Он нежный...
Чуть вправо, и я в его комнате.
Он тысячу раз нежный...
– Девочка моя.
Ух ты! Должна ли я ему сказать – мальчик мой?
– Что же ты такая необыкновенная...
Он смотрит мне в глаза и слегка улыбается.
– Что же ты такая чудесная...
Врет, наверное, но приятно, скажу я вам, очень приятно.
Моя голова коснулась подушки, и я закрыла глаза.
– Витя! Почему работает телевизор?! – голос Галины Ивановны резок и капризен.
Этот голос незримо толкает мою мечту в спину, и она, словно ваза из тонкого стекла, падает вниз на гладкий полированный пол...
Я паникую. Я ПАНИКУЮ!!! Подпрыгиваю и ныряю под кровать. Через секунду дверь распахивается, и я вижу босые ножки тети Гали. Педикюр имеет место быть.
– Витя, ну что это такое? Неужели так трудно выключить за собой телевизор?
– Не знаю, поверишь ли ты мне, но сейчас я себя просто ненавижу за это.
«Я себя ненавижу за это» – как он красиво сказал!
– Что ты паясничаешь, у меня голова раскалывается, мигрень замучила, а тут еще ты со своими издевками.
Вот бы мне сейчас выползти из-под кровати, представляю, как изменилось бы ее лицо: оно бы просто съехало набок.
Воронцов встал, подошел к сестре и сказал:
– Я обещаю тебе, что больше такого не повторится, иди спать, тебе надо отдохнуть.
Галина Ивановна что-то пробурчала и хлопнула дверью. Подумаешь, какая птица, разбудили ее, а то, что мне испортили ночь любви, это кого-нибудь волнует? Да я на нее в суд подам!
– Вылезай, – смеясь, сказал Воронцов.
Я уже тоже хотела поворчать, что под кроватью у него пыльно, но побоялась, что он заставит меня завтра здесь убирать.
Я отряхнулась и посмотрела на Воронцова.
– Это даже к лучшему, – сказала я и решительно направилась к двери.
– Почему же? – улыбаясь, поинтересовался Виктор Иванович.
– Я выпила и боюсь, что завтра не смогла бы вспомнить подробности несостоявшегося мероприятия, а вы же знаете, как в таком деле важны подробности.
– Представляю, – щурясь, сказал он.
– Ну, я пошла?
– Иди, – ответил Воронцов, все еще загораживая проход.
– Вы меня пропустите?
– Разумеется, – ответил он, не двигаясь с места.
Я пасмурно посмотрела на него, и он все же отступил в сторону. Уходя, я обернулась и сказала:
– Завтра я буду думать, что все это мне приснилось.
Он улыбнулся.
На лестнице я вздохнула, потом вздохнула еще раз и тоже улыбнулась.
Глава 13
Нам на пятки наступает неизвестный
Надо открывать глаза... Кому надо? Мне не надо...
– Вставай, – приказываю я себе и делаю рывок.
Бесполезно, продолжаю лежать.
– Вставай же, – проявляю нетерпение к самой себе.
Ноги медленно сползают с кровати.
Голова не болит, что уже хорошо, утро можно считать удачным. Откинув одеяло, я бросилась искать ручку и листок. Устроившись поудобнее за столом, я попыталась вспомнить вчерашний вечер, вернее, ту его часть, когда ноги привели меня к старому охотничьему домику. Я стала рисовать план увиденного: печка, шкафчик, полки... Как там Воронцов, интересно, жалеет ли он, что вчера все сорвалось?.. Кровать, балка над окошком... и что эта заноза Галя пришла... где могут лежать бриллианты?.. Какой же он нежный...
Нет, так дело не пойдет. Я отодвинула листок в сторону. Надо как-то развеяться, а уж потом приступить к делу.
Шкаф предлагал мне следующее: две голубые футболки, одну белую кофточку с рюшками (кажется, это Солькина), приталенную рубашку в полосочку без двух верхних пуговиц... подходит, надеваем. Джинсы... да, джинсы!
Екатерина Петровна уже гремела на кухне. Зачем человеку мешать работать, пожалуй, я пройду мимо. Ноги сами меня несли на второй этаж, так хотелось увидеть ЕГО! Но мои надежды не оправдались, более того, я была жутко разочарована – на диване лежал спутник тети Гали. Живот его стекал на один бок, а глаза остановились в районе моей груди. Неужели это масляное чудовище думает, что эту восхитительную грудь я растила для него?
– Меня зовут Евгений, но при Галине зови меня иначе.
Наверное, я должна сама догадаться, как его называть...
