Снайпер беззлобно негодует:
– Ты, Борька, настоящий спецназовец! Сначала все разломаешь, а потом, мля, сожжешь…
– Готово! – докладывает довольный Илья.
Подхожу к стоявшему на камне контейнеру. На верхней стороне рядом с радиомаяком громоздится самодельное устройство, от которого вертикально вверх торчит длинный усик антенны.
Генеральный конструктор сего устройства поясняет:
– Радиосигнал приводит в действие взрыватель, тот воспламеняет боевой заряд…
– А не разнесет он наш маяк?
– Нет, вес заряда я уменьшил до минимального. Тот, в свою очередь, освобождает вот эту пружину, а рычажок под воздействием пружины включает тумблер.
– Хм, толково. Не подведет?
– Стопроцентную гарантию с легкостью дают только политики. Инженеры говорят: должно работать.
– Молодец, Илья. Граждане, подъем и трусцой вниз! Направление – северо-запад!..
Часть IV
Билет в один конец
Пролог
Абхазия
Август 1992 года
Генерал лежал в сторонке, накрытый шерстяным одеялом, бледный, едва живой. Мы же в это время пытались спасти нашего товарища и, как могли, отбивались от наскоков подразделения грузинской пехоты.
Снайпер тихо матерился, с неизменной осторожностью выглядывал из-за укрытия и старательно посылал пули в наседавших бойцов грузинского подразделения. А те, почуяв слабину засевших в развалинах бойцов, с каждой минутой подбирались все ближе и ближе…
– Парни, подмогните кто-нибудь! – меняя магазин в «эсвэдэшке», кричит прапорщик. – С трех сторон обкладывают – не поспеваю!
– Илья, давай к пролому, – приказываю другу. – Мы тут с Борькой управимся.
Капитан подбирает автомат; пригнувшись, перемещается поближе к Палычу. А мы продолжаем крошить монолитный угол стены, намертво вросший в землю и не желавший поддаваться ударам…
– Братцы, сваливайте отсюда. Сваливайте вниз по балке, пока и этот путь не отрезали, – послышался сквозь грохот слабый голос Юрки.
– Ты помолчи лучше, – осаживаю его, – тебе силы беречь надо!
Куценко вторит мне:
– Юрок, видишь, мы дырку уже просверлили! Еще минут десять, и вытащим за шиворот.
– Мне все равно крышка. Пах осколком самую малость задело – только кровоточит сильно. А вот брюхо здорово разворотило. Руками держу, чтоб кишки не расползались… Так что далеко вы меня не утащите.
– Молчи, я сказал! – кричу на Юрку и с еще большей яростью долблю проклятый камень.
Меняемся через каждые две минуты, но работа двигается медленно.
– Прикройте кто-нибудь восточную сторону! – опять просит Матвеев. – Нас обходят, парни! Не могу с этой позиции до них достать.
– Бери автомат, Борис. Иди…
– А ты? Ты ж еле дышишь!
– Иди-иди. Справлюсь…
– Куцый, где ты застрял?! – верещит Палыч.
Его голос тонет в грохоте. С восточной стороны к развалинам прилетела граната. Упав с приличным недолетом, она подскочила и разорвалась в воздухе – шагах в десяти от пролома. За ней жахнула вторая, третья…
Куценко быстро опустошает автоматный магазин и принимается швырять за стену «эргэдэшки» – его мощными ручищами их удается забрасывать на полсотни метров.
– Успею! Успею! Успею!.. – долблю твердым камнем по кладке. – Успею! Или останусь здесь с Юркой. Других вариантов не будет!..
Ко мне уже разок подползал Илья – вытаскивал из кармашков «лифчика» запасные магазины. Теперь, раскидав свои, подскочил за гранатами Борька.
– Все, граждане, я отстрелялся, – со спокойной деловитостью сообщает прапорщик. При этом достает из кобуры пистолет, щелкает затвором и опять поворачивается к пролому.
– Юрка! Юра, слышишь меня? – прерываю командира.
Товарищ молчит.
– Юрка, просунь в дыру пару магазинов!
– Сваливайте, мужики, – отзывается тот слабеющим голосом. – Мне жить осталось полторы минуты…
В дыру сваливаются четыре автоматных магазина. А потом… Потом грохает взрыв. Прямо там, где лежит Белый.
В пробитое мной отверстие влетает тугая струя горячей пыли.
– Юрка! – кричу через стену. – Ты живой? Тебя не задело? Юрка!
Борис успевает загнать в приемное гнездо один из магазинов и, саданув длинной очередью, быстро выглядывает наружу.
Потом сползает по стене, садится на камни и стягивает с головы светло-серую бандану:
– Все. Нет больше нашего Юрка. Сам подорвал гранату.
