Рябой повернул голову, и Святой мгновенно врезал рукоятью ему в висок. Неприятно хрустнула кость, и рябой, ударившись лбом о стол, затих, вытянув ноги.
Осторожно, стараясь не пораниться о ядовитый шип, Герасим стянул с пальца Кадета перстень. Внимательно осмотрел безымянный палец покойника. Ранка была неглубокой, почти незаметной. Такой царапинке даже не станешь придавать значения, но для Кадета она стала смертельной.
Святой дважды повернул бриллиант, спрятав иглу в золотой корпус перстня. Теперь драгоценная вещица не была опасна. Святой тщательно вытер перстень салфеткой и надел его на безымянный палец. Красиво смотрится, жаль, что носить приходится редко. Полюбовавшись свечением внутри камня, Герасим осторожно снял перстень и вновь положил его в бархатную коробочку, туда, где ему и полагалось быть. Коробочку он спрятал под рясой.
Скоро должна быть первая остановка. Святой поднялся, открыл дверь купе и выглянул в коридор. В дальнем конце, примостившись на откидном стуле, мило беседовала молодая парочка. Это не страшно, похоже, что они вообще ничего не замечали. Стараясь не шуметь, Святой вышел и, слегка приоткрыв окно, поглядел на пейзаж, проносящийся мимо окон. В лицо бил встречный ветер.
Странно, как это Кадету удалось выйти на него. Такое впечатление, что он специально дожидался его здесь. Скорее всего Герасима вели уже давно, аккуратно сдавая с рук на руки. Если это действительно так, то впереди его ожидают еще большие неприятности.
Поезд заметно сбавил ход и вскоре остановился с громким дребезжащим бряканьем. Герасим закрыл окно, слегка стукнув рамой. Парень, обнимавший девицу, равнодушно обернулся и, скользнув взглядом по Герасиму, вновь вернулся к предмету своего обожания. Он что-то шепнул на ухо своей спутнице, и они оба негромко рассмеялись. Герасим, простуженно кашлянув, направился в сторону тамбура. Шел он не спеша, как обычно ходят люди, не обремененные мирской суетой. Все должно выглядеть естественно. Наверняка многим он запомнился, и все видели в его руке оранжевую сумку. Сейчас он шел без нее, следовательно, на перрон он выйдет лишь затем, чтобы подышать свежим воздухом. Не возбраняется, кстати.
Проводница уже стояла на перроне, все с тем же казенным равнодушием, отличавшим должностное лицо от пассажира. Оживилась она лишь однажды, когда добродушная старушка проносила мимо печеных угрей. Взяв одного, самого большого, проводница заботливо уложила его в полиэтиленовый пакет и вновь застыла у дверей, как часовой у полкового знамени.
Герасим неторопливо двинулся вдоль перрона.
– Стоянка восемь минут, – недовольно буркнула проводница.
– Я знаю, сестра, – сдержанно произнес Святой, – хочется немного пройтись, что-то мне нехорошо сделалось.
– Если опоздаете, я из-за вас состав задерживать не стану.
Святой обернулся:
– В моем купе два моих старинных приятеля. Вы бы нас не тревожили, нам бы хотелось о многом поговорить.
– Исповедаться, значит, решили, – фыркнула проводница.
Герасим хотел ответить, но она уже не смотрела в его сторону. Стараясь не привлекать к себе внимания, он прошел вдоль всего состава. Остановился. Значит, все-таки показалось. Никто не дышал ему в спину, не пытался преследовать, а на полупустом перроне царила вполне заурядная картина – немногие пассажиры, с довольными физиономиями, наслаждались вечерней прохладой. Двое мужичков пили из горла пиво, о чем-то болтали, похоже, были счастливы. Еще трое, в небольшом отдалении, кружились около своего вагона и сосредоточенно покуривали. Абсолютно ничего настораживающего.
В ста метрах от вокзала начиналась густая лесопосадка, довольно узкая, ее можно пересечь за несколько минут. А вот за ней – оживленная трасса. Вряд ли кто из водителей откажет монаху в любезности подвезти его до ближайшей станции.
Поезд дернулся, грузно встряхнув тоннами железа, и неохотно стал набирать скорость. Неожиданно из предпоследнего вагона выпрыгнул тот самый блондинистый парень, что несколько минут назад держал на коленях молоденькую девушку.
– Назад, Святоша! Или прыгаешь в поезд, или я тебе мозги вышибу. Не ссы, больно не будет. Мне не впервой. Ох, недооценил тебя Кадет.
На уровне пояса блондин с плотоядной ухмылкой держал «браунинг» с инкрустированной ручкой. Ствол был нацелен точно в лицо Святого. По тому, как парень цедил слова и держал ствол, можно было с уверенностью утверждать, что намерения у него самые серьезные.
Слишком насмешливые глаза и слишком спокойная речь, таких парней в группировках используют в качестве ликвидаторов, и похоже, что, несмотря на молодость, этот уже изрядно преуспел.
