— Стараюсь вспомнить то, что забыл. Кажется, это было что-то очень важное, — ответил он тихо. — Кажется, я прилетел сюда, чтобы кому-то помочь… А кому — не помню…
— Ты хотел помочь мне, — сказал Виллем.
Питер поднял на него глаза.
— Тебе? — удивился он. — Но я в первый раз тебя вижу.
— Первый — не первый, какая разница, — холодно сказал Виллем. — В страну Нетинебудет я все равно не полечу. Это все выдумки! Ты просто хочешь надуть меня.
— Виллем! — одернула его Карина, вставая с земли. — Как ты смеешь так говорить с бедным мальчиком! Разве ты не видишь, как он страдает из-за того, что не помнит тебя?
— Не вижу! — отрезал Виллем.
Питер и Виллем уставились друг на друга. Виллем первый опустил глаза. Питер смотрел на него, как на чужого. Почти так же сегодня утром на Виллема смотрел папа.
— Питер, я полечу с тобой в страну Нетинебудет! Хочешь, летим прямо сейчас! — сказала Карина.
— Честное слово?
— Честное слово!
Питер выпрямился, голос его задрожал в радостном предвкушении приключений:
— А ты не испугаешься опасностей?
— Не испугаюсь, — ответила Карина.
— Будешь вместе со мной выслеживать пиратов и не струсишь, когда я стану рубить им головы?
— Не струшу!
— А ты сможешь прыгнуть с дерева на крадущуюся пуму?
— Конечно! — воскликнула Карина.
— Будешь искать со мной русалочьи клады?
— С удовольствием!
— А если тебя свяжут и бросят на Маронской скале во время прилива, и у тебя не будет никакой надежды на спасение?
— Все равно я лечу с тобой! — крикнула Карина и в темноте было видно, как загорелись ее глаза.
— Есть еще одно условие. — Питер перешел на шепот. — Ты умеешь рассказывать сказки?
— Я знаю все сказки на свете, — заверила его Карина. — И про принцессу, которая не хотела умываться, и про лягушку, которая не желала спать, и про троллей, которые пришли на рождественский бал.
Виллему стало интересно, он этих сказок не знал.
— Будешь рассказывать свои сказки мне и потерянным мальчишкам?
— Обещаю, что каждый вечер буду рассказывать вам сказки, если ты возьмешь меня с собой в свою замечательную страну!
— Летим! — воскликнул Питер и схватил Карину за руку.
Виллему стало грустно. Ведь сейчас на месте Карины мог быть он.
— Ну, полетели!
Питер поднялся над землей, но Карина выдернула у него свою руку.
— Я не умею летать, — грустно сказала она.
— Не умеешь летать? — Питер приземлился возле нее и наморщил лоб. — Кто-то мне недавно говорил то же самое. Странно. Но я знаю, что ты умеешь летать, я в этом уверен. Летать умеют все, только многие забыли, как это делается. Сперва представь себе, сколько приключений тебя ждет в стране Нетинебудет, а потом вспомни все свои обиды и огорчения. И ты сразу взлетишь. Ну, попробуй!
Карина так и сделала. Она закрыла глаза, и на лбу у нее появились морщинки. Питер взял ее за руку и терпеливо ждал. Постепенно морщинки на лбу у Карины разгладились, и она заулыбалась.
Питер тихонько оторвался от земли и осторожно потянул Карину за собой. Она тоже оторвалась от земли.
— Я лечу! — закричала она. — Лечу!
— Ну? Что я тебе говорил? — Питер был в восторге.
Они поднимались все выше и выше, весело переговариваясь. Вот они уже парили над лесом. Питер отпустил руку Карины. Карина взвизгнула и замахала руками. Теперь она летела сама.
Они скользили в дорожке лунного света. Волнистые волосы Карины развевались на фоне звездного неба.
Виллем, не двигаясь, следил за их полетом. Несколько раз он смахнул слезу.
Он остался совсем один.
Его обступал безмолвный, бескрайний лес. Где же знакомая тропинка? Вокруг черные холодные тени, темнота…
Питер был с ним совсем недолго. И совсем недолго Виллем знал Карину. И вот уже их здесь нет.
