— Это вышло случайно, — сказал я. — Я все ему объясню. Я заставлю его вернуть мое тело.
— Освальд Мэнс никогда тебя не простит, — прошептал мужчина. — Освальд Мэнс — редкостный мерзавец. Он и его брат были до того исполнены злобы, что некоторые называли их воплощением Зла.
— Освальд Мэнс и его братец спалили дотла половину нашего города, — прокаркала старуха. — Они предали его огню — так, забавы ради. Погибли люди. Ох, сколько же людей погибло… — ее голос сорвался.
— Тебе никогда не отнять твое тело у Освальда Мэнса! — сказал мужчина. — Освальд слишком гнусен, чтобы вернуть его.
— Я верну его! — завопил я. — Меня не волнует, насколько он гнусен! Это мое тело, а не его! Должен же быть способ его вернуть!
— Способ есть. Скажи ему. Скажи ему… — забормотала старуха.
— Как? — воскликнул я. — Как мне его вернуть? Расскажите!
— Разбирайся сам, — ответил мужчина.
Я пытался добиться от упырей большего, но они отказывались говорить. Вместо этого они вновь закружились в медленном танце смерти.
Я смотрел на них, на их изможденные, безжизненные лица. Я беспомощно плыл, глядя на эти тени безжалостной смерти, глядя, как корчатся в пляске их изуродованные тела — и вновь почувствовал ту неумолимую силу. Она потянула меня обратно в раскрытую могилу.
Я должен выбраться с этого кладбища! — Я отчаянно боролся с невидимой силой. Но как? Как мне это сделать — без тела?
А упыри все отплясывали свой беззвучный танец среди могил, вскидывая негнущиеся ноги, хрустели костями рук и пальцев, и запрокидывали к луне ухмыляющиеся скелетированные лица.
Я чувствовал, как меня затягивает вниз… вниз, в холодную темную могилу.
Но тут мощный порыв ветра внезапно подхватил меня и понес прочь от пляшущих упырей.
Ветер пронес меня над кривыми деревьями и швырнул оземь.
Я почувствовал, что лежу, распростершись, на земле, на толстом ковре из палой листвы. А потом листья зашелестели, будто перешептываясь.
Сперва звук был тихим.
Потом сделался громче.
Сухой хруст. Что-то двигалось среди листьев. Что-то приближалось.
Хруст нарастал. Становился все громче и громче, пока не превратился в рев.
Скользя среди листьев, я вглядывался в направлении, откуда доносился пугающий звук.
И прислушивался… Прислушивался…
Пока не увидел крыс.
Темно-серым морем катились они сквозь сухую листву, захлестывая волнами надгробные камни. Дюжины дюжин крыс сновали по земле, хлеща чешуйчатыми хвостами по листьям и пронзительно визжа от голода.
Тощие, голодные крысы, рыщущие в поисках пищи.
Обнюхивающие землю.
Обнюхивающие могилы.
Вынюхивающие жертву.
Я в ужасе смотрел, как из-под какого-то надгробья выскочил перепуганный кролик.
Крысы хлынули вперед.
Кролик поднялся на задние лапки и замер, скованный ужасом.
Волна серой шерсти захлестнула несчастное создание. Кролик исчез в колышущемся сером море.
Все произошло молниеносно.
Крысы рассыпались в стороны, сосредоточенно пережевывая кровавые клочья нежного мяса.
За считанные секунды от кролика осталось всего ничего. Ошметки мышц. Лужа крови. И дочиста обглоданные косточки.
С отвращением смотрел я на беснующихся крыс.
С отвращением — и отчаянием.
Я смотрел на крыс… и внезапно понял, что должен сделать.
15
Крысы разбились на небольшие группки, догрызая останки своей жертвы. Острые зубы кромсали последние клочья кроличьей плоти.
Мне нужно тело, сказал я себе.
Мне не сбежать с кладбища без тела.
Я — всего лишь воздух. Я буду летать здесь вечно. Если, конечно, меня не затянет в могилу.
Смогу ли я вторгнуться в чужое тело, как упырь вторгся в мое?
Смогу ли я заполучить себе другое?
Внизу, подо мной, встала столбиком крыса: живот раздулся от крольчатины, красные глазки горят в темноте.
Накатила волна дурноты.
Неужели я и впрямь решил вселиться в крысиное тело?
Я отвернулся от этой твари. Уже одна мысль казалась ужасной и омерзительной.
Спенсер, ты обязан предупредить свою семью, убеждал я себя. Освальд Мэнс — настоящий подонок.
Над твоей семьей нависла угроза. И все, что он с ними сотворит, будет твоей виной.
Ведь он — в твоем теле!
Попробуй! Попробуй вселиться в крысу.
Это поможет тебе отсюда выбраться. Это поможет тебе добраться до дому.
