Я не удивилась: такой уж он человек, что все знает.
– Кот не нашелся?
– Нет, но я не теряю надежды.
– Найдется.
– Сейчас чай поставлю. Замерзла, небось, вон ветер какой злющий поднялся, давно такого не было. Такой ветер не только листву уносит, но и человеческие души с земли сметает.
– Спасибо, – поежилась я.
Чай был с мятой. На тарелке появился кусок черного хлеба, густо намазанный топленым сливочным маслом, такие желтые твердые крупинки... Мне стало стыдно, что я пришла с пустыми руками. Очень стыдно.
– Ты ешь, а то худая, точно жердь.
Укусив роскошный бутерброд, я от непередаваемого удовольствия на мгновение прикрыла глаза.
– Спрашивал про тебя тут один, да ты, наверное, и сама знаешь, из-за этого и пришла.
Я кивнула.
– Сказал, что убили пришлого-то.
– Убили, – коротко подтвердила я.
– Злое дело, нехорошее. К тебе-то чего этот служака цепляется?
– Да он всех проверяет, работа у него такая. Вы ему про меня что говорили?
– Про кота он спрашивал, так я все подтвердил – за котом-то бегать – дело неподсудное, об остальном умолчал, захочешь, сама ему расскажешь.
– Спасибо вам, очень вы меня выручили. И объяснить-то вам я ничего не смогу, просто спасибо.
– А мне объяснять и не надо, ты человек правильный, а такие греха не делают, – дед Остап налил себе вторую кружку чая, – аккуратнее будь.
– Обещаю, – улыбнулась я.
До чего же было мне приятно и спокойно! Оглядевшись, я увидела гроздья рябины, разложенные на подоконнике, связку грибов на ржавом гвозде, дрова, сваленные в кучу, старенькие рукавицы... Хорошо-то как.
– Пожила бы у меня, вся боль бы и слетела, – прочитал мои мысли дед Остап.
– Я бы с радостью, да только не получится. А вы почему перестали приходить за едой, вроде вы говорили, что Екатерина Петровна вам продукты давала? Я бы вас встретила...
– Так шумно у вас теперь, народу понаехало, к чему мешаться. Да и беды навалились – меня и не подпустят.
– Только пусть попробуют не пустить, – нахмурилась я, – вы скажите, что ко мне, а уж я с ними разберусь.
– Вояка ты, – усмехнулся дед Остап и облизал ложку, перепачканную крупинками масла.
– Есть немного, – сказала я и протянула руку ко второму бутерброду, – вот, думаю сходить в дом, где убитый проживал, может, что интересное найду.
– Не найдешь, был я там, сразу после следователя. Пустой дом, даже мыслей от того человека не осталось, видно, слишком мало их было у него.
К реке я шла бодрая и веселая – бояться нечего, Максим ничего не знает.
– Бедный Юрий Семенович, – улыбнулась я, – наверное, мама довела его до инфаркта.
Хотелось бы мне уберечь его от родительницы, но ситуация требовала жертв.
Девчонки оказались уже в домике. Я взяла полиэтиленовую сумку и стала набивать ее продуктами. Все, что попадалось мне на глаза, было тут же упаковано.
– Привет, – выплывая из комнаты, сказала Солька.
Она тут же побледнела, зажала рот рукой и бросилась на улицу в сторону туалета. Началось. Я смотрела ей вслед, почти завидуя.
– Альжбетка! – крикнула я и заглянула в девичью комнату.
Альжбетка пилила ногти и изредка кидала на Юрия Семеновича сочувственные взгляды. Осикова не было, а мама сидела напротив садовника и, расправляя лямки цветастого фартука, вещала:
– Нет, что вы, моя дочь не такая, ее внимание ко мне – это жалкие крохи, которые я вынуждена подбирать с мостовой...
Это сравнение она всегда очень любила.
Увидев меня, мама замолкла, а Юрий Семенович вскочил. Представляю, как он был счастлив меня видеть.
– Альжбетка, дело есть, выйди. Юрий Семенович, пожалуй, нам пора.
Он улыбнулся – не так часто увидишь, как он улыбается. Вот что значит вовремя появиться.
– Не хочешь ли ты сказать, что у тебя есть секреты от своей матери? – услышала я недовольный голос.
– Мама, если бы ты только знала, как много у меня от тебя секретов.
– Когда у тебя будут дети, в чем я очень сомневаюсь, так как на свете нет мужчины, который смог бы тебя терпеть больше одного часа, так вот...
