Этот, факт, конечно, имел и положительную сторону– сумей мы как-то обзавестись деньгами 19-го века, они сама по себе, стала бы в нашем времени недурным нумизматическим товаром, который можно было бы продать через интернет – причем без всяких проблем. Но штука была в том, чтобы где-то достать эти самые "Петры", "Екатерининки", "полтины" и "двугривенные". Причем – в немалом количестве, и, по возможности, не нарущая при этом законов. Ни Российской Федерации, ни Российской же Империи.
В общем, когда отец вернулся из редакции, мы продолжили обсуждать эту тему. Получалось – даже если отец и сумеет найти взаимный интерес, что с "Александровской Россией", что с постановщиками сериалов из дореволюционной жизни, то вопрос приобретения активов, пригодных к использованию на той стороне портала, все равно оставался открытым. И пока мы не сумеем его решить – наши визиты в 19 век так и останутся.. как там он вчера говорил? "Пешими прогулками с осмотром местных достопримечательностей". И, увы, не более того…
Тем временем, часы тикали, неумолимо приближаясь к 14.00. Пора было собираться. Четыре дня нас будет ждать Николка, и опаздывать на эту встречу совсем не хотелось.
В свое время отец, рассказывал про словесные игры в выдуманных мирах, которыми он с друзьями развлекался в студенческие годы, – так называемые "ситуационки" или "словески". Суть их заключалась в том, что один из компании – "ведущий", – придумывал некий мир и канву происходящих в нем событий; , а каждый из участников создавал в воображениеии персонажа, как правило – в какой-то степени списанного с себя. А дальше – вся компания часами, обсуждала и проговаривала действия, реагируя на вводные ведущего, кидая по сложной системе кубики, чтобы определить вероятность того или иного события. В общем, что-то подобное предлагает известная игровая системе "ДнД", – только в распоряжении ее поклонников бесчисленные тома мануалов, геймбуков, карт и прочих игровых материалов. Отец же и его товарищи все это конструировали на чистой интуиции и исключительно в своем воображении. Как-то отец извлек из глубин письменного стола пачку пожелтевших листков, на которых на машинке, а то и от руки были расписаны характеристики персонажей, списки оружия и снаряжения, описания стран, городов, правящих династий. Были там и вырезки из школьных контурных карт, безжалостно исчерканные фломастерами и самодельные карты на бледно-оранжевой миллиметровой бумаге….
Так вот, отец как-то сказал, рассказывал, что половина радости от такой игры – это вход, а точнее – стартовый этап, на котором игрок продумывает снаряжение персонажа , собирающеегося в другом мир или в другое времея. Именно это занятие нам сейчас и предстояло. И пусть отправлялись мы не "в дорогу длиной в тысячу ли", а всего-то на пятичасовую прогулку, не сулящую особого риска – отнестись к этому следовало со всей серьезностью.
И начать надобыло, конечно, с одежды. Тут отцу оказалось заметно проще, чем мне – твидовый пиджак, сорочка, шейный платок в умеренно консервативном стиле, темные брюки, замшевые туфли, и в довершение всего – итальянская шляпа из разряда "привет, мафия". Нельзя, конечно, сказать, что такой наряд был типичен для Москвы конца 19-го века; но белой вороной он там не будет. Во всяком случае, приезжему из дикой Америки можно простить и не такое.
Образ дополнила трость; отец примерно год назад оценил все удобства этого аксесмсуара, и не раз говорил мне, что даже среднего фехтовальщика с тростью остановить может только пуля. Так что и трость он выбрал соответствующую – продукцию широко известной в узких кругах американской фирмы "Колд Стил". Достаточно безобидное, на первый взгляд, изделие было изготовлено из многослойного углепластика, имея в основе тонкий стальной стержень, а в качестве навершия – полированный шарик из нержавеющей стали, размером с мандарин. Отец показывал мне ролик, в котором такой тростью кололи бетонные блоки – не хотел бы я получить этим шариком по башке!
Не то чтобы мы готовились к какой-то схватке – просто в Москве 19-го века почти все почти все мужчины средних лет носили трости. Без них обходились разве что люди в форменной одежде, с непременными двумя рядами блестящих пуговиц – да и то не все. Скажем, офицеры тростей не носили– но, как правило ходили при саблях. Не носили тростей и студенты; но они, как один, таскали под мышками кто сверток, кто папку, кто портфель. Ну, и конечно, без палок ходили разного рода разносчики –им этот аксессуар заменяли лотки с горами товара. Эти лотки они ухитрялись таскать на голове. А иногда это было коромысло, увешанное всяческим барахлом – от лубяных коробов, до эмалированных кувшинов или тушек свеже-загубленных зайцев.
