— Ну, хорошо, — сварливо сказал Панкратов. — Резких изменений курса не произошло. Но скажет мне кто-нибудь, какой вообще курс? И кто, собственно говоря, у власти? С кем нам вообще договариваться?
— Вообще-то в посольстве гостит Натали Олонго… — сказал Лаврик нейтральным тоном.
— И какой толк от этой соплюшки? — поморщился Панкратов. — Она сейчас никто и звать ее никак. Мне тут сообщили, три дня не просыхает…
Лаврик не без вкрадчивости сказал:
— Вот здесь нам как раз крайне полезен товарищ Мазур, у которого с ней довольно дружеские отношения. Я думаю, ему гораздо проще будет сориентироваться в событиях, чем кому-либо другому.
— Ну да… — проворчал Панкратов. — Вместе виски трескать…
При слове «виски» посол вовсе уж страдальчески покосился на заветный ящик стола и, придав себе осанистый вид, насколько удалось, сказал:
— В самом деле, товарищи, сколько можно переливать из пустого в порожнее? Сами мы все равно ничего решить не можем, и предпринять ничего не можем, не имея полномочий. Остается ждать указаний из Москвы, и это всех касается, — он демонстративно отодвинул кресло и чуть привстал. — У меня еще отчет не дописан, у многих, думаю, тоже… Давайте уж закругляться…
Вид у него был настолько непреклонный, что даже Панкратов (по лицу видно, жаждавший бичевать и разоблачать и далее), с недовольным видом полез из-за стола, не говоря уж об остальных, вскочивших гораздо более охотно.
— Кирилл Степанович, вы не задержитесь на минутку? — вопросил посол ничуть не требовательно, скорее просительно.
Мазур остался, пожав про себя плечами. Косясь на дверь опустевшего кабинета, посол достал бутылку «Курвуазье», две рюмки, тарелочку с неизменными вялеными фруктами и проворно расплескал из полного в порожнее. Жестом пригласил Мазура сесть, первым схватил свою рюмку и браво осушил до дна, после чего тут же наполнил снова. Мазур пригубил свою, не особенно и увлекаясь, в хорошем стиле великосветских приемов…
— Кирилл Степанович, — задушевно сказал посол. — Тут Сема сгоряча наговорил всякого… Ну, что поделать, должность у человека такая, да и нервы у всех на пределе. Я его сто лет знаю, вечно он так… Ну, мало ли как в жизни оборачивается, кто ж знал, что этот папаша с дочкой такие сволочи… Я сам с ним однажды на приеме в Министерстве недр пару бокалов употребил, кто ж знал, что это вражина матерая… К чему это я… Будьте уверены: если что, я со своей стороны дам вам наилучшую характеристику. Непременно упомяну, как вы тогда спасли советских геологов в трудной ситуации… И за Ирину спасибо… Папа ее, кстати, вам шлет привет и благодарность… Что ж не пьете-то?
Мазур прикончил рюмку, и посол тут же набуровил ему новую, а заодно и себе, третью по счету за неполных пару минут.
— Дипломатия, Кирилл Степанович, дело тонкое, — продолжал чуточку рассолодевший посол. — Всегда нужно, как говорится, держать руку на пульсе… Вы ведь и в самом деле, наслышан, в… отличных отношениях с мадемуазель Олонго?
Мазур неопределенно пожал плечами.
— Она тут, кстати, совсем недавно звонила, вас искала, — сказал посол. — Скучно девушке, да и ситуация в стране такая, что черт ногу сломит… Вы ведь сейчас к ней пойдете?
— Пожалуй, — осторожно сказал Мазур.
Наклонившись к нему, посол понизил голос:
— Вот и будет к вам маленькая просьба… Я понимаю, у вас свое начальство, ему и следует в первую очередь докладывать… но, если узнаете что-нибудь такое… не особо секретное, поделитесь потом, а? Не откладывая в долгий ящик. Девушка энергичная, что-то да должна знать, — он понизил голос до шепота. — Сема зря говорит, что она только виски глушит… Не совсем. Мне доложили с коммутатора: она за последние два дня раз двадцать звонила в город, иные разговоры надолго затягивались. Наговорила на приличные деньги, да ладно уж, спишется по соответствующей статье… Ох, не сидит она сложа руки…
— А с кем и о чем? — спросил Мазур.
Посол развел руками:
— Представления не имею, она же на местном болтала, а кто его у нас знает? Но что-то она крутит, факт, уж поверьте. Никто ни словечка не понимает, но все говорят, что никак это не похоже на пьяную болтовню, которая на всех языках одинакова… Вы уж, если узнаете что-то… А? Я на секреты не покушаюсь, но иметь бы хоть какую-то ясность… Ну, а я уж со своей стороны всегда помогу, чем могу. Договорились?
