— Значит, художник… И как рисует? Мы-то уже не увидим, раз так вышло.
— Хорошо рисует, талант у парня, — неожиданно похвалил меня Никита.
— Ну, слава Богу! — Комендант с облегчением вздохнул. — А то уж думал, вот беда-то, нормальный вроде парень, а придётся его…
Тут комендант многозначительно ткнул пальцем в пол. Вот и понимай как хочешь, то ли в подвал, то ли вообще в землю.
— Ну тогда забирай его, пусть с вами домой едет. А пока подождите, чайку попейте.
— Хорошо, — кивнул Никита. — Пошли, художник, в другом месте рисовать будешь.
— А оружие? — мгновенно обнаглел я. — Виталий Палыч, раз уж всё выяснилось, может…
— Нет, оружие не отдадим! — сурово отрезал комендант. — Не положено тебе оружие.
Я искательно посмотрел на Никиту. Он развёл руками: в самом деле не положено, даже и не проси.
— Ну хотя бы штык отдайте, — не унимался я. — Я его в том же «армянском доме» с «курка» снял.
— Ты шутишь, что ли? — возмутился комендант. — Да этим штыком можно человека насквозь проткнуть. Это даже хуже огнестрела. Нет, забудь об этом.
— Ну и как мне теперь с голыми руками? Что я буду делать, если опять «курки» прицепятся?
— Быстро бегай, не шатайся где попало, сиди дома, — посоветовал комендант. — Не положено оружие гражданским, что непонятно? Мы вас охраняем, не нужно вам оружие. Всё, на этом закончим, идите чаи гонять.
Глава 4
Сертифицированная явка
Пили чай в столовой, оборудованной то ли в конференц-зале, то ли в комнате для совещаний, не знаю, как раньше называлось это помещение, по размерам раза в три превосходящее кабинет коменданта.
Здесь было несколько столов, лавки, стеллажи с бачками и армейскими котелками, а также полевая кухня, наполовину выгруженная во двор через расширенный дверной проём.
Пахло соляркой и наваристым мясным бульоном, двое чистили в «сороковку» картошку, один орудовал у печки, видимо, готовил обед для всей толпы охотников за беспилотником.
Прямо как в армии. Получается, что у них тут даже не столовая, а целый пищеблок в одном помещении.
С Никитой были ещё двое: молодой боец примерно моего возраста и дядька постарше, в танковом шлемофоне, очевидно, тракторист.
Задушевной беседы за чаепитием не получилось. Мы с Никитой не родственники, не друзья, познакомились накануне Хаоса и сразу подрались из-за девчонки. Так что мы скорее враги, по статусу мирного времени.
Никита, однако, поступил, как и подобает «правильному пацану»: не стал открещиваться от меня, хотя мог бы сказать, что видел меня всего один раз и понятия не имеет, кто я такой. К тому же он с ходу поручился за меня (поступок импульсивный и необдуманный, как и большинство движений в жизни Никиты, — но благородный), так что я теперь вроде как ему обязан.
Выпили по стакану крепкого чаю с сахаром, погрызли ржаные сухари, тракторист с бойцом налили ещё по стакану, а Никита толкнул меня в бок:
— Пошли покурим.
Я хотел было возразить, что не курю, но понял, что Никита хочет обсудить со мной нечто, не касающееся чужих ушей. И даже догадался, о чём будет разговор, поскольку иных общих тем у нас с ним нет.
* * *Когда шли по коридору, навстречу нам проскакали трое пацанов лет девяти — двенадцати. От них разило свежим дерьмом, но при этом они были предельно радостные и одухотворённые, как будто провернули какую-то успешную операцию и теперь спешили доложить о результатах, в надежде получить ценную награду.
Я удивился и озадаченно хмыкнул: это что за гитлерюгенд такой фекально-ароматизированный на службе у сил правопорядка?!
Выйдя во двор, мы по вычищенной дорожке прошли в беседку, где было оборудовано место для курения.
Аккуратно у них тут всё, по-военному. И дедовщина, или, если хотите, дискриминация, тоже по-военному: сам комендант вовсю дымит у себя в кабинете, а бойцы должны бегать в курилку.
Никита предложил мне сигарету. Я отказался, он закурил и, покосившись на часовых, с любопытством смотревших в нашу сторону, спросил:
— Ну, рассказывай. Как там?
— Да пока всё нормально. Выздоравливает помаленьку…
«Там» — это про Катю, всё прочее Никиту не интересует.
