– В общем-то, ничем. Ведьма осталась жить в городе, но с тех пор она уже никого не обижала!
– Понятно, – кивнул головой дядюшка и печально улыбнулся. – У нее с тех пор на это просто не стало хватать свободного времени!
И он прислонился спиной к вагонной перегородке, закрыл глаза и задремал.
Глава шестнадцатая
Встретили нас в замке госпожи баронессы как родных! Его постоянные обитатели закатили в нашу честь настоящий пир. Ганс-Бочонок и Ольгерд метались из кухни в столовую и из столовой на кухню, порхая над полом словно бабочки. Поставив на стол очередное угощение, они тут же стремглав улетали за новым блюдом, минуя для экономии времени двери и проходя сквозь толстые кирпичные стены. Глядя на них, Кэтрин Мюллер попробовала проделать то же самое. Но больно стукнулась лбом о твердую преграду и сразу же оставила попытку стать хотя бы на минутку привидением.
– Нет уж! – сказала она, потирая над переносицей большую розоватую шишку. – Эти фокусы не для меня!
И снова помчалась на кухню, чтобы поставить в духовку яблочный пирог, а на плиту любимые Ольгердовские бифштексы.
Узнав о возвращении в родные пенаты блудного сына, из подвала, нарушив данное госпоже баронессе обещание, вылезли в гостиную родители Пикника, а за ними и все остальные родственники. Мышей было не очень много, не больше сотни, но и это количество вывело бедняжку Кэтрин из душевного равновесия.
– Клятвопреступники! – замахнулась она кухонным полотенцем на незванных гостей. – Так-то вы держите данное вами слово?! Придется мне вас сегодня оставить без пшенной каши и колбасных обрезков!
Отец нашего мышонка, славный Хрумхрум Двенадцатый-младший, смущенно приподнял правую переднюю лапку и поспешил ее успокоить:
– Не волнуйтесь, фроляйн Кэтрин, мы скоро уйдем к себе в подвал. Считайте наш визит в гостиную случайным недоразумением.
– Я пришла сюда, чтобы обнять своего родного сына! – всхлипнула его супруга. – А ты называешь это «случайным недоразумением»! Какие вы, мужчины, черствые и бесчувственные!
– Я тоже пришла сюда, чтобы обнять своего родного внука! – поддержала ее старая облезлая мышь – бабушка Пикника.
– И я пришла, чтобы обнять дорогого племянника! – подала голос другая мышь.
Тут все мыши загалдели и завопили, стараясь перекричать друг друга:
– И я сюда пришел, чтобы его обнять!.. И я!.. И я!.. И я!..
Мы с дядюшкой поспешили зажать уши руками, иначе бы мы с ним оглохли. Наконец дикий вой и ужасный писк прекратились, и мыши, толпясь у норки, стали одна за одной нырять в свой подвал.
Ушел вместе с ними и наш Пикник. Но перед тем, как юркнуть в отверстие в полу, он повернулся к нам и сказал:
– Я скоро вернусь! Я только навещу свою семейку и мы снова увидимся! Не скучайте без меня, господа!
И он, послав нам всем воздушный поцелуй, исчез под половицами.
Признаюсь честно, я слегка опечалился: ведь за эти дни я так к нему привязался! «Неужели мы больше с ним не увидимся? – подумал я, нервно теребя в руках свой клоунский колпак. – Неужели он никогда теперь не попросит меня, чтобы я рассказал ему сказку или сделал бутерброд с колбасой и сыром? Он, конечно, здорово нас достал с дядюшкой своими капризами, но с ним так было весело!..»
Я поднял глаза и посмотрел на Кракофакса: на лице дядюшки блуждала счастливая, почти детская, улыбка.
– Чему ты улыбаешься? – спросил я грустно. – Ведь Пикник может и не вернуться!
– А ты не догадываешься о причине моего хорошего настроения? – вопросом на вопрос ответил дядюшка. – Ну что ж, оно и к лучшему. Во всяком случае, для тебя…
И он, схватив меня за руку, потащил к столу, который уже ломился от разных явств.