Дальше можно не слушать: это любимая песня моей мамы – про то, что я все пойму и осознаю, но будет поздно, и про то, что такие, как я, умирают в одиночестве, так как всю жизнь не уважали никого... я на эту тему могу уже диссертацию защитить.
– Альжбетка, этот пакет ты сейчас отнеси в деревню...
– Зачем, пусть Солька сходит, – лениво протянула подруга.
– В деревне живет один старик, дед Остап, знаешь его? – спросила я, не обращая внимания на Альжбеткины протесты.
– Встречала, когда гулять ходили.
– Так вот, этот пакет с продуктами отдашь ему, понятно?
– Понятно.
Альжбетка сморщила лоб и, видно, усиленно задумалась, как бы ей отвертеться от данного мероприятия. Я посмотрела на нее сердито – надежда на избавление покинула ее, плечи чуть опустились, и она безропотно взяла сумку.
– Сделаю, не волнуйся, – сказала она.
– Ты кота здесь не видела, серый такой?
– Нет, вроде.
– Тогда давай топай, – улыбнулась я. – Накинь куртку, ветрено.
– А ты скоро опять придешь? Жить с твоей мамой – это просто кошмар какой-то, – прошептала Альжбетка.
– Потерпи еще немного, надеюсь, что через неделю все это закончится.
Альжбетка, приободренная моими словами, поплелась в сторону деревни. Я сочувственно посмотрела на Юрия Семеновича.
– Ну что скажете? – спросила я.
– Больше на меня не рассчитывай, – сердито ответил Юрий Семенович, – я вообще не знаю, как я эти два часа выдержал с Марией Андреевной.
– Ничего, подобное закаляет, посмотрите на меня: я с мамой прожила целую жизнь, и ничего, только кошмары по ночам иногда мучают.
– Домой, – потребовал садовник и схватил меня за руку, – мне кошмары по ночам не нужны.
Завидев побледневшую Сольку, направляющуюся к нам, я попросила:
– Юрий Семенович, вы идите помедленней, а я вас через пять минут догоню. Обещаю.
Солька была явно расстроена, похоже, ее самое любимое занятие – заталкивание в себя всевозможных продуктов – больше не приносило ей удовольствия. Есть о чем горевать, скажу я вам.
– Это ужасно, я не думала, что это так ужасно, – закатила глаза Солька. – Как жить, как жить...
– Ничего, обычно это длится не так долго, – утешила я, – как у вас тут?
– Нормально, только Славка хочет, чтобы я поехала в Москву.
– Прав.
– Никуда не поеду, – топнула ногой Солька. Упертая девчонка.
– Как Осиков?
– Странный он последнее время: то радуется на ровном месте, то паникует, иногда сядет в угол и смотрит в одну точку... как бы он тут с ума не сошел.
– Ох уж мне этот Осиков! Что-нибудь еще подозрительное заметила?
– Да нет вроде, Вероничка с Егором поругались, вернее, не знаю я, кто там с кем поругался, а только домик их ходуном ходил, и орали они там друг на друга конкретно. А еще Степан узнал, что Максим у сторожа про него спрашивал, и бегом к себе – вещи собирать. Альжбетка мне рассказывала, она тут с ним на свидание ходила...
– Что?
– Так скучно здесь, заняться нечем, маман твоя все уши спилила. Ну, так вот, Степан сказал, что немедленно уезжает, но Альжбетка его образумила, мол, сейчас сразу тебя подозревать и начнут, вроде уговорила его дня на два остаться.
– А Вероничка с Егором с ним не собирались?
– Я не знаю, – пожала плечами Солька.
– Ну ладно, загорайте здесь, а мне бежать пора.
Я чмокнула Сольку в щеку и хихикнула. Вообще такие нежности я не приветствую, но у нее токсикоз, надо же побаловать старушку.
Оставив ошалевшую от моей нежности Сольку около дома, я бросилась догонять Юрия Семеновича.
Глава 28
Пища для размышлений… Не буду ничего больше говорить, вы все узнаете сами...
Чем занимаются порядочные девушки в свой выходной? Правильно – подглядывают и подслушивают. Я не собиралась быть исключением из этого замечательного правила. Мысли о Галине Ивановне давно не давали покоя – еще с того шумного утра, когда у нее украли колье... Где она была той ночью? Почему не слышала, как взломали ее шкаф?
Страховка, превышающая стоимость колье в два раза – это неплохой повод подозревать мою хозяйку. Если предположить, что воровка – именно она, то в таком случае она получает не только огромную сумму денег по страховке, но и сохраняет у себя «Живую слезу», которую потом можно распилить хоть вдоль, хоть поперек, продать и опять же обогатиться.
