– Тобурокова! Ты себя в могилу загонишь! И меня тоже!
Но тренер говорил так только для виду, в душе он был рад стремлению и самоотдаче своей лучшей биатлонистки.
В конце апреля сошел последний снег. Погода в большом сибирском городе наконец-то принесла его жителям долгожданное солнце и теплый ветер. Деревья постепенно одевались в нежную зелень, и все чаще раздавалось пение птиц. Все это очень беспокоило Наташу. Она жила биатлоном и боялась, что драгоценное летнее время без тренировок будет потрачено зря. Как-то раз, выходя с одного из последних занятий, девочка подошла к Валерьянову и спросила:
– Тренер, вы что же, не видите? Снег тает!
– Конечно, вижу. Разве это плохо? – улыбнулся он в ответ.
– А что в этом хорошего? Заниматься-то как?
– Ну, иногда организму необходимо и отдыхать, – заметил Виктор Степанович.
– Немного отдохнуть, конечно, можно… Но ведь лето такое длинное… – проговорила Наташа и загрустила.
– Тобурокова, взять себя в руки! – бодро сказал Валерьянов. – Мы что-нибудь придумаем!
Школьники сидели в залитом весенним солнцем классе и завороженно ждали, когда Нина Георгиевна объявит их фамилии и огласит годовые оценки. Наташа сидела на предпоследней парте рядом с Лизой Камышиной, талантливой фигуристкой, занимавшейся в соседней секции (у лентяйки Бочаркиной испортилось зрение, и ее пересадили на первую парту). В последнее время девочки немного сдружились, и в этом была заслуга, в первую очередь, классной руководительницы: Нина Георгиевна направила отличницу Лизу к Наташе, чтобы помочь той подтянуть хвосты.
– Ну вот, всего две тройки у тебя! – воскликнула Лиза после объявления всех оценок. – Ты молодчина!
– Что? Ах да. Это хорошо, – протянула Наташа, тоскливо уставившись в окно на целый ряд огромных зеленых тополей.
– Ты что, не рада? Между прочим, я тоже старалась, – произнесла Лиза, насупившись.
– Нет-нет, не обижайся. Спасибо тебе большое! – сказала Наташа и легонько похлопала подругу по спине.
– Ну, вот и славно, – обрадовалась Лиза, – думаю, стоит отметить успешный год. По мороженому?
– Да, конечно, – улыбнулась Наташа.
Девушки держали в руках вафельные стаканчики, сидя на лавочке во дворе дома, стоявшего неподалеку от школы. Лиза вздохнула:
– Какой же он все-таки красивый…
– Кто красивый?
– Да Хованский же. Красивый.
Уже полгода Лиза была безуспешно влюблена в Юру Хованского, первого красавца во всей спортивной школе. Хованский занимался в хоккейной секции и слыл талантливым вратарем. Он уже один раз вызывался в юниорскую сборную и достиг там небывалых успехов. Лизу, понятное дело, он в упор не замечал.
– Да ну тебя, уже сто лет только и говоришь: «Хованский, Хованский…» Ну что в нем красивого? Вон, ходит, грудь выпятит, как гусь. Точно! Гусь лапчатый! – засмеялась Наташа.
– Никакой он не гусь! – сердито заметила Лиза. – Ты его профиль видела? Древнегреческий, между прочим!
– Древнегреческий гусь! – Наташа залилась смехом. – Ну, серьезно, Лиз, что ты в нем нашла. С тебя вон полкоманды хоккейной глаз не сводит.
– Эти беззубые, наглые, невоспитанные… – Лиза вдруг замолчала, потому что из подъезда напротив вышел Юра Хованский, таща за собой огромный баул.
– Привет, Юр! – закричала раскрасневшаяся Лиза.
Хованский чуть повернул голову в сторону девочек и с видом уставшей кинозвезды произнес:
– Салют.
