— Мне так показалось, само собой, я понятия не имею, сколько раз ты с кем-то расставался и расставался ли вообще.
— Будь покойна, расставался.
— Да мне дела нет.
Артем ее не слушал и гнул свое:
— Мы расстались совсем недавно, я хотел встречаться с другой. — Он загадочно улыбнулся ей.
— Какая бурная личная жизнь! — язвительно прокомментировала Инна.
— Да-а, — протянул парень, — красивая девочка была!
— Была? Сочувствую.
— Она меня кинула.
— Тем не менее сочувствую.
Они зашли в скверик и присели на скамеечку.
— Так вот, — возобновил он разговор, — девочка меня кинула, я расстроился и вернулся к бывшей.
— Самая настоящая драма!
Артем вздохнул и грустно посмотрел на нее:
— А ты всегда такая язвительная?
Инна не нашлась, что на это ответить, поэтому лишь передернула плечами.
— Когда мы с тобой встретились, ну, помнишь… у качелей, ты мне напомнила чем-то ту девочку, которая меня бросила.
— С ума сойти! Ты вроде сказал — она красивая?
— Ну… да, сказал. Вообще вы не очень похожи… — Он помолчал. — Точнее, совсем разные. — Артем улыбнулся. — Ладно, не будем об этом.
— Не будем, мне все равно неинтересно.
— Что же тебе интересно?
Поскольку она молчала, он вновь заговорил:
— Давай о тебе: как поживает тот длинный блондин?
— Думаю, хорошо.
— Думаешь? Это значит, ты не уверена? Вы больше не встречаетесь? — Он засыпал ее вопросами.
— М-м-м… я думаю, тебя это не касается. — Уж о Максиме ей сейчас хотелось думать меньше всего. Если утром она еще вспоминала трусливого блондина, и это вызывало в ее груди какое-то неприятное шевеление, то после посещения кабинета директора последний сорняк их недолгих отношений был окончательно вырван из ее сердца железной тяпкой.
Артем забавно сморщил нос:
— А я тебе все о себе рассказал!
— А я тебя не заставляла!
— С тобой трудно разговаривать.
— Тогда не будем и вовсе разговаривать.
Оба умолкли, но длилось это недолго.
— Пошли в цирк? — неожиданно предложил Артем.
— Работать клоунами? — насмешливо осведомилась девушка.
— На представление.
— С чего бы это?
— Просто так, там весело и пахнет попкорном.
— А еще — животными, что особо ценно, — напомнила Инна.
— Ага, — весело согласился он, поднимаясь и протягивая ей руку.
Она посмотрела на его ладонь, а потом неожиданно вспомнила о своем желании вытворить что-нибудь… этакое. Поход в цирк с голубоглазым предателем и мог стать тем безумством, которого ей так хотелось! И Инна пошла.
В цирке и в самом деле чудесно пахло попкорном, как обещал Артем, а также зверями, как предсказывала она. Веселее Инна еще не проводила время! Они много смеялись, съели кучу попкорна, сфотографировались рядом с клеткой льва. Грозное существо из семейства кошачьих мужественно терпело похлопывания, восторженные визги и писки детей, а когда ему становилось совсем скучно, выдавал себя громкой зевотой. Инне хотелось продлить этот чудесный день подольше, но время неумолимо приближалось к восьми, пора было отправляться домой, точнее, сперва к сестре, ведь для Артема Инну все так же звали Анной. Ей даже самой себе не хотелось признаваться, как ей нравилась компания этого беззаботного парня. Предателя, подлеца, бабника и обладателя самой замечательной улыбки на свете! Артем окончательно ее очаровал, и это пугало. Он не понимал, почему она все время язвит и пытается как-то его ужалить, а Инна не могла ему ничего объяснить. Не могла рассказать, сколько слез она пролила с того дня, как услышала злые слова из-под лестницы и гадкие смешки… Для нее он навсегда останется парнем, который предал ее и посмеялся над ней. Не могла она выбросить из памяти тот день, день, ставший началом ее мучений, день, сломавший ее идеальную «гламурную» жизнь.