Глава семнадцатая
За ужином Ганс-Бочонок и рыцарь Ольгерд подробно рассказали нам с дядюшкой о школе юных волшебников. Оказывается, в последнее время чуть ли не по всему миру распространилось модное поветрие – учреждать подобные учебные заведения. Откуда пошла эта мода точно не известно: возможно, ее принесло ветрами с берегов туманного Альбиона, а может быть, навеяло голливудскими фильмами – этого наши друзья не знали. Добралась эта «ветрянка» и до Мерхенштайна.
– Лучшего места для школы юных чародеев, чем наш Мерхендорф, пожалуй, и не найти! – сказал Ганс-Бочонок, обращаясь за поддержкой к Ольгерду. – Ведь я прав, приятель?
– Тут у нас все чародеи, – закивал невидимым шлемом рыцарь-привидение. – Многих и учить не нужно, дай только поколдовать!
– Однако власти Мерхендорфа решили все-таки такую школу открыть: не отставать же от всего мира, когда есть большие возможности выйти в чемпионы! – усмехнулся Ганс-Бочонок и отправил в рот целый бифштекс. А, проглотив его, снова сказал, обращаясь уже ко мне: – Завтра, Тупсифокс, должны из этой школы прислать тебе официальное приглашение. Мы ждали письмо сегодня, но оно почему-то не пришло…
– Я даже начал волноваться, – перебил его Ольгерд, – почта у нас работает отлично.
– Вот поэтому я спокоен, – похлопал Ганс-Бочонок тяжелой ручищей по доспехам невидимки-рыцаря. – Как только письмо отправят, так его сразу и принесут! И тогда я отвезу Тупсифокса на своей машине в школу.
– У вас есть машина?! – радостно воскликнул я, услышав приятную новость.
– Есть, я сам ее сделал! – гордо произнес толстячок-привидение. – Денег на новую не хватало, пришлось собрать эту из разных запасных частей. Но бегает она, как угорелая!
– Чудесное сравнение, – фыркнул Кракофакс насмешливо, – нужно его запомнить!
– Гансик преувеличивает, его автомобиль обычно плетется со скоростью пешехода, – поспешил нас успокоить добряк Ольгерд.
– Но если его пришпорить… – Ганс-Бочонок не договорил, махнул обиженно рукой и нацепил на вилку очередной бифштекс.
После ужина мы еще долго разговаривали с друзьями, а потом, когда за окнами совсем стемнело и старинные настенные часы пробили одиннадцать ударов, побрели в отведенную для нас с дядюшкой комнату.
– Господи, наконец-то я могу поспать столько, сколько хочу! – блаженно пробормотал, улыбнувшись, Кракофакс, забираясь на мягкую перину. – И никто не потребует от меня рассказывать сказки, петь колыбельную!.. Вот оно настоящее счастье, Тупсифокс! Наслаждайся им, пока есть такая возможность!
– Я наслаждаюсь… – Мои веки сами собой закрылись, и я стал погружаться в сладостный сон. – Спокойной ночи, дядюшка…
– Хрр… – донеслось мне в ответ, и я окончательно уснул.
Глава восемнадцатая
Но выспаться нам, конечно, не дали. Уже через час в окно нашей комнаты кто-то сильно и громко постучал. Потом, выждав небольшую паузу, неизвестный снова замолотил по стеклу то ли костяшками пальцев, то ли связкой ключей – так мне, во всяком случае, сначала показалось. Пришлось идти к окну и смотреть, кого это там принесло среди ночи.
Каково же было мое удивление и удивление дядюшки (старик тоже проснулся от громкого стука и сполз с постели следом за мной), когда мы увидели за оконными стеклами две огромные, светящиеся желтым светом, автомобильные фары!
– Впервые вижу летающую машину… – прошептал Кракофакс, нервно хватаясь за мой локоть. – Все-таки, здесь второй этаж…
Но приглядевшись, мы поняли, что ошиблись: за окном торчал не летающий автомобиль, а обыкновенная сова.