— Договорились, — сказал Мазур, вставая.
Дело было ясное: посол, пытаясь реабилитироваться, пытался выведать хоть что-то интересное, о чем можно сообщить в Москву первым. В чем ему, пожалуй, следовало поспособствовать: чем черт не шутит, вдруг и в самом деле добро помнит и сможет написать бумагу, которая окажется небесполезной, когда за борзое перо возьмется Панкратов…
В коридоре его терпеливо дожидался Лаврик, и они стали подниматься на третий этаж, зашли в комнату Лаврика, и тот незамедлительно извлек бутылку джина. Скручивая пробку, поинтересовался:
— Чего этот старый барсук от тебя хотел?
— Информации, — кратко ответил Мазур, усаживаясь и принимая стакан, — Наташка-то, оказывается, не просто виски сосет, а два дня названивает в город, и не похоже, чтобы по пьяной лавочке…
— А чего ты хотел? — фыркнул Лаврик. — Боевая девочка. Плюху держать умеет… Да, можешь меня поздравить: Джулька обнаружилась живая и здоровая, разве что чуток плечо царапнуло, ну, сущий пустяк.
— Поздравляю, — угрюмо сказал Мазур. — А Мтанга так и не объявился?
— Ни слуху, ни духу. Там, сам знаешь, был второй потайной ход… Отсиживается где-нибудь, зуб даю.
— Зачем? Вроде все спокойно и вошло в норму… — Лаврик прищурился:
— Для кого как… Уж врагов-то у него… А Папа мертвехонек.
Мало ли кому взбредет в голову под шумок свести счеты. Пальнут в спину, спишут на сложную обстановку… Я бы на его месте именно так и рассуждал — и засел на пару деньков в укромном уголке. Верно тебе говорю: Мтанга вынырнет, когда все окончательно устаканится и можно будет не бояться за свою драгоценную башку.
— Что устаканится?
— Есть версии… — небрежно сказал Лаврик. — Погоди, ты что такой хмурый? И пьешь без энтузиазма? — он присмотрелся, хохотнул: — Ах, во-от оно что… Панкратов тебя расстроил?
— А что тут смешного? — мрачно сказал Мазур. — Он ведь не остановится, сука гладкая. И писать обязательно будет. Чтобы остаться в белом. А как можно извернуть кое-какие фактики, ты лучше меня знаешь. В Кушку не сошлют взводом командовать, но кровушки попьют…
— Да не бери ты в голову, — сказал Лаврик совершенно беззаботно. — Нашел проблему. Никому и никуда он писать не будет. Нет, он с превеликим удовольствием накатал бы телегу толщиной с кирпич, но не будет у него такой возможности…
— Это почему?
— Потому что на свете живет дядя Лаврик, — серьезно сказал Лаврик. — Который при всех своих недостатках имеет одно несомненное достоинство: терпеть не может таких вот писарчуков, и по возможности принимает меры, чтобы их обезопасить…
Он открыл ящик стола — единственный, запиравшийся на хитрый ключ, достал из него толстый конверт, а из конверта — солидную пачку цветных фотографий. Ловко перетасовав их, как карточную колоду, отобрал три и веером положил перед Мазуром:
— Если это не моральное разложение, я свою фуражку съем… Что скажешь? По-моему, самое неподобающее поведение для советского адмирала, да еще служащего по политической части, да еще прибывшего курировать важную миссию…
— Н-да… — сказал Мазур, присмотревшись.
На великолепного качества снимке — пленка наверняка импортная — не обремененный хотя бы минимумом одежды товарищ Панкратов и столь же нагая темнокожая красотка пребывали в позиции, ничего общего не имеющей с изучением марксизма-ленинизма и вообще политикой. На второй позиция была еще замысловатее — и, нет сомнений, была бы моментально осуждена как советской общественностью, так и поседевшими в идеологических битвах коллегами адмирала из Главпура.
— А это, по-моему, вообще шедевр, — ухмыляясь, сказал Лаврик.
— Пожалуй, — со злорадной улыбочкой согласился Мазур.
Действительно, шедевр. Товарищ Панкратов расположился в мягком кресле, блаженно закатив глаза, а стоявшая перед ним на коленях красотка старательно исполняла нечто вовсе уж порнографическое — при этом на голове у нее красовалась панкратовская адмиральская фуражка.
— У меня еще и видеокассета есть, — похвастался Лаврик. — Полный джентльменский набор. А теперь попробуй представить, что будет с товарищем Панкратовым, если вся это благодать вместе с соответствующими письменными комментариями попадет в Главпур — да не на деревню дедушке, а именно в те кабинеты, где сидят недоброжелатели нашего адмирала, давно мечтающие его свалить?
— Сожрут и тапочек не выплюнут, — сказал Мазур.
