Некто и комендант зашли в кабинет, расположенный в самом конце коридора, дежурная стража закрыла Никиту с бойцами и утопала наверх.
Я остался с патрулём.
Некоторое время в подвале было очень тихо.
Из-за страшной войлочной двери не доносилось ни звука. Я нарочно отводил глаза, но взгляд сам собой, помимо моей воли, тянулся к этой двери. Нет ли на ней красноречивых потёков и брызг? Нет, вроде не видно, но это же войлок, он ведь впитывает…
— Ну, падла, чуял я, что с тобой что-то неладно, — тихо пробурчал рукосуй. — У меня нюх на таких, как ты. Сразу понял, что ты весь из себя хитровыбоенный.
— Да всё со мной ладно, — так же тихо, но смело, на грани наглости возразил я — что-то мне подсказывало, что здесь, во владениях серых людей, никто из патруля не посмеет меня тронуть без особого распоряжения. — Это просто недоразумение, сейчас всё разрешится.
— Ну что, Андрюха, получим мы за него что-нибудь? — опасливо косясь на войлочную дверь, тихо спросил один из патрульных.
Да, я заметил, что тут, в подвале, все стараются говорить тихо и даже бравый комендант, как видите, запинается и чувствует себя не в своей тарелке.
— Если диверсант, то получим. — Командир опасливо покосился на страшную дверь и шёпотом уточнил: — Слышь, диверсант… Ты гэрэушник, что ли?
— Да уж куда там, — поспешил я разочаровать моих конвойных. — Всего-то лишь служба по надзору за ВГО.
— ВГО?
— Важными Государственными объектами. Приехали сюда перед Событием безопасность вашего химкомбината проверять и застряли.
— Не спецназ?
— Ни в одном глазу. Клерк я. Картограф.
— Гонит, — неуверенно предположил рукосуй. — Заливает гад.
— Ни капли. Всю свою сознательную жизнь рисую карты. И читаю документацию.
— Ну, если так, тогда облом, — вздохнул командир. — Было же чётко сказано: за диверсанта. А этот не гэрэушник и даже не фээсбэшник. Картограф, мля.
— И много сейчас за диверсанта дают? — заинтересовался я.
— А тебе на фига?
— Ну, мало ли… Сейчас всё выяснится, меня отпустят, пойду ловить, если дело стоящее…
Патрульные дружно ухмыльнулись. Наверное, глупость сказал: тут вся толпа с утра до вечера ловит, и тишина, а какой-то недотёпа вылезет из подвала, и у него сразу всё получится.
— Три дежурных месячных пайка, — сказал командир.
— О… А это сколько?
— Это до фига и больше, — пояснил рукосуй. — Это до весны семью кормить можно.
Да, наверное, «дежурный паек» — это неплохо. Кормят их славно, вон какие ряшки розовые отъели. И энергии хоть отбавляй, по сугробам летают словно снегоходы, в то время как все прочие горожане еле ноги волокут. Так что приз просто фантастический по местным меркам: если вы заметили, тут некоторые за пакет сахара готовы человека сгубить, чего уж там говорить про трёхмесячный паёк.
Спустя некоторое время из крайней двери справа показался комендант и не предвещавшим ничего хорошего голосом скомандовал:
— Заходи!
* * *Это помещение было похоже на кабинет коменданта, с некоторой разницей в деталях: минус окно и печка, плюс стеллаж с несколькими радиостанциями, нехитрый электрообогреватель со спиралью и вентилятором и два ноутбука на столе. В остальном всё было так же — стол, сейф, шкаф, вешалка, скамейка, даже солдатская кровать заправлена на тот же манер, словно это делал один и тот же человек.
А ещё тут пахло хорошим дезодорантом, и нигде не было видно пепельницы. Очевидно, хозяин кабинета не курил.
Некто сидел за столом, прижав к уху трубку ТА-57, флегматично угукал, очевидно, общаясь с кем-то, делал пометки в блокноте и одновременно рассматривал мою схему. Схема лежала на развёрнутой карте, и по движению зрачков хозяина кабинета я понял, что он мимоходом сопоставляет мои художества с штатной обстановкой.
Комендант стоял рядом со столом чуть ли не на вытяжку, сразу было ясно, кто в доме хозяин.
Я было удивился телефону — с начала Хаоса в Городе отсутствует напрочь такое явление, как «связь», но, присмотревшись, заметил, что провод телефона соединён с радиостанцией.
Продолжая общаться по телефону, делать пометки и смотреть в схему, Некто дал нам мастер-класс пантомимического менеджмента.
Минимальным движением бровей и едва заметным кивком он показал, что меня следует развязать. Мы с комендантом буквально ели его глазами, так что этого мимолётного знака было вполне достаточно.