Наташа усмехнулась. Она поняла, почему Лиза все время приводила ее в этот двор. Только раньше она сидела, погруженная в собственные мысли, а теперь, когда стало ясно, что тренировки прекращаются почти на полгода, можно было немного подумать и о чем-нибудь другом. Это Лизе хорошо, и Хованскому тоже, они в ледовом дворце занимаются, там круглый год зима. Только вот Лиза, кажется, тратить каникулы на тренировки не собиралась.
– А я скоро уеду на целое лето, – грустно произнесла Лиза, будто читая Наташины мысли. – Буду по тебе скучать.
– Уедешь? Куда это?
– К бабушке с дедушкой. Они в Краснодаре живут. Буду купаться, загорать… – мечтательно протянула Лиза.
– А как же твои тренировки? – приподняв брови, удивленно спросила Наташа.
– И тренироваться буду, – улыбнулась Лиза, – только не на льду. Мне родители подарили ролики. Конечно, тулуп на них сделать не получится, но форму поддерживать буду.
– Что? – не расслышала Наташа.
– Ролики. Роликовые коньки. Конечно, тулуп на них сделать не получится, но форму поддерживать буду.
– Ты умница, Лизка! – Наташино лицо расплылось в улыбке.
– Спасибо, – Лиза зарделась, – кстати, ты идешь на дискотеку? Там Костик будет.
– Не знаю еще, – ответила Наташа, – а при чем тут Костик?
– Да так… – загадочно произнесла Лиза и подмигнула подруге.
Все объяснилось довольно просто. Костик Комаров был смешным долговязым рыжим парнем, что называется, в каждой бочке затычка. Он все время суетился и оттого нередко попадал в самые нелепые ситуации. Костик мог необычайным образом выронить из рук все, что нес, или уморительно навернуться на ровном месте, повалив за собой всех людей и предметы, которым «посчастливилось» оказаться рядом с ним. Именно поэтому Костику был противопоказан спорт, но зато он всерьез увлекался фотографией и являлся штатным фотографом всех соревнований Новосибирской СДЮШОР. Как и Наташе, Лиза помогала Костику с учебой. Она подружилась с ним, и как-то раз рыжий фотограф сообщил Лизе, что вот уже две недели не может заснуть из-за Наташи. Лиза обещала помочь. Но Наташу не интересовал ни Костик, ни какие-либо другие молодые люди. Ее сердце было отдано одному-единственному мужчине – биатлону.
Глава двадцать четвертая
– Улыбочку! – рыжий Костик все же перекричал шум музыки, надавил на кнопку и сам расплылся в улыбке. В кадр попали улыбающаяся Лиза и удивленная Наташа.
– Что? Зачем ты нас снимаешь? – спросила биатлонистка.
– Правильно будет – фотографируешь, – учтиво поправил Костик. – Как зачем? Звезды фигурного катания и биатлона на одной фотке! Может, этот кадр в газете напечатают!
– Ну, вот еще, – сказала Наташа и утащила Лизу в глубь актового зала, оставив растерянного фотографа наедине с собой.
– Ты бы с ним помягче… – протянула Лиза, когда они отошли достаточно далеко.
– Чуть не ослепла от этой его вспышки, – парировала Наташа.
– Ой, подожди! Юра! – мимо как раз проплывал Хованский, и Лиза побежала к нему. – Ну как ты себя чувствуешь?
– Ничего, – улыбнулся в ответ черноволосый Юра. – А как твои дела, Лиза?
С момента объявления итоговых оценок до праздничного вечера по случаю окончания учебного года успело пройти две недели, и за это время с Юры Хованского спесь слетела напрочь.
Хоккейной команде Новосибирской СДЮШОР предстоял финальный матч за первенство школ с ровесниками из Магнитогорска. Хованский, ясное дело, защищал ворота первым номером. Он был настолько уверен в себе, что попросту пренебрег подготовкой к матчу, посчитав кубок уже завоеванным, а игроков соперника – любителями. Это отнюдь не помешало «любителям» уже после первого периода забросить в ворота Юры целых пять шайб, а тренеру в срочном порядке заменить своего звездного вратаря. С огромным трудом новосибирцы вытащили матч, но удача Хованского, похоже, закончилась.