Так что, как только я увидела, что она о чем-то спорит со своим дружком, так тут же настроила уши на нужную волну.
Лучше бы они спорили в каком-нибудь другом месте: прятаться за бревнами было не очень-то удобно. «Нашли время для прогулки, холодно же, могли бы и обо мне подумать! Хорошо, что уже стемнело, надеюсь, никто моего энтузиазма не увидит», – пронеслось в голове...
Они стояли и шипели друг на друга, и я поползла вдоль бревен, только с другой стороны.
– ...ты нисколько меня не любишь, – капризно говорила Галина Ивановна, – тебе нужны только деньги, мои деньги!
– Как ты можешь так говорить, – напыщенно отвечал Евгений Романович, – какие деньги, у тебя их не так уж и много осталось.
Пришлось зажимать рот, чтобы не засмеяться – вот же какая интересная штука эта любовь!
– У меня есть фирма и еще много чего... – гневно прошептала Галина Ивановна.
– Да, есть – долги, это ты их имеешь в виду? Если бы не твой братец, ты бы давно разорилась!
– Ты меня не любишь, – уже с удивлением отметила тетя Галя, будто Америку для себя открыла.
– Люблю, очень даже люблю, я тебе и напоминаю, что, несмотря на то, что последнее время у тебя проблемы со средствами, я все равно с тобой.
«Он хоть слышит, что говорит?»
– У меня нет никаких проблем, я обеспеченная независимая женщина!
– Кого ты хочешь обмануть, у тебя не было даже средств на страховку для этого твоего колье, если бы не Виктор, оно бы было не застраховано.
– А оно и так не застраховано! – повысила голос Галина Ивановна.
Я не поверила своим ушам.
– Как это? – изумился Евгений Романович.
– А вот так, тебе нужны были деньги для поднятия своего бизнеса, и я их тебе дала, но тебя же не волнует, где я взяла их.
– Ты хочешь сказать, что тот подарок... это деньги, которые тебе дал на страховку Виктор?!
– Да!
– Не ори, нас могут услышать.
«Да даже если вы будете шептать, я вас все равно услышу. Как я могу такое пропустить...»
– А что мне оставалось делать, ты же просил денег, а у меня не было.
– Ты только что говорила, что твои финансовые дела в полном порядке, – раздраженно сказал Евгений Романович.
– Они и будут в порядке, скоро будут...
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего, просто не может быть все время плохо, все наладится, я в этом уверена.
– А твой брат знает о том, что ты скоро разоришься?
– Я не разорюсь! Это просто временные трудности!
– Я же попросил тебя не орать, – прошипел Евгений Романович.
– Как я могу сказать об этом Виктору, когда стоит мне только заикнуться о материальных проблемах или попросить деньги на что-нибудь абстрактное, как он тут же засядет проверять мои финансовые дела и будет спрашивать, куда я подевала все те деньги, которые он мне давал.
– А куда ты их дела?
– Ты что, идиот? – фыркнула Галина Ивановна, и раздался глухой стук (наверное, она постучала по бревнам... или по голове). – Я все спустила на тебя и твою дурацкую фирму! Я же не знала, что ты никчемный руководитель и ничего сделать не в состоянии, ты разорил не только себя, но, похоже, и меня.
– Все, что ты давала, было твоей личной инициативой.
– Нет, это ты вытянул из меня все под разными предлогами, ты сто раз обещал вернуть деньги, и что?
– Тебе известно... Мой бизнес пошел прахом, но если бы ты нашла еще средства, то я бы...
– Даже не хочу больше этого слушать, – голос Галины Ивановны стал хриплым.
– Милая моя, дорогая, нам так хорошо вместе, вспомни, как мы встретились в первый раз... – а голос Евгения Романовича напомнил растекающуюся сгущенку.
– Не надо заводить эту старую песню...
– Посмотри на меня, даже жить с тобой в разных комнатах для меня мука, я из-за этого пью...
«Тьфу, вот ведь саранча! А она-то тоже хороша, надо же иногда и мозгами пользоваться... Значит, у нее нет страховки, нет денег, и вот беда – колье стоимостью в миллион долларов куда-то подевалось... куда же оно подевалось?.. Уж не за счет ли него вы, Галина Ивановна, собираетесь поднимать свой бизнес?.. Пора сматываться, наверное, больше ничего интересного я не узнаю, а слушать, как Евгений Романович обводит эту курицу вокруг пальца, просто противно».
Я осторожно отползла и оглянулась – за мной никто не наблюдал. Повезло.
