— Нет, она продолжала советоваться со мной касательно коммерческих дел и привлечения клиентов. Думаю, если появилось бы какое беспокойство, я бы сей момент о нем узнал.
— А если этим беспокойством являлся ее любовник, она бы призналась в этом?
— Не думаю, такие вещи она держала в тайне.
— Вы заявили нам, что не знали о том, что именно хранилось в сейфе. А как вы думаете, Зинаида Петровна могла поделиться этим секретом с любовником? — спросил Алексей.
— Откуда я знаю! — рассердился вдруг Сыроваров. — Клементина — женщина скрытная, но если он сумел влезть к ней в доверие, то вполне могла поделиться. От подобной дури никто не застрахован.
— Слушай, Алеша… — Неожиданная догадка так поразила Ивана, что, пропустив Сыроварова на пару шагов вперед, он остановился на полпути к каморкам, где проживали горничная и кухарка, и придержал Алексея за рукав. Затем прошептал, едва шевеля губами:
— А если Сыроваров хитрит? И все стрелки специально переводит на любовника Клементины?
А на самом деле он прикончил не только мадам, но попутно и ее нового дружка?
— Но зачем ему надо было убивать хозяйку в доме, а любовника в другом месте? Ты же видел, в спальне никаких следов?
— В том-то и дело, — оживился Иван. — Любовника убили первым, как раз в кабинете! Мадам услышала шум, поднялась с постели, а кто-то сзади приложил ей к лицу тряпку с эфиром. Перенес ее в кабинет и перерезал горло. Там же лужи кровищи! А под ними как раз и скрываются следы первого преступления!
— А труп куда подевался? — не сдавался Алексей. — Его не могли вынести незаметно. Следы все равно бы остались… И зачем такие сложности? Мы приписываем убийце больше заслуг, чем есть на самом деле. К тому же какой резон Сыроварову убивать хозяйку — источник его жизненных доходов? Хватило бы расправиться с любовником!
— А пять тысяч в тумбочке? Он мог их сам прикарманить, а после свалить на любовника! — не сдавался Иван. — А это немалые деньги по сегодняшним временам!
— Давай оставим все наши версии на потом, — предложил Алексей. — Пока у нас нет никаких улик против Сыроварова, кроме той, что он недолюбливал любовника хозяйки, заявился домой за полночь и не хочет подтверждать свое алиби. Это весьма странно, ты не находишь? Будь он убийцей, он бы привел кучу оправданий и доказательств, что на момент преступления его видели в другом месте человек этак двадцать. Он что, не понимает, ему петля светит! Значит, есть нечто такое, чего он боится больше виселицы!
— Ладно, пошли, — махнул рукой Иван, — надо до приезда Михалыча весь дом осмотреть, а то врежет он нам по первое число, что балясы точим.
Он толкнул дверь в крохотную каморку. Та, скрипнув, отворилась. Из темноты доносился громкий храп. Иван поднял фонарь. Толстая неопрятная старуха с жидкой седой косицей лежала навзничь на топчане и выводила заливистые рулады.
Сыроваров пояснил, что это и есть Степанида Порфирьевна, кухарка, а комната горничной Лидии — следующая по коридору.
Кухарка не проснулась даже тогда, когда сыщики стали обыскивать ее убогие апартаменты. Ничего подозрительного они не обнаружили, кроме сильного запаха эфира. Им пришлось даже зажимать носы платками, так как оба почувствовали головокружение и желание как можно быстрее покинуть каморку.
Впрочем, в чуть более опрятной комнатенке горничной их ждала та же самая картина. Только вместо старухи на узкой деревянной кровати лежала миловидная женщина лет тридцати в нижней рубахе и с неестественно бледным лицом. На подушке и на полу виднелись следы рвоты, но когда Алексей взял ее за запястье, пульс, хотя и слабый, прощупывался.
Они открыли двери настежь, чтобы выветрить пары эфира, а на голову горничной Алексей положил мокрое полотенце, смочив его водой из умывальника.
