Сзади море подступало к самым домам. Ходило немало историй о том, как в былые времена жестокие бури и жадные волны обрушивались на стены домов, а иногда врывались и внутрь.
Виллем не очень-то верил этим историям.
Дорога была посыпана гравием. Она вела к дому с башенкой. Когда-то здесь жили рыбаки, у причалов стояли их шхуны.
Теперь здесь был заповедник. Облик Рыбацкого мыса должен был сохраняться неизменным, меняться могли только люди.
Когда Виллем ступил на дорогу, Питер приземлился и пошел рядом.
— Сейчас, пожалуй, лучше притвориться обыкновенным мальчиком, — объяснил он.
Виллем ничего не сказал, только с сомнением посмотрел на его одежду.
По пути им никто не встретился. В окнах домов отражалась луна. Вокруг было совершенно безлюдно.
Виллем думал о волшебнике. Может, это он удалил с мыса всех людей, и теперь дома ждут смельчака, который отважился бы в них войти.
Из одного дома доносилась тихая музыка. Играли на фортепьяно и скрипке, однако ни в одном окне не было света. Приглядевшись, Виллем и Питер заметили, что на окнах нет даже занавесок. Заглянуть внутрь им не удалось, но дом казался покинутым.
— Вот где нас ждут настоящие приключения, — обрадовался Питер. — Давай влезем туда!
— Не надо! — испугался Виллем и тут же добавил, стараясь не обнаружить свой страх: — У нас же совсем нет времени.
Наконец они подошли к дому с башенкой. По сравнению с остальными домами он показался им необыкновенно высоким. Башенка почти сливалась с ночным небом.
Даже Питер приумолк, когда они, задрав головы, разглядывали высокие стены. Вид у дома был грозный. Скоро им стало казаться, что башенка вот-вот рухнет прямо на них. У Виллема все поплыло перед глазами, и он опустил голову.
Питер медленно взмыл вверх и скрылся за домом. Виллем ждал — прошла целая вечность.
— Это здесь, на самой верхотуре, — сказал Питер, приземлившись наконец рядом с Виллемом.
Они подошли к двери, которая была не заперта, но чтобы открыть ее, им пришлось вдвоем на нее навалиться.
— Ступай-ка ты лучше один, — решил Питер, заглянув в полумрак прихожей.
— Как один? — испугался Виллем. — А ты?
— Насколько я помню, помощь волшебника требуется тебе, ведь невидимка ты, а не я. Вдруг он разозлится, что к нему пришел обыкновенный мальчик.
— Я один боюсь.
— Я подлечу к верхнему окну, мне там все будет видно.
— Обещаешь?
— Что за разговор? — возмутился Питер.
Виллем заглянул в прихожую.
— Ну, я пошел, — вздохнул он.
Из прихожей наверх вела полуосвещенная винтовая лестница. Виллем поднял голову и увидел, что наверху лестницы совсем светло. Под самым потолком висела удивительная люстра. В ней горело не меньше тысячи лампочек.
Виллем стоял как бы на дне глубокого колодца. По его стенам спиралью поднимались ступени. Мальчику стало жутковато, но усилием воли он заставил себя подняться на первую ступеньку. Скоро у него закружилась голова, оттого что он шел все время по кругу. Один раз он перегнулся через перила и посмотрел вниз. Лучше бы он этого не делал — под ним была бездонная пропасть. Виллем прижался к стене и медленно стал подниматься дальше.
Наконец лестница уперлась в дверь, находившуюся под самой люстрой. Ее свет ослепил Виллема.
Сбоку на двери ярко сияла табличка, словно она была из чистого золота.
Мальчик попытался прочитать, что на ней написано. Но буквы так сверкали, что разглядеть их было невозможно. Виллем прижался носом к табличке, но и это не помогло. Ему показалось, что там написано «Эрлингсен», но вполне возможно, что и «Мерлинсен».