Дело в том, что Никита, по местным архаичным понятиям, вроде как нареченный жених Кати Солнцевой. Они вместе росли, учились в одном классе, и Никита считал Катю своей девушкой. Катя, однако, так не считала. Она держала Никиту за друга детства, покровительствовала и помогала, когда он из-за дурного характера регулярно попадал в разные истории. То есть ничего между ними не было, однако Никита жёстко отшивал от Кати любого, кто пытался подъехать к ней с малейшим намёком на марьяжные намерения. Хм… Да, я тоже попал в число таких несчастливцев и вынужден отметить, что у Никиты это получается неплохо. Бьёт он больно и шустро.
В самом начале Хаоса с Катей случилась беда: её жестоко изнасиловали. В подробности погружаться не будем, кому интересно, можете почитать материалы дела № 5, а жестокость в данном случае заключалась в том, что на момент надругательства у Кати был острый приступ аппендицита. То есть, когда над ней глумились, она буквально разогнуться не могла от боли в животе. В результате у Кати получился перитонит, была во всех отношениях тяжёлая и трудоёмкая операция (или даже спецоперация как в медицинском плане, так и в военном — лекарства, например, добывали в кровопролитном бою), и её еле спасли.
Когда Никита узнал об этом, он прибежал в Уютное Местечко и закатил жуткую истерику. Я в тот момент отсутствовал (была очередная попытка удрать из Города, на этот раз с семьёй Ивана), но Нинель мне всё рассказала.
В общем, девчонка едва ли не при смерти, ещё толком в себя не пришла, а Никита упал на колени у кровати, рыдает, бьётся башкой об пол, и…
Может, вы подумали, что там было «какой я амнундак, что не сберёг тебя, не был рядом и вообще проморгал всё подряд?!».
Да, я сначала тоже так подумал, но там были немного другие слова.
«Как ты могла?! — рыдал Никита. — Как ты допустила такое?! Почему ты не сберегла себя?! Как мы теперь будем жить с этим?!»
Нормально, да?
Нинель с Валентиной его пинками гнали, а он всё ползал, рыдал и канючил «как ты могла да как ты допустила…».
С тех пор как отрезало: Никита больше не пришёл ни разу и вообще никакого участия в судьбе Кати не принимал.
— Про меня не спрашивала?
— А сам как думаешь?
— Ннн… Не знаю… Ну что, спрашивала, нет?
— Спрашивала, — не стал врать я. — Как там Никита, жив ли, здоров…
— Вот же б…во! — Никита вдруг отвернулся и подозрительно сырым голосом выдал: — Зря его Нинка вскрыла! Я эту тварь должен был сам порешить…
Это он про насильника. Ага, занимательная методика радикального решения проблемы.
— И что, тогда бы у вас всё враз устаканилось? Никита, ты в каком веке живешь?
— Нет, ну ты сам подумай, что люди скажут? «Ага, это та, которую — того! А этот её хахаль вообще полный валенок — не отомстил, не кастрировал, за него всё баба сделала!»
Тут я выдал сентенцию про любовь, предрассудки и пережитки. Целиком озвучивать не стану — когда припрёт, я могу быть многословным и убедительным, — а суть такова: если ты любишь человека, тебе глубоко плевать, что скажут «пацаны на районе».
— Ну да, ну да… — Никита сокрушённо вздохнул. — Но… Не могу я перешагнуть через это. Ну ты понимаешь, да?
— Нет, ни фига не понимаю. Это какой-то махровый анахронизм и параллакс сознания. Её изнасиловали! Она ни в чём не виновата! После этого она как никогда нуждается в поддержке, помощи, защите… Блин… И что тут непонятного?!
— Ну так… Она ведь сама его впустила. А могла бы не открывать, время-то какое…
— О Боже… Всё, Никита, давай закроем тему. Нам никогда не понять друг друга — мы из разных измерений.
Помолчали немного. Никита достал ещё одну сигарету, подкурил и спросил этаким виновато-извиняющимся тоном:
— А у вас как с Нинкой?
Ага, вроде отстранился от Кати и её близких, а сам следит издалека, в курсе всех коллизий нашей дружной семьи. Небезразлична ему Катя, так и будет теперь маяться поодаль и терзаться в душевных муках. И ей ведь спокойно жить не даст. Прямо-таки мазохизм какой-то.
— У нас всё пучком. Семимильными шагами движемся к свадьбе.
— Ну вот, хотя бы тут хорошие новости. Рад за вас.
— А я буду рад, когда весь этот бардак кончится.
— Да, я тоже буду рад. Так всё это зае…ло, что впору стреля…
Суть я понял, а конца фразы не услышал: Никита вдруг замер на полуслове.
В этот момент я рассматривал вездеходы под навесом из масксети, а когда повернул голову к крыльцу, к нам уже торопился патруль, пленивший меня, а с ними дежурный, который давеча докладывал, и ещё пара бойцов из комендатуры.
И все с карабинами наперевес, направленными в нашу сторону.