— Сожрут и тапочек не выплюнут, — сказал Мазур.
— Вот то-то.
— Тьфу ты, ты же что-то такое говорил, но я тогда серьезно не отнесся…
— И зря, — сказал Лаврик, щурясь. — Ко мне следует относиться как угодно, но непременно серьезно. Ничего сложного. Поставил Жульке задачу, она в два счета подыскала разбитную деваху, а уж та, сам видишь, за капральские нашивки постаралась на совесть. Я, конечно, не садист, я дипломат. Найду способ мягко и тактично объяснить товарищу Панкратову, куда и к кому эта порнография попадет, если он, вернувшись в Союз, вздумает катать на нас телеги… А уж последствия ему растолковывать не надо, сам поймет, зная нравы родимой конторы… С тебя бутылка, а?
— Да за такое и две не жалко, — с чувством сказал Мазур, наполняя свой стакан.
Глава вторая
Тайны мадридского двора
Лаврик собрал фотографии в конверт, убрал его в стол, запер ящик на хитрый ключ, приподнял свой стакан, не чокаясь:
— Ну, за будущую работу?
Мазур естественно выпил, но проворчал:
— Ты уверен, что нам еще придется здесь работать?
— Я уверен, что работы у нас будет еще выше крыши, — лучезарно улыбаясь, сообщил Лаврик. — Жизнь продолжается…
— Ах, вот оно что… — сказал Мазур. — Мне бы следовало всплеснуть руками и удивленно заорать: «Ты что-то знаешь?» Но очень уж давно мы с тобой знакомы… Значит, ты что-то знаешь. Знаешь, отчего вместо всеобщей резни царит тишь и благодать…
— Ну да, — сказал Лаврик. — Просто-напросто Папа всех переиграл даже из могилы. Я имею в виду операцию «Коронация». Которую никто не собирается сворачивать, потому что это устраивает всех. Будь Папа обычным диктатором, здесь давно начался бы уже, сам понимаешь, ад кромешный. Но вот королевский трон… Французы слишком многое вложили в это предприятие, чтобы останавливаться на полпути. Тронный зал сверкает позолотой, трон стоит на законном месте, корона лежит под семью замками в местном филиале «Креди Лионэ». И высокие зарубежные гости начнут съезжаться уже через недельку. А далее — стабильность — и новые алмазные рудники вкупе со всем остальным богатством земли и недр…
— Ах, вот оно что… — сказал Мазур. — То-то они и не сцепились, господа генералы…
— Они умные, — сказал Лаврик. — Практически вся элита уже давно пошила себе парадные мундиры, то бишь придворные, все были готовы блистать на коронации, все давным-давно сочинили себе гербы с помощью лучших европейских специалистов и гадали лишь об одном: кому какой титул достанется, кто станет герцогом, а кто — задрипанным бароном. Это завораживает, знаешь ли: тронный зал, придворные церемонии, титулы, большие приемы… И что же, вместо всего этого залезть в камуфляж и хлестаться друг с другом? Причем не за трон, учти. Если кому-то из них и удастся влезть на трон, долго он там не засидится, потому что вылез из той же канавы, что и остальные. Или, в лучшем случае, из папашиной бакалейной лавки. Папа как-никак был старого королевского рода, да еще по женской линии… А становиться просто президентом… Сам знаешь, как с этим обстоит в Африке. Сегодня ты — президент, а завтра — на фонаре… А потому после первого замешательства умные люди — и в форме, и в штатском — собрались, посовещались и решили ничего не менять. Коронация будет. Разве что на троне окажется не король, а королева.
— Наташка?!
— Ну, а кому же еще? — усмехнулся Лаврик. — Племянница Отца Нации, из того же королевского рода, причем, повторяю, по женской линии, что здесь лишь преимущество. Неглупа, Сорбонну закончила, в армии популярна, — он усмехнулся не без цинизма. — И, наконец, молодой девушкой на таком послу гораздо легче и проще крутить и вертеть. Она конечно, умная, хитрая и чертовски энергичная, но до Папы ей — как до Луны пешком… Что еще нужно генералам и хозяевам экономики? Очередной непредсказуемый генерал? Нет уж, чревато… Так что всех это устраивает… нет, конечно, нашлись там и сям недовольные, попробовали рыпнуться, но им быстро и доходчиво объяснили, что они в меньшинстве, так что уж лучше им не выпендриваться, а шагать в ногу. Собственно, потому-то нам и не обивают порог здешние шишки с требованием вернуть Наташку. Здесь она в безопасности, это устраивает и местных, и французов. Единственное неудобство: пришлось срочно переделывать корону на другой размер, она ж на Папину башку была рассчитана…
— Так, — сказал Мазур. — То-то она и названивает два дня подряд…
— Ну да, координирует, совещается, уточняет детали. Пьет при этом, конечно, но девка на выпивку крепкая… Женский гвардейский батальон, кстати, доукомплектован до полного состава. Девки самые простые, пролетарочки от сохи, они за нее пасть порвут кому угодно… Жулька, кстати, уже в лейтенантах, вчера хвасталась… Толунго, «верховный женсовет», работает на всю катушку, по всей стране активистки надрывают глотки, и ведьм подключили…
— А мы…
— Вот насчет нас ничего еще толком неизвестно, — сказал Лаврик. — Молчит пока Москва. Но чует мое сердце, что придется нам выполнять те же функции, но уже при Наташке… — он фыркнул. — Знаешь, что самое забавное? Что мы с тобой с военно-юридической точки зрения так и остаемся на здешней службе в тех же чинах. Поскольку отправить офицера в отставку может только Главнокомандующий, а со смертью Папы этот пост пока что вакантен. Я, кстати, на сто процентов уверен, что Наташка потребует его себе, что в ее положении будет очень разумным ходом. А еще я уверен: пройдет пара-тройка лет, она освоится и помаленечку начнет всех строить не хуже Папы. Что ты нахмурился?