Виллем приложил руки ко рту и крикнул им вслед, его слова понеслись над макушками деревьев, но Виллем не был уверен, что они его услышат:
— Он обманывает тебя, Карина! Там нет ни одного мальчишки, ни одного пирата! Дикие звери давно покинули остров. Питер там один! Он нарочно заманил тебя, он боится одиночества. Там нет даже русалок!
Виллем умолк. Возможно, насчет русалок он преувеличил. Но все остальное — правда, в этом он не сомневался.
Виллем не жалел, что остался. Но смотреть, как другие улетают в далекую, неведомую страну, было все-таки грустно.
Вдруг он услышал, или ему только почудилось:
— Прощай, Виллем, прощай!..
Наверное, это кричала Карина.
Виллем еще видел их, но кто из них Карина, а кто Питер, уже не различал. Они летели, обгоняя друг друга, потом вдруг свернули и скрылись из виду.
— Карина!
Виллему показалось, что это крикнул он сам. Однако, оглядевшись, он увидел Сюденъельма.
— Неужели она и в самом деле улетела с этим мальчишкой? — с отчаянием сказал он. — Ах, Карина, Карина, зачем ты это сделала? Лучше, чем здесь, там тебе не будет. Я хорошо знаю, как тяжело быть маленькой, да еще невидимкой. Кому-кому, а уж мне-то это хорошо известно. Но я знаю также, что незачем становиться видимым. Мы, невидимки, видим друг друга, и этого достаточно. Карина, я никогда тебе не рассказывал, как сам в детстве был невидимкой. Мне удалось с этим справиться, и я дал себе слово помогать всем, кто попадет в такую же беду. Я хотел помочь тебе, Карина. Не покидай меня!.. Я не сделал ничего плохого…
Сюденъельм упал в мох на колени. Он рыдал, закрыв лицо руками.
К нему подошел мальчик. Это был Тур. Он положил руку на плечо Сюденъельму.
Сюденъельм замотал головой, не отрывая рук от лица.
— Вы слишком добры ко мне. Я не заслужил этого. Лучше уходите, бросьте меня. Как-нибудь доживу один…
Тур покачал головой.
— Мы не уйдем. Ты нам нужен. Ты спас нас.
Сюденъельм быстро встал, слезы его мгновенно высохли. Твердым голосом он крикнул:
— Пошли!
И они углубились в лес. Сюденъельм шагал впереди, дети — за ним. Вскоре они скрылись из виду, и вокруг стало совсем тихо.
— Не забывайте Карину! — шепнул Виллем им вслед, но так тихо, что сам почти не расслышал своих слов.
Небо вдруг окрасилось розовым светом. Занималось утро.
Звезды погасли одна за другой — целый день они будут отдыхать. Возможно, как раз сейчас Питер и Карина приземлились в Русалочьей лагуне.
Розовый свет разгорался все ярче. Он тронул верхушки деревьев. Между стволами засверкали солнечные ворота, открылись зеленые коридоры.
Проснулись осенние птицы. В ветвях сонно зевнул ветерок. Две ледяные звездочки, сиявшие в луже под старой елью, растаяли и погасли. Солнце постепенно заливало лес, стало почти как летом. Между двумя разлапистыми елями проходила тропинка, она вела к лесному озеру. По ней в утреннем тумане приближались три фигуры. Впереди шел папа. Он часто оборачивался к Розамунде, которая шла за ним. Один раз они даже взялись за руки — это папа помог ей перепрыгнуть через ручей или канаву.
Последним шел Мерлинсен. В тумане казалось, что он не идет, а скользит. Голубой плащ, словно парус, трепетал у него за спиной.
Они шли из ночи в день. Виллему было приятно видеть их.
Мама, папа и дедушка, — звенели у него в ушах слова Карины. Виллем не обращал внимания на вернувшуюся головную боль, но прогнать ее усилием воли он тоже не мог.
Прищурившись, он смотрел на папу, Розамунду и Мерлинсена, плывущих в золотистом тумане.
