– С тех пор как ты появилась здесь, у нас одни проблемы! Да как ты вообще смеешь так со мной разговаривать! – Екатерина Петровна перешла на визг. – Ты подлая и дрянная! Я сделаю все, чтобы ты убралась из этого дома...
На этих словах дверь распахнулась, и на кухню вошел Воронцов. Видимо, он успел натянуть на себя только джинсы, все остальное было возбудительно обнажено. Невероятным усилием воли я заставила себя отвлечься от нахлынувших мыслей и чувств и решительно бросилась на шею своему спасителю (вообще-то, он меня ни от чего не спас, но я буду называть его так, дабы получше вжиться в роль).
– Как хорошо, что вы пришли, – заныла я, давя на жалость.
– Что здесь происходит? – спросил Воронцов, слегка меня отстраняя.
Но меня не так-то легко отстранить, тем более, когда речь идет о полуобнаженном Воронцове. Вдохнув терпкий запах его туалетной воды, я прижалась к нему еще сильнее.
– Я спрашиваю, что здесь происходит?
Вот ведь, не завидую я Екатерине Петровне, что она может сказать? В чем меня обвинит? Зато у меня полно аргументов против нее.
– Виктор Иванович, я вообще не понимаю, почему Екатерина Петровна так ко мне относится, что я плохого сделала?
Вредная Дюймовочка явно растерялась, она то краснела, то бледнела, то переминалась с ноги на ногу.
– Я ничего такого не делала, за что эти обвинения и нападки? – отчаянно волнуясь, продолжила я.
– Какие обвинения? – попытался уточнить Воронцов.
– Она себя безобразно ведет, – наконец-то открыла рот Екатерина Петровна. Понимает, что бой проигран, и пытается сохранить лицо.
– Какие у вас конкретные претензии? Она опаздывает или плохо выполняет свои обязанности?
Какой же Воронцов замечательный! И зачем он вообще надел эти джинсы, вбежал бы так, в трусиках.
– Работу она выполняет без особого старания, – выдавила из себя Екатерина Петровна.
– Из-за этого случился скандал? – Воронцов нахмурился.
– Нет, – вмешалась я, – Екатерина Петровна обозвала меня всеми мыслимыми и немыслимыми словами, обвинила в том, что я вешаюсь на вас, и так далее. Я вообще не понимаю, какое у нее есть право лезть в мою личную жизнь!
Воронцов вопросительно взглянул на Екатерину Петровну, та замялась. Я победила.
Конечно, Виктор Иванович все понимал, он знал, что меня вряд ли можно обидеть всей этой ерундой, но что делать... приходится ему принимать мою сторону.
– Екатерина Петровна, оставьте нас, я хочу поговорить с Аней наедине. Я очень надеюсь, что больше подобных скандалов не будет.
Дюймовочка вся сжалась и вышла из кухни.
– А еще она подслушивает и подглядывает, – добавила я, когда мой неприятель покинул территорию.
– Ты тоже это делаешь, – ответил Воронцов, – а теперь объясни, что здесь произошло.
Па-па-па-па! Огромная сцена, тяжелый занавес медленно и степенно раздвигается. Я стою, укутанная теплым светом, и все, замерев, смотрят только на меня. Теперь я должна осуществить свой план.
– Она меня ненавидит. Вы слышали, что она сказала? Что выживет меня из этого дома... Я ничего такого не сделала и не заслужила подобного отношения. Я не желаю это все терпеть и сама больше не хочу жить под одной крышей со злобной неврастеничкой!
Воронцов слушал молча.
– Екатерина Петровна швырялась в меня половником и лейкой, – я показала на раскиданную посуду и салфетки, – и что, это нормально, вы скажете? Я ухожу.
Я направилась к двери.
– Куда?
– Увольняюсь, не хочу жить рядом с этой мегерой. Вернусь к девчонкам, надоело мне все.
Я была очень убедительна – сама себе поверила.
– Увольнять я ее не буду, – думая, что я намекаю именно на это, сказал Виктор Иванович.
Да и не надо, я добивалась совсем другого...
– Разве я вас прошу об этом?
Остановившись, я вздернула нос и посмотрела на Воронцова.
– Я поговорю с Екатериной Петровной, чтобы она особо к тебе не приставала, и будем считать инцидент исчерпанным.
– Нет, не будем, – топнула я ногой, – отказываюсь жить с ней под одной крышей! Я устала слышать о том, что постоянно вешаюсь на вас, это очень неприятно. К тому же она следит за каждым моим шагом и не доверяет...
– В этом-то я ее понимаю, – улыбнувшись, перебил меня Воронцов.