Кроме трости, отец прихватил саквояж – старомодный чемоданчик, с какими в старых советских фильмах ходят добрые бородатые врачи и провинциальные учителя. А так же, судя по тем же фильмам, в таких саквояжах юные эсеры таскали бомбы для покушения на царских сатрапов.
Отец отыскал этот саквояж в каком-то магазинчике, специализирующимся на стиле "ретро"; стоил он уйму денег, но зато отлично вписывался в эпоху. Увидев это аутентичное сооружение я не удержался от ядовитого комментария, на что получил совет – заниматься своими делами, то есть подумать о собственом образе.
А то я не подумал! Конечно, красно-белую панскую куртку пришлось оставить дома. Взамен я накинул короткую бундесовскую куртку цвета хаки. Я еще в первый день невольного визита в прошлое внимательно разглядел гимназическую форму Николки; да и позже мы видали на улице немало гимназистов. Все они, до одного, носили свои курточки, туго перетянутыми ремнем. Вот и я сделал то же самое, взяв офицерский ремень советских времен – с двузубой пряжкой.
Наряд завершили черные джинсы и черные же кроссовки. Ну, нет у меня кожаных туфель – не берцы же надевать для похода в 19 век!
Бундесовская куртка имела широкие карманы, но я все же нацепил на пояс вместительную сплавовскую тактическую сумку черного цвета. Ничего особенного там не было – фотик, пачка пластыря, запасные батареи, верный планшет, три "Сникерса" и перцовый баллончик. Ну и мобильник с транспортной карточкой – куда ж без них! На другую сторону пояса я пристроил швейцарский офицерский нож в кожаном чехольчике.
И вот что я еще заметил – в ТОЙ Москве решительно никто не ходил с непокрытой головой. То есть – совсем никто. От лоточника до уличного сорванца, от нищенки у ценкви до гимназистки, спещащей домой после занятий. Так что я завершил образ лихого хроно-путешественника шотландской шапочкой – гленгарри,которую отец привез мне год назад из самой Шотландии. В конце концов, иностранцы мы или нет? А почем они знают, как у нас, на Аляске ходить принято? Да и вообще – не бейсболку же мне надевать?
Увидев меня, отец демонстративно поморщился, но от комментариев воздержался.
Вопрос с деньгами оставался открытым. Правда, отец бросил в саквояж горсть невесть с каких пор завалявшихся у него массивных серебяных, довоенных еще, полтинников; серебро есть серебро, а вдруг сгодятся? Кроме того, в саквояже оказался средних размеров сверток. А вот что в нем было – отец на сказал, сославшись на то, что он и сам не уверен, пригодится ли его содержимое на той стороне портала. Я , конечно, был заинтригован, но настаивать не стал – все равно сам, рано или поздно, расскажет, никуда не денется.
Ну что ж – волнующий процесс подготовки к "входу" можно было считать законченным. Оставалось выйти на лесничную клетку и запереть за собой дверь квартиры.
Глава десятая
– Так вы решили, молодой человек? Будете отдавать вашу коллекцию?
Старик-букинист уже в который раз перебирал пачку открыток. Желтые, пергаментные пальцы одну за одной, ловко тасовали бумажные прямоугольнички, сортируя их в каком-то определенном но, несомненно, строго продуманном порядке. Порой букинист задерживался на одной из открыток, вертел ее и так и эдак, поднося поближе к близоруким, слнезящимся глазам; брал с прилавка лупу на длинной деревеянной ручке, в бронзовой оправе и внимательно рассматривал приглянувшуюся карточку.
– Что же вы так, юноша? Такой интересный экземпляр, как можно столь варварски с ним обходиться? Вот видите – уголок замят…. Если бы не это – дал бы за него 30 копеек, а так – простите-с, но больше 20-ти не могу.
– А за все вместе? – робко спросил Николенька. – Сколько за всю коллекцию разом? –
Букинист надолго задумался, пожевывая желтыми стариковскими губами. И сам Николенька, и облепившие прилавок мальчишки-коллекционеры, с замираниием сердца ждали вердикта старика. Лавочка, куда Николка принес свою коллекцию, прилепилась к Китайгородской стене, в известном всей Москве средоточии букинистической и книжной торговли. Вдоль всей старой крепостной стены Китай-города тянулся ряд лавочек – они теснились в нишах стен, вылезали изо всех щелей, уголков и трещин. Это была настоящая ярмарка букинистов. Одна из лавочек – солиднеее многих других, с вывеской, застекленной дверью и крохотным зальчиком с массивным прилавком – была известна всем собирателям "карточек" Москвы.