— Так, — заметил Иван глубокомысленно, — занятный мерзавец действовал. Очень хорошо подготовился. И это ж надо было додуматься применить эфир! Может, он медик?
Врач или фельдшер? — Он повернулся к Сыроварову. — Ты кто по профессии будешь?
— Я? — удивился тот. — Я билетным кассиром служил в том варьете, где Зинаида Петровна выступала.
— А, вон оно что? — заметил многозначительно Иван и приказал:
— Веди нас, голубь, в подвал! Да поживее, а то на улице уже светает, а мы все воду в ступе толчем!
Но как раз в подвале все их усилия были вознаграждены.
Именно в угольной яме они обнаружили небрежно засыпанные мусором несомненные улики: окровавленный мужской сюртук с оторванной пуговицей и отбитое бутылочное горлышко, причем отколотое мастерски, один из его краев был длиннее других и напоминал собою обоюдоострый кинжал. Он был в густых потеках уже свернувшейся крови, что однозначно подтверждало: наконец-то удалось обнаружить орудие убийства.
А когда сравнили найденную в руке мертвой Клементины пуговицу с теми, что остались на сюртуке, то не осталось никаких сомнений: перед ними одежда убийцы.
Впрочем, кому принадлежал сюртук, тоже удалось выяснить без особых затруднений. Иван велел Сыроварову подойти ближе и показал ему обнаруженные улики, но не успел вымолвить ни единого слова. Ассистент как-то странно всхлипнул, побелел как мел и медленно съехал по стене на каменный пол подвала.
Глава 12
— Банда! Несомненно, это банда! Выискивают богатых дамочек, соблазняют, выведывают, где те финажки хранят, а потом раз по шейке стеклом, и в могилевскую губернию! — Иван потер ладони. Он был радостно оживлен и ни на йоту не сомневался, что начальство полностью поддержит его предположения.
— Подожди, Иван, не егози, — осадил его Тартищев. — Согласен, способ убийства очень похож, и внешне любовник гадалки смахивает на работника Петухова. Но где гарантия, что женщину в пруду убил он? И где подтверждения, что гадалку зарезал ее любовник? Пока все улики указывают на Сыроварова! Отсутствие алиби, его окровавленный сюртук с оторванной пуговицей, которая нашлась в руке у убитой. К тому же пальчики… Надеюсь, вы в курсе, что на разбитой бутылке обнаружены следы его пальцев? Сами знаете, Колупаев в этих вопросах не ошибается.
— Понятно, что не ошибается. — Алексей придвинул к себе бумаги — протокол допроса Сыроварова. — Конечно, по всем статьям ассистент самая подходящая фигура. Живет в доме давно, полностью зависит от своей хозяйки, и, когда у той появляется любовник, которого она не стесняется принимать у себя, он понимает, что его песенка спета. Соперник его более молод, хорош собой и чрезвычайно нахрапист. Слуги подтверждают, что между ними неоднократно вспыхивали ссоры и Сыроваров вел себя гораздо агрессивнее, чем Михаил. К сожалению, никто не знает его фамилии и отчества. Вполне возможно, имя у него тоже не настоящее. И если сопоставить сроки пребывания работника Петухова на мельнице и появление нового любовника в доме Бучилиной, скорее всего это один и тот же человек. Одна загвоздка: работника звали Иваном, а этого — Михаилом. Но по ряду причин, отнюдь не преступных, он мог скрывать свое имя. Вероятно, у него имелось несколько женщин, которых он посещал по очереди. Обыкновенный жиголо! А поводом для убийства скорее всего послужило заявление Бучилиной, что она выходит замуж. Судя по всему, именно к этому шло дело, или мадам предполагала, что любовник вскоре сделает ей предложение. Я думаю, она предупредила Сыроварова, что отказывает ему от места. И это вполне оправданно. Два медведя в одной берлоге не уживаются.