– У меня уже мания преследования развилась, все время кажется, что она сопит за спиной. Хочу жить отдельно! Вернусь к реке и буду каждое утро топать целый километр, чтобы выйти на работу и смахнуть образовавшуюся за ночь пыль!
Эх, зачем я это сказала (необдуманный риск), вдруг он скажет «хорошо», и тогда затея рухнет.
– Ни у какой реки ты жить не будешь.
«Наверное, он меня очень сильно любит, просто не может расстаться со мной ни на секунду, разлука бы для него стала чем-то столь невыносимым...»
– Мне намного спокойнее, когда ты в поле моего зрения, а то я просто не знаю, чего от тебя можно ожидать, – прервал мои мысли Воронцов.
Эх!
– Тогда я буду жить в развалюхе, что стоит на улице, но с Екатериной Петровной под одной крышей не останусь, мне необходимо личное пространство.
– В какой еще развалюхе?
– В охотничьем домике, жили же там когда-то люди, все лучше, чем здесь.
– Ну что ты говоришь, там холодно и сыро, – Воронцов взял с тарелки мягкую плюшку и сделал глоток остывшего чая из моей кружки. – Не придумывай.
– А мне там уютно. Я девушка скромная, не привыкшая к напыщенной роскоши, и хочу простого человеческого покоя. Буду жить там.
– Не придумывай, – повторил Воронцов и нахмурился.
– Тогда живите тут без меня! Я не хочу каждое утро гадать, что именно Екатерина Петровна кинет в меня во время очередного приступа буйного помешательства!
Главное – показать свой решительный настрой.
– Хорошо, живи в охотничьем домике, – устало выдохнул Виктор Иванович. – Я попрошу Юрия Семеновича позаботиться о дровах и проверить печку. Но это только на пару дней, успокоишься – и обратно, поняла?
Два-три дня – это уже неплохо. Я почему-то думала, что мне придется его намного дольше уговаривать. Все же лачужка выглядит не очень презентабельно, наверняка в ветреную погоду там стены трясутся.
– Пожалуй, я приду к тебе в гости, надеюсь, мне никто не помешает поздравить тебя с новосельем.
Я почти смутилась. Это на что же он намекает...
Виктор Иванович прихватил пару плюшек, бросил в мою сторону игривый взгляд и вышел из кухни. Что-то я разволновалась, где мой лучший друг и утешитель – холодильник?
Сыр, масло, рыба горячего копчения... Надо дать Нобелевскую премию тому, кто изобретет способ, как худеть, поедая все, что попадется на глаза. Сервелат, салатик из морепродуктов, соленые огурчики, тушеные баклажаны... Как Екатерина Петровна умудряется быть такой маленькой Дюймовкой, имея под рукой все это?.. Вернее, как она умудряется все это не есть? Наверное, ее точит изнутри злоба. Подкопченные колбаски, домашний паштет из куриной печенки, кусок пирога с капустой...
Захлопнув дверцу холодильника так сильно, что он несколько раз вздрогнул, я понуро отошла в сторону. Как жить, как жить, когда кругом одни соблазны?!
Стыдясь, я открыла холодильник еще раз.
Может, паштет не очень калорийный? Он свернут рулетиком с тонким слоем сливочного масла... Сжав зубы и запретив себе даже думать о еде, я вновь хлопнула дверцей. До чего же я ненавижу эту Екатерину Петровну со всеми ее кулинарными талантами!!!
В гостиной никого не было, и я направилась в свою комнату. На полпути услышала голоса, несущиеся со второго этажа, и притормозила.
– Что там стряслось? – спрашивал Максим.
– Пойдем ко мне в кабинет, – голос Воронцова.
Я, словно черная кошка по карнизу (заметьте – худая кошка), незаметная и недоступная, прошуршала по лестнице вверх и сразу же приложила ухо к светлой двери. Мне кажется, что эта дверь уже давно любит мое ухо. Она радуется, когда оно так доверчиво прижимается к ней.
– Обычная ругань, – сказал Воронцов.
– Аня?
– Да, с Екатериной Петровной.
Двух версий быть не могло – они обсуждали наш скандал.
– И что? – спросил Максим.
– Есть в этом один любопытный момент.
– Какой?
Жаль, что мне их не видно.
– Они поругались – что ж, бывает, но закончилось все тем, что Аня решила переехать в охотничий домик.
– Это тот, что во дворе? – поинтересовался Максим.
– Да, что и странно...
– Почему?
