Георгий договорился с водителем большой фуры, двигающейся в нужном направлении, и помог своей попутчице взобраться в кабину. Они тронулись в путь. Меланья, сидящая между Герой и водителем, пыталась получить удовольствие от поездки. Такая большая машина словно плыла по ровной трассе, гася все шероховатости и неровности.
Кабина располагалась намного выше потока легковых автомобилей, и ощущения в такой машине были совсем иные. Но Меланья не могла оценить прелесть такого положения – у нее очень сильно болела голова и еще сильнее живот.
– Остановите, пожалуйста, – просила она шофера фактически через каждые три километра.
Им даже не нужен был переводчик, этот водитель немного понимал по-русски.
Она выбегала из машины, перелезая через Геру, и ее... При этом Меланья еще успевала крикнуть, чтобы на нее не смотрели. После этого она, обессиленная и бледно-зеленая, возвращалась в кабину. После очередного раза Георгий ее уже просто втаскивал наверх своими сильными руками. Он даже подвинулся к шоферу, оставив ей место с краю. Меланья обессиленно прислонилась к дверце головой.
– Совсем плохо? – В голосе Геры послышалось сочувствие.
– Совсем... Не знаю, что со мной.
– Может, что не свежее было? Вот ведь, гады! Интересно, что? Ты столько всего смолотила...
– Да уж. Бог меня наказал.
– Предупредил.
– Пусть так. Остановите, пожалуйста!
Шофер недовольно посмотрел на них, всем своим видом говоря, что если бы он знал заранее, что его путь настолько удлинится из-за частых остановок, то ни за что бы не взял их в попутчики.
– Может, вас в больницу? – предложил он.
– Я не знаю, – покачала головой Меланья, – может быть, пройдет... – Путь показался ей похожим на дорогу в Ад.
При подъезде к городку Меланье, которая хотела как можно быстрее оказаться на месте, опять не повезло, так как впереди замаячила пробка. Шофер заволновался:
– Что за день сегодня? Все не так... Здесь никогда пробок не было... Что-то случилось?
– Я выйду, посмотрю, – предложил Гера. – Если что, подберете меня.
Меланья тоскливо посмотрела, как он ловко лавирует между машинами. Она бросила взгляд на водителя, второй раз за этот день почувствовав себя человеком, так как он тоже не собирался к ней приставать.
«Просто магия какая-то. Сглазила себя, переоценила, розовая пелена упала с глаз. Как только повстречалась с этим непробиваемым Героем, так сразу же и потеряла свою квалификацию и очарование».
– Чего смотришь? Плохо?
– Очень... – только и успела ответить ему Меланья, с ужасом осознавая, как к ней приближается его лицо.
«Лезет целоваться... хотя... что это? Это же я валюсь на него... Темнеет в глазах... Помогите...»
Глава 5
Меланье было очень нехорошо. Она словно блуждала в дремучей чаще среди каких-то лесных чудовищ. Ей было нестерпимо больно и тошно, она приставала к живым существам вокруг с мольбой о помощи, но все только шарахались от нее и качали головами, не понимая, чего она хочет. От такой безысходности Меланье становилось еще хуже. В какой-то момент она уже не могла осознать, спит или бодрствует. И вот, наконец, она вырвалась из этого липкого неприятного забытья и открыла глаза.
Но радости Меланье это не принесло, потому что и в реальности ее окружали какие-то совершенно незнакомые люди, к тому же говорящие на непонятном языке.
«Я потеряла память! Что случилось?! Где я? Что со мной?» – не на шутку перепугалась Меланья, но, к счастью вспомнила, что потеряла сознание в машине. Она осмотрелась и поняла, что находится в большой палате, судя по обстановке больничной. На голых стенах висели какие-то листочки на польском языке, да еще часы, на которых было шесть часов неизвестно чего – вечера или утра.
В комнате стояли железные кровати, на них сидели и лежали женщины разных возрастов в страшных больничных халатах с какими-то жуткими, помятыми лицами. Некоторым ставили капельницы, две женщины сидели за столиком и резались в карты, остальные бесцельно блуждали по палате.
«Почему они все такие страшные? Все в такой жуткой больничной одежде? Я что, попала в психушку? За что?» – не понимала Меланья.
Она обратилась к одной женщине, затем к другой, потом перешла на английский язык. Результат был нулевой. Женщины безучастно смотрели на нее и ничего не отвечали.
«Вот ведь черт!»
Меланья встала с кровати и оглядела себя с ног до головы. На ней был короткий халат непонятной расцветки с зелено-фиолетовыми полосками, с большим трудом запахивающийся на груди. Она сунула ноги в тапки, явно мужские, и вышла из палаты.