– Ну, Юрка, удружил, – отчитывал его после матча тренер Старкин.
– Лопух ты, Хова, – вторил ему капитан команды Женя Васильев.
Сам Юра чувствовал себя не лучше. Впервые в жизни он получил сильную спортивную оплеуху и теперь пожинал плоды собственной глупости. Он даже стал сутулиться и вообще выглядел бледным и больным.
После той игры от Хованского, казалось, отвернулись все. Все, кроме Лизы Камышиной. Она вместе с Наташей тоже пришла на игру и больше всех, конечно, болела за Юру и, несмотря на его полное фиаско, еще больше влюбилась в своего ненаглядного. Потому что теперь, наконец-то, он обратил на нее внимание.
Обо всем этом Наташа с удовольствием вспоминала, радуясь за свою единственную подругу. От воспоминаний ее оторвал голос диджея:
– А теперь медленный танец!
Зазвучала музыка. Это была печальная мелодия, навевающая мысли о предстоящем лете, наступлению которого радовались все вокруг, кроме Наташи. Она очень скучала по снегу, по лыжам и винтовке, вспоминала свои лесные гонки с самой собой, сложные тренировки Валерьянова, а теперь предстояло забыть обо всем этом на долгое время. Наташа огляделась. Кругом танцевали парочки, Лиза обнимала за шею Хованского, где-то вдалеке виднелась рыжая шевелюра Костика, танцующего с хохочущей Петуховой.
Все были кем-то заняты, и только одна Наташа стояла и чувствовала себя чужой в этом душном зале. Она вышла в прохладный холл и в глубине коридора увидела Валерьянова, который стоял рядом с тренерской каморкой. Рядом с ним был хоккейный тренер Старкин. Два профессионала о чем-то жарко спорили.
– Виктор Степанович! – окликнула его Наташа.
– А, Тобурокова! Вот, Илья, моя звезда не танцует… – обратился он к Старкину.
– Виктор Степанович, я спросить хотела, вот Лиза Камышина будет летом тренироваться на роликах! – почти кричала Наташа, чтобы заглушить музыку. – А мы? Неужели у нас ничего нет?
– Ну, Наталья, хотел я тебе сюрприз сделать, но раз уж ты здесь… Погоди минуту. – С этими словами Валерьянов скрылся в тренерской. Через несколько секунд он появился, держа в руках настоящие роликовые лыжи с двумя полиуретановыми колесиками.
– Ну что ты стоишь, бери! Твои теперь!
– Виктор Степаныч, вы самый лучший тренер в мире! – вскрикнула Наташа и, быстро обняв за шею тренера, побежала в комнату общежития. Впереди у нее было чудесное, счастливое лето.
Глава двадцать пятая
Начался новый учебный год, пришла холодная осень, и вот наконец землю покрыл снег.
О том, что в нее кто-то влюблен, Наташа узнала из вторых рук – если так можно назвать перешептывания, перемигивания и взгляды искоса. Сначала она подумала, что это с ней что-то не так, и несколько перемен крутилась в туалете у зеркала, пытаясь разглядеть пятно на юбке, или разошедшийся на рукаве шов, или потеки чернил на лице, или хотя бы жеваную бумагу в волосах. Но нет – с ней все было как обычно. А вот перешептывания и косые взгляды никуда не девались и, казалось, день ото дня их становилось только больше.
Однажды Наташа все-таки не выдержала – резко шагнула к парте, откуда доносился особенно явственный шепот, и, зависнув над увлеченно беседующей парочкой, грозно спросила:
– Ну?
Девчонки вздрогнули от неожиданности, стукнулись лбами и, откашливаясь и давясь словами, прошипели:
– Че надо-то?
– Что не так? – угрюмо переспросила Наташа, впрочем, уже понимая, что ответа она не получит.
Девчонки сделали круглые глаза и непонимающе ахнули:
– А что такое?
Наташа развернулась и пошла прочь, сопровождаемая демонстративными ахами вслед:
– Нет, а что такое, мы не поняли?