Не поверив, я прильнул к дыре и зову друга…
– Пойдем, Аркадий, – мягко трогает за плечо Палыч. – Пойдем. А то и мы тута вместе с генералом навсегда останемся…
* * *По очереди, ползком мы просачиваемся через разбитый проем южной стены и используем единственный спасительный шанс – неглубокую балку, по которой поднимались к развалинам от самого ущелья. Мы тяжело ползем вниз – грязные, почти безоружные и озлобленные. Впереди Супрун тащит раненного в ключицу паренька. За ним Палыч с «волонтером» волокут лежащего на одеяле генерала. Куцый «словил» голенью пулю, но ползет самостоятельно. Я же, экономно расходуя последние боеприпасы, прикрываю группу с тыла.
Изредка, когда позволяет глубина балки, мы встаем и передвигаемся короткими перебежками. И тогда все сожалеют о том, что сорокалетний генерал так не ко времени подхватил какую-то лихорадку.
У меня остается последний магазин, в двух карманах «лифчика» лежат две последние гранаты. Правда, у каждого из нас имеются пистолеты. Но, как говорится, личное оружие офицеру дается для того, чтобы своевременно застрелиться – противостоять на поле боя полноценному автоматическому оружию с «макаром» бессмысленно. Изредка я оборачиваюсь и, поднимая правой рукой автомат, прицельно выпускаю по одной пуле. Хорошо прицелиться получается не всегда – мышцы сводит от усталости, в глаза заливает липкий пот, смешанный с кровью…
Балочка должна закончиться у разбитой грунтовки. По ней нам предстоит протопать метров семьсот – до первого поворота на юг. Там, за поворотом, ждет бэтээр, на котором мы приехали в эти горы из порта Сухуми. Нам бы только добраться до поворота…
Очередной глубокий участок спасительного овражка. Если бы не этот овраг – нас всех давно встречали бы ангелы.
Передо мной скачет на одной ноге Борька. Скачет и матерится, булькает грудью, хрипит, отплевывается. А ведь он, пожалуй, самый натренированный из нас.
Впереди маячит ровный участок. Я его помню – сразу за ним начинается грунтовая дорога.
– Поднажми, Куцый, – сделав очередной выстрел, поторапливаю товарища. – Здесь надо побыстрее… Чтобы оторваться… Иначе они нас перещелкают на открытой местности…
Кажется, я слышу, как Борька скрипит зубами, ускоряя неловкие прыжки.
Наконец мы выскакиваем на то, что называется дорогой, и резко поворачиваем на восток.
– Бегите, я сейчас! – задерживаюсь у обочины.
Отцепив от кармашка гранату, кладу ее в приямок, выдергиваю чеку, а спусковой рычаг запала прижимаю сверху плоским увесистым камнем. И пускаюсь догонять товарищей в надежде на то, что кто-нибудь из преследователей заденет ботинком оставленный мной сюрприз.
О появлении на дороге грузинских солдат я догадываюсь по стрельбе за спиной и противно визжащим пулям. Одна из них проходит так близко с моей головой, что шею и щеку обдает тугой волной. Потом сзади раздается взрыв, и беспорядочная стрельба на несколько секунд стихает.
– Ага, сработал капканчик, – радуюсь, помогая Куценко хромать на одну ногу.
– Сколько нам осталось? – спрашивает он.
– Метров двести.
– Чего ж наш бэт навстречу не выезжает?! Не слышат, что ли?..
Услышав взрыв моей гранаты, экипаж транспортера зашевелился – мы слышим шум заработавшего двигателя.
Однако и преследователи не сдаются: рядом снова поют пули, и взметается фонтанами белесая пыль.
Наконец навстречу, оставляя за собой темные клубы выхлопа, выползает БТР-80. Мы почти счастливы – спасены!
Сделав несколько мелких движений, башня замирает. Крупнокалиберный КПВТ клюет стволом вверх-вниз и выплевывает длинную очередь, от оглушительного звука которой у нас закладывает уши.
– Заноси, – хрипит кто-то из моих ребят.
Раненых и больного «пакуют» через боковой люк. Жду, пока вся группа не окажется внутри, и скупо постреливаю из автомата в рассыпавшихся вдоль обочин дороги грузинских вояк.
– Аркадий, быстрее! – зовут из утробы боевой машины.
Поворачиваюсь и бегу к открытому люку…
Выстрел из гранатомета я смог бы распознать на слух с любой разумной дистанции. Однако в ту секунду и сердце норовило выпрыгнуть, и в висках стучало молотком, и стрельба сзади слилась в сплошной грохот. В тот же роковой миг я впервые ощутил острую спицу, насквозь проколовшую левую сторону груди. Но не успел ничего понять, не успел испугаться и схватиться за сердце. Заряд, видимо, выпущенный по бэтээру, долбанул сбоку – в нескольких шагах.