— Понять Сыроварова можно, если бы Бучилина отписала ему наследство или обещала выйти за него замуж, а потом отказала. Ревность, разбитые надежды… Помрачение рассудка… Но здесь нет ничего похожего. Преступник действовал хладнокровно. Все было заранее и очень хорошо продумано. — Пальцы Тартищева выбили дробь на столешнице, а сам он смерил сыщиков задумчивым взглядом. — Пока не добудете более серьезных доказательств, не могу сказать, точно ли это одно лицо — работник Петухова и пропавший любовник Бучилиной…
— Работник тоже пропал, — ввернул Вавилов.
Тартищев покраснел и со всего маху хлопнул ладонью по столу.
— Пропал?! Так ищите! Пока он — единственная зацепка, звено, которое связывает вместе два убийства. Ищите, а не грейте задницы в кабинетах! — И уже более миролюбиво посмотрел в сторону Алексея. — Ладно, чего там! Давай излагай: что удалось выяснить о Сыроварове?
— Сыроваров Борис Федорович, сорока двух лет от роду, уроженец Ярославской губернии, из разночинцев. Родителей лишился в раннем детстве, оба умерли от холеры. Воспитывался старшей сестрой Варварой, в замужестве Вахромеевой.
Учился в Московском университете, но был сослан после третьего курса в город Читу за участие в студенческих волнениях. Отделался малой кровью, то есть всего тремя годами ссылки, так как в вожаках не значился, в кружках не участвовал. После отбытия ссылки перебрался в Иркутск, где в течение восьми лет работал билетным кассиром в варьете «Лолита». Там же познакомился с Бучилиной. — Алексей заглянул в бумаги. — Клянется, что никогда не состоял с убитой в интимной связи. Их связывали сугубо деловые отношения. Сыроваров признает, что она была вздорной и безалаберной женщиной. Но в свое время носила в ушах и на шее целые прииски и заводы…
Тартищев при этом замечании удивленно поднял брови, и Алексей пояснил:
— Я процитировал Сыроварова, он имел в виду, что мадемуазель Клементине, это уже в Североеланске она стала мадам, дарили богатые украшения местные купцы и промышленники. В Иркутске у нее отбоя не было от поклонников, но она проигрывала камни и золото в карты, закладывала их, а иногда просто теряла. Поэтому когда осталась не у дел, то была беднее церковной мыши. Именно Сыроваров подал ей мысль заделаться прорицательницей. Внешность у нее была подходящая, то ли цыганка, то ли индианка. А надуть нашего обывателя, сами понимаете, плевое дело!
— И, судя по ее доходам, надувала она изрядно! — усмехнулся Тартищев. — Скорее всего из украшений у нее кое-что осталось, может, из дорогих сердцу воспоминаний. Дамочкам этого возраста свойственно хранить подобную чушь и обливать ее слезами. Плохо, но мы пока не располагаем сведениями, что хранилось в сейфе! Сыроваров то ли скрывает, то ли впрямь не знает. Как он? Держится?
— Он только поначалу растерялся, а после взял себя в руки, он ведь учился некоторое время в университете, на юридическом факультете, и в законах неплохо разбирается. И до сих пор продолжает настаивать, что Бучилину не убивал. Дескать, не было ему никакого резона. Все наши версии насчет ревности и сведения счетов с соперником решительно отвергает. Когда я привел уличающие его доказательства, заявил, что это похоже на дешевый спектакль. Если бы он замыслил убийство, то позаботился бы и об алиби, и о том, как избавиться от улик. Честно сказать, я тоже склоняюсь к мысли, что обстоятельства убийства очень смахивают на пошлый водевиль. Судите сами, дворник показал, что Сыроваров регулярно три раза в неделю отлучался из дома, заметьте, в одно и то же время, в десять часов вечера. Не находите, что это слишком похоже на свидание? И если он не выдает свою даму сердца, то, бесспорно, из-за того, что не желает огласки. Несомненно, убийца знал об этих отлучках, а добыть костюм и оторвать от него пуговицу и вовсе не составило труда. Ну какой преступник станет так небрежно прятать орудие убийства и костюм, в котором он его совершил? А тут схоронили в доме и только слегка забросали мусором и углем. Явно все было рассчитано на то, чтобы и бутылку, и сюртук нашли как можно скорее.
