– Тогда я продолжу плевать на ваш стол.
– Я не об этом.
Нахал.
Я отодвинула неприятного во всех отношениях человека в сторону и шагнула вперед, но он тут же обхватил меня своими лапами сзади.
Сейчас преподам ему небольшой урок. Сосредоточьтесь, это может оказаться полезным.
Слегка отклоняетесь влево, правую руку сгибаете так, чтобы локоть оказался напротив солнечного сплетения врага, и бьете изо всех сил локтем в намеченную точку. Никогда не забывайте об этом приеме, ведь нам – бедным девушкам, приходится заботиться о своей чести день и ночь, причем самостоятельно.
Скучно, как скучно... За спиной раздавались проклятия. Летели они, как вы понимаете, в мой адрес.
Взяв в холодильнике банку пива, я вышла на улицу и направилась к пристройке садовника. Юрий Семенович сидел на скамейке и курил. В качестве сближения я протянула ему пиво.
– Садись, – сказал он, двигаясь к краю, – чего хочешь?
– Евгений этот Романович – он кто?
– Галкин хахаль.
– Это я уже поняла, а конкретнее?
– Бизнес у него какой-то, не знаю.
– Ну что из вас надо все по капле вытягивать! – возмутилась я.
– Тебе-то зачем?
– Мерзкий он.
– Понятно.
Тишина. Я молчу тоже.
– Вроде разорился он, за счет Галины живет.
– Откуда знаете?
– Хозяин его терпеть не может: слышал много раз, как альфонсом его называл.
Стало жутко приятно, что Воронцов тоже не в восторге от Евгения Романовича.
– А Галина Ивановна?
– Заступалась, не глупая она вроде, но то ли любит, то ли ей так удобно.
– Как такого можно любить...
– Ты чего возле домика крутишься?
Есть, интересно, на свете человек, который не знает об этом?
– Тянет, там все старое, люблю, когда так.
– Петровна за тобой следит.
– Знаю.
Мы еще помолчали немного, посмотрели друг на друга, и я вздохнула.
– Ты чего расселась, – раздался резкий голос Екатерины Петровны, – бери курицу и иди мой!
Я и не заметила, как она подошла, умеет же настроение испортить.
Вредная Дюймовочка вытерла руки об окровавленный фартук (бедные куры) и кивнула в сторону скамейки – в металлическом тазу лежали, поблескивая на солнце, бледные, общипанные тела покойниц.
– Трупами не занимаюсь, – ответила я и отвернулась.
Я еле дождалась вечера. Казалось, стоит только лечь – и тут же засну, но меня ждал неприятный сюрприз по имени Великая Бессонница. Эта зараза окружила меня таким вниманием и такой заботой, что ничего не оставалось делать, как включить свет и взять с полки книжку. Пролистав ее, я поставила этот кропотливый труд обратно на полку. Н-да... заняться нечем. Раздвинув шторы, я села на подоконник.
– Луна и звезды, звезды и луна, – пробубнила я, и тут в саду что-то мелькнуло.
Щурюсь.
Показалось?
Мелькнуло еще раз. Сердце почему-то замерло, и я тихонько слезла с подоконника и присела. Мутноватая фигура крадучись передвигалась по саду.
Это Осиков, не сойти мне с этого места – это Осиков!
И что он тут делает, уж не изменяет ли моей маман... Не скажу, что это бы меня расстроило, но с другой стороны, если маман расстанется с Осиковым, то она сразу переключится на меня.
Осиков подошел к забору, взобрался на одну из бочек, валявшихся без дела, и перелез через забор. Удивительно, как легко он это сделал, с его-то комплекцией! Очень пластичный товарищ. Ах, Осиков, Осиков... какого же черта тебе здесь надо?
Какие будут версии и предложения?
Он приходил, чтобы передать мне привет от мамочки, но не нашел меня. Смешно.
Я заметалась по комнате. Завтра же навещу этих разгильдяев и все узнаю. Распустились! Беременеют, когда хотят, шастают по чужим территориям по ночам... даже не представляю, что еще они там делают...
Я задернула шторы, плюхнулась на кровать, уложила голову на подушку.
– Спокойной ночи, моя хорошая, – сказала я себе и закрыла глаза.
Удары, визг, звон посуды и крики... часы... где часы... восемь утра.
Визг.
Визг со второго этажа.
На ступеньках я чуть не грохнулась. Галина Ивановна в полнейшей истерике чуть ли не билась головой о стену – она раскидала одежду и расколотила пару ваз. В углу комнаты стояла Екатерина Петровна и, закрыв лицо полотенцем, безудержно рыдала, приговаривая:
– Ну, может, найдется еще, ну, может, найдется еще, просто положили не туда...
