К обеду я получила послание от Сольки – мобильник призывно пиликнул, извещая, что она направляется ко мне. Я включила чайник и пошла к воротам ее встречать.
Ефросинья Андреевна Потапчукова, в народе известная как Солька обыкновенная, увидев меня, засветилась от счастья.
– Как ты тут поживаешь? – спросила она, теребя целлофановый пакет.
– Нормально, а это что?
Солька протянула мне пакет и, делая нездоровые гримасы, сказала:
– Твоя мама просила передать, только не убивай меня.
Я заглянула внутрь – на дне лежал пучок коротких веток, усеянных коричневыми катышками.
– И как я должна это понимать? – разглядывая дохлые сморщенные ягоды, спросила я.
– Она в лесу насобирала, говорит, в сухофруктах много магния, и тебе это будет на пользу.
– Мне вот интересно, о чем она думает, – хмуро сказала я, – ведь если я от этой бузины умру, кто принесет ей в старости законный стакан воды?
На кухне никого не было; наложив Сольке блинов и налив чая, я села напротив нее.
– Ты зачем меня вызвала, случилось что?
– Ага, – кивнула я, размышляя, с чего бы начать: с теста на беременность или с того, что Максим желает познакомиться с маман и вообще с моим окружением.
– Ты в туалет хочешь... писать?
– Я блинов хочу, – машинально ответила Солька, особо не задумываясь о моем вопросе.
– Ну, ешь тогда.
Солька положила на блин немного варенья, посмотрела скептически и произнесла:
– Лучше бы с селедкой, но раз нет, то что уж...
Блин был откусан, пережеван и проглочен. Я завистливо проводила его в последний путь. Лишний килограмм на моих боках не позволял мне последовать примеру Сольки.
– Писать хочешь? – опять спросила я.
– Ты для чего меня позвала? Чтобы я у тебя тут пописала, что ли? – засмеялась Солька.
– Вообще-то, да.
Уловив мой серьезный настрой, Солька перестала жевать.
– Ты что? – осторожно спросила она, видно, просто не зная, чего от меня ожидать.
Я подошла к шкафчику и достала с полки одноразовый стаканчик, протянула Сольке и сказала:
– Надо бы тебе сюда пописать.
– Что? – еще больше изумилась учительница ботаники. – Ты совсем с ума сошла?
– Как бы это тебе объяснить... Предполагается, что ты беременна.
– Кем предполагается?
– Мной, – я, улыбаясь, развела руками.
– Это опять твоя хваленая интуиция? – с опаской спросила Солька.
– Что-то вроде того...
Реакция Сольки меня изумила: я изначально настроилась на то, что она сейчас пошлет меня куда подальше и потом придется три часа уговаривать ее выполнить все, о чем говорилось в инструкции теста. Но Солька, подскочив, схватила стаканчик и молниеносно выскочила из кухни. Только сейчас я поняла, как свято она верит в мою интуицию.
Через секунду она влетела обратно.
– Где здесь туалет?
– Дверь около моей комнаты, там еще пальма стоит...
Я уже решила пойти с ней, но не успела – она точно растворилась в воздухе.
Развернув картонный конверт, в котором лежала тоненькая бумажная полосочка, я стала внимательно изучать инструкцию – не каждый день я участвую в таких испытаниях.
Солька долго не возвращалась, и я отправилась ей на помощь.
По лестнице спускался Воронцов.
Милый.
Хороший.
Ненаглядный...
Мысли, посвященные предмету моего обожания, были прерваны несущейся мне навстречу Солькой. Протянув руку чуть ли не на метр вперед и сжимая в ней наполненный до краев стаканчик, она с разбегу врезалась в Воронцова, чудом удержав свою добычу в руках. Виктор Иванович уже ничему не удивлялся.
– Это что? – спросил он, указывая на стаканчик.
– Это реактив! – воскликнула Солька и схватила меня за руку. – У нас лабораторная работа!
Хорошо, что она потащила меня в туалет, а не потребовала прямо в гостиной немедленного получения результата.
– Что теперь надо делать? – спросила Солька.
– Для начала, – сказала я, глядя на стаканчик, наполненный с горкой... реактивом, – отлей половину. – Я помахала в воздухе тонюсеньким тестом и продолжила: – А теперь замри.
На мгновение воцарилась тишина.
– А что должно произойти? – прошептала Солька.
– Если две полоски, то тебя ждет токсикоз, избыток веса, памперсы, бессонные ночи...
– Я, пожалуй, смотреть не буду, ты сама полоски посчитай и мне скажи.