А потом?
Что потом-то делать?
Давай сделаем хотя бы первый шаг.
Цепенея от страха, я все-таки смог повернуться к обожравшейся крысе внизу.
И ринулся в атаку.
Когда я устремился вниз, взгляд крысы взметнулся вверх, словно она могла меня видеть.
Ее хвост задергался.
Она повернулась, словно хотела удрать.
Но прежде чем она успела сделать еще хотя бы одно движение, я принялся втискиваться ей в голову.
Я хорошо помнил, как упырь вселялся в меня. Начал с головы и проталкивался вниз… вниз…
Получится ли у меня проделать то же самое с крысой?
Я сконцентрировался. Вниз… вниз… сквозь шерсть… сквозь кожу…
В раздутое тело.
Тесно… До чего же стало тесно! Тесно — и жарко. Я пытался уменьшиться, сжаться.
Сконцентрируйся… Сконцентрируйся…
Я чувствовал, как извивается и корчится несчастная крыса. Она билась в конвульсиях и верещала от ужаса.
Она отчаянно вращала головой из стороны в сторону, пытаясь от меня избавиться.
Я еще сильнее сосредоточился. Все свои мысли я направил на то, чтобы внедриться в крысу.
Глубже. Глубже.
Крыса билась на земле. Перекатывалась с боку на бок. Бешено тряслась всем телом.
Потом ее тело пробила последняя судорога — и несчастное создание обмякло. Оно повалилось на землю и застыло без движения.
Я огляделся. Как же горячо. Горячо и влажно.
Я пытался сфокусировать зрение. Все вокруг представлялось сейчас размытым серым пятном.
Я моргнул. Теперь у меня были веки. Настоящие веки, а значит — и настоящее тело!
— Я это сделал! — вскричал я. — Я внутри у крысы! Я вселился в крысиное тело!
Я пошевелил ногами — четырьмя короткими ножками.
Фе.
Я запищал:
— Не хочу быть крысой! Хочу быть собою!
Сейчас не время об этом думать, попенял я себе. Сейчас надо думать лишь о том, как добраться домой и предупредить семью о зловещем упыре.
Я повернулся, пробуя свои новые ноги в деле.
Глубоко вздохнул — и сорвался с места.
Я несся сквозь траву. Мои усики скребли по стебелькам.
Трава ужасно щекоталось. Набитое пузо волочилось по земле.
Я же крыса! — успокаивал я себя.
Я и воздух нюхал как крыса. И на мир смотрел крысиными глазами. Ветер ерошил мою шерстку. Позади волочился хвост.
Миллион совершенно новых ощущений! Пытаясь игнорировать их, я выскочил из травы и понесся к воротам.
— Кто-нибудь, помогите мне! Помогите мне!
Я остановился, услышав позади себя чей-то слабый, жалобный голосок.
Испуганно навострил уши.
Неужели обращались ко мне? Кто же это звал на помощь?
Я вглядывался в темноту, пытаясь сфокусировать свое странное новое зрение.
Никого. Ни души.
Я побежал дальше.
— Помоги… умоляю… — вновь послышался жалобный голосок.
Нет времени, решил я. Я не могу вернуться.
Я повернулся и засеменил вниз по склону холма.
Что же мне делать, когда я вернусь домой? Так ли гнусен Освальд, как говорили о нем упыри? Смогу ли я найти способ отнять у него мое тело?
Или же оно потеряно навсегда?
16
Сухие листья царапали мое брюшко, когда я повернул в направлении дома. На бегу мои острые коготки вонзались в грязь.
Двигаться так, почти стелясь по земле, было очень непривычно. Деревья и даже травинки возвышались надо мной, отчего я ощущал себя маленьким и беззащитным.
Зато нюх у меня был что надо. И даже слишком. Запах грязи так и шибал в ноздри.
Я бежал и бежал.
Прямо перед моим носом из земли высунулся червяк. Я притормозил, чтобы получше его рассмотреть.
Он выскользнул из черной дырки в земле и неторопливо пополз ко мне.
Мои усики задергались, когда я учуял чудесный аромат. Мммммм! Жирный, вкусный червяк!
Я атаковал прежде, чем успел себя остановить. Я вонзил зубы в кольчатую плоть червя.
Его сладкие соки наполнили мой рот. Я яростно жевал. Перемалывал червя в кашицу и проворно заглатывал.
Потом хорошенько облизал шерсть вокруг пасти, собирая последние капли темной жижи.
Что же я делаю? — подумал я с ужасом. Я съел червяка! И мне понравилось!
Все еще ощущая во рту его божественный вкус, я помчался дальше.
Я бежал быстро, но коротенькие крысиные ножки не могли покрывать достаточного расстояния. Легкие горели, однако я не позволял себе остановиться.