У ее вымышленного парадного Артем попросил:
— Дай мне номер своего сотового.
— Не дам, — твердо ответила она.
Он искренне изумился:
— Почему? Разве тебе не понравилось в цирке?
— В цирке мне понравилось, но телефон не дам.
— Это нужно понимать как «отвали»?
— Как хочешь, так и понимай.
— Хорошо, — он улыбнулся, — я буду это понимать так, что тебе нравятся наши случайные встречи и ты пока не хочешь ничего менять.
Инна усмехнулась его находчивости. В свете яркого фонаря он выглядел чертовски привлекательным и немножко таинственным. Ей вспомнилось, как он проводил ее — не ее, конечно, тупую блондинку — после дискотеки до парадного и обнял… по спине побежали мурашки. Если бы он попытался сейчас ее поцеловать, она бы свалилась в обморок. Мысль о его объятиях на удивление взволновала ее.
— Замерзла? — заботливо спросил он.
Инна сама не заметила, как она ежится под его взглядом. На улице гулял прохладный ветерок, но холода она не чувствовала. Жар с щек переместился на шею, а потом разлился по всему телу. Инна ослабила шарф, пока он окончательно ее не придушил.
— Я пойду, — пробормотала она. Ей показалось, что он вздохнул, но она не была уверена до конца, потому что в следующий миг он отвернулся, а когда снова посмотрел на нее, на губах его играла легкая улыбка.
— Спокойной ночи, Аня.
«Он всем своим подружкам, наверное, желает спокойной ночи», — с неприязнью подумала она.
— И тебе. — Инна взбежала по лестнице. Ее злило, что минуту назад она думала о его поцелуе! «Бабник, терпеть его не могу, как можно было так уши развесить! Глупая я какая-то, ничему меня жизнь не учит». Она затрезвонила в квартиру сестры, ей так много нужно было рассказать Ане! Рядом с этим негодяем Артемом Инна совсем позабыла о главном. О том, что буквально перевернуло сегодня ее душу, о том, о чем стоило бы молчать, только молчать у нее не хватало сил.
Сестра, к счастью, оказалась дома, хотя где же ей еще быть в полдевятого вечера, это только Инна по циркам расхаживает непонятно с кем! Гламур не признал бывшую хозяйку и громко обтявкал ее, за что был выдворен вон из комнаты. Они с сестрой плюхнулись в удобные кресла, но Инна не могла усидеть на месте и вскочила.
— Ну что? Почему ты забежала, что случилось? — спросила Анна.
Инна остановилась посреди комнаты и, глубоко вздохнув, выпалила:
— Я, кажется, влюбилась!
Глаза сестры округлились, она тоже вскочила.
— В кого? В Максима? Или, может, в Ваню?
Инна молчала.
Аня застонала.
— Колись, Инна, кто он?
Сестра бегала вокруг нее, просительно складывала ладони, но Инна все так же молчала. Не так-то просто было признаться.
— Инна! Ну, в кого? — начала сердиться сестра. Взгляд ее упал на конверт, который она судорожно вертела в руках. Аня выдрала его у нее и вытащила несколько фоток, где они с Артемом стояли возле льва.
— О-о-о, — протянула сестра, — ты влюбилась в своего бывшего несостоявшегося парня? Артем, кажется? Милый мальчик, даже очень!
— Нет, не в него, — отмахнулась Инна.
— Не-ет? Ты меня пугаешь!
— Я сама себя пугаю, — тоскливо призналась Инна.
Сестра обняла ее.
— Инночка, ну давай же, скажи, в кого ты влюбилась? Ну, признайся, я ведь правильно думаю, это Артем?
— Это Константин Викторович, — прошептала Инна и совсем тихо добавила: — Директор нашей школы.