В последнее мгновение сознание выхватывает беспорядочно мелькавшее небо, землю, огромные колеса. Несколько осколков впиваются в тело, и боль в груди, в иное время причинившая бы жуткое страдание, тотчас растворяется и затухает вместе с угасающим сознанием…
* * *Поездку до Сухуми я конечно же не помню – в это время моя душа находилась в раздумье: остаться в теле или проститься с ним навсегда?..
Я не запомнил дикой тряски на той максимальной скорости, которую мог выжать из бэтээра механик-водитель. Не помню строгого голоса Ильи, требовавшего по радио задержать отход от берега большого десантного корабля. Не отложилась в уснувшей памяти гонка по пустынному городу с бешеной стрельбой из пулеметов при прорыве через территорию порта, уже занимаемую разрозненными подразделениями грузинской армии. Не осталось никакого следа и от отчаянного прыжка нашей бронированной машины с причала в морскую воду; от ее борьбы с волнами; от часового плавания и резвого подъема на борт БДК по опущенной аппарели; от негромкого ликования моих друзей, вопреки всему одержавших еще одну маленькую победу.
Очнулся я в севастопольском госпитале – в чистенькой и белой, как первый осенний снег, палате. Куцый лежал где-то по соседству с забинтованной ногой, но ходить ему пока не разрешали.
Через день ко мне допустили друзей: Илью и Палыча. Им повезло – осколки с пулями не достали. Они же и рассказали о подробностях финала нашей операции, о том, как на корабле нас благодарил спасенный генерал Горчаков, обещая похлопотать о присвоении очередных званий…
К слову, давно подписанный приказ о присвоении «подполковника» мне зачитали прямо в палате. А Супруну и Куценко генерал действительно помог получить майорские погоны.
Потом я часто вспоминал этот день, ставший, пожалуй, самым неудачным в моей военной биографии. Вспоминал погибших молодых ребят и конечно же Юрку Белого…
Глава первая
Азербайджан – Армения
9 августа
– Все – стоп! – опасаясь превысить дистанцию в тысячу метров, командует Илья.
За пределами района – на северо-запад от высотки и всего на сотню метров ниже простирается небольшая долинка. За ней, как раз в километре, взметнулась к небу соседняя высота. На нее-то мы и поднялись.
Я распределяю роли:
– Илья, действуй – нажимай свои кнопки. А вы, граждане, не маячьте столбами – расползайтесь по щелям. Палыч, понаблюдай в оптику за контейнером…
Супрун вынимает из кармана пульт, расправляет усик антенны, поворачивается лицом к соседней вершине и, помедлив секунду, нажимает красную клавишу.
Пару секунд мы ждем, не выдавая волнения.
– Ага, дымок вверх брызнул, – радостно извещает снайпер.
Инженер довольно улыбается:
– Значит, сработало.
Мы завороженно глядим на верхушку горы. Стоящего на камне контейнера с маячком, разумеется, не видим (далековато), но каждый знает: он там – возвышается этаким реперным знаком и ждет своих новых хозяев.
Проходит пять минут, десять, пятнадцать…
На противоположной сопке никакого движения. Странно.
«Неужели подвело чутье, и я ошибся? Неужели окончательно потерял нюх? – Опустив голову, беспокойно тереблю колючий подбородок. – Вот будет смех, если ничего не произойдет. Выходит, перестраховался. Неудобняк перед мужиками. Хорошо хоть об урановых фантазиях не рассказал!..»
– Оп-па! – вдруг изумленно восклицает Матвеев.
– Ни хрена себе! – вторит Борька.
Очнувшись, гляжу на соседнюю гору. Прямо из-за нее со стороны Ирана выскакивают два легких вертолета. На небольшой высоте они проходят над макушкой; один, отвалив в сторону, мостится неподалеку от контейнеров, второй снижается и выписывает круги вокруг возвышенности, осматривая ее склоны.
– Сдается, он кого-то ищет, – шепчет Илья.
Завороженно наблюдая за «вертушкой», невесело усмехаюсь: «Вот теперь все становится на свои места. В ящиках мы перли уран – это и дураку понятно. И останься мы около них – нашинковали бы нас на винегрет! Порвали бы как бумагу. Расстреляли бы из пулеметов и улетели… Ну, Барков! Ну, обмылок гребаный!!»
Тем временем Палыч, не опуская винтовки, докладывает о замеченных деталях:
– «Вертушки» без опознавательных знаков. Старенькие; кажись, американского производства. Из севшей машины выскочили двое; приволокли один контейнер, бегут за вторым… Другой нарезает круги. Спустился ниже и почти завис; медленно смещается вдоль глубокой складки…
«Иранцы. Как пить дать, иранцы, – утверждаюсь в своем предположении. – Стало быть, здесь не задержатся и искать нас до победного не станут – не резон им нарываться на международный скандал. Сейчас заберут ценный груз и смотаются через реку восвояси».