– Кто ты? – невольно вырвалось у Святого.
– Не твое дело. В пистолете тринадцать патронов, каждая пуля может стать для тебя последней, – предупредил блондин.
– Тогда ответь – за что?
– За любопытство, отец мой, а это, как известно, очень большой грех.
Видно, ему нравилось убивать. Обыкновенная человеческая слабость. Хотя бы на мгновение почувствовать себя богом. Скорее всего парень ждал от Герасима каких-то непредсказуемых действий – рывка, резкого взмаха руками – чтобы со вздохом облегчения разрядить пистолет в живую мишень. Но, очевидно, его сдерживало несколько невольных свидетелей, которые о досадном происшествии в виде трупа на перроне непременно сообщат куда следует.
Герасим шагнул к проплывающему мимо вагону.
– Ты прыгаешь первым, я за тобой, – приказал блондин, – и не вздумай выкинуть какой-нибудь неприятный финт. Я хоть и молодой, но серьезный и очень не люблю дурных шуток. А теперь запрыгивай!
Герасим ухватился за поручни и прыгнул на подножку последнего вагона. Ряса за что-то зацепилась, и он едва не опрокинулся назад. Герасим рванул край подола, и материя затрещала. Святой поднялся на следующую ступень.
Блондин бежал следом, размахивая пистолетом.
– Отойди в конец тамбура! Ну! – орал он, не решаясь ухватиться за поручни.
Святой отступил назад.
Оба прекрасно понимали, что какие-то доли секунды блондин будет совершенно беспомощен. Это произойдет в тот самый момент, когда он прыгнет на подножку вагона. Ему нужно будет непременно удержаться и не свалиться под колеса, а следовательно, он должен будет посмотреть себе под ноги и на мгновение упустит из поля зрения Святого. Словно оценивая собственные шансы, блондин еще немного помедлил, а потом резко прыгнул на подножку. Рука с пистолетом невольно вильнула, ствол уставился куда-то в потолок тамбура, и Святой, дожидавшийся именно этой секунды, неожиданно прыгнул вперед и с размаху пнул ногой по руке блондина. Пистолет грохнулся на металлический пол и, скользнув по ступеням, скатился в открытую дверь.
Святой поглядел в растерянные глаза блондина. Нечто подобное ощущает обезоруженный охотник перед поднявшимся на задние лапы медведем. Наверняка в его голове промелькнуло немало мыслей, но у него не оставалось времени даже спрыгнуть. Сокрушительный удар пришелся точно в переносицу, раздался противный хруст.
Блондин еще секунду держался за поручень, словно пытаясь совладать со смертельным недугом, и, осознав, что силы не равны, с помутневшим взглядом завалился назад. Падая, он ударился головой о проплывавший мимо столб и, перевернувшись, завалился за откос.
Поезд набирал разбег. Мимо мелькали привокзальные строения, складские помещения. Наверное, проводница уже обнаружила тела двух гостей монаха и с ошалевшими глазами рыщет по вагонам в поисках линейной милиции. Еще несколько минут промедления, и будет поздно: в поезде невозможно укрыться, его приметы передадут всему персоналу, а ближайшая станция будет непременно извещена о странном монахе.
Святой выглянул из вагона. Скорость уже была приличной, но впереди он заметил песчаную насыпь, на этом повороте поезд обязательно сбавит обороты, более благоприятного места для прыжка невозможно будет найти на всем остальном пути следования.
Неожиданно дверь с шумом отворилась, и в ее проеме Герасим увидел лицо той самой девушки, которую обнимал блондин. Только в этот раз ее личико не выглядело смазливым: стиснутые челюсти больше походили на звериный оскал. Она напоминала бы разъяренную кошку, если бы не небольшой пистолет, выглядевший даже в ее ладошке очень невинно. Однако впечатление было обманчивым. Пуля из такого дамского оружия могла сделать дыру в башке диаметром почти в сантиметр.
– Назад! – строго приказала девица, предупреждающе передернув затвор. – Буду стрелять! Я не шучу.
Она была миловидна. Большие серые глаза выгодно оттеняли очень умелый макияж. Из уст такой женщины приятно было бы услышать признание в любви, и уж совсем не вязалась с ее внешностью угроза безжалостного убийства. И тем не менее это было так. Святой был уверен, что она высадит из магазина всю обойму, если он шагнет в сторону. А потом, даже не заглянув в его мертвое лицо, брезгливо спихнет бесчувственное тело под откос.
Именно так выглядят профессиональные женщины-убийцы: милые очаровашки с капризными губами, способные в долю секунды превратить объект в решето.
Интересно, она такая же решительная в постели? Губы Святого невольно дрогнули в снисходительной улыбке, и тут же он услышал жесткий голос:
– Ты напрасно улыбаешься, Святой, я готова тебя убить, кое-кто мне даже скажет спасибо за это.
