Но, похоже, Максимус имел в виду что-то иное.
— Я хочу сказать, что когда вы искали проводника и остановили свой выбор на господине Иманде, это было ошибкой! И я от всей души желаю вам, чтобы эта ошибка не стала для вас и ваших героев роковой!
— И чем же… чем так плох господин Иманд? — глотнув пивка, поинтересовался Рутгер.
— Он не профессионал. Он — любитель. Ему катастрофически недостает компетентности. Он лишь выдает себя за знатока Праймзоны! Если бы вам было известно, скольких невинных людей этот субчик угробил за один лишь этот год! И это — на простейших аномалиях!
Рутгер кивнул. Дескать, допустим так. Допустим! И тотчас спросил:
— И кого же я должен был взять вместо Иманда?
Максимус не медлил с ответом. И не стал юлить, пускаясь в околичности. Он просиял во все зубы. И заявил:
— Меня.
Иманд был так удивлен, что едва не поперхнулся пивом. И вроде бы всяких нахалов он в жизни повидал. Но чтобы таких…
— Вас? А чем вы можете доказать свой… так сказать… профессионализм?
— Начать с того, что у меня немало рекомендательных писем, — Максимус принялся суетливо хлопать себя по карманам, будто бы что-то выискивая. — Потом, заметьте, я много зарабатываю, — Максимус галантным жестом продавца из лавки готового платья продемонстрировал свои камзол, рубаху и панталоны — все это скрывал плащ, обшитый маскировочной травой. — Конечно же, это было бы невозможно, будь я скверным охотником… И главное… главное — это мое честное слово!
Герои слушали эти рекламные речи, буквально раскрыв от удивления рты. Как и их господин, они давно не сталкивались с таким агрессивным, почти детским поведением.
— Таким образом, ты предлагаешь, — сказал Рутгер, пряча ухмылку, — чтобы я сейчас, вот прямо здесь, отказался от услуг почтенного Иманда, и нанял тебя на весь остаток своего путешествия по Праймзоне?
— Именно так! — просиял Максимус.
— Хм… Тогда у меня только один вопрос, — продолжал Рутгер. — А ты не боишься, что Иманд… ну… просто побьет тебя?
— Я? Боюсь? Иманда? Даже чудь в Праймзоне не боится Иманда! А уж охотники и подавно его не…
Максимус хотел сказать “не боятся”. Но не успел. Потому что в ту самую секунду могучая мужская рука схватила его за ворот рубахи и… подняла в воздух!
Беспомощно повиснув, как двухнедельный щенок в зубах у суки, прихватившей его за шкирку с целью воспитания, Максимус однако смог извернуться и искоса посмотреть на своего обидчика. Которым был, конечно же, некстати возвратившийся Иманд.
— Что ты сказал, брат? Не хочешь ли повторить? — спросил охотник, спокойный как скала.
Но Максимус, как ни странно, гнул свою линию даже в таком аховом положении.
— Сиятельный лорд Данзас только что уволил тебя, Иманд! — выпалил он с раболепнейшим выражением лица глядя на Рутгера. — И нанял меня! Не советую тебе огорчаться по этому поводу. Ты же знаешь, как переменчива жизнь! Сегодня ты на коне, а завтра — копаешься в куче отбросов…
Иманд нахмурил брови и вопросительно посмотрел на Рутгера — правда, что ли? Насчет увольнения?
Рутгер отрицательно покачал головой. Жест повторили и все его пять героев.
Тогда Иманд, не говоря больше ни слова, поволок Максимуса к дверям трактира и, широко распахнув их, вышвырнул субтильную тушку бессовестного ловчилы за порог, в промозглую влажную весеннюю ночь.
На дворе что-то загрохотало.
Зал немедля взорвался хохотом, братаньем, хмельными аплодисментами и улюлюканьем. Большинство завсегдатаев “Хвостов и копыт” знали Максимуса не первый год. И были рады, что кто-то не поленился дать негодяю укорот.
Глава 14. Драка
“Драка — она как цветок. Если хочет распуститься в чьем-либо саду, то уж, будьте покойны, распустится.”
Дрон, кулачный боец с рыночной площадиТем временем со сцены уже вовсю пели — пузатенький солист с блестящей розовой плешью и пальцами-сардельками исполнял нехитрый деревенский репертуар.
Про девушку, которая ждала охотника всю долгую зиму, подбрасывая в костер хворост.
Про отряд бесстрашных бойцов, который штурмовал негодяйский замок и погиб в полном составе.
Про калину, которая склонила ветви к самой земле и шепчет что-то такое очень романтичное.
До поры до времени певец не удостаивался особого внимания жующих.