За моей спиной послышалось дыхание Евгения Романовича. Устроили показуху – живут в разных комнатах, хотя, может, у интеллигентных людей это положено, а вообще, думаю, дело тут в другом: просто Галина Ивановна пошла на этот шаг, чтобы поменьше злить Воронцова: так ее друган просто гость, а не ее любовник.
– Что стоишь?! – вскричала тетя Галя, глядя на меня. – Ищи давай!
Ну, раз велят, то почему бы не поискать, сказали бы только – что... Хотя не важно, мне кажется, этим людям будет просто приятно смотреть на мой энтузиазм. Еле сдерживая улыбку, я стала старательно перекладывать вещи на диване, а затем переместилась к шкафу.
– Бесполезно, – заметалась Галина Ивановна, – так ты ничего не найдешь.
– Я бы быстрее это нашла, если бы вы мне сказали: а что, собственно, мы ищем?
– Дура! – вскричала Екатерина Петровна и снова зарыдала.
– Зайка, что произошло? – участливо поинтересовался Гоблин у своей возлюбленной.
– Украли слезу... «Живая слеза» пропала...
Секунды мне хватило, чтобы понять, о чем идет речь. Вот это да! Неужели эта ненормальная все же притащила столь дорогое барахло сюда? Ее слова в газете я восприняла просто как возможность повыпендриваться, но у нее, видно, серьезные проблемы с головой.
– Ты что говоришь?! – вскричал Евгений так, будто речь шла о его собственных бриллиантах. – Ты упустила его?
Вот это постановка вопроса, видать, любит ее крепко.
– Колье лежало в этом шкафчике, он запирается на два ключа, – стала оправдываться весьма огорченная дамочка, – как я могла подумать, что мое любимое украшение могут украсть здесь – в лесу...
– Ты поражаешь меня! – закричал разорившийся бизнесмен. – Как можно было совершить такую глупость и привезти драгоценности сюда?!
– Не ори на меня, это мои бриллианты, и я делаю с ними, что хочу, – опомнилась хозяйка дома.
– Ты теперь ничего с ними делать не будешь, потому что из-за твоей глупости у тебя их украли! – продолжал орать Гоблин.
Между возлюбленными началась серьезная перебранка с обвинениями, криками и ругательствами.
Не буду же я терять время даром... Я стала все осматривать, делая вид, что просто собираю вещи. К сожалению, среди барахла не нашлось ничего, что бы меня заинтересовало.
– Где ты хранишь ключи от этого шкафа? – вопрошал бледный Евгений.
– Какая разница, где я их храню, если оба замка взломаны! – достойно отвечала Галина Ивановна.
Я заглянула в шкаф – действительно, все раскурочено. Евгений Романович отпихнул меня и тоже уставился на следы нетерпения и варварства.
– И как это могло произойти? – вдруг совершенно спокойно спросил он.
– По всей видимости, – вмешалась я, – тут орудовали молоточком или еще какой-нибудь тяжелой штукой.
– Замолчи... – прошипел Евгений Романович, – ты где была этой ночью?
Этот вопрос был предназначен Галине Ивановне.
– Что значит где? Здесь, – она указала на постель.
– Не лги мне!
– Ты сошел с ума! Где мне еще быть, если не здесь!
– Ты хочешь сказать, что ты была здесь и не слышала, как ночью взломали твой шкаф, который находится в двух метрах от твоей постели?
– Я ничего не слышала, – прошептала Галина Ивановна.
– Как можно было не слышать?
– А вы уверены, что ограбление случилось ночью? – поинтересовалась я.
– А когда еще, я проснулась, а шкаф нараспашку! – Галина Ивановна села на стул и закрыла лицо руками.
Екатерина Петровна солидарно завыла по новой.
– Где ты была? – настаивал злобный Гоблин.
– Отстань от меня, я была здесь, а если ты мне не веришь, то мне плевать... Мое колье, мое колье...
– А вы сами-то где были, Евгений Романович? – так, ненавязчиво поинтересовалась я.
– Спал, и потом, кто ты такая, чтобы задавать мне вопросы?
Спал он... а где доказательства, я вас спрашиваю?
– Алиби у вас есть? – не удержалась я.
– Что?!
– Вы проживаете в соседней комнате, вы сами что, шума не слышали?
– Я ничего не слышал, и да будет тебе известно – воры обычно не бегают и не орут на весь дом!