Звонка на двери не было, и Виллем решил постучаться.
Ему никто не ответил. Он постучал сильнее, и снова ни звука.
Виллем забарабанил в дверь кулаком.
— Иду, иду, — послышалось из-за двери. — Нечего поднимать такой шум, я не глухой. Заходи!
Виллем толкнул дверь, но она не поддалась. Он толкнул еще раз, изо всей силы. Но дверь не открывалась.
— Дверь не открывается, — крикнул Виллем. Его голос эхом раскатился по бездонному колодцу.
— Не открывается? Что еще за глупости! Нажми сначала на ручку, а потом толкни дверь. Если у тебя ничего не получится, тогда я сам нажму на ручку и потяну дверь на себя… Однако… Что за черт? Так она же заперта! А где у меня ключи? Сейчас… сейчас…
Виллем слышал, как в замочную скважину вставляли один ключ за другим. Глухой голос бормотал:
— Этот не подходит, он от сундука… Этот от ящичка с кофе… А этот? Не помню… Уж не его ли я искал столько лет?.. Ведь он от… Между прочим, откуда он здесь взялся?.. А этот…
Наконец замок щелкнул и дверь открылась. Еще мгновение, и Виллем увидит самого волшебника Мерлинсена.
9
Виллем переступил порог, но Мерлинсен, если это был он, уже повернулся к нему спиной и пошел в глубь своего жилища. Виллем увидел только его спину.
Виллем стоял в дверях и осматривался. По стенам горело множество мелких лампочек, комнату наполняли причудливые тени. Виллем даже не понял, коридор это или гостиная.
Хозяин дома вдруг споткнулся и чуть не упал.
— Мумле-мумле-мумле, — пробурчал он себе под нос и повернулся к Виллему. В стеклах его очков отражался свет одной из лампочек.
Мерлинсен, если это был он, мало походил на волшебника. Во всяком случае, Виллем никогда не слыхал, чтобы волшебники ходили в вязаных кофтах, бриджах, красных чулках и деревянных башмаках. Пожалуй, только белоснежные, седые волосы, которые падали ему на плечи, были как у настоящего волшебника.
— Разве ты не знаешь, что дурно смеяться над человеком, который споткнулся, особенно если он стар?
— А я и не смеюсь, — ответил Виллем.
— Я сам слышал, как ты смеялся, — возразил волшебник. — Не отпирайся. И слышал, и видел.
У Виллема пересохло во рту, язык прилип к гортани.
— Так, значит, ты меня видишь? — с трудом проговорил он.
Волшебник подошел ближе, вытянул шею и прищурился за стеклами очков.
— Гм, без всякого сомнения. Сколько тут человек?
— Я один, — ответил Виллем.
— Я одного и вижу. Значит тебя, — сказал волшебник. — Странный, между прочим, вопрос. Почему бы мне тебя не видеть, если ты здесь?
— Ну, понимаешь… Как бы это сказать… Словом, я стал невидимкой…
Виллем думал, что волшебник рассмеется, но Мерлинсен сохранял серьезность. Он снял очки и протер стекла.
— Говоришь, невидимка? — задумчиво спросил он. — Любопытно…
Он снова надел очки и вытянул шею, он наклонялся все ниже и ниже…
Сейчас он упадет, испуганно подумал Виллем.
За стеклами очков он ясно видел глаза Мерлинсена. Они приветливо и внимательно изучали его. Вдруг они как бы вспыхнули, и волшебник всплеснул руками:
— Невероятно! Не может быть! Глазам не верю!..
Он снова наклонился к Виллему, да так близко, что Виллем с трудом удержался и не отпрянул назад.
— Ты уверен, что знаешь, кто ты? — с интересом спросил волшебник. Его глаза впились в Виллема.
— Уверен.
— Ну и кто же ты?