Коридор больницы выглядел еще более убого, чем палата, хотя казалось, куда уж хуже... Пол, покрытый линолеумом, в нескольких местах проваливался, он был похож на морские волны. Больные аккуратно передвигались вдоль стенки, освещение было тусклым, стены облезлыми.
Меланья начала осторожное перемещение в сторону едва заметного света и поняла, что ее качает из стороны в сторону, но виной этому был не пол, а жуткое головокружение. Противно пахло какими-то химикатами, лекарствами и мочой.
«Я в Аду, – поняла Меланья. – Только почему никто не понимает, что я говорю? Здесь нет русских?»
Она проковыляла весь коридор и вышла на улицу. Шесть часов – это был все-таки вечер. Вокруг каменного ветхого здания буйно цвела растительность, такая же запущенная, как и сам дом. Кривые дорожки были посыпаны гравием.
Меланья ступила на дорожку и сразу же почувствовала острые камни под плоской и тонкой подошвой тапочек. Подул неприятный пронизывающий ветерок.
«Куда мне идти? Где мои документы? Где Георгий, в конце концов?! Такое ощущение, что меня за ненадобностью преждевременно сдали в Дом престарелых».
От невеселых мыслей, хороводом кружившихся в голове, Меланью отвлек задорный мужской голос, вещающий миру не менее задорные вещи. Она посмотрела направо и увидела двух рабочих. Судя по их спецодежде, мастеркам в руках и сильному загару, они постоянно находились на свежем воздухе. Парни со скучающими лицами и нулевым энтузиазмом пытались штукатурить отвалившиеся фрагменты фасада. Делали они это крайне неохотно, зато с большим энтузиазмом глазели по сторонам. Один парень громко сообщил другому:
– Ты посмотри, какая краля. Первый раз вижу такую куклу в этих краях... Вот это буфера, халат не сходится. Что она здесь делает?
– Этот же вопрос задаю себе и я, – почти не обиделась на такие слова Меланья. Какие уж в такой ситуации обиды. – Значит, русских строителей все же берут в Ад? Послушайте, где здесь врачи? Ни одного не вижу...
По тому, как сильно вытянулись лица рабочих, Меланья поняла, что они очень удивились.
– Свои... не силикон... За что в Ад попала, не знаю, – немного подумав, добавила она.
Один из парней вскочил с земли и судорожно начал вытирать руки о свой комбинезон.
– Ой, извините, пожалуйста... Как-то неловко получилось. Я и подумать не мог, что вы нас поймете, я и представить не мог, что вы – русская.
– Представлять ничего не надо, – обрадовалась Меланья, нарочно строго смотря на покрасневшего парня. Жизненные силы быстро возвращались к ней.
– Дима, – протянул ей руку парень, пытавшийся вытереть ладони об штаны, что, впрочем, не принесло результатов – ладонь от этого чище не стала.
– Маша, – пожала ему руку она, тут же поправившись, – то есть Меланья.
– Это на каком языке? – вытянулся в струнку парень.
– Что?
– Маша – это по-русски, а Меланья – это на каком?
– Маша – это не я, я перепутала. А Меланья – исконно русское имя, и оно мое... кажется.
– А это Гриша, – махнул рукой на до сих пор молчащего напарника Дима.
– Очень приятно. – Меланье показалось, что ребята явно перетрудились под жарким солнышком, и теперь оба походили на чертей из табакерки.
– Вас мать родная не различит, – вырвалось у нее.
– Мать всегда различала, а вот отец частенько путал, – засмеялся Дима. – Мы близнецы. Я старше на десять минут. – В его устах это прозвучало, как минимум, «старше на один год».
– Ой, а я уж испугалась, что у меня что-то со зрением, а заодно и со всеми остальными органами чувств, – вздохнула Меланья и присела рядом с ребятами на рассыпающийся каменный порожек. – Закурить есть?
– Вы курите? Хотя что я спрашиваю какую-то глупость...
– Редко, – честно ответила Меланья и взяла протянутую ей сигарету слегка дрожащими пальцами. – Ребята, так вы кто? Братья-близнецы...
– Мы студенты московского архитектурного института... на практике, – ответил Гриша.
Меланья поняла, что различить их можно только по голосам. У Димы голос был выше и с визгливыми нотками, а у его брата – почти бас.
– А что вы здесь делаете? – спросила Меланья.
– Вот и мы часто задаем себе этот вопрос. Все нормальные люди поехали в Париж, Рим. А нас соблазнили Польшей. Мол, тоже все будет ништяк. Старый город, обалденная архитектура, очень интересные дома... И мы будем здесь чуть ли не в какой-то элитной бригаде изучать и реставрировать самые лучшие фасады.
– А вместо этого нас, как идиотов, загнали в эту тьмутаракань. Без девочек, без нормальных условий существования, без архитектуры, вообще! – дополнил его брат.
– Да, обидно, – согласилась Меланья.