Глава 6. Успешный образ
«Голубые, нет, скорее зеленые, с позолоченными крапинками, светлые, самые добрые, похожие на море с блестящими на дне монетками, немного лукавые, самую капельку нежные, проницательные или, как сейчас, сердитые, а иногда такие… такие», — поток мыслей оборвался, нет — его наглым образом оборвали.
— Инна… — Константин Викторович выжидающе смотрел на нее.
— Что?
Послышался взрыв смеха.
— Не спи, замерзнешь. — Директор задал какой-то вопрос другому ученику, а она вновь погрузилась в свои размышления.
С того вечера, как она рассказала сестре о своих чувствах, минуло два дня. Инна вспомнила, как хохотала над ней Аня, и тихонько вздохнула. Она сама бы посмеялась, не приключись эта история именно с ней. Сестра долго мучила Инну вопросами: думает ли она об объекте своей любви перед сном, хочется ли ей, чтобы объект поцеловал ее, и вообще Аня вела себя не как сестра и лучшая подруга, а как психотерапевт! Думала она, да, перед сном, еще как думала, а что до поцелуев, ей даже страшно было об этом помыслить. Инна чувствовала себя преступницей! Если бы кто-то узнал о ее фантазиях, она бы сгорела со стыда. Сосредоточиться на литературе никак не удавалось, в голову лезло лишь нечто отдаленно напоминающее этот предмет. «Когда в любовных романах пишут „чувственные губы“, имеется в виду… что, собственно, имеется в виду? Интересно, когда он вот так склоняется над журналом, его губы чувственны или нет? А что с моими губами? Нужно было накраситься. Даже не взглянет, может, я совершенно ему не нравлюсь? Тогда бы он не стал меня защищать. Да он всех защищает! Какая сердобольность… Что он там все пишет, а какой красивый почерк, не то что у его химички… все потому, что он — хороший», — поток ее мыслей перекинулся на учительницу по химии. Раньше учительница ей нравилась, а теперь Инна только и делала, что выискивала изъяны в преподавательнице. Трудным делом это оказалось! Светлана Юрьевна была воплощением идеала, если не считать дурацкого почерка и крутого нрава.
«Ему, наверно, нравятся такие — с крутым нравом, скучать не приходится… красивая, умная, что еще нужно? Одно непонятно: почему они все еще не поженились? Не потому ли, что он не слишком сильно ее любит? Ведь если бы любил, точно повел бы в загс. До чего же дураки эти мужчины! Сколько, интересно, они уже встречаются? Если они так и не поженятся, значит, дело идет к разрыву, это наверняка. Хотя мне-то с какой стати радоваться, расстанется он с химичкой — найдет себе другую. Я ему точно не нужна! Да я и не знаю, что он вообще тогда думает? Решит, что у меня не все дома». — Она и сама так думала, когда мечтала о своей «безумной» любви. Какая пошлость — ученица втюрилась в директора! Клинический случай!
«Не в кого тебе влюбиться больше», — ворчала сестра. Аня вначале просто не поверила сестре, только потом, когда они созвонились утром и Инна на свежую голову повторила Ане свои вчерашние слова, сестре не оставалось ничего иного, как сказать: «Ты сошла с ума!»
— Инна, а ты на следующий урок не пойдешь? — послышался совсем рядом голос директора.
Она вздрогнула и подняла голову. Он смотрел на нее несколько озабоченно.
— Пойду, — кивнула она, не двигаясь с места и продолжая разглядывать его во все глаза.
«Господи, знал бы он только…» — она увидела, как изящные брови Константина Викторовича приподнялись, а взгляд его устремился в ее открытую тетрадку.
Инна почувствовала, как к щекам ее прилила краска, она совсем позабыла о сердечках, которые старательно выводила весь урок на полях.
Директор с интересом созерцал их, а ей хотелось сломать себе правую руку, лишь бы никогда не рисовать этих глупых сердец.