– Кыш! Кыш! – замахал на нее дядюшка руками. – Пошла прочь!
Однако ночная гостья, бросив презрительный взгляд на крошечную ветряную мельницу, снова постучала клювом по стеклу. И громко крикнула по-гнэльфски:
– Вы откроете, наконец, окно или нет?! Сколько можно ждать, господа пуппетролли!
К счастью, нам на помощь вскоре явились Ганс и Ольгерд и впустили в комнату странную визитершу. Усевшись на спинку стула, сова протянула мне правую лапку, к которой был привязан маленький целлофановый пакетик.
– Возьми письмо, малыш, – сказала она уже более спокойно. – Извини, что доставила его с опозданием: каким-то чудакам вздумалось отправлять послание в век интернета с совами!
Ганс открыл пакетик, достал из него листок бумаги и передал мне.
– Что это? – спросил я и посмотрел на сову.
– Приглашение на экзамен в школу юных чародеев, – ответила она. И язвительно добавила: – Берутся учить колдовать, а наладить нормальную почтовую связь не могут! Разве им не известно, что совы днем ничего не видят?! Я тыкалась в сотню домов, но ваш так и не отыскала. Пришлось дожидаться наступления ночи в городском саду на чужом дереве. Мне еще повезло, меня не согнали с ветки другие птицы. А вот моим подружкам фортуна улыбнулась гораздо меньше!
Я развернул листок и принялся читать текст приглашения:
– «Уважаемый господин Тупсифокс! Ректорат школы юных чародеев земли Мерхенштайн приглашает Вас принять участие в конкурсных испытаниях абитуриентов такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года. Экзамены начнутся в 15 часов 00 минут. Просьба не опаздывать! О своем решении принять или не принять участие в испытаниях сообщите письменно. Ответ пришлите с совой. Ректор школы доктор гномологии и эльфологии профессор А. Т. Купрум.»
Я попросил у Ганса и Ольгерда ручку и бумагу, торопливо нацарапал «Согласен пройти испытания, на экзамен приеду. Тупсифокс.» и сунул записку в целлофановый пакетик.
– Прощайте, рада была с вами познакомиться, – мигнула обеими фарами сова-почтальон и выпорхнула в широко открытое окно.
Мы снова легли спать и с трудом, но уснули. А через час меня, дядюшку и наших друзей привидений вновь разбудил дробный стук в оконное стекло.
– Что еще этой сове понадобилось? – проворчал Кракофакс, наблюдая как Ольгерд и Ганс открывают раму для ночной летуньи.
Однако вскоре выяснилось, что к нам прилетела совсем другая сова. В новом послании, которое она принесла, уже в более жестком тоне, говорилось, что следует ОБЯЗАТЕЛЬНО сообщать о своем решении принимать или не принимать участие во вступительных экзаменах. Иначе ректорат может и отказать в поступлении.
– Простите, что разбудила вас, – извиняющимся голосом проворковала крылатая почтальонша, – но днем я ничего не вижу. Сидела до темноты на чьем-то чердаке, вся перепачкалась… Как меня только не съели коты и кошки!
– Неужели нельзя посылать письма обычной почтой? – возмутился дядюшка, вновь забираясь на постель и кладя на смятую подушку взъерошенную голову. – В крайнем случае, можно использовать голубей, а не этих подслеповатых куриц!
– Попрошу без оскорблений, – нахохлилась обиженно сова. – Посылать письма с нами, конечно, не совсем… гхм… разумно, зато таинственно, волшебно…
Я вновь нацарапал на бумажке свое подтверждение о желании участвовать в экзаменах. Приписал извинение за невольную задержку с ответом и отдал записку сове.
– Прощайте, – проворковала она, взлетая со спинки стула, – удачи вам, юноша!
И, лениво помахивая широкими крыльями, вылетела в окно и скрылась во мраке ночи.
– Может быть, нам теперь дадут поспать? – спросил, глядя в потолок, мой дядюшка не известно кого. – Хотя я вряд ли усну после таких сюрпризов!