– А за все вместе? – робко спросил Николенька. – Сколько за всю коллекцию разом? –
Букинист надолго задумался, пожевывая желтыми стариковскими губами. И сам Николенька, и облепившие прилавок мальчишки-коллекционеры, с замираниием сердца ждали вердикта старика. Лавочка, куда Николка принес свою коллекцию, прилепилась к Китайгородской стене, в известном всей Москве средоточии букинистической и книжной торговли. Вдоль всей старой крепостной стены Китай-города тянулся ряд лавочек – они теснились в нишах стен, вылезали изо всех щелей, уголков и трещин. Это была настоящая ярмарка букинистов. Одна из лавочек – солиднеее многих других, с вывеской, застекленной дверью и крохотным зальчиком с массивным прилавком – была известна всем собирателям "карточек" Москвы.
Стоило Николеньке заявить, что он пришел продавать свое собрание, как толпящиеся у прилавка мальчишки накинулись на него, подобно стае сервятников на мертвую антилопу. Еще бы – распродажа сулила любому из юных гешефтмахеров выгодные сделки и пополнение собственной коллекции. Особо усердствовали те, кто не просто собирал коллекцию, а сделал это почтенное хобби источником доходов. Они-то давно знали, что скупая по дешевке коллекции у тех из своих собратьев, кто решил избавиться от своиих коллекций, можно недурно заработать.
Однако Николенька проявил твердость– он уже больше года увлекался собирательством, не раз бывал на Китайгородском книжном развале и знал многих юных "барышников " в лицо . А потому, прекрасно представлял, что больше половины нормальной цены они ему не дадут. А потому – пресек все их поползновения твердым "нет" и направился к хозяину лавки, известному всей букинистической Москве Акакию Севостьянычу Рукавишникову.И вот теперь – с замиранием сердца ждал приговора старика относительно судьбы своей, любовно собранной за 14 месяцев коллекции.
– Как хотите, юноша, а больше 11-ти рублей дать не могу. И столько не дал бы – да уж больно бурская серия хороша, давно такие не попадались. –
По кучке мальчишек прошло шевеление – кто разочаровано выдохнул, кто сплюнул на пол, а кто и вовсе отошел от прилавка, потеряв к сделке всякий интерес. Старик предложил гимназисту цену по совести; ни у кого из юных собирателей открыток нее нашлось бы при себе достаточной суммы, чтобы в одиночку "перебить" предложение старика. Впрочем, нет – трое мальчишек, переглянулись, отошли в сторонку, и образовали свой кружок. Шушукаясь, то и дело бросая взгляды на Николеньку и букиниста, мальчишки потащили из карманов горстки монет и потертые купюры – похоже, составлялся картель, имеющий целью перебить предложение хозяина лавки; уж больно хорош был товар.
Акакий Севостьяныч заметил угрозу. Нервно оглядываясь на конкурентов, он еще раз быстро перебрал Николкины картонки и выдал окончательное предложение:
– 12 рублей 50 копеек юноша. Больше не дам, хоть режьте. К тому же уголки на "бурской" серии загнуты… –
А деньги были нужны Николеньке срочно. На 4 часа дня была назначена встреча с визитерами из будущего, и мальчик хорошо помнил, сколько неудобств доставило им во время вчерашней прогулки отстутствие денег. Так что Николенька, считая себя в ответе за необычных гостей, решил принять срочные меры.
Собственные средства Николеньки составляли к тому моменту 42 копейки, а обращаться к дяде мальчик не хотел . Тот недавно выдал мальчику рубль, почти половина которого осела здесь же, у китайгородской стены – в другой букинистической лавке, владелец которой торговал книжками "путешествиями". Так что, после недолгих размышлений, мальчик решил расстаться с коллекцией "военных" открыток.
Поветрие это – коллекционирование открыток с военными сюжетами, – захлестнулоНИколкину гимназию около полутора лет назад. Собирали не только почтовые карточки, но так же и небольшие картинки-литографии с висюжетами дами Балканской войны, гражданской войны в Америке, франко-прусской войны и еще бог весть каких заморских войн – в основном тех, что вела в своих колониях Великобритания. Такие картинки в немалом числе продавались в московских книжных лавках, в том числе, и на Китайгородском книжном развале. Приобретали их как наборами, так и по одной. У карточек были свои обменные курсы – так, больше всего ценились американские картонки с сюжетами войны Севера и Юга или войн с индейцами.