Комендант изобразил жест неуверенности, который я трактовал так: может, не стоит, это ведь неустановленный преступник, мало ли что у него на уме?
Некто повторил мимолётное движение бровями. Комендант не стал испытывать его терпение и быстро избавил меня от пут.
Некто опять одними бровями и едва заметным кивком показал на дверь: свободен.
Комендант вновь изобразил неуверенность: вы хотите остаться наедине с развязанным Не Пойми Кем, который запросто может оказаться особо опасным злодеем?!
Некто с непоколебимой уверенностью кивнул. Примерно так, как если бы я был его лучшим другом, которому он без тени сомнения может доверить свою жизнь.
Комендант пожал плечами — воля ваша, вышел вон и тихонечко прикрыл за собой дверь.
Некто кивнул на лавку.
Я сел и принялся растирать успевшие затечь запястья. Туго завязали опричники усердные.
Некто закончил разговор, сделал ещё несколько записей в блокноте и наконец-то обратил на меня свой взор.
В его взгляде не было никаких эмоций и намёков на предпочтения (нравлюсь я ему или, напротив, вызываю антипатию, обычно это видно сразу, и на этом можно строить базу отношений), в нём можно было обнаружить только исследовательский интерес, как будто он был учёным, а я лабораторной крысой.
Я понял, кто передо мной, поскольку у меня уже был опыт общения с этой кастой.
Нет, это не беспечность и не самоуверенность.
Невзрачная, неприметная внешность, вальяжность и расхлябанность — это всего лишь ширма, за которой прячется смертельно опасный хищник, способный в мгновение ока уничтожить меня одним движением. Позволив развязать меня и оставаясь со мной один на один в кабинете, он ничем не рисковал.
Единственный, кому сейчас угрожает опасность, — это я.
Он видел меня насквозь, чувствовал все мои эмоции и хаотичные движения души, он читал меня как раскрытую книгу. Ему было достаточно несколько секунд поиграть со мной в «гляделки», чтобы во всём разобраться: он понял, что я знаю, с кем имею дело, что я его смертельно боюсь и не буду делать глупости. Ни радости ни удовлетворения по этому поводу он не выразил, только кивнул:
— Хорошо. Будет меньше проблем. Итак, я весь внимание.
Я начал излагать свою легенду. Говорил складно, спокойно, уверенно, рассчитывая на шаблон восприятия. Когда основной массив предлагаемой информации — правда (которую нетрудно подтвердить) и в нём присутствуют небольшие вкрапления лжи, это звучит вполне органично и воспринимается как монолитная правда.
Однако сейчас это не сработало.
Как только я подменил реальные задачи по «Красному Коду» версией про безопасность химкомбината, Некто прервал меня:
— Ты врёшь.
— Но… Это нетрудно проверить, — обескураженно промямлил я. — Какой смысл мне врать?
— Пошли. — Некто встал и направился к двери, сделав мне знак следовать за ним.
Мы шли по коридору вдвоём, только я и он.
Некто ни разу не оглянулся, но у меня даже и мысли не возникло, что можно напасть на него сзади.
Те, кто никогда не встречался с существами из этой касты, могут возмущаться и обвинять меня в трусости и малодушии, но я-то знал, на что они способны, эти серые господа.
Шансов на победу и, как следствие, на удачный побег у меня было примерно столько же, как у недельного ягнёнка, который попробовал бы напасть сзади на матёрого волка.
Поэтому я безропотно шёл за ним и старался дышать по системе, стравливая лишние гормоны, бесконтрольно выдаваемые на-гора готовящимся к страданиям организмом.
Короткий вдох — выдох на семь счетов.
Господи, зачем он меня туда ведёт?..
Я ожидал увидеть в пыточной нечто вроде дыбы или какое-нибудь хитрое кресло с ремнями для фиксации жертвы, однако тут всё было проще и прозаичнее.
К стене была прислонена деревянная дверь под углом сорок пять градусов, и на этой двери томился растянутый на верёвках голый человек.
Под дверью было мокро, с человека натекла основательная лужа пота и крови, и с первого взгляда было ясно, что он невыносимо страдает.
Всё его тело, покрытое кровоточащими порезами и рваными ранами, мелко дрожало и подёргивалось, как будто получало разряды электрического тока. Между тем в тот момент, когда мы вошли, к нему никто не притрагивался.
Человеку было слегка за тридцать, хотя могу и ошибаться, лицо его было искажено гримасой страдания, так что возраст точно определить не представлялось возможным. Очевидным было лишь то, что он в прекрасной физической форме: это, наверное, и имел в виду кто-то из патрульных, когда сказал, что пойманный диверсант — «натуральный кабан».