— А как же насчет пальчиков?
— Сыроваров утверждает, что преступник мог найти пустую бутылку в мусоре. Она — из-под венгерского вина, которое Сыроваров по вечерам иногда потребляет. Я проверил, в его комнате есть шкафчик, в котором я обнаружил три бутылки такого вина. Одна из них начата. Ошибиться невозможно.
У основания горлышка этих бутылок выбиты две медали Парижской выставки — 1883 и 1887 годов, — точно так же, как У обнаруженного нами осколка…
— Ты думаешь, подстава? — спросил Тартищев.
— Пока это одна из версий, но я тщательно все проверяю.
И пытаюсь убедить Сыроварова, что в его интересах признаться, где он находился в ночь убийства. Если его алиби подтвердится, то можно будет наверняка сказать, подстава это или нет.
— Да-а, — протянул глубокомысленно Тартищев. — Закрутилось! И учтите, никто с вас утопленницу не снимал. Работайте с мельником! Делайте все, что хотите, но чтобы он у меня заговорил! — И требовательно спросил:
— Как у тебя дела, Иван? Что-нибудь обнаружил?
— Я вплотную занимался утопленницей. Сделал письменный и телеграфный запросы в сыскную полицию Санкт-Петербурга, чтобы нашли и допросили Циммермана, владельца шляпной мастерской. Алексей утверждает, что шляпка, которую мы нашли в яме, где захоронили убитую женщину и ее Младенца, очень дорогая и, вполне вероятно, исполнена на заказ в единственном экземпляре. Возможно, ее опознают мастера или продавцы. Пока никаких других завязок у нас не имеется.
— Объявления в газетах? — Тартищев перевел взгляд на Алексея.
— Уже прошли сутки, как их опубликовали, но пока никто с заявлением не обратился. Я все больше склоняюсь к мысли, что убитая недолго проживала в Североеланске, если вообще не оказалась здесь проездом. Возможно, она сообщница преступника и стала для него обузой, когда забеременела?
— Да ладно вам, не хватало мне слезливых подробностей о несчастной любви и злодеях-любовниках, — отмахнулся Тартищев. — Вы мне конкретный материал подавайте, а версии городить я без вас умею.
— Материалы экспертизы подтверждают, что женщина недавно родила и найденный младенец принадлежит ей. Рот и ноздри у него забиты землей. Скорее всего его закопали живым. Это говорит о том, что мамашу зарезали тотчас после родов. Не пойму, в чем тут смысл? — Иван развел руками. — Почему ей позволили родить и только потом убили? Я просто шкурой чувствую, здесь какой-то расчет, но какой?
— Олябьев засвидетельствовал, что женщина была вполне здорова и, вероятно, хороша собой. Роды прошли без осложнений, но, по некоторым признакам, без помощи акушерки. Экспертиза подтвердила наши предположения, что она сначала была сильно избита, а потом уже убита. Под ногтями у нее обнаружена кровь, кажется, она сопротивлялась и прилично кого-то поцарапала, — заметил Алексей.
— Теперь это не имеет никакого значения, — вздохнул Тартищев, — все шишки и царапины, которые она кому-то нанесла, за тот месяц, что прошел с момента убийства, давно исчезли. С этой стороны нам ничего не светит.
— Олябьев указал сроки пребывания в воде, я не буду приводить его доводы, они слишком специфичны, но одно скажу, что там она провела около месяца. Это не расходится с показаниями мельника. Но он до сих пор держится, не говорит, по какой причине жернова привязали к мешку с трупом за два-три дня до нашего появления. Скорее всего тело всплыло и он решил в очередной раз избавиться от него. Но не в его силах одному поднять жернов. Дурачок не в счет, выходит, ему помогал кто-то из родственников жены или тот же работник.