Надо отметить, что поветрие "коллекционирования" не ограничивалось одной данной конкретной московской гимназией – нет, им увлекались многие московские подростки и даже люди взрослые. И всем коллекционерам были хорошо известны несколько торговых точек – и на Сухаревке, и на Ильинке, и здесь, у Китайгородской стены – владельцы которых не просто торговали карточками, но и охотно ими обменивались.
Нниколенька долго и старательно собирал коллекцию, увлеченно обмениваясь открытками и со своими сверсиниками, и со взрослыми коллекционерами. Его коллекция приобрела даже некоторую известность – и считалась одной из лучших в его гимназии, не уступая иным собраниям старшеклассников. Но теперь, когда судьба подкинула невиданный приз – портал во времени, – прежнее увлечение уже не казалось столь важным и занимательным. Так что он с легким сердцем упаковал всю свою коллекцию открыток – а всего их за год с лишним набралось больше полутора сотен, – в плотную коричневую бумагу и засунул в гимназический ранец. Николенька собирался после уроков отнести коллекцию в букинистическую лавку Акакия Севостьяныча.
И теперь вот предстояло принять окончательное решение.
– Давайте, – решительно заявил гимназист. Честно говоря, он не ожидал получить и этой суммы, так что был доволен предложением старика-букиниста.
– Одну минуту, молодой человек. Не позволите ли ознакомиться с вашим собранием, прежде чем вы с ним расстанетесь? –
Николенька чуть не подскочил от неожиданности. Перед ним стоял невысокий, стройный мужчина в черном мундире лейтенанта Российского Императорского флота.
Мальчик разбирался во флотских рангах, мундирах и нашивках – недаром, детство его прошло в Севастополе, в городе моряков и военных кораблей. Блестящие офицеры-черноморцы с их кортиками, фуражками и золотыми якорьками, были в их доме частыми гостями. Отец Николеньки, капитан 2-го ранга Овчинников состоял в должности старшего офицера на броненосце береговой обороны "Вице-Адмирал Попов". Этот необычный круглый корабль составлял на тот момент ровно половину российских броненосных сил на Черном море –так что папа Николеньки по праву относился к элите моряков-черноморцев. Но – встретить морского офицера здесь, в сухопутной Москве?
– Не смушайтесь, юноша, – лейтенант приветливо улыбнулся мальчику. – Продать свою коллекцию вы всегда успеете, а пока – любезный Акакий Севостьяныч не будет на меня в обиде, если я отберу для себя несколько экземпляров? –
Старик-букинист торопливо закивал – судя по всему, лейтенант был хорошо ему знаком, и относился к числу самых уважаемых покупателей.
– Вот и отлично. Позвольте, юноша? – И с этими словами офицер взял у опешившего Николеньки пачку открыток.
–П-прошу вас, господин лейтенант, – выдавил, наконец, из себя мальчик. – Я подожду, смотрите, пожалуйста… –
Моряк благодарко кивнул гимназисту, одну за одной откладывая открытки на прилавок. Всего он выбрал четыре штуки – две английские открытки, посвященные войне с бурами, и две – русские почтовые карточки с репродукциями картин художника Верещагина. На одной из них, под надписью "Посвящается всем великим завоевателям – прошедшим, настоящим и будущим", красовалась страшная гора черепов, над которой кружили в бледно-голубом небе черные стервятники.
– Я, с вашего позволения, приобрету эти экземпляры, Адольф Севостьяныч – разумеется, если юноша не передумает, и уступит вам свое собрание. Если же нет – вот, прошу вас… – и офицер подал Николеньке изящно гравированную визитку. – не откажите в любезности посетить мое скромное жилище. Я живу здесь, неподалеку – и, думается, мы с вами сможем прийти к соглашению. И, кстати, если вам попадутся интересные карточки на тему морских баталий – я бы с удовольствием посмотрел. –
– Так вы не откажите в любезности, отложите для меня эти карточки. – снова обратился моряк к старику-букинисту. – А я загляну к вам на днях – тогда, все вместе и заберу. – И с этими словами офицер коротко поклонился собеседникам и покинул лавочку.
–Ну так что, молодой человек, – напомнил о себе Акакий Севостьяныч, – вы решились, продаете или нет? –
– Продаю, – вздохнул Николенька. – Вот, берите, прошу вас…. –
Глава одиннадцатая
Удивительная все же штука – человеческая психика! Только вчера Олег Иванович ступал по этим мостовым, в глубине души ожидая, что вот, сейчас все это исчезнет, и он проснется – и останется только разочарованно вздохнуть, потянуться и сказать – "и приснится же такое…."