Домой, домой. Ты идешь домой. Я пытался себя подбадривать. Но что я там буду делать?
Как я смогу кого-либо предупредить? Я же крыса.
Не думай об этом сейчас, говорил я себе, пыхтя на бегу. Мозг-то твой, Спенсер, никуда не делся. Как доберешься — что-нибудь придумаешь.
Я перелез через гниющее бревно. Влажная плесень липла к шерсти. Я хорошенько отряхнулся и продолжал бежать.
Сердце бешено колотилось. В глотке бушевал пожар.
Наконец, почва выровнялась. В поле зрения возникли дома; они возвышались впереди, как огромные неприступные замки.
Я остановился перевести дух. Где же я? Отсюда, с самой земли, дома выглядели неузнаваемо. Трава казалась густыми джунглями.
Я бросился через дворы, поглядывая вверх, на темные окна. Внезапно мой желудок отчаянно заурчал.
Я опять проголодался, понял я. Хотя «проголодался» — не совсем то слово: я буквально околевал с голоду.
Большого червяка мне оказалось мало. Я должен найти пищу. Я должен поесть — немедленно.
Голод сделался невыносимым. Он поглотил все мои мысли.
Найти еду… Найти еду…
Я встал на задние лапки и принюхался, подергивая усиками.
Да! Ноздри уловили сильный запах пищи.
Снова упав на все четыре лапки, я увидел опрокинутый помойный бак, отливающий серебром в свете луны.
Да! Да! В желудке у меня заурчало еще громче. Из разинутого рта побежали слюни.
Я пронесся через траву и запрыгнул в самую кучу мусора. Вкуснотища!
Огромный кусок гамбургера! Несвежего гамбургера, позеленел уже. От восхитительного аромата тухлого мяса у меня еще сильнее потекли слюнки.
Я схватил передними лапками добрый кусок и жадно запихал в рот. Гниющее мясо скользнуло вниз по языку. Я схватил новый кусок.
И резко обернулся, услышав какое-то шебуршание за спиной.
И прямо перед собою увидел пару горящих красных глаз. Услышал грозное шипение. А потом что-то острое чиркнуло меня по горлу.
С пронзительным взвизгом я отпрянул назад.
Другая крыса! Две крысы. Какой там. Больше!
Они залезли на мусорную кучу, подхватывая огромные куски тухлого мяса и тут же пережевывая. Хряпали так, что за ушами трещало, а из пастей сочилась слюна.
Продолжая жадно пожирать мясо, они меня окружили. Сверкая глазами, они двинулись вперед. Жевали, жевали и неумолимо приближались ко мне.
А потом подняли когтистые лапы, готовясь к нападению.
17
Я пытался отбиваться. Пронзительное угрожающее шипение вырвалось у меня из горла. Я поднял лапы и замолотил по воздуху.
Две крысы с верещанием накинулись на меня: одна спереди, другая сзади.
Я почувствовал, как острые зубы возились в мех на плече.
С отчаянным визгом я проскочил под ними. Потом круто развернулся и яростно замахал перед собой когтями.
Чего они на меня накинулись? — недоумевал я. Я же крыса. Я их сородич!
Может, чуют, что я «неправильная» крыса, подумал я. Может, они понимают, что я не такой, как они.
Что же мне делать? Всех мне не одолеть!
С истошным визгом одна из крыс прыгнула, целясь мне в глотку. Когти оцарапали мне спину.
Я подскочил и высвободился. Попятился назад — и пятился, пока не уперся во что-то спиной.
Я в западне, понял я. Позади — стена дома.
Ряд красных глазок уставился на меня; крысы двинулись вперед, явно намереваясь добить чужака.
Дрожа всем телом, я прижался спиной к каменной стене. И всего в нескольких сантиметрах справа от себя увидел кабель.
Тонкий телевизионный кабель. Мой взгляд скользнул по всей его длине и остановился на сточном желобе.
Крысы верещали. Когти царапали воздух. Под горящими красными глазами неустанно щелкали челюсти.
Я заставил себя прыгнуть прежде, чем они атаковали. Ухватился за кабель передними лапками. И принялся карабкаться вверх — к дождевому желобу на крыше.
Я приземлился на холодную черепицу с громким хлопком.
С колотящимся сердцем я поднялся на ноги. Я не стал смотреть вниз. Я припустил сперва по одному скату крыши, затем по другому. К фасаду дома.
Потом нырнул в забитый отсыревшими листьями сточный желоб и затаился. Переводя дух. Прислушиваясь. Принюхиваясь. Все мои чувства были на пределе.
Убедившись, что крысы за мной не последовали, я выглянул из-за края желоба. К своему удивлению, на другой стороне улицы я увидел свой дом.
Домой! От счастья мое сердце забилось, как в лихорадке.