– Потому что такой итог не в Анином характере. Раньше она обязательно бы потребовала, чтобы туда выселили Екатерину Петровну. То, что она переезжает сама, отчасти небольшое поражение в ее битве с противником, а эта девочка поражений не терпит, и уж сама никогда бы не уступила территорию.
– Потому что такой итог не в Анином характере. Раньше она обязательно бы потребовала, чтобы туда выселили Екатерину Петровну. То, что она переезжает сама, отчасти небольшое поражение в ее битве с противником, а эта девочка поражений не терпит, и уж сама никогда бы не уступила территорию.
– Может, ты преувеличиваешь? – спросил Максим.
– Может, – затянувшаяся пауза. – Но все же странно, что Аня нашла такой компромисс. Компромисс, в котором она сама ущемлена: переезжает в какой-то старый домик, где нет даже отопления, готова полночи бегать с дровами и при этом даже не требует никакого наказания для обидчицы.
Засада. Эх, как же я лопухнулась! Надо было попросить, чтобы Екатерине Петровне хотя бы отрубили голову.
– До ее друзей – всего какой-то километр, а может, и меньше, она же предпочла жить в лачуге, а не с ними... – продолжал размышлять Воронцов, – Аня могла настоять на проживании с друзьями, но не стала.
– Ты ее знаешь лучше, но, может, у нее есть на это свои причины?
– Уверен, что есть, но только какие?
– Кажется, она неравнодушна к тебе, да и ты...
– Мне не хочется это обсуждать, – спокойно сказал Воронцов.
– Ты ей веришь?
– Да.
– Тогда почему постоянно сомневаешься?
– Потому что у нее острые, как бритва, глаза, потому что она гуляет сама по себе, потому что она не такая, как все... Потому что у нее есть то, без чего я уже не смогу жить...
– И что это?
– Она сама.
В комнате воцарилась тишина, сердце мое забилось куда-то в уголок и жалобно запищало.
Глава 21
Маленькое новоселье и вечер среди родственников и друзей
После обеда я занялась вещами – собрала абсолютно все и кое-как упаковала.
Я переезжаю надолго, пока не найду то, зачем пришла. Конечно, хотелось бы обнаружить нужную коробочку сразу, но на данный момент особых идей, где она может быть, у меня нет, так что я решительно занимаю нужную территорию до конца следующего столетия (если понадобится, конечно).
– Печку я наладил, дров принес.
Я обернулась. Юрий Семенович стоял в дверях и хмуро оглядывал комнату.
– Что удумала... Здесь у тебя все есть, а в домишке – что?
– Я же вам говорила, не могу жить с мымрой по имени Екатерина Петровна под одной крышей – задыхаюсь.
– Ты к этому домику давно интерес имеешь... не напортачь чего, – пропуская мимо ушей мои слова, сказал Юрий Семенович.
Я изобразила наивность.
– О чем это вы?
– Предупреждаю. Это все твои пожитки?
Юрий Семенович ткнул пальцем в мою сумку, рядом, привалившись к стене, разместился еще и пакет.
– Ага, – кивнула я.
– Негусто.
– Так ведь на зарплату горничной не разживешься, – удрученно пожала я плечами.
– Я помогу.
Так мы и прошествовали до моего нового места жительства – Юрий Семенович впереди с моими сумками, а я сзади, с плескающимися эмоциями и бурлящими мыслями.
Сейчас я там все обустрою, а вечером начну поиски.
– А как в домике со светом? – спросила я.
– Свечка, – коротко ответил Юрий Семенович.
Негусто.
– И что, сделать ничего нельзя?
– Можно, только Виктор Иванович сказал, что ты там будешь всего два дня, так зачем что-то делать...
– Вот еще, я туда переезжаю надолго... навсегда! Это моя принципиальная позиция, так своему Виктору Ивановичу и скажите!
– Разбирайся с ним сама, делать тебе нечего, – проворчал Юрий Семенович и открыл дверь охотничьего домика.
Я зашла. Вдруг все здесь мне показалось до боли родным, до боли моим. Не знаю, как это объяснить, но теперь на то, что меня окружало, я смотрела совсем другими глазами, и бриллианты тут были ни при чем.
– Я здесь сделаю все так красиво, – вдохновенно прошептала я.
– Это невозможно, рухлядь, она и есть рухлядь, – сказал Юрий Семенович, ставя сумки на пол.
Я посмотрела на него – худой и высокий, в сумрачной комнате он казался человеком из другой галактики, пришельцем.
– Здесь будет красиво, – повторила настойчиво и улыбнулась.
Юрий Семенович развернулся и направился к выходу.
– Завтра проведу тебе свет... лампочку какую-нибудь... вот ведь шальная на мою голову, – пробубнил он.