– Выстрелишь, даже не прикрыв дверь, – хмыкнул Святой. – А если в вагоне услышат? Тебе тут же наденут браслеты.
Девушка пошарила левой рукой за спиной, пытаясь отыскать дверную ручку, но распахнутая дверь подрагивала на каждом рельсовом стыке. Девушка отвлеклась всего на миг, чтобы ухватиться за ручку, продолжая между тем держать Герасима на прицеле, но получила удар в предплечье, и пистолет упал в угол тамбура. Второй удар пришелся в солнечное сплетение. Она согнулась пополам и, вытаращив глаза, принялась судорожно глотать воздух. Намотав ее волосы на ладонь, Святой уже хотел швырнуть ее под колеса. Коротенькая юбочка в мелкую клетку задралась, обнажив длинные прямые ноги. Секунду Святой колебался, а потом, ткнув пальцами в сонную артерию, заставил ее отключиться.
– Черт с тобой! Живи! – выдохнул он в сердцах.
Песчаная насыпь приближалась. Теперь он молил о том, чтобы в песке не было крупных камней. Когда внизу замелькал желтый песок, Герасим несильно оттолкнулся и выпрыгнул в самую середину кучи.
Кажется, не расшибся, песок, сухой и мягкий, принял его, как колыбель младенца.
Удаляющийся поезд мерно постукивал колесами, раздался короткий гудок, и последний вагон скрылся за поросшей шиповником возвышенностью.
Герасим отряхнул с рясы песок и побежал в сторону трассы. Нужно как можно скорее уехать от этой злополучной станции. В запасе у него совсем немного времени. Через полчаса уже может быть поздно. Наверняка девушка скоро очнется и попытается связаться с теми, кто остался на станции.
Занятное приключеньице получилось. Посмотрел, называется, святые мощи.
Вскоре Герасим вышел на дорогу и поднял руку. Легковые автомобили пролетали мимо на большой скорости – водители лишь пожимали плечами. Дважды останавливались грузовики, но шоферы с сожалением разводили руками, когда узнавали о просьбе монаха подкинуть до ближайшего населенного пункта. Под мышкой у Герасима, в мягкой плетеной кобуре, уютно покоился «макаров», призывая к активным действиям. Время катастрофически таяло. Если следующие пять минут будут потрачены в ожидании, то придется искать какой-то выход.
У обочины шоссе стоял «УАЗ» – самая оптимальная машина для проселков. За рулем, прикрыв глаза, сидел молодой водитель и терпеливо дожидался хозяина, который о чем-то беседовал с симпатичной девушкой. У обоих счастливые лица. Похоже, у них приятная перспектива на ближайший вечер. Если не удастся поймать попутку, то их планам не суждено сбыться. Машина работала на холостом ходу. Клапана отрегулированы отменно и постукивают с тихим звенящим звуком – весьма обнадеживающий фактор. Итак – выдернуть шофера из кабины. И пока он будет пялиться на разбушевавшегося батюшку, отжать сцепление и переключить скорость. А дальше несколько километров по шоссе, затем, свернув с него, затеряться на проселочных дорогах.
Святой сделал шаг, намереваясь осуществить задуманное. Водитель в это время приоткрыл дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха, и с интересом посмотрел на подходящего монаха. Ну что ж, задача значительно облегчается.
– Да вот же он! – неожиданно раздался за спиной звонкий и в то же время угрожающий голос. Герасим невольно обернулся и увидел, что прямо к нему идут четверо мужчин. – Да вы посмотрите на него, как он вырядился. Монах, етит твою мать! Сначала нашу Маняшу обрюхатил, а теперь рясу надел! – орал краснорожий мужичонка лет сорока и, уже намереваясь сцапать Герасима за шиворот, прокричал: – Держите его, братва, чтобы не ушел.
Несколько прохожих с любопытством посмотрели на Герасима, перевели взгляд на мужичка – кажись, не пьян, к чему бы это? Прервала свою беседу парочка у машины и застыла в изумлении, ожидая продолжения неожиданной сцены.
Святой всмотрелся в приближающихся. Где же он видел этого краснорожего? Уж не в монастыре ли?
Он шагнул на обочину, оставляя себе место для маневра. Черт знает что, какой-то кошмар! Разве можно было предположить, что его мирное путешествие обернется нешуточной проблемой. Видно, за ним охотятся всерьез. Блокировали на всякий случай все дороги. Ведь не мог же знать краснорожий, что он очутится именно здесь. Значит, «охотников» понатыкано где только возможно.
Парни двигались грамотно, без лишней суеты. Краснорожий шел прямо на него, как танк на деревенский плетень. А трое остальных обходили Герасима с двух сторон, отрезая путь к отступлению. Не может быть и речи о том, чтобы убежать. Наверняка поблизости другие «охотники», и он выйдет прямо на них, да и просто некуда бежать. