 июля на Тоцком полигоне ПРИ ВО[13] группа красноармейцев, идя на сенокос, наткнулась на неразорвавшийся снаряд и, невзирая на предупреждение старшего команды, чтобы снаряд не трогали, один из красноармейцев поднял снаряд, а затем его бросил. Снаряд разорвался. В результате 3 убитых, 7 ранено, из которых двое в тот же день умерло… 23 июля в районе Минска кавгруппа возвращалась с занятий, ведя лошадей в поводу. Красноармейцы наткнулись… на неразорвавшийся снаряд. И опять буквально та же история. Старший приказал красноармейцу бросить опасную игрушку, и снаряд разорвался. Убито 2, ранено 7, из них двое умерло… И таких безобразий без конца, без края!»
…Удивляться этому совершенно не приходится. Ведь что такое боец Красной армии? Это сельский Вася, который за год в школе грамоту по складам освоил, но механизма сложнее сохи сроду не видал. Идет такой Вася по полю, находит снаряд, что это за хрень валяется – он, понятно, ни сном, ни духом. Увидел – поднял, старший крикнул: «Не тронь!» – бросил. Результат: по статистике 1931 года в РККА только в результате несчастных случаев имели место быть 2000 ранений и 400 смертей. И если бы проблема ограничивалась только этим! Там еще под водой 85 процентов айсберга.
Основная проблема даже не в травматизме, а в том, что доверять Васе что-либо сложнее штыка было просто страшно. Либо механизм сломает, либо сам покалечится. Нет, стрелять-то он в конце концов научится – стреляли же солдатики империалистической, значит, научить можно. (Тем более, трехлинейка изначально сделана именно для такого солдата – сломать ее можно, но сложно.) А кого положить за пулемет? А в танк посадить?
С техническими родами войск в Красной армии была просто беда. В 1940 году образовательный уровень призывников составлял четыре класса, и это тогда, когда советская образовательная программа вот уж десять лет, как набирала обороты. В старших возрастах все обстояло еще хуже. (А у немцев к началу войну средний образовательный уровень составлял, по нашему счету, 9 классов.)
Правда, существовали сельские механизаторы и шоферы – тракторов на селе были сотни тысяч, на всех кто-то пахал, да и грузовиков немало, и на всех кто-то ездил. Но это не значит, что сельский механизатор так вот прямо и станет танкистом. Нет, за рычаги он дергать сумеет, но в армии мехвод обязан еще и чинить вверенный ему механизм. А вот тут уже все сложнее. В колхозах-то доверять трактористам ремонт тракторов – дураков не было! Трактора и грузовики чинили и обслуживали на МТС. Стоит ли удивляться, что, накопив к 1941 году 25 тысяч танков, Красная армия потеряла их в первый же месяц войны? Экипаж зачастую бросал машину из-за пустячной поломки.
Но вернемся в 1932 год, к письму Ворошилова. Бойцы приходили сплошь от сохи, и учить их тоже было некому. За десять лет прежние офицеры либо ушли на повышение, либо уволились из армии, а новых откуда взять? Проблема кадров никуда не делась, но, в отличие от Российской империи, Советский Союз испытывал реальный, а не сравнительный промышленный подъем[14]. В стране чудовищно, катастрофически не хватало образованной молодежи. В том же письме Ворошилов пишет: «Вой стоит из-за людей – нет комсостава».
Но со старшим и высшим комсоставом ведь должно быть все в порядке? Они-то остались армии еще с гражданской? Ну да, остались. Вот только многие из них воспринимали мирную жизнь как долгосрочный отпуск. У нас бытует мнение, имеющее статус непререкаемой истины – Ворошилов был некомпетентным наркомом, находившимся в перманентном конфликте с грамотными и талантливыми военачальниками во главе с «великим стратегом» маршалом Тухачевским. У наркома, однако, было по этому поводу другое мнение.
«Беда еще и в том, что наши командующие, почти все без исключения, не полностью охватывают всю многосложную машину военной организации», – пишет в том же письме Ворошилов. Это он смягчает: похоже, они не «не охватывали», а откровенно забивали. Вот и пример. По случаю «трогания и бросания снаряда» в Белорусском округе нарком создал комиссию, в которую вошел командующий округом Уборевич (из тех самых, грамотных и талантливых). Вошел и тут же… убыл в отпуск на лечение. Как будто и не было ничего. Для некомпетентного наркома это ЧП, а для «великого стратега» – надо понимать, рабочий момент.
Письма наркома полны беспокойства и по поводу другого «великого»– Тухачевского, недавно назначенного начальником вооружений РККА. Почему беспокоится Ворошилов? Тухачевский «всем занимается, кроме своего Управления». Чем именно? Незадолго до того, будучи командующим округом, он бомбардировал наркома письмами о реорганизации Красной армии, предлагая наклепать, к примеру, те самые сорок тысяч танков. Теперь его поставили начальником вооружений, дав полную возможность отдаться любимому делу – а он уже успел переключиться на что-то еще? Судя по тому, что следующей сферой его деятельности стала боевая подготовка, он теперь выдавал предложения именно по ее улучшению. Более того, летом 1931 года Ворошилов с тревогой пишет Гамарнику: «Вникните в дело и сами проследите, чтобы М. Н. не смял чего-либо из намеченных мероприятий, такое опасение вполне уместно».