– А ты постарайся, – посоветовал я ему. – Если повезет, то уснешь!
И я оказался прав, он действительно уснул! Чего, к сожалению, не могу сказать о себе…
Глава девятнадцатая
Под утро в замок прилетали еще три совы с письмами из школы юных чародеев, но к счастью для меня и дядюшки, они стучались уже не в окна нашей спальни, а в окна комнаты Ганса и Ольгерда. Бедняжки (я имею в виду сов, а не моих друзей привидений) сбились с курса и даже ночью не смогли отыскать дома других абитуриентов. Залетев по ошибке в замок госпожи баронессы, они слезно умолили добрых призраков помочь им найти нужных адресатов. Пришлось Гансу и Ольгерду посреди ночи одеваться и лететь вместе с подслеповатыми совами на «прогулку».
– Тебе будет весело в этой школе! – сказал мне Ганс-Бочонок утром за завтраком. – В ней собрались такие шутники!
– Верно-верно, – поддакнул ему Ольгерд, аккуратно поднося к откинутому забралу бутерброд с сыром. – Велят, например, купить волшебные палочки, но не разрешают ими пользоваться долгое время. Зачем, спрашивается, зря деньги переводить? Чтобы какой-то прутик у тебя дома без дела валялся?
– Золотые слова! – поддержал рыцаря мой скряга-дядюшка. – Когда потребуется, тогда и купим волшебную палочку. А пока подождем денежки мотать. Кстати, а сколько она стоит?
– Обычная тридцать гнэльфдингов, с инкрустацией сорок, а для совсем «крутых» чародеев не меньше полусотни, – охотно ответил толстяк Ганс.
Дядюшка побледнел:
– Пол-сотни… У меня и денег таких нет… Впрочем, и тридцати гнэльфдингов тоже…
– Зато у меня есть, – гордо сказал Ганс-Бочонок. – Положил в банк сто лет тому назад один гнэльфдинг, и вот теперь набежали проценты! На палочку с инкрустацией должно хватить!
Мы вышли во двор, и наш бравый водитель начал заводить мотор своей машины, которую он ласково назвал «Тортиллой» в честь одной знаменитой черепахи. После тридцать восьмой попытки ему, наконец-то, повезло и он радостно завопил:
– Ура, двигатель заработал! Можно ехать!
Мы с дядюшкой уселись на места для пассажиров, а бравый гонщик забрался в шоферское кресло и мертвой хваткой вцепился в потрескавшийся руль.
– Желаю тебе удачно выдержать экзамены! – сказал Ольгерд и помахал мне невидимой рукой.
– Ты такой умница, Тупсифокс, ты обязательно поступишь! – поцеловала меня в лоб Кэтрин Мюллер.
– А провалишься – тоже не беда, – улыбнулся стоявший рядышком с Кэтрин ее жених Рихард. – Твой дядюшка хоть и неуч, а вон какой умный!
Услышав эти слова, Кракофакс побагровел и пихнул кулачком под ребро Ганса-Бочонка:
– Трогайте, уважаемый! Комплиментами меня не удивишь, поэтому я не собираюсь дожидаться новых. Трогайте, и Бог даст, мы доберемся до школы вовремя и, главное, живыми и невредимыми! Хотя ваш автомобиль, скажу вам честно, и не внушает таких надежд…
Глава двадцатая
Дядюшка был прав, машина Ганса-Бочонка выглядела неказисто и надежд на победу в автомобильных гонках не давала никаких. Но добраться на ней из пункта А в пункт Б, в случае большой удачи, было можно, и Ганс-Бочонок частенько с успехом решал эту задачу.
– Главное, завести двигатель, – сказал он нам, когда мы выбрались за город и помчались со скоростью десять мерхенмиль в час в Браунвальд, где располагалась школа юных чародеев. – А еше, конечно, очень важно не делать остановок во время пути. Поэтому, друзья, мой девиз: «Вперед и только вперед!»