Солька отвернулась, оставив меня наедине с ее же судьбой. Собственно, долго ждать не пришлось.
– Что молчишь? – не выдержала Солька.
– Ну, так это... поздравляю.
Солька подскочила ко мне, вырвала из рук тест и зачем-то стала на него дуть.
– Ты надеешься, что вторая полосочка сейчас улетит? – поинтересовалась я, облокачиваясь на раковину.
Солька замерла, затем резко протянула мне свою судьбу обратно и сказала:
– Это не мой тест. Я, пожалуй, пойду, у меня куча дел.
Она промаршировала мимо меня к двери.
– Стоять, – зловеще прошипела я, и Солька остановилась, – сиди здесь, сейчас я принесу тебе чаю.
– А селедки нет? – с надеждой в голосе спросила Солька и вдруг расплакалась.
Никогда не перестану умиляться на это сокровище.
– Не реви, – улыбнулась я, – ты уже не одна, так что реветь права не имеешь.
– Я же не думала... Как же так получилось-то... И что мне теперь делать? – слегка всхлипывая, спросила Солька. Она включила холодную воду и стала умываться.
– Любить себя и баловать, чем же еще заниматься, как не этим?
– А Славка?
– Что Славка?
– Как я ему скажу?
– А что, он не знает, откуда дети берутся?
– Я думаю, знает... то есть точно знает, но это же как-то неожиданно.
– Значит, будет приятный сюрприз, подумаешь.
– А вдруг он не обрадуется?
Я представила Славку. Огромного доброго Славку.
– Не может такого быть, – отрезала я.
Лицо Сольки озарила улыбка, и я вздохнула с облегчением.
– Так я теперь что... беременная?
– Еще какая беременная, – приободрила я подругу.
– У меня будет ребенок?
– Еще какой будет!
– Вот это да!
– Ну так!
Приблизительно в таком ракурсе мы проговорили целый час. Хорошо. Очень хорошо. После разговора я уже сама хотела ребенка, такого маленького, симпатичного и похожего на Воронцова. Возможно ли такое? Я улыбнулась.
После наших охов и вздохов мы плавно перешли все к той же теме – пропаже колье. Я рассказала Сольке о последних событиях и поведала, что Максим планирует навестить жителей рыбацкого лагеря.
– Да пусть приходит, – совершенно разомлев и, видно, испытывая сейчас материнские чувства абсолютно ко всем, сказала Солька.
– Меня беспокоит Осиков, как он там, кстати?
– Хорошо: кушает за троих, бодр и свеж, с твоей маман у него полная идиллия.
– Слишком он нервный, потом, у него судимость... Как бы Максим не зациклился на нашем пухлом друге. А если учесть, что Осиков – еще тот фрукт и от нас что-то скрывает, то неизвестно, как он себя поведет, когда познакомится с частным детективом.
Я села на подоконник и нахмурилась; эх, сигарету бы сейчас, но я бросила курить миллион лет назад.
– Ничего страшного, что он сидел... – начала Солька акцию подбадривания.
– За воровство, – напомнила я. – Сыщики на такие моменты обращают особое внимание.
– Степан тоже сидел в тюрьме, да мало ли у кого какое прошлое.
После этих слов я подумала о Степане, Егоре и Вероничке не просто как о людях, прочитавших газету, в которой говорилось о колье «Живая слеза», а как о возможных похитителях этого украшения. Раньше отношение к ним было какое-то смазанное, расплывчатое, теперь же мой интерес возрос.
– А за что он сидел?
– Разбойное нападение, кажется, – ответила Солька, – точно не помню, да вроде он подробно и не рассказывал.
– А ты часто их видишь?
– Да каждый день! Вероничка вообще от Славки не отстает, я уже устала ее гонять. Хотя теперь, когда я... ну, в положении... все изменится, – Солька захихикала, – представляю ее лицо, когда она узнает!
– Ты пока не говори никому, – посоветовала я.
– Как это?
– Славке и Альжбетке скажи, и хватит. А вообще, лучше бы тебе в Москву отправиться, может, поедешь?
Предлагая такой вариант, я знала, что Солька откажется.
– Вот еще! Никуда не поеду – вместе приехали, вместе и вернемся.
Она даже надулась.
– Ты еще раз подумай и потом скажешь, – предложила я, понимая, что Солька сама должна принимать подобные решения.
Предлагая такой вариант, я знала, что Солька откажется.
– Вот еще! Никуда не поеду – вместе приехали, вместе и вернемся.