— А я уже боялся, что ты заболела, — неожиданно улыбнулся Константин Викторович, — теперь все понятно.
Внутри у нее что-то сжалось, словно под многотонным прессом: было страшно подумать, что именно ему могло стать понятным.
«Неужели догадался? Конечно, все проще простого — его предмет, тетрадка, сердечки… какая же я дура! Это — конец. Лучше сегодня же утопиться или повеситься, так надежнее». Она сгребла со стола тетрадь и запихнула ее в рюкзак.
Директор вернулся к своему столу и собрал листы с лекциями. К дверям они подошли одновременно. Константин Викторович пропустил ее вперед, но не успела она переступить порог, как ее догнал вопрос:
— Инна, а с моей стороны не будет наглостью спросить, кто тот счастливчик, в которого ты влюбилась?
Она замерла.
«Не догадался! Он ничего не понял! Топиться? Можно и подождать. — Инна обернулась, взгляд ее остановился на его губах. — Точно, чувственные, — подумала она, — именно такие губы описывают во всех любовных романах».
Он ждал ответа, а она продолжала пялиться на него, не в силах оторвать взгляда.
— Не хочешь, не говори, — улыбнулся директор.
Инна наконец заговорила, но это была не она, а тупая блондинка, сто раз уже похороненная и нежданно-негаданно воскресшая:
— Константин Викторович, а вы не сбежите, если я вам расскажу?
Что-то в его взгляде изменилось, она это четко уловила. То ли зрачки расширились, то ли он просто свел брови, но мгновение прошло, и он совершенно ровным тоном ответил:
— Сбегу, Инночка, я уже убежал, у меня в двенадцать педсовет.
До конца уроков она ругала себя на чем свет стоит; теперь к желанию сломать себе правую руку ей хотелось заодно вырвать свой язык. Кажется, она спугнула объект своей любви. И сделала это не настоящая Инна, а прежняя бестолковая блондинка, и без того испортившая ей жизнь.
Между тем оценки ее резко улучшились, учителя стали меньше придираться к ней, а некоторые и вовсе перестали доставать девушку. Ей же все было безразлично, хотелось одного: чтобы целыми днями ей преподавали литературу и русский язык. Инна не знала, как вести себя, в один миг ей хотелось громко, на всю школу прокричать о своей любви, а в другой — забиться в темный угол вместе со своей любовью и не вылезать на свет. А вскоре случилось нечто непредвиденное.
Константин Викторович начал ее избегать. Особенно это стало заметно во время перемен. Раньше он всегда останавливался, чтобы поболтать с ней, а теперь проносился мимо, как ураган. Даже на уроке не вызывал ее к доске лишний раз. Инна была в отчаянии. Чего она только не делала: писала проникновенные сочинения, постоянно тянула руку, чтобы ответить на каждый его вопрос, задавала после уроков какие-то глупые вопросы, лишь бы поговорить с ним хоть немножко, а как-то нарочно завалила изложение, чтобы можно было прийти и исправить его. Ничего не помогало! За сочинения он ставил ей пятерки, приводил их в пример другим, на ее вопросы отвечал обычно советом — прочесть ту или иную книгу, а за диктант поставил ей четверку с тремя минусами. А когда она хотела исправить, сказал, что в журнал все равно четверка пойдет без минуса, поэтому исправлять ничего не нужно. Испробовав все — от характерных взглядов до подкарауливания, — Инна… подралась! По-настоящему подралась: с мальчиком из параллельного класса, где училась Кристина.
Это случилось в столовой, когда Инна в очередной раз заняла Кристинин стол. Белобрысая, как обычно, попыталась ее выгнать, у нее ничего не получилось, и тогда Кристина заставила одного из своих дружков выгнать Инну силой. Парень схватил ее за руку, а Инна вцепилась ногтями ему в лицо. Они катались по полу, как два щенка, поднялись крики — ученики радовались драке, а буфетчица звала на помощь. Инна получила хороший удар в челюсть, но и ее противнику досталось изрядно: она исполосовала ему лицо ногтями и придушила бы парня галстуком, не появись в дверях Константин Викторович. На его лице отражался ужас от увиденного. Инна без всяких уговоров отпрянула от парня и неуклюже поднялась с пола.