– Вам как больше нравится – Гоблин или Тролль?
– А меня заводят такие остренькие девочки, – тщетно пытаясь подняться с дивана, ответил Евгений.
Вторая попытка увенчалась успехом, и он сел.
– Значит, Гоблином, – подытожила я наш диалог.
– Евгением Романовичем, – поправило меня чудовище, потирая живот.
Говорил он тихо, из чего я сделала выводы, что все еще спят. Поморщившись, я пошла обратно.
Все дороги ведут на кухню...
– Проходи, садись, – скомандовала Екатерина Петровна, как только меня увидела.
Сумасшедший дом.
– Ты что, думаешь, раз тебя с улицы взяли, то, значит, все можно?
– Приблизительно так я и полагала, – подтвердила я, отламывая кусок булки.
– Я за тобой слежу!
– Достойное занятие, не спорю.
– Ты чего это крутишься возле домика, тебе что там, медом намазано?
Только этого мне не хватало.
– А я в детстве ходила в исторический кружок, и вот с тех пор все древнее меня притягивает.
– Ты мне зубы не заговаривай, покрасть чего хочешь?
– Ага, золото, бриллианты...
Иногда надо говорить и правду.
– Дура, – плюнула от негодования ненавистная Дюймовка, – еще раз там тебя увижу, все расскажу Галине Ивановне, и не думай, что уволить тебя – это проблема.
– Боюсь, мечты ваши не сбудутся.
– Ты думаешь, я не видела, куда ты ночью отправилась, – Екатерина Петровна хохотнула, – да только быстро ты вернулась, видать, выставили тебя вон.
Екатерина Петровна закинула голову назад и стала громко хохотать.
– Да нет, отчего же, – положив ногу на ногу, ответила я, – Виктор Иванович был вовсе не против слиться со мной в единое целое, но я никуда не тороплюсь, хочется привязать его покрепче, вы же понимаете...
Я многозначительно посмотрела на Екатерину Петровну, она перестала клокотать своим громким смехом и взялась нервно чистить морковку.
– Чтобы к дому не ходила, Виктор Иванович сегодня уедет, а уж Галина-то тебя выкинет в два счета.
Ну что же это такое, зачем он уезжает?
– А вы где прятались? – поинтересовалась я. – У вас наблюдательный пункт в каком месте?
– Не твое дело.
Наверняка под лестницей... ну устрою я тебе в следующий раз...
Дверь распахнулась, и на кухню вошел Воронцов: белая рубашка, галстук – на парад, что ли, собрался?
– Куда отбываете? – поинтересовалась я.
– Совет директоров.
Воронцов посмотрел на меня слишком ласково и слишком быстро...
– А я вам завтрак приготовила, – засуетилась Екатерина Петровна, скача вокруг предмета моего обожания.
– Заверните с собой, перекушу за рулем. Вы набросали список? Что необходимо привезти?
Дюймовочка дернулась к шкафу, достала с полки бумагу, исписанную меленьким почерком.
– А тебе что-нибудь нужно? – заботливо поинтересовался Виктор Иванович.
Мне нужно обручальное кольцо... нет, сначала кольцо – знак помолвки, а потом уже обручальное; мне нужно свадебное путешествие, потом я бы сейчас выпила мартини, еще детей... да, детей мне нужно... еще мне нужно, чтобы мама приходила к нам как можно реже, ну, и любовь до гроба...
– Аленький цветочек, – скромно потупив взор, сказала я.
Глаза Воронцова заискрились, а Екатерина Петровна вскрикнула – она, бедняжка, порезала палец, кромсая колбасу.
– Цветы заберите! – в районе окна раздался резкий голос садовника.
– Чего сидишь, иди, – быстренько скомандовала Екатерина Петровна.
И что это за мещанские привычки – розы пихать по вазам, неужели нельзя выйти в сад и там поглазеть на данную часть природы? Я поплелась на улицу. На скамейке лежала охапка различных цветов, роз было всего несколько штук, остальные – какие-то коряги, похожие на сухоцветы. Зима скоро, а они все над цветами чахнут. Тяжело вздохнув, я на вытянутых руках понесла все это к дому.
Около кустов сирени за забором что-то мелькало...
Странно, конечно, но мелькала там Солька... Она подпрыгивала вверх, пытаясь дать мне знать о своем присутствии.
– Ты что здесь делаешь? – зашептала я в щель забора.
– Нас ограбили!
Я сразу подумала о деньгах: все-таки я привезла сюда приличную сумму (мало ли как могло тут все закрутиться).
– Что украли?
– Газету.
Дать бы ей по башке чем-нибудь!