А через несколько дней она обнаружила у себя в парте слегка увядший – видимо, сорванный еще утром – цветочек. То ли фиалка, то ли еще какой-то комнатный – Наташа не очень хорошо разбиралась в этих цветах, не то что в лесных. И две конфеты «Раковая шейка» – помятые, слипшиеся, видимо, до этого носившиеся в чьем-то кармане.
Наташа, стараясь не подать виду, что что-то произошло, исподлобья быстро оглядела класс. Вроде бы ничего необычного. Все как всегда. Болтушки болтали, тихони молчали, каждый занимался своими делами, и никто не следил на реакцией Наташи, заглянувшей в парту.
Весь следующий урок она раздумывала, что бы это все могло значить. Жизнь в лесу приучила ее доверять, но проверять. А учеба в школе научила ее проверять дважды, а то и трижды – и все равно на всякий случай не доверять. Конфеты пробовать она не рискнула – с одноклассниц сталось бы вымазать их в соли или еще в чем-то похуже, – а вот цветок забрала. В конце концов, тот ни в чем не провинился.
Понятно, что это был не Костик: для него Наташа навеки осталась недосягаемой мечтой, которую можно хотя бы иногда фотографировать. Он был бессловесной тенью, которая со временем совсем исчезла из мыслей девушки.
Вечером, на тренировке, скользя по погрузившемуся в сумерки стадиону, она припоминала события прошедшего дня, пытаясь понять, что это был за странный подарок – или же наоборот, ловушка. Но лыжи шелестели так умиротворяюще, а снег был таким белым, что мысли стали куда-то уходить, исчезать, сменяться другими – и Наташа постепенно забыла об этой загадке.
Через пару дней она задумчиво посмотрела на уже совершенно скукоженный цветок, который так и лежал на тумбочке у кровати, и выкинула его.
Хотя свои последствия этот эпизод возымел. Наташа стала внимательно оглядывать свой стул и парту перед тем, как садиться, – мало ли что, вдруг подложат кнопку или вымажут краской, кто знает, что у людей может быть в головах? Шушуканье не прекратилось – правда, стало менее громким и настойчивым, что сначала несколько озадачило Наташу. Но потом она подумала, что, видимо, сплетницы нашли себе новый интерес, и перестала обращать внимание, пока снова не нашла в кармане куртки конфеты.
На этот раз это были шоколадные, «Мишка в сосновом бору», дорогие и вкусные. Вкусные – как помнила Наташа, потому что и этот подарок она не решилась попробовать. Если бы это случилось в лесу, то все было бы проще, но тут она училась не доверять людям, особенно тем, кто делал неожиданно добрые в ее отношении поступки. Опыт подсказывал ей, что это может оказаться ловушкой.
Однако произошедшее снова озадачило Наташу. Куртка висела в школьном гардеробе, прямо напротив бабы Симы, школьного вахтера. Может быть, баба Сима видела, кто трогал Наташину одежду? Или хотя бы кто недавно заходил в раздевалку?
Баба Сима, не поднимая глаз от вязания, буркнула:
– Ну ходют тут постоянно. За всеми не уследишь.
Наташа оставила конфеты бабе Симе и пошла в класс.
Перед дверью она остановилась и задумалась. Несомненно, этому некто будет интересна ее реакция. То есть человек, который сейчас обратит на нее наибольшее внимание, будет тем самым, так? Так. Но, с другой стороны, этот человек мог и не знать, что она уже нашла конфеты – ведь, по идее, это должно было произойти гораздо позже, когда бы уроки закончились и ребята стали бы одеваться в гардеробе.
Он же не мог рассчитать того, что Наташа перед уходом в школу, буквально на пороге комнаты, вдруг вспомнит о том, что вчера забыла положить в пенал ластик, полуобутая, на одной ноге, проскачет к письменному столу, сунет ластик в карман – и поторопится в школу. И снова забудет про эту злосчастную стирательную резинку – до урока математики – и побежит за ней в гардероб. То есть сейчас этот человек вряд ли будет следить за ней. А вот потом, после уроков… К этому моменту нужно будет продумать, как себя повести.