И, глядя на ребят, затянулась сигаретным дымом. На мгновение она потеряла ориентацию во времени и пространстве. Затем из ее легких вырвался душераздирающий кашель. Дима глубокомысленно заметил, вынимая из ее рук окурок:
– Нет, сегодня явно не твой день для начала курения.
– Что за гадость?! С таким смаком некоторые курят, диву даешься... Нервы успокаивать... Да еще больше их испортишь!
– Если не идет, то не надо, – изрек Григорий. – А этот дом – городская муниципальная лечебница для каких-то асоциальных слоев общества.
– Что значит – асоциальных? – напряглась Меланья.
– Бомжи! – хохотнул Григорий.
– Ну, не совсем так... Хотя... Да, для тех, у кого нет прописки, нет денег на нормальную клинику, нет памяти, нет документов... – пояснил Дима. – Поэтому здесь иногда ходят такие личности – ужас! Страшно смотреть! Вот я, честно говоря, и удивился, когда увидел такую красотку в здешних краях.
Меланье осмыслить сказанное не дали, так как уступ, на котором она приютилась, резко обломился и она с треском приземлилась на гальку своей пятой точкой. От боли у нее в глазах потемнело.
– У-у! – завыла она.
Парни не на шутку перепугались. Встреча с новой знакомой не принесла им ничего хорошего, сплошной экстрим. Они переглянулись, и Дима сорвался с места, крикнув на ходу:
– Я за Верой, она тут единственная, кто по русски понимает!
Несколько долгих минут Меланья лила горькие слезы, держась за зад, а перепуганный Григорий нес всякую околесицу:
– Вот ведь трухлявый пень! Что толку, что мы тут с братом дырки замазываем? Реставрация! Какая, на фиг, реставрация?! Тут даже капитальный ремонт не поможет! Все надо сносить и строить заново! Денег на социальный объект нет! Вот дождутся, пока здесь люди заживо сгорят!
– Ой, не кричи... Мне сейчас плохо станет, – взмолилась Меланья и сквозь пелену слез увидела невысокую женщину в белом халатике, из-под которого торчали полные ноги, обезображенные варикозными венами. Рядом с ней стоял Дима и сбивчиво объяснял:
– Вот она. Знаешь, как навернулась?! Ужас! Аж треск стоял!
– Так вы русская? – на чистом русском спросила женщина.
– Не слышно, как я матерюсь?
– Пойдемте со мной, что-то вы мне не нравитесь... Вдруг сломали чего? Мальчики, помогите ей встать и дойти до приемного отделения.
Спустя какое-то время Меланья поняла, что лучше бы она лежала в беспамятстве и не терпела бы такие муки. В приемном отделении, как и все остальное не отличающемся чистотой и комфортом, на каком-то допотопном аппарате ей сделали рентген пояснично-крестцового отдела позвоночника, и Вера выдала ей:
– Перелом копчика! Ну, вы даете! Фактически на ровном месте...
– Не на ровном месте, а из-за трухлявости вашего здания! – возразила Меланья, корчась от боли. – Что теперь делать? Гипс?
– Кто же вам на это место гипс наложит? Тоже мне – придумала! – фыркнула Вера. – Ничего не поделаешь. Что называется – покой и все... само заживет. Больше не падайте!
Вера, при ближайшем рассмотрении, оказалась гораздо старше, чем показалось сначала. Просто она усиленно молодилась. Отсюда и эта нелепая молодежная стрижка, и сомнительно яркий макияж, и минимальная длина юбчонки.
– Чего вы вскочили-то? Коридор такой прошла... Вот и угробилась.
Вера вывела ее из приемного отделения на улицу, так как от боли, духоты и запаха медикаментов Меланье стало плохо. Только здесь у входа в социальную лечебницу было проведено хоть какое-то облагораживание территории. И даже была выстрадана импровизированная клумба с уже засохшими цветами, видимо, поливать их забывали. По обе стороны дорожки из потрескавшегося асфальта стояли скамейки. Слово «Присаживайся!» застряло где-то в Верином горле.
– Сколько будет заживать? – поняла ее Меланья.
– Месяц... как все переломы... наверное...
– Что значит «наверное»? – испугалась Меланья.
– Если не сдвинете ничего. При полном покое то есть.
– Понятно, – вздохнула Меланья и с тоской посмотрела на скамейку. – Я что, месяц не смогу присесть?! Ну уж нет! – И она аккуратненько присела бедрышком на край скамейки. – Как же болит...
– Надо думать, – согласилась Вера и расположилась рядом, доставая сигареты. – Будете?
– Нет! – слишком поспешно ответила раненая и контуженая, к тому же брошенная и забытая.
– Как вы сюда попали? – закурила Вера.
– Я бы хотела это услышать от вас.