В пыточной (или помещении для допросов, это уж как вам больше нравится) стоял тяжёлый запах пота и крови, густо приправленный ароматом свежесваренного кофе.
За столом, на котором стояли два открытых ящика с «инструментарием», сидел ещё один невзрачный камрад, листал какой-то журнал и пил кофе. Он был непохож на первого: чуть-чуть полнее, шатен с карими глазами — но никаких особых примет тоже не имел, взгляду зацепиться было не за что.
В первый момент я даже растерялся.
Согласитесь, два Некто в одном помещении — это уже сложности для восприятия на грани неразрешимой проблемы.
Однако я быстро нашёл выход из положения и тотчас же окрестил его Палачом.
И как только я нашёл ему определение, мне стало дурно. Потому что я вдруг понял, что это не абстракция, не кино и вообще шутки кончились. Сейчас истерзанного человека снимут с двери, меня пристроят на его место, палач допьёт кофе и возьмёт вон те страшные щипцы с кривыми «усиками»…
И эта сложносоставная вонь из пота, крови и кофе…
Бббеее…
— В коридор, — скомандовал Некто, вовремя углядевший перемены в моём состоянии.
Я выскочил в коридор и с минуту оглашал своды утробным рыком.
О Боже…
Хреновый из тебя партизан-подпольщик, Саша. Тебе даже пальчик не прищемили, а просто в пыточную завели, и ты тут же поплыл. Не твоё это, ой не твоё, ты не создан для этого…
Вволю порычав (теперь комендантские будут меня ненавидеть — кому-то ведь придётся здесь убирать), я вновь вошёл в пыточную, не по своей воле, разумеется, а повинуясь кивку серого господина.
— Как ты думаешь, почему этот человек страдает? — спросил Некто.
— Он диверсант? — предположил я, старательно отводя взгляд от несчастного.
Меня по-прежнему мутило от вида его ран.
— Да, он диверсант… Но страдает не из-за этого.
— А из-за чего?
— Он врёт. Три часа подряд не может ответить на несколько простых вопросов. Ты всё понял?
— Да-да, я понял.
— И какой вывод?
— Нельзя врать.
— Верно, твой лимит вранья исчерпан. Как только ты соврёшь ещё раз, ты без разговоров займёшь его место. Это понятно?
— Да, я понял.
— Хорошо. Пошли в кабинет…
* * *Выслушав рассказ о моих злоключениях, Некто перечитал пометки в своём блокноте, ещё раз просмотрел схему маршрута и ненадолго призадумался.
Я понял, что сейчас он решает, как поступить со мной.
И я замер, съёжился, потупил взгляд, желая казаться ненужным и неинтересным.
Зачем вам слабонервный клерк какой-то заштатной Службы по контролю за ВГО, без перспектив и связей? Гоните его прочь, пусть прозябает дальше в своём ничтожном мирке, подальше от вас, таких мудрых и могущественных, вершащих судьбы этого несчастного Города.
Потратив на размышления несколько секунд, Некто пожал плечами:
— Что-то я так и не увидел, как мы можем тебя использовать. Не подскажешь, чем ты можешь быть нам полезен?
— Ничем! — с трудом скрывая радость, заявил я. — Абсолютно ничем. Связь с группой давным-давно утрачена, я тут в блокаде, на общих правах, как и тысячи прочих граждан. Ценности никакой не представляю, меня даже на обмен никто не возьмёт. Так что извините, но я для вас совершенно бесполезен.
— Угу, — кивнул Некто. — Значит, мы с тобой закончили…
«Так что можешь выметаться, — мгновенно домыслил я конец фразы. — И постарайся больше не шататься с оружием в районе проведения поисковой операции, ибо это чревато разными неприятностями».
Да, это было бы вполне логичным завершением нашей беседы, иных вариантов я просто не видел.
— … Так что сейчас тебя отвезут в центральную комендатуру…
— Спасибо!
— …и повесят на площади перед мэрией.
Не понял…
Что он сказал?!
Мне послышалось, или эта бездушная машина Смерти таки разродилась плоской шуткой?
— Извините, плохо расслышал… Высказали…
— Повесят, — повторил Некто. — На площади перед мэрией.
Повторил спокойно, обыденно, даже с ленцой, как будто речь шла о чём-то совершенно ординарном. Типа, зайди на склад, возьми новые валенки.
— ???!!!
— Ты сотрудник секретного подразделения, — снизошел до пояснения Некто, верно интерпретировав моё внезапное онемение. — Прибыл в Город с тайной миссией, направленной против Режима. Ты пойман с оружием в руках в районе проведения операции. Ты по всем параметрам подпадаешь под определение «диверсант». Александр — ты диверсант. И тебя повесят. Есть что сказать на прощание?