— В мой кабинет, — мельком взглянул директор на потирающего щеку парня и воззрился на Инну. Он долго молчал, потом негромко произнес: — А ты — домой.
— Она первая начала, Женька ни в чем не виноват! — сразу же завопила Кристина.
— Разберемся, — пробормотал Константин Викторович.
— А почему тогда она — домой? Нужно ее наказать, — воскликнула белобрысая, да так мастерски разыграла возмущение, что Инна ощутила подступающий гнев.
Директор кивнул на дверь:
— Инна — домой, Женя — ко мне в кабинет.
Инна взяла со стула рюкзак и, проходя мимо Кристины, сильно толкнула ее. Белобрысая взвизгнула и завалилась на спину. Если бы не стоявший рядом Максим, она бы рухнула, а так ей удалось устоять на ногах.
— Молись, коза, — сладким голосом протянула Инна, — скоро увидимся!
— Да ты… овца… овечка!.. — истерично заорала ей вслед Кристина.
Инна услышала, как Константин Викторович пробормотал: «За что мне этот зверинец», и вышла из столовой.
Домой она брела, совершенно опустошенная и раздавленная. Челюсть болела, а еще жгло в том месте, где на руке содралась кожа, кружилась голова. В кабинет директор ее не позвал, но это даже радовало. Какие чувства в красивом мужчине может вызвать избитая потрепанная девица? Жалость, и то сомнительную, а ей хотелось чуточку внимания, самую каплю! Чтобы стало все как прежде: он бы останавливался на переменах перекинуться с ней парой словечек, почаще спрашивал бы ее на уроках, приглашал бы хоть иногда в свой кабинет…
На улице выпал снег — выпал уже неделю назад, а она и не заметила. Не до этого ей было. Все ее мысли занимала любовь! Жестокая эта штука, очень быстро поняла Инна. Она смеялась раньше над подругами, влюбленными в звезд кино или эстрады, а сама оказалась нелепее их всех, вместе взятых, втюрившись в директора школы. Инна подняла глаза, взглянула на дорогу и увидела Артема. С того самого дня, когда они ходили в цирк, он словно сквозь землю провалился. Теперь она поняла причину. Больно не было, лишь обидно немного, и то только потому, что слишком уж натерпелась она от этих двоих! Голубоглазый наглец шел за ручку с ее бывшей лучшей подругой Катькой, ребята о чем-то мило разговаривали и ее не увидели.
Инна громко вздохнула.
«А ведь каждый раз он выглядел таким искренним! Только самый настоящий подлец умеет так заморочить голову», — Инна отвернулась с намерением больше никогда не вспоминать об этих двоих, особенно о любителе ходить в цирк, поэтому не видела, как Артем несколько раз обернулся.
Дома, лежа в обнимку с Героем на кровати, она пила крепкий чай, заедала сухариками и думала, думала… Частенько мысли возвращали ее на улицу, где она увидела Артема с Катей. Все-таки она была уязвлена, сколько ни пыталась убедить себя в обратном. Со дня их последней встречи ей хотелось снова увидеть его, она даже иногда жалела, что не дала парню номер своего телефона.
— Плевал он на меня, — объяснила она Герою, от звука ее голоса завилявшего хвостом. — Никому я не нравлюсь, чертовщина какая-то, а ведь было время… — Инна умолкла и погладила пса. — Оружие… вот что мне нужно! Как там Ваня говорил — новая история, идеальнее прежней? — Она поймала свой задумчивый взгляд в зеркальной дверце шкафа и усмехнулась: — Только сперва нужно залечить фингал!