На кухне никого не было, что стало приятным сюрпризом – встречаться с вредной Дюймовочкой не хотелось. Подавляя «порхающее» в животе чувство голода, я принялась изучать полки и заодно думать: «Печенье не буду, бутерброд не буду, салат... тоже не буду. Кусочек сыра – вот он, триумф вкуса! Это ничего, что я продолжаю хотеть печенье, бутерброд и салат...»
Долетевшие до слуха голоса сбили меня с нужной волны. Галина Ивановна с влюбленным в ее деньги другом наконец-то закончили соревноваться в конкурсе «Самый разорившийся из всех разорившихся» и пришли домой.
Плюхнувшись за стол, я полистала журнал, покачала ногой, поговорила с сыром и с печеньем (почему-то мне казалось, что печенье меня больше понимает, чем сыр), вымыла свою кружку, потом налила еще чаю и посмотрела в окно...
– Ах, ах, ах, где же мой крем? – качая головой, пробормотала я. – Мне кажется, я его совершенно случайно забыла в охотничьем домике. А мне он так нужен! Как же я без него? – я уверенно вживалась в роль. – Что же делать? Наверное, надо пойти и взять его. Сомневаюсь, что смогу его сразу найти, придется мобилизовать все свое умение и смекалку, чтобы отыскать следы малюсенькой баночки крема в этом огромном старом домище.
Сделав удрученное выражение лица, я направилась к месту недавнего проживания.
– Ах, как же не хочется искать эту баночку крема... И как я вообще догадалась, что крем в охотничьем домике...
Я очень надеялась, что никто не заметит моей прогулки и позже появится возможность еще раз поискать многострадальный крем (чем больше попыток, тем лучше). На первом этаже свет почти везде был выключен, Екатерина Петровна наверняка уже спала, начитавшись на ночь Библии, выше – у Галины Ивановны – виднелся тусклый свет ночника.
– Ты куда? – услышала я знакомый и горячо любимый голос.
– А что? Разве мой выходной закончился? Мне казалось, что хотя бы по территории участка я могу передвигаться без лишних вопросов, – ответила я, приоткрывая дверь.
– Я просто хотел тебя проводить, вдруг ты споткнешься, темно все же, – ухмыльнулся Воронцов.
– Спасибо, но я весьма самостоятельная особа и ногами пользоваться умею.
Соскочив со ступенек, я бодро зашагала по дорожке.
– Ты куда? – опять спросил Воронцов.
Стараясь напустить на себя побольше беззаботности, я кивнула в сторону охотничьего домика.
– Зачем?
– А если я захочу в туалет, мне об этом вам тоже надо будет рассказывать?
– Желательно, – засмеялся Воронцов и наклонил голову набок, – я вообще хочу знать о тебе все.
– Иду в домик, мне кажется, я там забыла свой крем. Вы же не хотите, чтобы за ночь мое лицо скукожилось от морщин? Я уже не молода, и, знаете ли, приходится прибегать к косметическим средствам.
– Хорошо, иди.
– Вот спасибо, а я-то думала – отправите меня к следователю за пропуском и разрешением, – я усмехнулась и добавила: – А вообще вы должны были сказать что-нибудь похожее на «Какие еще морщины, ты великолепна и без всякого крема».
– Ты великолепна и без всякого крема, – повторил он тихо и сделал шаг в мою сторону.
Разволновавшись, я решила сбежать. Вполне объяснимая дрожь подогнула мои колени, но я все же взяла себя в руки. Развернулась и последовала заранее выбранным курсом.
«Баночка с кремом, баночка с кремом, баночка с кремом... Надо все время повторять свое спецзадание, тогда я не буду отвлекаться на необыкновенных, настоящих и любимых мною мужчин. Баночка с кремом, баночка с кремом, баночка с кремом...»
Перепрыгнув через ступеньки, я скрипнула открывающейся дверью. Свет провести Юрий Семенович не успел, так как выселили меня слишком быстро, ну что ж, это и не плохо, я всегда любила запах свечей. Вот только как в таком полумраке искать бриллианты?
– Зажгу, пожалуй, пять свечей, этого будет достаточно, – решила я.
Одна, две, три...
– Больше не надо, хватит, – сказал Воронцов, закрывая за собой дверь.
Я вздрогнула. Вы бы тоже вздрогнули на моем месте.
– Где же она может быть... – пробормотала я и стала демонстративно лазить по полкам и ящикам.
Наклонившись, заглянула под кровать, но там лежали носки, оставленные мною для второго посещения, так что сейчас находить их я не собиралась. Переключившись на стул, я почувствовала, как Воронцов следит за каждым моим движением. «Да что же это такое, почему я дрожу?..»