– Что украли?
– Газету.
Дать бы ей по башке чем-нибудь!
– Иди к двери, сейчас открою.
Впустив Сольку, я сразу дала ей подзатыльник.
– Ты чего? – надулась она тут же.
– Нечего панику разводить.
– Я тебе сейчас все объясню.
– Пошли в дом.
На столе в гостиной лежал пакет с завтраком для Воронцова. Бесцеремонно покопавшись в нем, я прихватила сверток с бутербродами, бросила цветы на диван, а Сольку подтолкнула к своей комнате.
– А ничего, что я зашла?
– У тебя есть пять минут, если тетя Галя тебя увидит, нам конец.
– Хи-хи, ты что, так и зовешь ее тетей Галей?
– А как мне ее еще звать, выпендривается, как жираф, не доеденный крокодилами... Давай рассказывай, – потребовала я.
– Я же говорю, нас ограбили, мы пришли вчера поздно, я газету у ребят забрала, ну, где эта твоя Галя вся расфуфыренная на аукционе...
– Тебе-то зачем эта газета?
– Я всем буду показывать и говорить, что я с ней знакома.
– Это я с ней знакома, – не смогла я сдержать ехидства.
– Тогда я буду всем говорить, что моя подруга с ней знакома.
Против Сольки в такие минуты не попрешь.
– Давай дальше.
– Газету я положила на холодильник в коридорчике, и мы завалились спать. Утром просыпаюсь от шума, тихий такой шумок, как шуршит кто-то, я думала, Вероничка к Славке крадется...
– Конечно, о чем еще можно подумать в такой момент.
– Решила я ее застукать, тихонечко вылезла из кровати и приоткрыла дверь, заглядываю в коридорчик, а там мужик, представляешь?
– Честно говоря, нет, а какие они, эти мужики, вообще?
– Ты не понимаешь, это не Вероничка.
– Как раз это до меня дошло.
– Мужик этот какой-то...
– Неопрятный, – подсказала я.
– Да!
Я чувствовала, что мы с этим типом еще встретимся.
– Он схватил с холодильника план и газету – и бегом на улицу... Украл мою газету, а я ведь даже не запомнила, от какого она числа, даже в библиотеке стащить не смогу...
– А ты что, ради этой газеты поперлась бы в библиотеку?
– А как я всем покажу эту Гальку, с которой знакома?
– Это не ты с ней знакома, – опять съехидничала я.
– Ну и что, мне нужна эта газета, и все!
– А что за план? – закидывая ногу на ногу, спросила я, понимая, что Солька не о том сейчас думает.
– Да план Осикова, который ему твой умерший начальник оставил.
Я молча уставилась на Сольку.
– Ты что... ты думаешь, он за планом приходил?
– Нет, за твоей газетенкой.
– Подожди... Да он просто так к нам залез, своровать что-нибудь, знаешь, сколько тут бездомных ходит...
Когда речь заходит о бездомных и вообще обездоленных людях, у Сольки повышается аппетит. Она развернула бутерброды Воронцова и стала их есть.
– Кому тут нужен этот план, валялся, никто на него и внимания не обращал, – рассуждала Солька, жуя, – газета ему моя нужна была, точно тебе говорю.
– Мне кажется, Осиков нам что-то не договаривает, и кажется мне это уже давно, – задумчиво сказала я.
– Да мы тут для всех чужие. Мы же просто приезжие, никому и в голову не придет, что у нас есть цель...
– Говори тише, – потребовала я.
Почему я нервничаю? Почему, глядя на Сольку, я так сильно нервничаю? Что не так? Что же не так?.. Я не могла привести мысли в порядок, что-то непонятное зародилось в душе и никак не хотело приобрести четкие очертания...
– Расскажи еще об этом парне, какой он?
– Постарше тебя, куртка такая драненькая, темно-синяя, волосы грязные и липкие какие-то...
Это он, тот парень из поезда!
– Ты иди уже, а то сейчас весь дом проснется, нам проблемы не нужны, – сказала я, вставая с кровати.
Я проводила Сольку до ворот.
– Ты-то тут как поживаешь? – спросила она.
– Нормально, – я улыбнулась, – вчера целовались.
– Правда? – радостно воскликнула Солька. – А дальше-то что было?
– Дальше тетя Галя притопала, и пришлось драпать, – я засмеялась, вспоминая вчерашнюю ночь, – давай иди уже.
Солька затопала в сторону турбазы, а я стояла и смотрела ей вслед. Что не так? Что?