– Спасибо.
Правда, я уже не была уверена, что хочу в своем домике иметь этот кусок цивилизации, но при поисках свет, конечно, вещь немаловажная.
Я провела рукой по пыльному столику и радостно вздохнула. Прекрасно. Просто прекрасно! Уборки прилично, но это даже хорошо, может, вот так, случайно, я и наткнусь на то, что ищу?
Я засучила рукава. Смотрите – я спешу трудиться! Мне это нравится!
Уже через час можно было без опаски дотрагиваться до чего угодно – пыль и грязь погибли смертью храбрых в неравном бою с влажной тряпкой.
Через полтора часа кровать, которую я выбрала, была уютна и притягательна. Чистое белье и тоненький бежевый плед, который я стащила из своей комнаты, сделали свое дело. Сюда бы еще какую-нибудь Альжбеткину плюшевую игрушку, но боюсь, этого я не переживу. Свежие цветы на так называемой кухоньке и выстиранные, мокрые шторки на окнах... немного рваные шторки – красота!
Через два часа... через два часа раздался стук в дверь, и я была вынуждена отвлечься от приятных хлопот на гостя.
– Я за тобой, – торжественно произнес Максим, оглядывая обстановку, – очень у тебя мило.
Он улыбнулся, я бы сказала, насмешливо улыбнулся. Ну и пусть. Плевать.
– А мы что, куда-то идем? – спросила я, вертя в руках сломанный стул и размышляя, не то его выкинуть, не то починить.
Максим все еще насмешливо улыбался. Я мысленно отметила, что ему необыкновенно идет зеленый свитер с высоким горлом и легкая небритость.
– Присаживайтесь, – сказала я и поставила перед Максимом стул. Он не рискнул.
– Идем. Я отпросил тебя у Виктора, и сейчас мы направимся в сторону реки.
– Зачем? – поинтересовалась я, наивно хлопая ресницами (надо было себя настроить на путешествие в сторону причудливого Осикова и моей несравненной маман).
– Я же говорил, что собираюсь познакомиться с твоими друзьями, да и с другими обитателями туристического лагеря.
Максим подошел к окну и скептически оглядел мои рваные и мокрые шторки.
– Ну, так идите сами, а у меня дел полно.
Может, мне сейчас повезет, и он отстанет от меня? Хотя нет, ясно же, что не отстанет.
– Собирайся, – сказал Максим и вышел на улицу.
Такой молодец, просто настоящий мужчина – сказал, как отрезал. Наглый. Ладно, зачем я на него злюсь, это его работа. Помогу, уж так и быть, все же он приятный, обаятельный, интересный, умный... и дружит с моим Воронцовым.
– А вы, Максим Сергеевич, женаты? – пропела моя мама, наливая гостю чай.
– Нет, не женат, я уже спрашивала, – болтая ногой, ответила я.
– Жаль, что у нас ничего не украли, – обнажая плечо, практически простонала Альжбетка, мне даже показалось, что от нее пошел пар.
– А что вас заставило стать частным детективом? – поинтересовалась Солька.
– Наверное, баллов нужных не набрал в нормальный институт, – начала я размышлять вслух.
– А какой бы вы хотели видеть свою избранницу? – вновь влезла моя маман, по всей видимости, ожидая от меня заинтересованности.
Я покосилась на Максима. Очень надеюсь, что ему больше никогда не захочется общаться с этими замечательными людьми. Максим был спокоен, как и положено ему по долгу службы.
– А вы нас обыскивать будете? – с надеждой спросила Альжбетка.
– Размечталась, – ответила я, – я этого уже несколько дней жду, и пока что-то мечты не сбываются.
– Сегодняшний мой визит – это скорее желание познакомиться с приятными и интересными людьми, чем моя обычная и повседневная работа.
Я специально посмотрела на него – не покраснел. Никакого стыда, скажу я вам.
– Но при желании вы обыскать можете? – уточнила Альжбетка.
– При желании могу.
– А вы кого подозреваете? – деловито осведомилась Солька, откусывая глазированный шоколадом пряник.
Славка ее нежно обнимал, и мне жутко хотелось узнать, рассказала ли ему Солька про ребенка или нет.
– Всех... впрочем, как обычно, – ответил Максим.
– Это правильный подход, – закивал Осиков, – не стоит отметать никакие версии, преступники нынче хитры и изворотливы.
Солька поперхнулась чаем. Альжбетка наверняка бы тоже поперхнулась, но свой чай она допила минут пять назад.
– А вы, я вижу, хорошо осведомлены о случившемся, – улыбнулся Максим, поглядывая в мою сторону.