— Но ведь Папу кто-то убил… — сказал Мазур. — Я не о конкретной исполнительнице… Хочешь дурацкую версию? А что, если его хлопнула та самая элита, что жаждет блистать при дворе и получать титулы? Ты же сам сказал, что крутить и вертеть Наташкой гораздо легче. Вот его в последний момент, когда все практически готово — и того…
— Не такая уж и дурацкая версия, — медленно сказал Лаврик. — Вполне могло обернуться и так. Во все времена и во всех странах молодая девушка на троне, хозяев жизни устраивала гораздо больше, чем сатрап вроде Папы. Но, видишь ли… В событиях давно уже прослеживается третья сила. Внешнее влияние. И у меня есть сильные подозрения, что эта сила именуется «Гэмблер даймонд». Тот самый концерн, что раскатал губу на здешние алмазные прииски. Восемьдесят процентов акций там держат америкосы. И если местной элите, да и французам тоже, нужна единая, спокойная страна, то «Гэмблер» предпочел бы нечто совершенно противоположное: гражданскую войну, распад, хаос, частные армии самозваных генералов, с которыми договориться проще и дешевле, чем с правительством крепкой страны. И они, похоже, все-таки купили Мукузели, перевоспитался наш бессребреник… Ты его давно не слушал?
— Давненько.
— А зря, — серьезно сказал Лаврик. — Полностью поменял направленность передач, сволочь. Он еще до смерти Папы перестал орать о его казнокрадстве, полностью переключился на разжигание вражды меж фулу и коси. Убийство Папы он как раз объясняет происками коси — и даже скорбит, стервец этакий. Папа у него теперь — стойкий и несгибаемый борец за интересы фулу. Потому зловредные коси его и убили. А вот это уже гораздо опаснее. Эта его пропаганда будет иметь не в пример больше успеха, чем прежние унылые завывания о Папином казнокрадстве. Угольки-то давно тлеют, и если на них периодически плескать бензинчиком… И очень уж совпадают его проповеди с потаенными намерениями «Гэмблер даймонд» — а в таких случаях в совпадения я совершенно не верю. И в столицу он перебрался подальше от границы, где его было очень легко прищучить, и радиостанция у него новая, от прежней отличается, как «Роллс-Ройс» от «Запорожца», и охраной, по некоторым данным, обзавелся нехилой… Нет, точно, купили голубчика. А когда интеллигент-бессребреник все же продается, может наворотить такого, что долго потом придется головешки разбирать и жмуриков закапывать. Кстати, очень подходящий кандидат в президенты какой-нибудь Свободной Республики Фулу. Бедной городами и промышленностью, но крайне богатой полезными ископаемыми, особенно прозрачными камешками…
— Сразу надо было грохнуть, — сказал Мазур жестко. — Пока он обитал в пограничной глухомани, куда «Атандару» лёту — всего ничего. А теперь… Столицу соседнего государства бомбить не будешь, на это и Папа бы не решился…
— Вообще-то есть и другие методы… — задумчиво сказал Лаврик.
— Об Акинфиевых по-прежнему ни слуху ни духу?
— Как в воздухе растворились, — сказал Лаврик. — Может быть, вообще уже дернули из страны. При полной прозрачности здешних границ… Еще налить?
— Нет, спасибо, — сказал Мазур и поднялся. — Пойду-ка я к Наташке, она меня с утра искала…
— Валяй, — сказал Лаврик, ухмыляясь. — Будешь продолжать в том же духе — герцогом станешь, а то и пэром, у них в планах вроде бы и Палата Пэров значится. Его сиятельство герцог Мазур, пэр королевства — это звучит.