Возможно, и не орут... В голове моей медленно всплывал Арсений Захарович, ловко перелезающий через забор. Что же вы, гражданин Осиков, здесь делали?.. Уж не чужие ли бриллианты вас привели сюда? Может, вы потеряли надежду найти свои и решили пойти другим путем?
– Надо же позвонить куда следует, – всхлипывая, сказала Екатерина Петровна. – Горе-то какое, ох, горе.
– Надо, – растерянно подтвердил Евгений Романович.
– Думаю, – уверенно начала я, – сначала надо позвонить Виктору Ивановичу, он уж знает, что делать.
– Правильно, – вскочила Галина Ивановна, – я немедленно обо всем расскажу Вите.
Везет же ей, сейчас услышит его голос.
– Я позвоню из его комнаты, – бросила она и устремилась к двери.
– Я пойду с тобой, – сделал шаг вперед Евгений Романович.
– Нет, оставайся здесь, и не трогайте меня сейчас! – взвизгнула Галина Ивановна и выскочила в холл.
Злостный Гоблин отшвырнул в сторону вещи, что валялись на полу, и вышел из комнаты.
Екатерина Петровна, утирая слезы, стала наводить порядок.
– Сколько служу, а первый раз такое... Галина Ивановна-то как расстроилась!
– Еще бы ей не расстраиваться: миллион долларов...
– Сколько?! – изумилась Екатерина Петровна, ее глаза поползли на лоб.
– Бриллианты нынче в цене, – развела я руками, – прогуляюсь-ка я на кухню, чаю хочу.
На кухню я не пошла, вернее, пошла не сразу.
Уши, они для того, чтобы подслушивать, правильно я понимаю? Вы думаете, не для этого? Вы просто никогда не общались с Солькой: поболтайте с ней как-нибудь на досуге, и она вас еще не тому научит.
Ухо мое приклеилось к двери, за которой раздавался надрывный голос Галины Ивановны. Собственно говоря, она излагала случившееся в деталях и красках. Ничего нового я не услышала, кроме весомого слова «страховка».
Глава 15
Ищу, узнаю и думаю...
Екатерина Петровна качала головой и охала, садовник, вытирая лопату сухой травой, кидал на нее взгляды, которые я бы назвала раздраженными. Сидя на лавочке, мы ждали, когда Галина Ивановна договорит со своим братом и скажет нам, что теперь делать.
– И Виктор Иванович, как назло, уехал, – бубнила Екатерина Петровна.
– Как уехал, так и приедет, – равнодушно ответил садовник.
– Что-то долго она там болтает, – я встала с лавки и заходила вдоль кустиков не то пионов, не то еще какой-то ботаники.
– Мозгов у нее нет, раз сюда дребедень эту притащила, – высказался Юрий Семенович, продолжая протирать лопату.
– Не смей так говорить, – взвизгнула Екатерина Петровна, – если бы не Галина Ивановна, где бы ты был!
– Подальше от тебя, злобная курица.
Екатерина Петровна не успела вывалить целое ведро оскорблений на садовника, так как из дома вышла Галина Ивановна. Мы соответственно уставились на нее.
– Витя приедет сразу, как только сможет, и не один, а со знакомым частным детективом или следователем, не помню уже, с кем именно. Пока же надо ехать на станцию и кому-то там сообщить о пропаже... Я не очень поняла, кому, в голове каша... Где Женя?
Мы дружно пожали плечами.
– Боже мой, – всхлипнула Галина Ивановна, – здесь же даже нет милиции или хотя бы частного детектива, а если следы затопчут и преступника не найдут?
– Уверяю вас, переживать не о чем, мы их уже затоптали, – поддержала я расстроенную женщину.
– Женя! – в отчаянии закричала Галина Ивановна.
Этот субъект выплыл из-за угла с печатью злости на лице.
– Я здесь, не надо так орать.
– Надо ехать на станцию, Виктор приедет сразу, как освободится.
– Никуда не поеду, я планировал выпить. Я расстроен, неужели ты не видишь этого?
– Я должна заявить о пропаже, должно быть все официально, иначе... – она помолчала, – я сказала, собирайся, мы едем, и точка.
Укатили они довольно быстро, я решила воспользоваться ситуацией и срочно встретиться с Осиковым. И еще – мне надоело искать свои собственные бриллианты в кромешной темноте по ночам, я сейчас просто пойду туда и все осмотрю, а то, боюсь, и наше богатство уведут прямо из-под носа.
Как только Екатерина Петровна отправилась заниматься своими делами, я юркнула в охотничий домик.