– Ха! Знаете, вам повезло – я была дежурной медсестрой, когда вас доставили...
– А кто же меня доставил? – прищурив глаза, перебила ее Меланья. – Уж не надменного ли вида типчик со старомодной причесочкой из темных вьющихся волос? Такой колючий, равнодушный взгляд и глупая улыбочка? Уж не он ли?!
– Эко вас зацепило! – засмеялась Вера. – Надоела какому-то «папику»? Равнодушный взгляд! Осел он, значит! На такие-то формы мы – женщины – и то с завистью смотрим! А у него – равнодушный взгляд! – Вера сплюнула на землю и положила руку на живот.
– Черт! Наелась кислых щей, теперь язва моя обострилась! Кормят больных черт знает чем, а мы вместе питаемся... Не привезешь же им помои, а нам бутерброды с икрой? Вот и едим месиво из одного котла. Нет, мы, конечно, не должны есть больничную пищу, но ее столько остается. Вы, кстати, ели? Хотя вы только что в себя пришли! – махнула рукой Вера и встала с лавки. – Пойдемте ко мне, я все-таки полечу себе желудок.
Меланья с трудом поднялась со скамейки и поковыляла вслед за медсестрой в корпус. Хорошо, что не пришлось долго идти, дежурка находилась сразу же по левую сторону. В кабинете творился жуткий хаос, громоздились кипы пожелтевших бумаг, тюки с бельем, по виду которого ни в жизнь было не понять, чистое оно или нет. Также в это небольшое помещение были воткнуты драный, давно списанный диванчик и стол с покосившейся столешницей.
– Садитесь, – снова забыла Вера, указывая Меланье на диван.
Та все так же осторожно подчинилась. Сидеть на мягком оказалось еще более неудобно, чем на твердом. Вера с трудом открыла перекошенную форточку. Окно, видно, не мыли уже несколько лет. Сквозняк поднял столб пыли, и Меланья чихнула.
– Да, здесь бы прибраться не мешало... – согласилась Вера. – Да мне все некогда. Дел невпроворот. Я по совместительству сестра-хозяйка, только и занимаюсь заменой описанного постельного белья или измазанного нечистотами на чистое.
Меланью даже затошнило от ее слов. А Вера вытащила из-под стола коробку, достала из нее бутылку и, дунув в стаканы сомнительной чистоты, разлила водку. Не дожидаясь тоста, чоканья или хоть каких-то комментариев от гостьи, Вера залпом выпила водку.
– Ох, хорошо! Просто – душевно!
Меланья так и осталась сидеть с открытым ртом и полным стаканом.
– Как-то не так я представляла лечение желудка. Да что там говорить, вообще лечение, – сказала она.
Вера налила себе вторую порцию и мрачно посмотрела на свою собеседницу.
– А ты не паникуй раньше времени! – перешла она на «ты». – Кто тут из нас медик? Между прочим, язву и раньше спиртом лечили. Пусть не в таком количестве и пусть с яичным белком и солью. Но у меня свои рецепты. Большая язва, а то и две! Поэтому больше водки! Полная дезинфекция! Доказали, что язву вызывают какие-то бактерии, а они спирт не любят, то есть он их убивает!
– Логично, – согласилась Меланья и посмотрела на свой стакан.
– Не смотри – пей! И боль пройдет! Тебе полезно!
– А что со мной? – спросила Меланья.
– Так вот... – махнула вторую порцию Вера. – Тебя привез какой-то польский дядька, совершенно не подходящий под описание, которое ты дала.
– Водитель грузовика, то есть фуры, – поняла Меланья.
– Да, машина была не из легковых, перегородила нам тут все. «Скорая» припарковаться не могла, – согласилась Вера. – Он тебя и сдал, сказав, что тебя не знает, что вроде ты русская, что подобрал по дороге... Мол, была ты с мужиком. Стоп! Уж это не с тем ли, о котором ты так нелестно отзывалась?
– С ним...
– Вот! Мол, он бросил вас, то есть развел. Денег не отдал и сам исчез, а тебе после этого резко стало плохо, и водитель очень испугался. Тебя всю дорогу рвало, а потом ты вообще отключилась. Вот он и дал задний ход, свернул с дороги и отвез тебя сюда. Так ты оказалась у нас. Как и многие наши пациенты. Без имени, без документов, с загадочной историей...
Меланья выпила водки и усилием воли удержала ее в себе.
– А мне можно пить? – поздновато спросила она.
– Тебе? Да, что с тобой станется? Отравление у тебя было, желудок промыли, лекарства вкололи. Продезинфицируешь все внутри. А вот про перелом копчика врачу не говори, а то мне влетит, что не уследила. Я сегодня дежурная и за порядок отвечаю! У нас нехватка медицинского персонала, – сообщила Вера и вылила остатки водки себе в стакан. – Хорошо?