В какой именно момент во мне поселилось беспокойство? Вот мы сидим, Солька рассказывает про газету... она разворачивает бумагу и ест бутерброды... она ест бутерброды! Она их просто ест! Солька, которая не умеет есть по-человечески, не умеет есть, не выпотрошив и не перемешав все на свете, просто достает бутерброд и кусает его!
Я бросилась в дом, влетела на кухню. Екатерина Петровна подскочила от того грохота, который я устроила.
– Воронцов уехал? – задыхаясь, спросила я.
– Нет вроде, машины не слышно было, а что случилось?
Екатерина Петровна так изумилась моему выражению лица, что даже не нахамила. Я не стала отвечать и, выскочив из кухни, побежала вверх по лестнице. Распахнула дверь и увидела Воронцова: он надевал пиджак.
– Что случилось? – спросил он.
– Вы не могли бы мне кое-что привезти из Москвы?
– Конечно, говори, что нужно.
– Мне нужен тест.
– Какой?
– На беременность.
Воронцов наклонил голову набок и спросил:
– Ты смерти моей хочешь? Ты знаешь, сколько мужчин умирает в моем возрасте от инфаркта?
– Вы сейчас не умирайте, – взмолилась я, – вы тест сначала привезите.
– Это тебе? – его глаза стали, как щелки.
– Нет.
– Привезу.
– А не умрете?
– Нет, – он улыбнулся, – обещаю.
Глава 14
Ой, ой, ой... Помогите! Грабят!
К обеду мои мысли сплели такую паутину, что голова опухла и мешала при ходьбе – меня бросало из стороны в сторону. То я размышляла о Сольке и Славке, то об этом Неопрятном Недоразумении, укравшем план, то о Воронцове, то еще о ком-то, а потом вообще обо всем и обо всех сразу.
Никогда бы не подумала, что с такой охотой возьмусь за уборку, но сейчас это казалось единственно правильным решением. Во-первых, трудовая терапия может неплохо отвлечь от табуна мыслей, во-вторых, если повезет, я наткнусь на что-нибудь интересное – в каждом доме есть свои тайны.
На этажах тихо: хозяйка отправилась на прогулку в гордом одиночестве, а Екатерина Петровна потрошила курицу в дальнем углу сада. При мысли об этом я содрогнулась.
Пожалуй, начну уборку с комнаты вредной Дюймовки. Что, вы думаете, она сама там навела марафет? Возможно, но если я смахну пыль, то лишним это не будет. Остановите же меня... хи-хи...
Идеальный порядок, даже противно. Библия на столе. Я машинально открыла то место, где лежала закладка: ничего интересного, пара галочек на полях, и все. В шкафу ровные стопки одежды, на тумбочке порядок, в ванной порядок... а почему, интересно, у меня нет личной ванной? Вот это точно непорядок!
Вышла с глубокой печалью на сердце – ничего не нарыла. Смахивая по пути несуществующую пыль, я поднялась наверх. А давайте-ка посмотрим, что там у тети Гали... Дверь приоткрыта, я заглянула и тут же отскочила в сторону... вроде не заметил... Евгений Романович крутился возле кровати.
Приготовьтесь – я медленно просовываю голову в комнату.
Евгений Романович шарил в тумбочке своей разлюбезной подруги, шарил довольно аккуратно, чтобы она не заметила беспорядка. Я чуть присела, так меня немного прикрывал шкаф. Этот лощеный гоблин разочарованно задвинул ящик и уставился на белый пиджак Галины Ивановны. Помедлив секунду, он залез в карман и извлек из него плоский кошелечек. Радостная и довольная улыбка запрыгала по его так называемому лицу.
В кошелечке, как можно было догадаться, лежали денежки в таких зеленоватых купюрах: отсчитав пару сотен, Евгений Романович засунул выручку в свой карман, а кошелек – в карман пиджака тети Гали и, насвистывая, направился к двери.
Я заметалась по коридору и с перепугу влетела в комнату этого воришки и стала тереть стол, время от времени поплевывая на него.
В комнату вплыл Евгений Романович и просто оторопел от моих действий.
– Ты чего делаешь-то?
– Убираюсь, а вы что подумали? – небрежно отвечаю я.
– Я подумал, что ты плюешь на мой стол.
Какой наблюдательный, только посмотрите на него!
– Так средства для полировки мебели стоят дорого.
– Не настолько, чтобы ты тут плевалась!
Я перестала выполнять свои непосредственные обязанности и направилась к двери. Гоблин тут же перегородил мне проход. На полу лежал скорченный носок, и, глядя на него, я сморщила нос.
– Тебе необязательно так торопиться.
– Тогда я продолжу плевать на ваш стол.