Решив еще раз осмотреть печку, я взяла валявшуюся на полу ложку и стала простукивать все, что только можно было простучать. Ерунда какая-то, самой стало смешно. Я трогала эту печку, нюхала, пыталась сдвинуть, гладила и осыпала комплиментами, подлизывалась, как только могла, но бриллианты из нее так и не выпрыгнули.
Шкафчик. На полке банка от кофе с окурками, старая пожелтевшая коробка спичек, журнал и промасленные пакетики со специями. Понюхала. Еще пахнут. Я попыталась отодвинуть шкафчик, он легко поддался. За ним ничего не было.
Соберись, соберись, это должно быть такое место, куда влезет коробка, и предполагается, что в коробке всего лишь диссертация, а не куча бриллиантов.
Подойдя к столу, я выдвинула ящик – пыльная газета и солонка с отбитым краем. Ничего.
Две кровати. С каждой я сняла и одеяло, и матрас. Дверь скрипнула, и я услышала знакомый противный голос:
– И что ты тут делаешь?
– Екатерина Петровна, я тут постель перестилаю, разве не видно?
Вот ведь грымза, следит за каждым моим шагом.
– А кто тебя просил, хотела бы я знать? Зачем ты это делаешь?
Главное в такие моменты – не задумываться, а просто говорить первое, что пронесется в голове.
– Я теперь буду здесь жить.
Что я сейчас сказала? Жить здесь... да, точно, я теперь буду здесь жить!
– С какой это стати?
– Я в доме боюсь, вдруг у меня тоже что-нибудь украдут, а потом, я медитирую время от времени, мне необходимо уединение – так лучше результат, и спокойнее. А вы медитировать не пробовали? Очень рекомендую, особенно хорошо помогает при вздутии живота, да и лишаи хорошо сходят.
Екатерина Петровна, наверное, и раньше подозревала о моем безумии, а теперь-то, не сомневаюсь, уверилась в этом наверняка.
– Ты не будешь тут жить!
– Буду!
Ей-то какая разница? Похоже, с некоторых пор у злостной Дюймовочки только один в жизни девиз – главное, сделать все назло мне.
– Тебе никто не разрешит!
– Виктор Иванович разрешит!
– Вот дозволят, тогда и будешь чужие вещи трогать, а пока пошла отсюда вон!
Я на нее даже не рассердилась. От идеи упросить Воронцова разрешить мне здесь жить по телу побежали мурашки, извещающие о скорой победе. Не буду сейчас заострять Петровну на этом вопросе, лучше потом по-тихому договорюсь с Воронцовым. Если все получится, то домик станет практически моим, и не надо будет вести поиски, все время оглядываясь назад. Я улыбнулась. Я улыбнулась еще раз. Ну и еще раз, дабы сделать приятное Екатерине Петровне.
– Что ж, пойду навещу маменьку, соскучилась она, наверное, без дочерней ласки.
Я направилась к двери.
– Тебя никто не отпускал, в доме случилось невесть что, а ты по своим делам собралась? – вдруг лицо Екатерины Петровны изменилось. – Это ты, негодная, колье своровала, и сейчас его из дома вынести хочешь?!
Нет, ну логика у нее присутствует, то есть ситуацию разложила грамотно.
– Значит, так, хотите вы этого или не хотите, а я отправляюсь к маме, вернусь и помогу вам по хозяйству, как и следует поступать добропорядочной горничной.
Я соскочила со ступенек и направилась к забору.
– Держи ее! – закричала Екатерина Петровна садовнику.
– Ты куда топаешь? – спросил Юрий Семенович, отрываясь от ведер с песком.
– Маму навестить, – ответила я.
– Ну, иди.
Он победно посмотрел на Екатерину Петровну.
К реке я подходила в каком-то непонятном состоянии: мне казалось, будто и Сольку, и Альжбетку, и маму я видела очень давно – много месяцев тому назад, и что сейчас случится очень волнительная встреча. Мы обнимемся и всплакнем...
– Ну, наконец-то, голубушка, ты о нас вспомнила, – фыркнула мама, увидев меня.
Я облегченно вздохнула – ничего в этом мире не изменилось.
– Девчонки где? – поинтересовалась я, заглядывая в холодильник. Продуктов было достаточно, можно не волноваться – с голода родные и близкие не умрут.
– Ты бы лучше спросила, каково твоей матери здесь одной, с этой беспардонной молодежью.
– Каково тебе, мама, здесь одной с не самыми лучшими представителями нынешнего поколения?
Мне же не жалко спросить.
– Это кошмар!
Теперь, когда формальности соблюдены, надеюсь, можно переходить к насущным вопросам.
– Девчонки-то где?