Оставшиеся уроки пролетели быстро. Наташа слушала учителей вполуха, делала вид, что записывает, когда все вокруг начинали скрипеть ручками и карандашами, и поглядывала за тем, чтобы синхронно с классом переворачивать страницы учебника. Однако ее мысли были далеко – на первом этаже, в гардеробе.
Наташа никогда не отличалась умением строить сложные планы. Прежде всего потому, что в лесу это было абсолютно ненужным – а то и опасным. Лес не прощает самомнения и гордыни, не прощает уверенности в том, что ты все просчитал и все знаешь. В лесу нужно жить вместе с лесом, дышать с ним в унисон – и быть готовым, постоянно быть готовым к тому, что все может внезапно измениться. Что дерево, казавшееся до поры до времени крепким, – внезапно с утробным кряхтением обрушится на тропинку впереди тебя. Что кучка сухих листьев под ногой вдруг чвякнет и уйдет в топкое, засасывающее болото. И что вон та тень от куста вдруг щелкнет острыми волчьими зубами – и никакие планы тебе уже не помогут, только быстрые ноги и удача.
Вот и сейчас Наташа, как ни пыталась, не могла просчитать больше чем на пару шагов вперед. Вот она подходит к куртке, надевает ее на себя. Стоп. Но ведь она может и не засовывать руку в карман? Она ведь может просто надеть куртку и уйти. Тогда планы неизвестного провалятся. Но при этом провалится и ее план, да. Нет, не вариант. Руку засунуть в карман придется.
Ну а что потом? Ну вот засунет она руку. И? Как она сможет увидеть реакцию всех остальных? Они же будут рассеяны по раздевалке. Кто-то будет перед ней, ну а кто-то сбоку, а то и вообще сзади. А если она начнет крутить головой, как встревоженная сова, то уж точно привлечет к себе всеобщее внимание.
И вот как быть?
Наташа глубоко вздохнула и начала грызть карандаш. Только когда язык ощутил холодную кислятину грифеля, она очнулась и отфыркнулась.
– Эй! – Лиза сильно ткнула соседку локтем в бок. К сожалению, в последнее время их отношения разладились и из подружек они снова превратились в соседок по парте и ничего больше. Лиза проводила все время с Хованским, и все остальное ее не интересовало. Говорить с Наташей ей было уже не о чем. – Ты чего?
Наташа огляделась по сторонам. Неля Петровна, учительница литературы, самозабвенно читала какой-то отрывок из Гоголя, а весь класс так же самозабвенно делал вид, что внимательно слушает. Наташино фырканье, видимо, чуть было не нарушило эту идиллию.
– Да так, – шепотом ответила она Лизе.
– Что – так? Наташ, мне серьезно уже надоело смотреть, как ты с ума сходишь! – прошипела та ей в ответ. – Не умеешь нормально сидеть, пересаживайся в угол. Будешь видеть, как надо себя вести.
Угол! Вот! Мозг Наташи лихорадочно заработал. Угол! Она сможет увидеть всех – и при этом не выдать свое пристальное внимание.
– Спасибо! – радостно прошептала она Лизе.
Та с подозрением посмотрела на нее, отодвинулась и покрутила пальцем у виска.
В гардероб Наташа вошла одной из последних – ей нужно было, чтобы таинственный незнакомец или незнакомка были уже там. Медленно подошла к своей куртке, аккуратно сняла ее с крючка, демонстративно задумчиво покрутила в руках – словно прикидывая, надевать здесь или чуть позже, у самых дверей. Производя все эти нехитрые манипуляции, она осторожно передвигалась в сторону угла – словно невзначай, как бы давая место остальным, кто уже шел к выходу с одеждой. Еще один урок леса, да – не дай зверю почувствовать, что ты приближаешься к нему, пусть тот ни о чем не подозревает, пусть думает, что хозяин положения.