После ХХ съезда много писали о гениальности репрессированных военачальников. Вот, например, как отзывался маршал Жуков о командующем Белорусским военным округом Уборевиче – том самом, которого не заинтересовали пять трупов вокруг одного снаряда.
После ХХ съезда много писали о гениальности репрессированных военачальников. Вот, например, как отзывался маршал Жуков о командующем Белорусским военным округом Уборевиче – том самом, которого не заинтересовали пять трупов вокруг одного снаряда.
«Это был настоящий советский военачальник, в совершенстве освоивший оперативно-тактическое искусство. Он был в полном смысле слова военный человек… Внешний вид, умение держаться, способность коротко излагать свои мысли, все говорило о том, что И.П. Уборевич незаурядный военный руководитель. В войсках он появлялся тогда, когда его меньше всего ждали. Каждый его приезд обычно начинался с подъема частей по боевой тревоге и завершался тактическим учениями или командирской учебой».
…
«Лучшим командующим округом был командарм 1-го ранга И.П. Уборевич. Никто из командующих не дал так много в оперативно-тактической подготовке командирам и штабам соединений, как И.П. Уборевич и штаб округа под его руководством».
…
«Уборевич больше занимался вопросами оперативного искусства и тактикой. Он был большим знатоком и того, и другого и непревзойдённым воспитателем войск».
…
«После ареста командующих войсками округа И.П. Уборевича и И.П. Белова учебная подготовка высшего командного состава в округе резко снизилась»…
Мне всегда казалась, что учебная подготовка высшего командного состава – все же в основном не дело округа. Есть Москва, а в ней всякие там курсы и академии. А еще мне всегда казалось, что деловые качества человека определяются не по умению держаться и излагать свои мысли, а как-то иначе. Вот интересно, а в каком состоянии были вверенные товарищу Уборевичу войска?
…Блуждая по интернету, я как-то натолкнулась на статью под красноречивым названием: «Провал больших военных маневров Красной Армии 1935–1936 годов»46. На этих маневрах войска должны были отрабатывать популярную в то время теорию глубокой операции и глубокого боя, с участием и взаимодействием всех родов войск. Никаких теоретических аспектов данная статья не содержит, только факты, изложенные в отчетах того времени. И там видна такая оперативно-тактическая подготовка, что впору сразу лапки вверх.
Правильное наступление должно начинаться с бомбежки. Результат?
«Эскадрильи легких бомбардировщиков и штурмовиков Р-5, ССС и Р-Зет, которые должны были расчистить путь наступающим танкам, сделать этого, по существу, не смогли. Их взаимодействие с механизированными бригадами и полками «не удавалось» (БВО), «терялось совершенно или осуществлялось эпизодически» (КВО): подводила организация связи между авиационными и танковыми штабами. В КВО хромало и взаимодействие танков с артиллерией…».
Плохое взаимодействие родов войск – вообще один из главных органических недостатков Красной Армии. Но как же быть с оперативно-тактическим гением в лице командующего БВО? Или ему соседний округ подгадил? А там ведь тоже сидел другой «великий стратег» – Якир.
Ладно, не будем о взаимодействии – это, действительно, сложно. Поговорим о действиях войск.
«Танкисты Якира и Уборевича наступали вслепую – разведка у них была плохо организована, не проявляла активности и (по оценке наблюдавшего за маневрами начальника Управления боевой подготовки (УБП) РККА командарма 2 ранга А.И. Седякина) «была недееспособна». В результате Т-26 из 15-й и 17-й мехбригад КВО неоднократно наносили удар «по пустому месту». БТ-5 и БТ-7 из 5-й и 31-й мехбригад БВО не смогли обнаружить засады (а действия из засад были излюбленным приемом немецких танкистов). Т-28 из 1-й танковой бригады БВО «внезапно» (!) очутились перед полосой танковых ловушек и надолбов и вынуждены были резко отвернуть в сторону – на еще не разведанный участок местности, где и застряли».
Надо ли говорить, что случилось бы с этими танками на реальной войне?
«Вслепую танки действовали и непосредственно в «бою» – тут уже сказалась слабая выучка танкистов, не умевших ориентироваться и вести наблюдение из танка. А недостаточная подготовка механиков-водителей приводила к тому, что боевые порядки атакующих танковых частей «быстро расстраивались». В этом, впрочем, были виноваты и командиры взводов, рот и батальонов, не освоившие навыков радиосвязи и поэтому не умевшие наладить управление своими подразделениями… Несогласованность действий рот и батальонов была характерна и для других танковых соединений».