— Виллем… Линден…
— Ага, Виллем Линден… Странно. По-моему, я уже слышал это имя. Виллем Линден? Так? У тебя папа, случайно, не альпинист?
Виллем покачал головой.
Волшебник вздохнул, и взгляд у него стал рассеянный.
— Мне показалось, что где-то я тебя уже видел, но… Никак не найду эту книгу… Кстати, ты читал ее?
— Какая книга?
— Та, о которой мы с тобой говорим, какая же еще? — Волшебник нетерпеливо взмахнул руками и задел одну из лампочек, она упала и разбилась. — Ну, ладно… Так о чем же мы с тобой говорили?.. Мне приходится решать столько важных вопросов, что я не могу помнить обо всяких мелочах…
— Ты сказал, что видел меня раньше.
— Ах да, припоминаю. Не такой уж я рассеянный, как тебе кажется… Но мы еще о чем-то говорили до того, как ты вспомнил про эту дурацкую книгу, которую я даже не читал.
— Мы говорили о том, что я невидимка.
— Совершенно верно! Как раз об этом и шла речь. О том, что ты невидимка! А ты меня видишь? Я, например, очень хорошо тебя вижу. Забавно, правда?.. Ну ладно, а теперь расскажи мне все по порядку.
И Виллем все рассказал.
— Гм. — изрек волшебник, когда Виллем умолк.
Наступила тишина. Виллем ждал. А волшебник молчал, лишь изредка произнося:
— Гм… гм… Мм-м…
Казалось, Мерлинсен совершенно забыл про Виллема. Он уставился в потолок. Виллем тоже на всякий случай взглянул наверх, но не увидел ничего, кроме толстых потолочных балок.
— Гм-м, — произнес Мерлинсен после долгого раздумья. Интересно, куда я засунул свой зонтик.
— Прости, я думал, что ты мне поможешь, — напомнил о себе Виллем.
Волшебник растерянно заморгал.
— Помочь?.. Тебе?.. Чем же я могу тебе помочь? И вообще, как ты сюда попал?
— Помочь?.. Тебе?.. Чем же я могу тебе помочь? И вообще, как ты сюда попал?
Виллем начал сызнова свой рассказ.
Но Мерлинсен прервал его:
— Да, да, да! Сколько можно твердить об одном и том же! Думаешь, я совсем выжил из ума? Просто я сейчас должен сосредоточить свои мысли на одном из научных трудов великого Вальденвальда. Мне кажется, в его исследования вкралась неточность…
— Ты Мерлинсен или нет? — осторожно спросил Виллем.
— Конечно, Мерлинсен. Кто же еще? — изумился волшебник и поглядел на свои руки. — Руки, во всяком случае, мои. — Потом он подошел к зеркалу и ткнулся в него носом. — Ну, конечно, это я! Ты меня чуть с тачку не сбил. Довольно в доме одного невидимки… — Он повернулся к Виллему. Так ты хочешь, чтобы я тебе помог? А кто тебе сказал, что это в моих силах?
— Никто. Просто мне так показалось. Поэтому я взял и пришел, сам не знаю почему.
— Взял и пришел! Нет, вы только послушайте! — Мерлинсен затряс головой и замахал руками, на пол полетела еще одна лампочка. — Ну, раз так, давай подумаем, что можно сделать.
Он повернулся и пошел в темный угол. Виллем направился за ним. Вдруг он споткнулся и чуть не упал. В темноте раздался смех Мерлинсена.
— А вот я имею право смеяться, когда спотыкаются молодые. И в этом ничего дурного нет, — сказал он.
Они подошли к крутой лестнице. Ступеньки заскрипели под ногами у Виллема, зато Мерлинсен ступал совершенно бесшумно. Он откинул чердачный люк, который ударился об пол, и их окутало облако пыли.
— Батюшки мои! — воскликнул Мерлинсен. — Ведь я был здесь совсем недавно, не понимаю, откуда взялось столько пыли.