Она даже надулась.
– Ты еще раз подумай и потом скажешь, – предложила я, понимая, что Солька сама должна принимать подобные решения.
– Я останусь.
– Хорошо, пусть так. А Степан с Егором уехать не собирались?
– Да нет вроде, – пожала плечами Солька.
Даже если кто-то из них украл колье, то торопиться уезжать он не станет... это может привлечь внимание... вот дня через три-четыре...
– А когда Максим к нам придет? – спросила Солька.
– Не знаю, думаю, в ближайшее время – завтра, послезавтра. Ты подготовь всех, скажи, чтобы особо не напрягались и вели себя, как обычно, мама с Осиковым пусть изображают супругов, проживших в счастливом браке десять лет, Альжбетка пусть причепурится, будет отвлекающим маневром, ну, и так далее, надеюсь, вы справитесь.
– Ань, не волнуйся, все будет в полном порядке. Обещаю!
– Подготовьте алиби на всякий случай, только не запутайтесь.
– А что придумать? – забеспокоилась Солька.
– Не надо особо голову ломать, все должно быть легко и естественно, время у вас есть.
– Справимся, – уверенно кивнула учительница ботаники и хлопнула меня по плечу, полагая, наверное, что это меня непременно приободрит.
Осиков, точно заноза, не давал мне покоя. Максим не так прост, есть у него чутье, как бы не раскусил он нашего бриллиантового магната! Я проводила Сольку, постояла у забора немного, размышляя обо всем на свете, и пошла в дом. В гостиной, уютно расположившись на красивом диване персикового цвета, сидел Воронцов.
– Ну, как, грозит ли планете Земля демографический взрыв?
– Грозит, – кивнула я.
– Поздравляю.
– Спасибо; кстати, я хотела спросить: а когда у нас с вами будет ребенок? Мне, между прочим, скоро двадцать девять лет, пора уже подумать о наследниках.
– Так сама же видишь, нам постоянно мешают, – заулыбался Воронцов.
– Хорошая отговорка! Лишь бы ничего не делать, – фыркнула я, – могли бы немного поответственнее подойти к этому вопросу.
Виктор Иванович встал, отшвырнул газету и сказал:
– Пойдем.
– Куда? – напряглась я.
– Продумаем этот вопрос вместе.
Я струсила и запаниковала... Когда он так на меня смотрит своими каштановыми глазами, я понимаю, что он сильнее меня, намного сильнее.
– У меня еще рабочий день не закончился, вы же не хотите, чтобы вас обвинили в сексуальном домогательстве по отношению к подчиненным?
– Ничего страшного, переживу, – улыбнулся в ответ Воронцов.
Я поплелась на кухню, где наверняка Екатерина Петровна завалит меня черной работой.
– Отличные брючки на тебе сегодня, – весело бросил вслед Виктор Иванович.
Пожалуй, завтра я их надену опять.
Глава 20
Чувствую, что мне просто необходимо свое жилье...
Мне нужен был повод.
Пришло время попроситься на проживание в охотничий домик – думать о чужих бриллиантах уже надоело, пора бы подумать о своих. Так просто Воронцов меня в этот «шалаш» не пустит (вредничать начнет, привык, что я у него под присмотром). Нужен повод. Какие есть варианты? Поджечь свою комнату... Не годится, мне дадут другую. Сказать, что у меня аллергия на пыль, и начать усиленно чесаться... Неплохо, но это сгодится скорее как дополнение. Так, что еще? Мама запрещает мне жить в одном доме с холостыми мужчинами... Хи-хи, забавно! Мне здесь снятся кошмары... Не поверит. Ссора... Да! Мне нужно с кем-нибудь серьезно поругаться!
Галина Ивановна не годится, выгонят еще куда подальше. Евгений Романович... Можно, но он такой бестолковый. Да что я думаю, есть же на свете человек, который с огромной радостью поругается со мной так, что стены будут трястись, – Екатерина Петровна! Она самая.
Теперь нужно придумать повод для ссоры. Если мы с ней не поделим что-нибудь по хозяйству, то все встанут на ее сторону, это уж точно. Надо нам поругаться по идейным аспектам.
Я выглянула в окно и кивнула своим мыслям. Чудесное утро! Прекрасное утро для того, чтобы устроить отличную разборку.
Екатерина Петровна развешивала белье, даже не подозревая, какие я выстраиваю планы относительно ее ближайшего будущего. И отчего она в доме белье не повесит? Так, кажется, я уже начинаю придираться на пустом месте. Отлично, отлично! Боевой настрой мне сейчас очень даже кстати.