Как вдруг, когда дело дошло до модной в том сезоне песни про Леди Удачу, которая целует только смелых, в трактире вспыхнула танцевальная искра. Тем более, что раскачивающий, плавный ритм песни располагал к медленным парным перетаптываниям.
Первым, к удивлению Рутгера, со своего места решительно поднялся Злой Охотник.
Демонстрируя армейскую выправку, он, прямой как палка, подошел к Фриде.
И, с галантным поклоном до земли, пригласил ее танцевать.
Девушка, опешив от неожиданности, тут же согласилась.
Инициативу подхватил Дитер — он в мгновение ока оказался возле атаманши Гиты и, чмокнув ее пухлую, унизанную перстнями ручку, позвал ее покружиться.
Третьим поднялся один из учеников и собутыльников веселого охотника — тот, волосы которого были смазаны жиром и разобраны на центральный пробор.
Он подбежал к столику адорнийцев и с экстатической улыбкой сделал танцевальное предложение одной из спутниц “принца”.
Та, пожеманничав для виду, все-таки согласилась. И вот уже весь трактир смог наслаждаться ее грациозными движениями и красотой ее точеной фигурки, выгодно подчеркнутой покроем разноцветного шелкового платья.
Меж тем, если не считать дочерей трактирщика (полурысей, что было известно не одному только Иманду!) женщин в зале оставалось совсем немного. Прямо скажем, всего одна.
Это была вторая спутница адорнийского принца, высокая брюнетка со сложной прической, щедро украшенной бумажными цветами.
Она, пожалуй, уступала в красоте своей уже занятой подруге. Но все же совсем чуть-чуть. И уж конечно во всем превосходила, скажем, подавальщицу Иллу.
Поэтому Буджум, которому хмель в тот вечер особенно коварно ударил в голову, решил не тратить время зря.
Одним мощным прыжком он покинул лавку и, развернувшись вокруг своей оси… нос к носу столкнулся со вторым подмастерьем веселого охотника!
Подмастерье был пьян не менее Буджума — по крайней мере, свою шляпу с длинным фазаньим пером он снять так и не удосужился.
Тот уже нависал над второй спутницей адорнийского принца. И, полностью игнорируя появление Буджума, громоздил слово на слово:
— Красавица! В ваших роковых глазах я вижу готовность танцевать со мной до утра! И эта готовность невероятно льстит мне!
Адорнийский принц принялся что-то сбивчиво объяснять.
Было видно, что он не только не желает, но и боится конфликта. И в то же время преисполнен мягкой решимости ни при каких обстоятельствах не дать в обиду свою спутницу!
— Видите ли, дорогой друг, — частил адорнийский принц, — госпожа Тейя Эмель очень устала! И вдобавок, опечалена случаем, который имел место подле виадука — на нас напали огневики… Тейя Эмель натерпелась страху… Теперь она хочет лишь одного: доесть свой ужин и как следует отоспаться…
Подмастерье веселого охотника бормотал в ответ какую-то цветистую чушь.
И пока он ее бормотал, Буджум наливался праведным гневом.
Его прорвало так же внезапно, как июньскую грозовую тучу — ослепительной молнией.
— Ты, походу, совсем охренел, брат! — рявкнул Буджум. — Разве не видишь?! Не хочет девка с тобой танцевать! А раз не хочет, отойди в сторонку и не мешай другим попытать счастья! Не видишь, что ли: девка в зале последняя!
Адорнийский принц удивленно поднял брови. И испепеляюще поглядел на Буджума.
— Я попросил бы не называть мою прекрасную спутницу, госпожу Тейю Эмель, “девкой”, — заметил он ледяным тоном.
Но остудить пыл Буджума одним лишь тоном было уже невозможно.
— Да какая разница, как ее называть?! Есть ведь поговорка: называй хоть хомутом, только на коня не вешай! А я ее, спутницу твою, ни на кого и не вешаю! И вообще, пусть твоя девка мне сама скажет, желает она танцевать или нет! Потому что в песне этой про Леди Удачу осталось всего два куплета. А значит, решать девке надо быстро! И вообще, ничто так не украшает бабца, как сговорчивый характер!
В этот момент высокая спутница адорнийского принца встала со своего стула и, размахнувшись, дала Буджуму звонкую пощечину!
Самую настоящую салонную пощечину, как будто происходила вся эта сцена в куртуазном романе или на императорском балу, а не в грязном трактире, где к мясу ни салфеток, ни ножей, ни даже персональных тарелок не подавали!
Пощечина вышла очень громкой. И небритая щека у Буджума тотчас покраснела!
Ученик охотника в шляпе с фазаньим пером глупо хихикнул.
Пощечина вышла очень громкой. И небритая щека у Буджума тотчас покраснела!
Ученик охотника в шляпе с фазаньим пером глупо хихикнул.