Его слова потонули в чихании и кашле.
— Ладно, ладно, смейся на здоровье, — сказал Мерлинсен, когда пыль наконец улеглась и он отчихался. — Мне что, наше дело стариковское… Мы к этому привыкли… Мумле… мумле… мм-м…
Он вылез на чердак.
Виллем высунулся в отверстие люка и увидел, что Мерлинсен зажег на столе керосиновую лампу. По чердаку разлился оранжевый свет, загнав темноту в углы, под стол и стулья.
Странный это был чердак.
Он был совершенно круглый и кверху сужался. Вдоль стен, одна над другой, висели полки с книгами, большими и толстыми, маленькими и тоненькими и даже совсем крохотными.
Посреди чердака стоял большой письменный стол на массивных ножках, украшенный латунными накладками. На столе Виллем увидел штатив с пробирками, колбы и стеклянные трубки, назначения которых он не знал. Выглядело все очень таинственно.
Большое окно выходило на море. Впрочем, в темноте моря не было видно. Слышался только слабый шум прибоя. Виллем выглянул в окно в надежде увидеть там Питера. Но в кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть.
Под креслом с высокой спинкой загорелись две светящиеся точки. Они то вспыхивали, то гасли. Потом они передвинулись глубже под кресло.
Наверху, под самой крышей, засветились два огонька, побольше. Они часто мигали, и оттуда донеслось чье-то уханье.
— Т-с-с, — произнес Мерлинсен. — Разве ты не видишь, что к нам пришел гость? Веди себя прилично.
Он подошел к одной из полок и стал читать названия книг. Его бормотание слилось с шумом морского прибоя.
— Э-э-э… магические… мм-м… свойства… гм-гм… колец… волшебные… кхе-кхе… превращения в полнолуние…
Он повернулся к Виллему и сказал немного смущенно:
— Понимаешь, это мое хобби, страсть. Я всю жизнь собираю книги по колдовству и черной магии. Многие из них я помню наизусть. — Он нахмурился. — Честно говоря, я сам не понимаю, зачем я привел тебя сюда. Здесь еще никогда никто не бывал…
Он снова устремил на Виллема пристальный взгляд, от которого мальчику стало не по себе. Но тут же Мерлинсен вновь обратился к своим книгам и опять забубнил себе под нос:
— Гм-гм… как изводить злых отчимов… Э-э-э… симптомы осенней подагры… Напомни-ка, что с тобой случилось?
— Я стал невидимкой, — прошептал Виллем.
Мерлинсен мельком глянул на него.
— Но я-то тебя вижу! — удивился он. — Какой же ты в таком случае невидимка? Твое дело, можно сказать, решенное.
— Меня не видит папа… И другие тоже…
— Ах, вот ты о чем! Первый раз слышу, чтобы невидимость поражала и детей.
Мерлинсен наморщил лоб:
— Давай обратимся к истории. В 1760 году губернатора Пребена фон Вобенъюля постигло несчастье: исчезла его любимая жена Магдалена. Вечером, когда он заснул, она спала рядом, а утром ее как ветром сдуло. Губернатор принял это так близко к сердцу и так испугался сплетен, что объявил всем, что его жена просто-напросто стала невидимкой. Мол, ночью на нее оказали воздействие некие таинственные силы. Правда, вскоре расползлись слухи, что Магдалена сбежала к матери.
Эту историю рассказывают по-разному. Одна из версий была записана Мортеном Халсефолдом, близким другом губернатора. Через месяц и семнадцать дней после случившегося он описал это невероятное происшествие в письме к своей матери. Впоследствии это письмо почему-то обнаружилось в бумагах покойного бродячего артиста. Мне стоило больших усилий напасть на след этого письма. Но это уже другая история.