Послышался смех — это смеялся папа. Ему ответил смех Мерлинсена.
Черноту памяти озаряли вспышки молний. Виллем сжал голову руками. Он боялся, что она вот-вот лопнет.
Наконец солнце развеяло остатки ночного тумана, и вся троица окончательно вступила в день. Они шли легким шагом, и Виллем уже сомневался, держал ли папа Розамунду за руку. Куда-то исчез великолепный плащ Мерлинсена. Но ведь у Розамунды Мерлинсен был в плаще? Виллем своими глазами видел, как этот плащ колыхался в тумане.
Теперь за спиной у Мерлинсена болтались лишь концы голубого шарфа, обмотанного вокруг шеи.
Мерлинсен уже не пританцовывал. Он перепрыгивал с кочки на кочку. Видимо, берег лесного озера был заболочен.
От боли в голове Виллем закрыл глаза.
— Виллем, где ты? — услышал он голос Розамунды.
— Виллем! Иди сюда! — позвал папа.
— Виллем! — подал голос Мерлинсен.
Виллем слышал, что Мерлинсену нравится произносить его имя.
От их слов сумрак в его голове постепенно рассеялся. И Виллем ясно увидел то, что было от него скрыто.
Он увидел вчерашний день…
19
Этот день начался необычно.
В коридоре послышались чьи-то крадущиеся шаги. Кто-то хотел пройти совсем неслышно — было еще очень рано. Виллем лежал в темной комнате и сонно щурился. Когда зазвонил телефон, он окончательно проснулся. В доме происходило что-то странное. Мальчик спрыгнул с кровати и выбежал в коридор. Телефон прозвонил два раза и умолк. В гостиной спиной к двери стоял папа. В руке у него был выдернутый из розетки телефонный шнур.
— Папа, что случилось? — спросил Виллем.
Папа вздрогнул и быстро обернулся. Он попытался спрятать шнур за спину.
— Да так, ничего, — сказал он растерянно и вдруг рассердился: — Ты почему за мной шпионишь?
— Я не шпионю… Меня разбудил телефон…
— Иди и ложись, — велел папа. — Еще рано.
Папа был одет и собирался куда-то уходить.
— Ты уходишь? — спросил Виллем.
— Я ненадолго. Когда тебе нужно будет вставать, я вернусь и разбужу тебя. Папа прошел мимо Виллема. Уже около входной двери он обернулся:
— Если кто-нибудь придет, пока меня не будет, ни в коем случае не открывай. И не шуми, пусть думают, что дома никого нет.
— Но… — Виллем не успел задать свой вопрос — папа был уже за дверью.
В этот день все шло шиворот-навыворот.
Когда-то давно Виллем плохо положил на рычаг телефонную трубку. Вечером папа очень долго объяснял ему, что трубка должна плотно лежать на рычаге и что телефон всегда должен быть включен в сеть. Вдруг кто-нибудь позвонит по важному делу? Он сам несколько часов безуспешно пытался дозвониться до Виллема, чтобы предупредить его, что вернется попозже. Виллем тогда очень испугался, когда папа не пришел домой вовремя…
А сегодня папа сам отключил телефон…
Нет, что-то явно было не так.
Виллему не хотелось оставаться одному в пустой квартире. Тем более, если кто-то мог прийти к ним ни свет ни заря. Наверное, это связано с какой-то опасностью.
Почему он должен не открывать дверь, а наоборот, делать вид, будто никого нет дома?
Он побежал в свою комнату. Дверь в папину спальню была приоткрыта, и Виллем невольно заглянул в нее. Это еще что такое?
Обычно папа оставлял свою спальню в образцовом порядке. Он застилал постель. Вешал одежду в шкаф. Убирал с ночного столика все до последней бумажки. И открывал окно, чтобы проветрить.
Виллем никогда не мог поддерживать в своей комнате такой же порядок. Хотя и старался. Папа не бранил его, но Виллем понимал, что папа считает его неряхой.
И вдруг…
Постель у папы осталась незаправленной. На стуле висела одежда. Занавески были задернуты. И воздух в спальне был спертый. На ночном столике горела лампа. Рядом с нею лежал конверт. Он был желтый и привлекал к себе внимание.