Мы с дядюшкой охотно подхватили его девиз и дали клятву не останавливаться ни на секунду и мчать вперед до тех пор, пока либо не приедем в школу, либо не загоним до смерти эту бренчащую, как расстроенное банджо, четырехколесную клячу. Единственной причиной нашей остановки и единственным ее оправданием может послужить только кончина автомобильного двигателя, он мог, конечно, подложить нам свинью и при очередном приступе хронической астмы прохрипеть последнее «прости!» и отойти навеки в лучший из миров. Но пока этот железный парень держался молодцом, и наша гнедая лошадка скакала от одного придорожного столба к другому, не уступая в скорости самому заядлому скейтбордисту.
Несмотря на гордое название «автобан», шоссе в этот утренний час было пустынным. Редкие автомобили проносились нам навстречу с частотой десять штук в час. Еще меньшее количество обгоняло нашу «Тортиллу». И происходило это не потому, что мы заставляли всех поголовно плестись у нас в хвосте – на это смешно было претендовать. Просто машин, которые двигались в общем с нами направлении, не было почти совсем.
– Беднягам не позавидуешь, – с глубоким сожалением произнес я, кивая на двух гнэльфов, стоявших у обочины с поднятыми руками. – Когда они дождутся добрую душу, которая их подберет!
Ганс-Бочонок сидел за рулем, поэтому мои слова он принял как упрек в свой адрес.
– Ничего, постоят, – процедил он сквозь зубы и еще сильнее нажал на педаль газа, мечтая побыстрее пронестись мимо очередной одинокой фигурки у края дороги и не встретиться взглядами с незнакомым ему бедолагой.
И все-таки Ганс-Бочонок спекся. Он мужественно проскочил, не останавливаясь, мимо трех девиц в спортивных костюмчиках с рюкзаками за плечами, пролетел, не снижая скорости, мимо энергично размахивающих флажками двух гринписовцев и одного старичка гнэльфа с плетеной корзинкой в руках…
И резко затормозил, увидев на шоссе пожилую гнэльфину, которая стояла посреди дороги даже не голосуя, словно была уверена в том, что ее обязательно посадят в машину, а не задавят тяжелыми колесами, как маленькую букашку, случайно припарковавшуюся в неположенном месте.
– Вам надоела жизнь, уважаемая фрау?! – закричал Ганс, высовываясь в окошко. – Так я охотно подскажу несколько адресочков, где с радостью выполнят ваше заветное желание! Причем без риска оказаться в полицейском участке и получить прокол в водительском удостоверении!
– Простите… Но все машины проскакивают мимо… А мне обязательно нужно попасть к моей старой знакомой фрау Кнопф…
– Бедняжка давно на небесах? – поинтересовался Ганс-Бочонок не столько из любопытства, сколько из-за душившей его злости.
– Фрау Кнопф жива, хотя и болеет. – Наша незнакомка явно не поняла иронии сердитого водителя и ответила так, как сочла нужным. – Раз вы все-равно остановились, то, может быть, вы все-таки подвезете меня до Нордхаузена? Это недалеко, всего пять мерхенмиль по автобану и еще две мерхенмили вправо.
– Мы едем никуда не сворачивая, – металлическим голосом сообщил Ганс-Бочонок гнэльфине.
А мой дядюшка добавил, выглядывая из-под его руки:
– Мы очень торопимся, фрау!
– Фрау Фукс, – представилась нам незнакомка и даже сделала легкий реверанс. Она словно не догадывалась о том, что наш разговор закончен и что нам пора отправляться в путь – разумеется, без нее.
Пока Ганс старался расшевелить задремавший двигатель, эта милая женщина успела поведать нам о своей столетней подружке Элизе Кнопф, живущей в каком-то захолустье в полном одиночестве. Причем она успела рассказать о ней, начав с ее тяжелого детства, а закончила эту грустную повесть только историей празднования полувекового юбилея подружки: дойти до нашей эры новоявленной Шехерезаде не дал автомобильный двигатель – он вдруг сжалился над нами и после трехсот двадцать четвертой попытки завелся.