Дрожа, я долго любовался своим домом, будто видел его впервые.
А потом, глубоко вздохнув, я сбежал по желобу вниз, на землю. Пронесся через влажную траву и пересек улицу.
Я остановился на переднем дворе. Дом был погружен в темноту. Я поднял глаза к окну моей спальни. Свет не горел.
Неужели упырь спит в моей постели?
Все ли в порядке с моими родными?
Мне необходимо попасть внутрь. Но как?
Я двинулся вокруг дома.
Но какое-то странное чувство заставило меня остановиться. Шерсть встала дыбом. Кожу покалывало.
ОПАСНОСТЬ!
Все мои чувства буквально вопили — ОПАСНОСТЬ!
18
Все мое тело превратилось в сплошной сигнал тревоги. Я знал, что должен испугаться. Но не понимал, чего.
Я принюхался к холодному ночному воздуху. Принюхался к острому запаху приближающегося зверя.
Я принюхался снова. Принюхивался, а зверь подошел еще ближе.
Моя шерстка встала дыбом. Я услышал шаги. Торопливые шаги, и они все приближались и приближались.
Я завертел головой. Мои уши подергивались, когда шаги становились все громче и громче.
Я уставился во тьму — и увидел его.
Сперва я увидел глаза. Огромные зеленые глаза, сверкающие в темноте, будто фары.
Потом я разглядел усатую морду. Гибкое туловище. Лапы, чуть слышно ступающие по траве.
Кот.
Герцог. Наш черный кот.
Я вздохнул с облегчением. Уж Герцог-то меня не обидит.
Герцог вперился в меня зелеными глазищами и выгнул спину дугой.
Но ведь я — не я, — вспомнил я. Я — крыса.
Мои усики задергались. Я задрожал всем телом.
Шерсть Герцога встала дыбом. Губы оттянулись, обнажая зубы. Он испустил истошный вопль — и набросился.
Я пытался улизнуть, но он был слишком проворен.
Его когти сомкнулись вокруг меня. Он прижал меня к земле.
Я заверещал, когда когти зарылись в мою шкурку.
Герцог не давал мне подняться. Он навис надо мной. Я ощущал его жаркое дыхание на своей шерстке.
Я попытался вырваться, но не смог даже пошевелиться.
— Герцог, это же я! Это Спенсер! — пытался я закричать.
Но испустил лишь тоненький писк.
А потом кот опустил голову.
Я беспомощно смотрел, как он раскрыл пасть.
Его зубы смыкались. Смыкались. Смыкались.
Кончики зубов покалывали мне грудь.
А потом скользнули по телу вниз и впились в мой мясистый хвост.
Ууууооооааааа!
Кот поднял меня с земли. И, сжимая мой хвост в зубах, принялся трясти и раскачивать взад-вперед.
Земля взметнулась вверх. Черное небо ухнуло вниз. Кот яростно мотал меня из стороны в сторону.
Вот и все, подумал я. Подохну, как крыса, замученный собственным котом.
19
Я чувствовал, как раскачиваюсь… раскачиваюсь вниз головой. Я пытался собраться с мыслями.
Я не намерен умереть вот так, сказал я себе. Я этого не допущу.
— Иииии-иииии-ииииии! — панически заверещал я, когда кот встряхнул меня особенно сильно. В хвосте пульсировала боль, отдаваясь во всем теле.
Еще один жестокий рывок.
Я выбросил вперед передние лапки.
Я ухватился за мех на котовьей шее. С отчаянным стоном я зарылся когтями в его шерсть и хорошенько уцепился.
Ошарашенный кот разинул рот.
Мой хвост выскользнул из его зубов.
Цепляясь за котовью шерсть, я перебрался к нему на спину.
Герцог возмущенно взвыл. Выгнул спину дугой. Поднялся на задние лапы.
Я подпрыгивал на изгибающейся котовьей спине, но все-таки держался.
И подтягивался к голове.
Я знал, что нужно делать. Но смогу ли я продержаться достаточно долго?
Кот вопил, задирая голову.
Удерживаясь из последних сил, я зажмурился. И начал протискиваться.
Протискиваться вниз… вниз, в непроглядную тьму.
Отчаянное мявканье Герцога, казалось, окружает меня. Я все глубже и глубже погружался в этот звук.
Глубже…
Глубже…
А когда открыл глаза — увидел внизу крысу.
Да. Я смотрел на крысу — ее бездыханное тело растянулось в траве.
Я запрокинул голову и издал протяжное:
— Мяяяяяаааау!
Потом наклонил голову и взял в зубы дохлую крысу. Отнес трупик к задней стене дома и бросил возле кухонной двери.
Прости меня, Герцог, подумал я. Прости, малыш, что подло вытолкнул тебя из твоего тела. Но мне оно сейчас нужнее, чем тебе.