«Я диверсант, значит, патруль получит три месячных пайка».
Господи, при чём тут паёк, что за идиотская мысль в такой ответственный момент?!
Я во все глаза смотрел на своего собеседника, пытаясь понять, шутит он или нет.
С таким же успехом можно было пытаться понять, будет ли танк давить велосипедиста, который едет перед ним по колее, или это они просто так путешествуют, каждый сам по себе, но в одном направлении и близко друг к другу.
Да нет, какие тут шутки: разве может шутить машина, обнаружившая дефект в системе, подлежащий немедленному устранению?
Это не сон, не сказка, похоже, меня действительно повесят!
— Явка, — хрипло пробормотал я.
Получилось натужно и вымученно, как будто под пытками выдал самую страшную тайну. Не нарочно так получилось, с перепугу, но в итоге вышло очень органично.
— Явка? — уточнил Некто. — В смысле дача Гордеева?
Я молча кивнул.
— Обоснование?
— Доктор прописал… то есть подписал…
Бред, просто бред… Я не знал, что ответить на вопрос «Обоснование?». Какое, к чёрту, обоснование… Обоснование чего?!
В голове было пусто, от страха я утратил способность мыслить рационально, сказал первое, что пришло на ум. А так как врать было нельзя, сказал правду. Когда я был на даче в последний раз, то действительно обнаружил надпись, сделанную скорее всего рукой доктора. Не ручаюсь, но почерк похож.
Нет, я понятия не имею, зачем он это написал! Может, просто пьян был и дурью маялся. В общем, практический смысл этой надписи так и остался мне неведом.
— Ага… — Некто сфокусировался на мне, в его взгляде вновь возник исследовательский интерес. — Ты хочешь сказать, что явка сертифицирована?
Я поспешно кивнул.
Опять какой-то бред. Что значит «сертифицирована»?! Как явка может быть сертифицирована, кем, с какой целью?!
— Диктуй. — Некто взял ручку и перевернул страничку блокнота.
— «…à propos: 2509…»
— Так… — Некто полистал блокнот. — Ага, это день рождения Ольшанского. Верно?
Я кивнул. Не помню, когда у Петровича ДР, но кивнул по инерции, раз у него написано, значит, правильно, кто-то же ему скинул информацию по нашей команде.
— А Ольшанский — старший группы. Верно?
Я опять кивнул. Вот это в самом деле верно.
Так вот, значит, что это за цифры. И за каким чёртом доктору понадобилось писать на детском мольберте ДР Петровича? Это просто мозги можно вывихнуть, сколько сложностей и странностей…
— Что ж, действительно похоже на сертификат…
Во взгляде моего мучителя возникло нечто похожее на одобрение. Машина проанализировала дефект и сочла, что случай не совсем безнадёжный. Можно слегка подремонтировать и использовать во благо Системы.
Бред, бред, бред…
Какой, в зуб мне дрель, сертификат?! Что это может быть такое, что Некто повёлся на это — в то время как сам я даже не попытался что-то приврать и придумать?..
— А почему сразу не сказал?
— А вы не спрашивали.
— Разумно, — кивнул Некто. — Козырь оставил про запас. А ты не так глуп, как выглядишь. Может, от тебя ещё какая-то польза будет.
— Ннн… Гхм-кхм… Надеюсь, что так и будет.
— Хорошо. Поехали, посмотрим вашу явку.
* * *Скажи мне кто месяц назад: «Представляешь… Ты будешь кататься на вездеходе!!!» — я бы пожал плечами. Ну и что тут такого, кататься так кататься, к чему это придыхание и остекленевший взгляд?
Скажи мне кто три дня назад, два, да даже сегодня утром: «Представляешь… Ты будешь кататься на вездеходе!!!» — я бы потрогал лоб у сказателя и озабоченно спросил, не стукнулся ли он давеча темечком об крылечко.
Вот вам простой пример влияния меняющихся условий существования на отношение к одним и тем же вещам и явлениям и формирование новых стереотипов.
Итак, я ехал на вездеходе. Нет, не катался и не по своей воле, а в приказном порядке и по делу.
Некто взял с собой троих бойцов плюс водитель, итого мой конвой насчитывал пять человек.
Бойцы (и водитель в том числе) были не комендантские и не из ДНД. Судя по ряду признаков, опытные и бывалые, от тридцати до сорока, крепкого телосложения: я и Некто рядом с ними выглядели заморышами. Они были облачены в качественный зимний камуфляж, вооружены АК-74М, в их «разгрузках», помимо магазинов, я заприметил гранаты. У всех были портативные радиостанции и переговорная гарнитура в ухе.