Буджум попал — на первый взгляд — в совершенно безвыходную ситуацию.
Не станет же он давать сдачи прекрасной даме!
Но и вернуться за свой стол, ничего не учудив, темпераментный Буджум себе позволить не мог.
Поэтому он хрустнул суставами, набрал в легкие воздуху, низко опустил голову и выдвинул челюсть, как делают кулачные бойцы, и что было дури заехал снизу в подбородок своему сопернику, то есть ученику веселого охотника!
Тот не успел закрыться. И даже сообразить, что же это происходит — тоже не успел!
Он брякнулся на спину, раскинув руки в стороны. Да так и лежал, не открывая глаз — бедняга лишился чувств!
Адорнийская принцесса закрыла глаза ладонями и неистово завизжала!
На шум обернулся товарищ поверженного ученика — тот, что с пробором в жирных волосах.
Мгновенно оценив ситуацию, он извинился перед своей партнершей. И, схватив с ближайшего стола массивную глиняную кружку, устремился к месту действия.
В следующий момент он технично метнул кружку в голову Буджума. На удивление — попал. И, воспользовавшись секундным замешательством здоровяка, ударил того коленом в живот.
Почти всякого противника такой удар вывел бы из строя. Но только не Буджума!
Взревев трехголовой чудью, герой схватил врага обеими руками и, подняв над головой, швырнул в бревенчатую стену.
После такого удачного хода Буджуму следовало бы засчитать чистую победу. И она была бы засчитана — если бы не веселый охотник Данни, зачинщик кутежа, а заодно и наставник обоих юношей.
Хмель не помешал бывалому бродяге подхватить табурет и обрушить его на спину героя.
Вот этот удар был всем ударам удар!
Буджум потерял равновесие и с грохотом рухнул на пустой стол.
В это же время пришедший в себя юноша с шляпе с фазаньим пером поднялся на ноги.
И выхватил длинный нож.
Стало ясно, что из сравнительно безобидной рукопашной инцидент плавно дрейфует в значительно более опасную категорию происшествий с применением холодного оружия…
Стало это ясно и Буджуму.
Он энергично подпрыгнул вверх, к потолку.
Да там и остался — к полному изумлению всех присутствующих (за исключением, конечно, Рутгера и его спутников!).
Буджум парил в воздухе на своем чудо-мече. А вокруг него сияющим коконом вились смертоносные молнии!
Любая из них, отпущенная на волю, могла испепелить незащищенного человека до состояния обугленного скелета!
Бог весть чем это кончилось бы, если бы вдруг трактир не погрузился в густую, кромешную тьму. Погас даже очаг!
Музыканты испуганно смолкли.
Во тьме было особенно хорошо слышно, как Буджум рухнул наземь.
Вдруг несколько огней двинулись от входа к центру зала — туда, где только что танцевали пары, а теперь, люто сквернословя, ворочался ничего не понимающий герой.
Шесть мощных рук грубо подхватили Буджума. И поволокли к двери.
Дверь распахнулась в ночь. Невидимые носильщики, как следует раскачав тушу героя, вышвырнули его в тускло моросящий дождь — в точности так же, как Иманд совсем недавно вышвырнул Максимуса.
Стоило двери захлопнуться — и колдовская тьма вмиг рассеялась.
Вновь загорелись масляные лампы, в очаге ожили угли.
И тогда Рутгер сотоварищи смогли наконец рассмотреть носильщиков.
Это были те самые обитатели Праймзоны, астерии, о которых упоминал Иманд.
Головы этих существ напоминали бычьи — мармеладный нос с огромными ноздрями и соломинками вибрисс, крупные вечно слезящиеся глаза, длинные острые рога.
А вот тела астериев были вполне человечьи — разве что мускулистость была почти невероятной для обычных людей.
Из одежды астерии носили лишь набедренные повязки и красивые медальоны на шее.
Но несмотря на это совершенно не мерзли. И этим они тоже напоминали скорее быков, нежели людей.
Ноги же у них были человечьими только до колен. А вместо ступней у астериев были копыта.
— Вот тебе и трактир “Хвосты и копыта”! — улыбнулась Фрида. — Все в нем имеется — и копыта, и хвосты!
“Мы думаем с ней одни и те же мысли!” — восхитился Рутгер. В иное время он непременно ответил бы лучнице каким-нибудь остроумным замечанием.
Увы, ситуация в трактире требовала вовсе не галантных слов.
А его, Рутгера, немедленного дипломатического вмешательства!
Тем более, что на сцене вновь появился хозяин трактира. И лорд Данзас заторопился к нему.
— Прошу простить моего буйного подопечного… Он хватил лишнего… Вдобавок, день, который мы пережили, был таким тяжелым! Разрешите моему нерадивому спутнику вернуться сюда, под крышу этого гостеприимного заведения!