Вот уж что-что, а выучить танкистов было вполне возможно. Советский Союз уже тогда имел самое большое в мире количество танков. Можно было не трястись над каждой машиной, а гонять экипажи столько, сколько нужно. Ну, а уж для обучения пехоты имелись все условия – у винтовки Мосина ресурс такой, что краю не видно, а у саперной лопаты его и вовсе нет. Тем не менее:
«Но еще большие потери в реальном бою с немцами понесла бы пехота Якира и Уборевича. Во-первых, она «всюду» шла в атаку на пулеметы «противника» не редкими цепями, а густыми «толпами из отделений». «При таких построениях атака была бы сорвана в действительности, захлебнулась в крови», – констатировал А.И.Седякин, сам участвовавший в подобных атаках в 1916-м и пять раз повисавший тогда на немецкой проволоке. Причина: «бойцы одиночные, отделения и взводы недоучены». В наступлении бойцы инстинктивно жались друг к другу, а слабо подготовленные командиры отделений и взводов не умели восстановить уставной боевой порядок.
Таким «толпам» не помогли бы и танки непосредственной поддержки пехоты, тем более, что в КВО (даже в его лучших 24-й и 44-й стрелковых дивизиях) ни пехотинцы, ни танкисты взаимодействовать друг с другом не умели. Не спасла бы и артиллерийская поддержка атаки, тем более, что в КВО «вопрос взаимодействия артиллерии с пехотой и танками» еще к лету 1937 года являлся «самым слабым», а в БВО артиллерийскую поддержку атаки часто вообще игнорировали…
Что касается пехоты Уборевича, то она вообще не умела вести наступательный ближний бой. На маневрах 1936 года ее «наступление» заключалось в равномерном движении вперед. Отсутствовало «взаимодействие огня и движения», то есть отделения, взводы и роты шли в атаку, игнорируя огонь обороны, они не подготавливали свою атаку пулеметным огнем, не практиковали залегание и перебежки, самоокапывание, не метали гранат. «Конкретные приемы действий, – заключал А.И. Седякин, – автоматизм во взаимодействии… не освоены еще». Слабо обученной тактике ближнего боя оказалась и пехота КВО…
Впрочем, эффективно подготовить свою атаку огнем пехота БВО и КВО все равно не смогла бы: как и вся Красная Армия накануне 1937 года, бойцы плохо стреляли из ручного пулемета ДП – основного автоматического оружия мелких подразделений…».
То есть бойцы не умели окапываться, метать гранаты, стрелять из пулемета, двигаться перебежками (по-видимому, и ползти тоже). Интересно, а стрелять из винтовки они умели? И чем занимались командиры взводов и отделений в часы, выделенные на учебу личного состава?
«Но, даже прорвав оборону вермахта, пехота Якира и Уборевича оказалась бы беспомощной против германских контратак. В БВО прекрасно знали, что отличительной особенностью ведения боевых действий немцами было уничтожение прорвавшегося противника фланговыми контрударами мощных резервов. И тем не менее наступавшая пехота Уборевича совершенно не заботилась об охранении своих флангов – «даже путем наблюдения!» Этим же грешила и пехота КВО на Шепетовских маневрах. В БВО знали, что немцы всегда стремятся к внезапности удара; за столь инициативным, активным и хитрым противником нужен был глаз да глаз, но тем не менее пехота Уборевича сплошь и рядом наступала вслепую, совершенно не заботясь об организации разведки. «Не привилась», по оценке А.И. Седякина, разведка и в стрелковых дивизиях Якира – «у всех сверху донизу»!»
И в качестве резюме:
«Подводя итог работе войск БВО и КВО на Белорусских и Полесских маневрах, А.И.Седякин вскрыл главный, на наш взгляд, порок РККА эпохи Тухачевского, Якира и Уборевича: «Тактическая выучка войск, особенно бойца, отделения, взвода, машины, танкового взвода, роты, не удовлетворяет меня. А ведь они-то и будут драться, брать в бою победу, успех за рога»… Хуже всего было то, что подобная ситуация не обнаруживала никакой тенденции к улучшению».
Вот интересно: много ли толку в том, что командующий округом является оперативно-тактическим гением, если его бойцы не умеют ходить в атаку?
Кстати, высокое искусство очковтирательства, в отличие от искусства подготовки бойца, в округах освоили в полной мере.
«Вообще бичом РККА накануне 1937 года была низкая требовательность командиров всех степеней и обусловленные ею многочисленные упрощения и условности в боевой подготовке войск. Бойцам позволяли не маскироваться на огневом рубеже, не окапываться при задержке наступления; от пулеметчика не требовали самостоятельно выбирать перед стрельбой позицию для пулемета, связиста не тренировали в беге и переползании с телефонным аппаратом и катушкой кабеля за спиной и т. д., и т. п. Приказы по частям и соединениям округов Якира и Уборевича пестрят фактами упрощения правил курса стрельб – тут и демаскирование окопов «противника» белым песком, и демонстрация движущейся мишени в течение не 5, а 10 секунд, и многое другое.