Я решительно натянула вчерашние спортивные штанишки (отвлеку ими внимание Воронцова, когда он будет думать, чью сторону ему принять) и вышла из комнаты. По кухне разносился аппетитный аромат свежей выпечки – на столе, под салфеткой в плетеной тарелке, лежали умопомрачительные плюшки. Собрав мужество в кулак, я воздержалась от столь калорийной пищи, за что тут же себя наградила чаем с тремя ложками сахара. Села у окошка и погрузилась в размышления.
За последнее время у меня скопилась огромная куча переживаний – стресс практически течет по моим венам вместо крови. Я нахожусь в постоянном напряжении, но почему-то не худею. Почему так, что за несправедливость?
В задумчивости я отломила кусочек плюшки, и он совершенно непонятным образом направился в сторону моего рта. Стало невыносимо стыдно, но, несмотря на это, кусочек продолжал настойчиво двигаться вперед. Такая красивая траектория... Траектория стыда.
Тяжело вздохнув, я положила кусочек плюшки обратно на тарелку и стала тихо злиться на весь мир.
– Неужели ты проснулась, не верю своим глазам, – ехидно брякнула Екатерина Петровна, заходя в кухню.
Явилась, не запылилась.
– Мой рабочий день начинается через час, так что у вас нет никакого права указывать мне, во сколько я должна вставать.
– Цаца какая, – фыркнула Екатерина Петровна и поджала губы.
Пытаясь не смотреть на плюшки, я стала готовиться к скандалу: он мне просто необходим. В голову, как назло, ничего не лезло, оказывается, поругаться по заказу очень и очень трудно.
Я опять посмотрела на плюшку и сглотнула набежавшую слюну – ну не может же плюшка победить человека?!
– Ты что штаны опять эти напялила, бесстыжая!
– Попрошу вас быть корректнее, и к чему так неприкрыто выплескивать на меня свою зависть?
– Я терплю тебя из последних сил, только из уважения к хозяевам, так что лучше замолчи! – скривилась Екатерина Петровна.
– Я буду говорить, что хочу и когда хочу, уж не думаете ли вы, что ваше мнение мне интересно?
– Ты можешь сколько угодно подбираться к Виктору Ивановичу, но он никогда не снизойдет до такой простушки, как ты. Ты просто дура!
О! Да я сейчас убью ее! Затронуть святое – мою трепетную любовь к Воронцову! И потом, как смеет эта лакмусовая бумажка называть меня простушкой?!
– Вешаешься на мужика, противно смотреть, – добавила Екатерина Петровна, чем подписала себе смертный приговор.
– А можно задать вам вопрос? – начала я вполне миролюбиво.
– Да уж, если бы ты слушала побольше умных людей, то, возможно, из тебя бы и вышел толк.
– Тяжело ли жить на свете такой ощипанной курице, как вы?
Екатерина Петровна перестала складывать салфетки в аккуратную стопочку и уставилась на меня цепкими малюсенькими глазами.
– Не страшно ли вам оставаться наедине с собой? – продолжила я. – И не мечтаете ли вы сами о Воронцове? Может, вы просто захлебываетесь ревностью?
– Что?! – побагровев, закричала Екатерина Петровна.
Мне кажется, все же мечтает и ревнует.
Она схватила половник и кинула его в меня. Да это же прямая угроза для жизни! А мы ведь только начали разговаривать.
– Ах ты, дрянь такая, пробралась в дом...
– Почему вы меня все время обзываете? – уклоняясь уже от салфетницы, поинтересовалась я. – Разве вы не считаете себя интеллигентным человеком с богатым внутренним миром?
– Закрой рот!
Екатерина Петровна сделала выпад в мою сторону, я отскочила. Хорошо, что во мне есть несколько процентов пластики, они здорово помогают в подобных ситуациях. Ах, моя жизнь на волоске, ибо Екатерина Петровна взяла пластмассовую лейку и размахнулась (чувствую, она собирается огреть меня этим объемным предметом по голове). Ну, нет, мы так не договаривались.
«Пора кричать или еще нет? Рано. И вообще, пусть лучше кричит она, у нее это получается более натурально».
Я увернулась от лейки, и Екатерина Петровна, теряя равновесие, завалилась на стол.
– Почему бы нам не поговорить спокойно, как интеллигентным людям, – предлагаю я, зная, что ни мой тон, ни мои слова не понравятся разъяренной Дюймовочке.