— Не разрешай им, Удо! Пусть драчун ужинает в кустах, как енот! — кричали из-за столика атаманши.
— Подумаешь, “тяжелый день”! А у кого он тут легкий? Да я сегодня двух хлыстов лично вот этими вот руками задушил! Не говоря уже об огневиках, — вставил веселый охотник Данни, баюкая выбитую ударом кисть.
— Если вы позволите этому негодяю зайти, я и мои спутницы, — заносчиво заявил адорнийский принц, приобнимая своих красоток за талии, — будем считать вас своими личными врагами!
Видя такую враждебность, герои Рутгера поднялись и окружили своего лорда. Они были готовы драться. Хотя драться им, конечно, не хотелось.
Кроме того, каждый из них, будучи героем и имея особую чувствительность к прайму, не мог не заметить, что гостями трактира против Буджума было применено адорнийское заклинание.
Наконец заговорил хозяин трактира.
— Мои девочки не дадут соврать, — трактирщик указал на выводок своих дочерей, что застенчиво теснились возле бара, — я держу это заведение многие годы… Если бы вы знали, друзья мои, сколько драк я видел! Я видел их столько, что больше не желаю видеть ни одной. Просто потому, что у меня скулы сводит от скуки. Если бы кто-либо из вас удосужился прочитать правила, которые висят на вон той стене, он бы знал это с первых минут здесь. А так вам придется узнать это сейчас. Каждый дерущийся обязан заплатить мне по пятьдесят серебряных монет штрафа. Да-да! По пятьдесят! А тот, что не захочет это сделать, отправится в подвал под надзором этих симпатяг, — трактирщик указал на четырех астериев, которые, скрестив руки на груди, стояли возле выхода.
— Мы заплатим за своего нарушителя, — сказал невесть откуда появившийся Иманд. — Но они тоже пусть заплатят!
— Правила одинаковые для всех! — сказал трактирщик. — С почтенного господина охотника и его учеников причитается сто пятьдесят монет серебром!
После этих слов трактирщик дал знак музыкантам.
И розовощекий певец с пальцами-сардельками, как ни в чем не бывало, затянул удалую песню про двух наемников, которые обошли полмира, а потом влюбились в одну девушку и, рассорившись в пух и прах, дрались на мечах три дня и три ночи.
Со всех сторон вновь полилось вино, зазвучал радостный гогот, и даже адорнийский принц заказал для двух своих красоток хрустальный графин крюшона и корзинку заварных пирожных.
А Рутгер, прихлебывая пиво, думал о бедолаге Буджуме. Пока все веселятся в тепле, он, небось, сидит в хлеву и в сотый раз до блеска начищает свой летающий меч, оказавшийся сегодня таким бесполезным…
Глава 15. Художница
“Что может быть мимолетней любви? Только мимолетная любовь!”
Анонимный придворный кавалер— Для вас, сиятельный лорд Данзас, у меня имеются лучшие апартаменты! Самые наилучшие! — уверял Рутгера хозяин “Хвостов и копыт” (это заведение, как уже говорилось, представляло собой не только трактир, но и постоялый двор), шествуя по парадной лестнице с нещадно коптящей лампой в руках. — В этих апартаментах имеется все, чего только может пожелать душа благородного господина! На кровати в этих апартаментах можно уложить пятерых таких как вы! Ковры сотканы из нежной козьей шерсти лучшими мастерицами юга! А посуда — посуда самая наидрагоценнейшая! В апартаментах имеется даже музыкальная шкатулка!
“Зачем мне среди ночи музыкальная шкатулка? Когда она мне и днем-то совсем не нужна?” — с грустью подумал Рутгер, однако не сказал этого вслух.
Хозяин был необычайно говорлив для столь позднего часу — как видно, серебряные монеты, вырученные с драчунов, привели его в тайный экстаз. Рутгер был уверен, задай он этот риторический вопрос (“Зачем шкатулка?”), хозяин взялся бы всерьез отвечать на него. Привел бы аргументы. Мол, среди ночи музыкальная шкатулка особенно необходима! Ни один лорд не может заснуть без милого механического деленьканья над ухом! Ибо таково комильфо! В этом и заключается благородство!
— Я бы конечно сам никогда бы не скопил денег на то, чтобы обставлять свое заведение такой дорогой мебелью. Но когда-то завсегдатаем моего скромного трактира был один адорнийской вельможа весьма высокого ранга. Который никогда не представлялся по имени. Мы с дочурками называли его Принц Инкогнито. Это он профинансировал всю эту роскошь. Их высочество хаживал к Праймзону очень часто. И хотел останавливаться в ней с комфортом…