Виллем впервые видел, чтобы на папином столике что-то лежало после его ухода.
Виллем не мог оторвать глаз от конверта. Обычно папа запирал свои письма в ящик письменного стола. Как будто Виллем стал бы читать чужие письма!
Конверт излучал нежное желтое сияние. Он словно подавал Виллему знак, притягивал его. И Виллем уступил соблазну.
Он раскрыл конверт, достал письмо и не почувствовал никаких угрызений совести. Почему-то ему казалось, что он должен прочесть это письмо, хотя оно и было адресовано папе.
Он прочел:
«Иван,
пишу тебе в третий и последний раз. Первые два письмо были длинные, я пыталось объяснить, почему я обращаюсь к тебе со своей просьбой. В этом письме я вновь повторяю свой вопросу не можешь ли ты встретиться со мной, чтобы решить, когда я смогу увидеть мальчика? Если до вторника я не получу ответа у то позвоню тебе в среду утром. Если тебе сложно написать или позвонить мне, передай ответ через моего отца. Он по-прежнему живет в доме с башенкой, Рыбацкий мыс, девятнадцать. Когда-то ты любил моего отца, помнишь? Ты называл его старым волшебником, потому что он напоминал тебе волшебников из детских сказок. Ты даже в шутку стал звать его не Эрлингсеном, а Мерлинсеном. Может, магические чары Мерлинсена помогут нам с тобой договориться? Я решила, что добьюсь от тебя ответа во что бы то ни стало, даже если мне придется дежурить под дверью твоей квартиры. Так больше продолжаться не может!
Розамунда».
Виллем снова перечитал письмо, потом еще раз. После этого он торопливо положил его на прежнее место. Он вдруг испугался, что папа застанет его в спальне с письмом в руке.
Он побежал в свою комнату и спрятался под одеялом. Что было написано в письме, Виллем не понял, но оно напомнило ему один давний разговор с папой.
— А где моя мама? — спросил он тогда.
Папа сидел в гостиной и читал газету. Наверное, он шелестел страницами и не расслышал вопроса.
— Где моя мама? — повторил Виллем.
Эти слова вырвались у Виллема помимо его воли. Папа долго молчал, потом так же молча встал и вышел из гостиной.
Виллем бросился за ним:
— Я хочу знать, где моя мама? — крикнул он. — Почему она не с нами?
В коридоре папа обернулся и бросил загадочные слова:
— Ты лучше спроси, где твой папа.
Он скрылся в спальне и запер за собой дверь. Виллем оцепенел. Он не мог и не хотел шевелиться. В квартире стемнело, за окнами зажглись фонари. Когда папа, наконец, вышел из спальни, мальчик спрятался за диваном.
Что было после этого, Виллем не помнил. Но он был уверен, что больше никогда не спрашивал про маму. И, как ни странно, почти не вспоминал о ней…
Кто-то сдернул с Виллема одеяло. Чья-то рука трясла его за плечо. Он открыл глаза и увидел папу. Оказывается, он заснул.
— Пора вставать, Виллем, — сказал папа и, не прибавив больше ни слова, вышел из комнаты.
Виллем стал торопливо собираться в школу. Ему хотелось поскорее уйти из дома, от папы, который вдруг так переменился.
Виллем уже открывал входную дверь, когда папа спросил:
— Ты сделал уроки?
Виллем остановился, держась за ручку двери.
— Уроки, уроки, уроки… Ты сделал уроки?..
Виллем вдруг вспомнил, что папа каждое утро задавал ему этот вопрос с тех пор, как Виллем пошел в школу, папа и сегодня спросил про уроки, несмотря на загадочные события, которые происходили или, наоборот, не происходили утром у них в доме.
Виллем захлопнул за собой дверь, так и не ответив. Сбегая по лестнице, он подумал, что сегодня первый раз не попрощался с папой.