И все с карабинами наперевес, направленными в нашу сторону.
— Не понял… — У Никиты от изумления челюсть отвисла. — Эт-та что за…
— Руки в гору! — зло кривя рот, крикнул дежурный. — Оба! Быстро! А ты — сдал ствол! Бегом!
— Вы чё, мужики, с перепоя угорели?! — возмутился Никита. — Вы полегче с оружием, оно иногда стреляет.
— Сдал ствол! — аж взвизгнул от усердия дежурный. — Считаю до пяти! Потом стреляем! Раз…
— Да на, на, только успокойся…
Никита отдал карабин и подсумок с патронами, нас обоих быстро связали и повели в комендатуру.
* * *Когда мы подымались на крыльцо, навстречу нам выскочила давешняя троица мальчишек. Каждый грыз по большому куску сахара, а один, который в центре, бережно прижимал к груди объемный бумажный кулёк.
Ох ты, сто тысяч вольт мне в инпут — как говорит наш инженер, когда сильно удивится…
Какой неожиданный зигзаг истории.
Проклятые Павлики Морозовы! О чём думали ваши дебильные родители, опоенные денатуратом? Пароксизм похоти окончательно убил им мозг, или на вашем градообразующем предприятии нет цеха по производству кондомов?!
Комендант был мрачен, как грозовой фронт. И так же, как вот такой фронт, он искрился от переполнявшей его негативной энергии, которая требовала скорейшей разрядки.
В кабинет вошли всей толпой, и здесь сразу стало тесно. Комендант, вынужденный пятиться к столу, не сдержался и гневливо рявкнул:
— Какого хера вы сюда все прётесь?! Служба осталась, патруль убежал в коридор! Живее, живее, выметайтесь!
Патруль торопливо покинул помещение, мы с Никитой остались под конвоем дежурного и двоих бойцов комендатуры.
Комендант сел за стол, потащил из пачки папиросу, размял, но не закурил, а ткнул мундштуком в мою сторону, как будто из пистолета прицелился:
— Дорохов Александр Иванович?
— Так точно.
— Художник?
— Так точно.
— «Так точно»… А вот это что такое?!
Мерзкие гоблины. Гадкие карапузы. Даже представить страшно, что из вас вырастет.
— Это моё служебное удостоверение.
— И?
— Гхм… И схема маршрута.
— Ну вот и приехали… Какого, на хрен, маршрута?!
— Центр — Юго-Восточный выезд и центр — АЗС.
— Так ты диверсант?
— Никак нет.
— «Никак нет», значит? А как ты всё это объяснишь?
— Ну… Понимаете…
Я лаконично изложил легенду, которая мало чем отличалась от реальности. Переврал только реальные задачи группы и, разумеется, заменил выдвижение от схрона с мукой к центру на мифический поход к заправке. Подоплёка легенды была простой, понятной любому вменяемому человеку, и все пункты легко укладывались в рамки житейской логики. Я не местный, плохо знаю окрестности, несколько раз безуспешно пытался покинуть Город, блуждал, поэтому начертил маршрут номер один. Зная по опыту, как небезопасно гулять по незнакомым местам, выяснил у своих домашних и нанёс на схему маршрут номер два, когда собрался на АЗС. Ну и, разумеется, к диверсантам я никакого отношения не имею. Диверсант — это такой камрад, которого заслали через линию фронта, чтобы взрывать важные объекты и убивать всяких вип-персон, я же приехал сюда до Ха… до События совершенно легитимно, ни от кого не прячась, в числе прочих командированных граждан, и задача у меня была сугубо мирная: плановая проверка системы безопасности химкомбината в составе группы таких же безобидных и застенчивых «очкариков». А когда всё началось, я с роковой неизбежностью застрял здесь, как и все прочие иногородние, по каким-то делам приехавшие в Город накануне События и потом не сумевшие отсюда выбраться.
— А чего ж ты тогда свои документы скинул?
— Ну как… Я ведь сотрудник Государственной Службы. Смотрите, какая «ксива», практически один в один как фээсбэшная. Кто будет разбираться, куда, зачем, по какому поводу я приехал — вы ведь тут все службы перестреляли-перевешали…
— Это не мы, — строго поправил меня комендант. — Мы никого не вешали.
— Ну да, я в курсе. Просто… В общем, просто испугался, когда тормознули, подумал «ещё повесят за это проклятое удостоверение». Ну вот и скинул…
— Угу… — Комендант прикурил папиросу, со вкусом затянулся и перестал протыкать меня взглядом, приотпустил немного.
Я украдкой перевёл дух. Кажется, кризис миновал, расстреливать с ходу не будут, и всё идёт к нормализации. Не сглазить бы только…
— А ты раньше его видел, до События? — спросил комендант Никиту.