Вторая версия была записана в 1803 году Магнусом Стаэром, который приводил этот случай в качестве доказательства, что явление невидимости существует. Он утверждает, что молодая особа, объявившаяся в доме у губернаторской тещи, вовсе не пропавшая губернаторша, а ее сестра-близнец, которая в 1713 году исчезла при таинственных обстоятельствах по дороге в Париж. Никто не знает, каким образом она вдруг нашлась. У меня есть свои соображения по этому поводу, и я намерен вскоре предать их гласности.
Мерлинсен перевел дух и продолжал:
— Вот и все, что мне известно о явлении невидимости, но, строго говоря, к настоящей невидимости это не имеет ни малейшего отношения. Впрочем, пока я тебе все это рассказывал, я успел мысленно перебрать свои книги. В них говорится про разные типы невидимости, но про детскую невидимость нет ни слова.
В книге Фердинанда Корпа «О невидимых явлениях и предметах» на странице 317, параграф «Б», рассказывается о ребенке, у которого на глазах исчезали предметы, но это, как я понимаю, не совсем то, что нам нужно. Постой-ка, недавно у меня появилась старинная книга о детях, я ее еще не читал… Сейчас посмотрим…
Мерлинсен повел глазами по полке и с радостным возгласом выхватил тонкую книгу в черно-красном переплете. Он с такой силой швырнул ее на письменный стол, что гусиное перо и чучело ежа слетели на пол.
— Сейчас, сейчас… Где тут оглавление?
Его палец заскользил вниз по странице.
— Та-ак, детское упрямство, детские капризы, детские шалости, детский запах… Ты слышал что-нибудь подобное? Здесь есть все о детях, а вот про детей-невидимок ни слова. Скажи, сам ты видел когда-нибудь ребенка-невидимку?
Виллем покачал головой.
— И тем не менее уверен, что ты невидимка?
Не дожидаясь ответа, Мерлинсен вновь погрузился в книгу. Вскоре он огорченно покачал головой.
— Нет, про таких, как ты, здесь ничего не сказано. Что ж, попробую сам помочь тебе.
Он подошел к шкафу и достал из него коробку.
— Кажется, у меня здесь должен быть пряник против невидимости.
Он открыл крышку и воскликнул с облегчением:
— Есть, есть… Вот он, я его вижу! Он тебе наверняка поможет.
Мерлинсен достал из коробки коричневый пряник и протянул его Виллему.
— Жуй каждый кусочек тринадцать раз и повторяй про себя: Меня видно! Меня видно!
Виллем так и сделал.
— Ну что, помогло? — спросил Мерлинсен, когда Виллем проглотил кусочек пряника. Подействовало?
— Не знаю, — ответил Виллем.
— Ну а пряник-то хоть вкусный?
— Похож на медовый.
— На медовый? — Мерлинсен недоверчиво посмотрел на Виллема. — Пряники против невидимости совсем не похожи на медовые.
Мерлинсен отломил от пряника кусочек, съел, и лицо его озарилось улыбкой.
— Так это же медовый пряник от Арлетты! Вот куда он попал. Я бы никогда в жизни не вспомнил. Не знаешь, может, медовые пряники тоже помогают от невидимости?
Виллем покачал головой.
— Вот и я тоже не слышал… Тогда зачем же ты его ел? — удивился Мерлинсен.
Он снова подошел к шкафу и вернулся с бутылкой, покрытой пылью.
— Сейчас ты кое-что увидишь, — торжественно объявил он.
Мерлинсен вынул пробку, и из горлышка вылилось несколько красных капель. Он налил немного из бутылки в кружку и протянул ее Виллему.
— Сделай три глотка и каждый раз повторяй про себя: «Меня видно!»
Виллем отхлебнул из кружки один глоток — сделать второй он был уже не в силах.
— Фу, какая гадость! — проговорил он, отплевываясь.
— Гадость? — грозно переспросил Мерлинсен и выхватил у него кружку.
Он осторожно пригубил ее, и по лицу его разлилась блаженная улыбка.