Виллем быстро шагал по улице. Он был расстроен, сердит и ему хотелось плакать. Он сжал руки в кулаки и засунул их поглубже в карманы, стараясь сдержать слезы. И тут в одном из карманов он обнаружил монету в десять крон. Она случайно осталась у него от вчерашней сдачи в магазине. Обычно папа строго следил, чтобы Виллем отдавал ему сдачу, — Виллем должен был довольствоваться теми деньгами, которые папа раз в неделю давал ему на карманные расходы.
Виллем побежал прямо в кондитерскую «Сладкий рай». Сейчас он накупит сладостей на все десять крон, пусть потом папа шумит из-за этих денег, сколько угодно.
Виллем вошел в кондитерскую, тихо звякнул колокольчик, в нос ему ударил аппетитный запах. Как давно он здесь не был!
Сюденъельм бесшумно вынырнул из-за цветастой занавески и занял свое место за прилавком. Он ничуть не изменился. При виде Виллема он застыл в изумлении.
— Не может быть! Неужто ко мне пожаловал сам Виллем Линден? Я уже и не помню, когда ты был здесь последний раз. Не сразу и узнал тебя.
Любимый «Сладкий рай»! Когда-то Виллем приходил сюда каждую неделю, оставляя в кассе часть своих карманных денег.
Сюденъельм перегнулся через прилавок. Он явно был чем-то огорчен. Своим галстуком он задел стопку шоколадок, но даже не заметил этого. Глаза его не отрывались от Виллема.
Виллем ответил ему удивленным взглядом. Неожиданно на глазах у Сюденъельма показались слезы. Он снял очки и протер стекла.
— Что с тобой, Виллем? Твое лицо похоже на запертую дверь, которую кто-то пытается открыть изнутри…
Виллем опустил глаза. Когда-то ему нравилось, что Сюденъельм угадывает его настроения. Но сейчас Виллем сжал в карманах кулаки. Какое Сюденъельму дело до его лица?
— Ты чем-то огорчен? Может быть, коробочка ванильных помадок поднимет тебе настроение? Или тебе хочется поплакать? А вот лакричные палочки. Может, поведаешь мне свое горе? Будь осторожнее, Виллем. Лицо — это приоткрытая дверь…
Виллем убежал из кондитерской, так ничего и не купив.
Он побежал по улице, пока не выбился из сил. Только после этого он остановился и отдышался. Пока он переводил дух, на городской ратуше начали бить часы, и Виллем понял, что опоздал в школу. Такого с ним еще не случалось, но теперь это не имело никакого значения — у Виллема вообще не было желания идти в школу.
— Ты сделал уроки?.. Уроки… уроки…
Сколько раз он уже слышал эти слова! Сколько часов он потратил на все эти уроки! Виллем начал было подсчитывать, однако у него закружилась голова. Но ведь он любил школу… Ты сделал уроки?.. Учитель всегда говорил: «Виллем это наверняка знает!» — Виллем и правда знал. Он всегда мог ответить урок. Даже сегодня… Он боялся не приготовить уроки.
При этой мысли Виллем даже застонал. Неужели он боялся? Увы, боялся, и еще как!
Вот Сюденъельм сразу спросил: «Что с тобой, Виллем?» А папа ни разу не задавал ему таких вопросов. Никогда. Вернее, однажды, когда у Виллема поднялась температура и он не мог утром встать. Папа заглянул в комнату и спросил: «Что с тобой, Виллем?» Правда, потом папа погладил его по лбу, но по его глазам Виллем видел, что папа думает о чем-то своем… «Ты сделал уроки?..» Папа никогда не интересовался, что было задано… Виллем всегда готовил уроки без папиной помощи… Может, просто боялся просить папу помочь?.. Вдруг папа откажет?.. Где моя мама?.. Папа: Ты лучше спроси, где твой папа… За диваном в гостиной была пыль… Розамунда… Давно… Кто она была?.. А мальчик?.. Это был он, Виллем?.. Папа будил его по утрам… Папа готовил ему завтраки… Папа приходил вечером с работы, ужинал, уходил на собрания, а если и оставался дома, был погружен в свои мысли. Он улыбался Виллему… Часто улыбался… Но по глазам было видно, что он думает о чем-то своем… Уроки… Школа…