— Нет, не видел. Мы как раз накануне познакомились, тринадцатого вечером.
Никита тоже в двух словах рассказал, как мы с ним пересеклись.
— Так он точно художник? — уточнил комендант.
— Да-да, он художник, — подтвердил Никита. — Да там целая толпа видела, он нарисовал портрет моей… гхм… эмм… ну, в общем, одной девушки… Ну и за это как раз и огрёб.
— Плохо нарисовал?
— Нет, нарисовал хорошо. Плохо вёл себя. В общем, клеился к девушке. Ну и…
— Ясно, — кивнул комендант. — Значит, сделаем так…
Комендант призадумался и стал пускать дымные колечки. Получалось у него плохо, не колечки, а колёса-восьмёрки велосипеда, врезавшегося в трактор. Наверное, не было гармонии в душе у сурового человека, не нравилась ему эта ситуация.
Мы молча ждали его решения. Никита смотрел на меня досадливо и сердито. Не зло, не с ненавистью, а именно так: «Ну ты и олух, художник! Из-за тебя так неловко встряли…»
— В общем, так. — Комендант затушил папиросу, встал и кивнул Никите. — Пока с ним до конца не разберемся, ты в камере посидишь. Ну и бойцы твои с тобой посидят. Без обид, сам видишь, какая херня получается. Но это будет недолго, ТАМ быстро всё выяснят. Всё, давайте на выход.
Мы вышли из кабинета, взяли на буксир патруль и уже разоружённых бойцов Никиты, которые в тревоге ожидали, чем всё кончится, и всей толпой спустились в подвал.
* * *В подвале был такой же коридор, как и наверху, с дверями по обеим сторонам, только под потолком светились лампочки в плафонах, и вдоль стены тянулся пучок кабеля.
Чисто, пахнет хлоркой, тихо…
Так, а это что такое?
Откуда-то спереди доносились странные звуки, то ли стон, то ли мычание.
Я сразу напрягся. Зловещая тишина, хлорка, звуки…
Подвал однако! Недаром мне с некоторых пор не нравятся подвалы.
Комендачи повели Никиту с бойцами налево, очевидно, там были помещения для содержания узников или попросту камеры. Все прочие пошли направо: комендант, за ним командир патруля, потом я, а за мной гуськом, в колонну по одному, патруль. Если бы не эти тревожные звуки, я бы ухмыльнулся: забавная процессия получилась, я теперь вроде как особо опасный преступник, вон какой конвой.
Мы остановились у обитой войлоком двери, и комендант нажал кнопку звонка. Звуки доносились именно отсюда: когда комендант позвонил, всё стихло.
Посмотрел я на эту дверь, и у меня душа ушла в пятки.
Господи… Это что, пыточная?!
Я ещё понятия не имел, что там, за этой дверью, а всё моё естество уже вопило и вставало дыбом: не ходи туда, там скверно, очень скверно…
Дверь приотворилась, кто-то спросил — спокойно, с этакой доброжелательной ленцой:
— Что, Виталий Палыч, привезли?
— Нет, ещё нет. — Комендант замялся. — Тут это… Парнишку поймали одного… Гхм… Интересного. Вроде так всё у него складно выходит, но… Гхм…
— Но?
— В общем, думаю, что надо бы вам его посмотреть.
— Хорошо, — покладисто ответил голос из-за двери и скомандовал там кому-то: — Покури пока, я сейчас.
Дверь распахнулась, выпуская в коридор человека, и тотчас же закрылась, я так толком и не успел рассмотреть, что там внутри, только фрагмент стены в шаровой краске.
Человек был среднего роста и…
Ну и всё, пожалуй, дальше всё было совершенно среднее и невзрачное, даже взгляду зацепиться не за что, ни одной особой приметы. Среднего телосложения, в серой спецовке, сам весь серый, невзрачный, даже глаза серые и какие-то… потухшие, что ли, взгляд такой безразличный, с ленцой.
Я сразу окрестил его для себя «Некто». Никаких эпитетов не сумел подобрать, «Некто», и всё тут.
Некто окинул меня безразличным взглядом и уточнил:
— Этот?
— Так точно, — по-уставному ответил комендант.
— Где взяли?
— Да вот в том-то и дело… Взяли в районе поиска беспилотника, с оружием и это… — Комендант тряхнул пакетом с моими документами. — С историей, в общем. Со странной такой историей.
— Так, уже интересно. — Некто пошел по коридору направо, бросив через плечо: — Пошли, расскажешь.
— Стойте здесь, — скомандовал комендант и устремился вслед за серым человеком.
* * *Некто и комендант зашли в кабинет, расположенный в самом конце коридора, дежурная стража закрыла Никиту с бойцами и утопала наверх.