И пока друзья не просекли, откуда прилетели винтокрылые «птички» и куда улетят, командую:
– Пора, граждане. Сваливаем по северному склону…
* * *Налегке группа быстро спустилась с горы и через полчаса достигла лесистого склона длинного, уходящего далеко на север хребта. В лесу отдышались, перекурили…
Борька и Палыч молчат. Куценко всегда слыл пофигистом и очень легким человеком, не привыкшим долго и глубоко над чем-либо размышлять. Матвеев же – человек обстоятельный и разумный. Если за что-то берется, работу выполняет скрупулезно, вникая в каждую мелочь и тонкость. Однако за последние годы он сильно сдал – «утерял бодрость мыслей», как сам же выразился при встрече.
Потому-то неприятные вопросы я жду только от Ильи.
И, туша подошвой окурок, он действительно говорит о самом главном:
– Слушай, Аркадий… а ведь твой друг Барков обещал…
– Знаю, о чем ты хочешь спросить. Братцы, потерпите до большого привала на ночевку. Сядем у костерка и обо всем потолкуем – мне есть о чем вам рассказать. Тема серьезная и требует времени. Договорились?
Приятели встают и закидывают за спины похудевшие рюкзаки.
Спустя минуту небольшая группа бывших морских пехотинцев снова двигается за командиром, отчего-то повернувшим строго на запад – вслед за садившимся за холмами солнцем. Мы внаглую пересекаем нарезанный Барковым район – прямо у подножия самой высокой горы обозначенного им треугольника. Когда закончили восхождение на пограничный хребет, шедший последним снайпер предупреждает:
– Командир, вижу внизу людей!
Прячемся за камни, наблюдаем…
По дну неглубокого ущелья, который мы пересекли полчаса назад, топает отряд из тридцати хорошо вооруженных бойцов.
– А вот эти похожи на спецназ, – рассматривает их с помощью оптики снайпер.
– Дай-ка взглянуть…
Приятель прав: крепкие ребята в камуфляже, с ранцами на манер десантных, в касках, с разнообразным оружием и снаряжением, в приличном темпе шагают вниз по ущелью – туда, где пара иранских вертолетов нарушила азербайджанскую границу. Впереди – на удалении двухсот метров идет группа лидеров. За спинами у двоих замечаю антенны мощных радиостанций. Еще двое тащат на плечах ручные пулеметы.
– Да, похожи на натовских спецов, – возвращаю винтовку с оптикой. И немного выждав, тороплю: – Подъем, граждане, через час стемнеет. А нам нужно перевалить хребет, проскочить границу и разбить лагерь.
– Какую границу? – ловлю недоуменный взгляд Ильи.
– Для начала в Армению. Там найдем укромное местечко для ночлега и спокойно обсудим дальнейшие действия.
Такой вариант на данном этапе устраивает всех. Мы здорово выдохлись, таская на плечах неподъемный груз; да и нервишки пребывали на взводе от постоянного риска напороться на засаду или быть застигнутыми врасплох погоней…
* * *На небосклоне ни одной звезды – небо затянуто сплошной облачностью. Верно, поэтому ночь тепла и безветренна.
Оказавшись в Армении, мы слегка осмелели. Бедная страна – ни ресурсов, ни толковой армии, ни важного геополитического положения. Оттого, видать, и не чурается дружбой с Россией. К тому же операция закончена: все невзгоды, преследования и прочие непонятки остались в Азербайджане. Можно распалить костерок и, повременив с дозором, посидеть вокруг пляшущих красновато-желтых языков…
Глядя на «дышащие» угли костра, разведенного в приямке средь густого леса, я коротко рассказываю об электронном приборчике, снятом с запястья пожилого грузного мужика; о том, как тот вибрировал и высвечивал явно повышенные показания возле проклятых металлических ящиков. Делюсь предположениями относительно финала операции и прилетавших вертолетов…
Друзья слушают молча. И с тем же молчаливым недоумением избегают смотреть в глаза друг другу после окончания невеселого монолога.
А что им остается делать? Упрекать меня в том, что доверился малознакомому человеку и втянул в авантюру остальных? Но, во-первых, я и сам оказался в том же идиотском положении. А, во-вторых, авантюрой эта операция была с самого начала – все это понимали и согласились участвовать в ней отнюдь не от хорошей жизни. Что они, собственно, потеряли? Супрун так и сидел бы в зоне; Куценко продолжал бы спиваться; Палыч скрывался бы у родственницы и костерил бы бандитскую власть. Сам же я в поисках денег на операцию жены наверняка бы влип в какую-нибудь не менее скверную историю…