В пользу последнего говорит и след колеса, который обнаружил Иван. Петухов признался, что он от его телеги. Так что работник вполне мог оказаться тем самым человеком, который помог мельнику привязать обломки жерновов к мешку с трупом и снова спустить его в воду.
— По правде, у меня есть маленькая зацепка. Но это на уровне чутья, — признался вдруг Иван. — Может оказаться полнейшей туфтой. — Он выжидательно уставился на Федора Михайловича. — Рассказывать?
— Давай, — кивнул Тартищев, — только четко и лаконично.
— Я снова побеседовал со становым приставом Таракановым. Меня заинтересовали взаимоотношения в семье Петухова, — с самым важным видом стал докладывать Вавилов. — Семейка, скажу я вам, дурная и заполошная. Сам Петухов ничего, кроме своей мельницы, знать не желает, поэтому в доме, как бы он ни хорохорился, заправляет его супруга Акулина.
Ты помнишь, — повернулся он к Алексею, — как она этого дурачка Гришку, сынка своего, что девкой в подоле принесла, опекает? Я ведь сразу догадался, что она притворяется, под дуру-бабу косит. А как взъярилась, когда мы про дочь спросили? Я еще тогда заподозрил неладное — и вправду, чего яриться? Уехала и уехала… Кому какое дело? Но Тараканова я решил непременно спросить, с какой стати взрослую дочку от мамкиного подола отпустили. Ведь самый греховный возраст!
— Покороче! — сказал Тартищев и потер шрам на лбу, первый признак того, что начальник сыскной полиции серьезно озабочен свалившимися на его отделение проблемами. — Давай не темни! — приказал он устало. — Излагай самую суть.
— Слушаюсь! — с готовностью согласился Иван. — Излагаю без лишних деталей. Словом, у меня зародилось подозрение, что девку увезли не по причине отсутствия женихов, а скорее спрятали подальше от людских глаз. А происходит это в том случае… — он сделал многозначительную паузу и обвел торжествующим взглядом Тартищева и Алексея, — когда девка загуляет, и хорошо, если без последствий. Представляете, на несколько верст вокруг ни одной живой души, кроме придурковатых родственников, а тут вдруг новый работник, красавец, силач… Какая девка устоит?
— Это ты правильно заметил. — Тартищев хитро прищурился. — Сдается мне, у тебя весьма богатый опыт в таких делах?
— Обижаете, Федор Михайлович, — Иван с подчеркнутым огорчением посмотрел на начальство, — все в законных границах, исключительно в интересах службы…
— Ладно, знаем твои границы, — добродушно отмахнулся Тартищев, — досказывай уже…
— В общем, расспросил я Тараканова. И, надо сказать, поведал он мне нечто занимательное, что и навело меня на те самые подозрения. — Иван опять весьма многозначительно воздел очи горе и только после угрожающего взгляда Тартищева продолжил свой рассказ:
— Капитолина, дочь Петухова, по словам Тараканова, не слишком красивая девка, рослая, рябая, да еще перестарок. Отдай Петухов за нее в приданое свою мельницу и табун лошадей в придачу или десять тысяч золотом, все равно никто не позарится. К тому же, по словам Тараканова, в последнее время Капитолина изрядно растолстела. Он спросил ее матушку: с чего бы это? Уж не от болезни ли какой дочь пухнет? Но Акулина, как в случае с нами, очень рассердилась, раскричалась, а через несколько дней девку спровадили в Каинск. Ты, Алексей, у нас молодой, смотался бы до Каинска? — предложил он без всякого перехода. — Тут же недалеко, всего два десятка верст. За день обернешься. Разузнаешь, что к чему, с девкой повидаешься. Может, она тебе что-то новенькое о нашем работнике-любовнике расскажет?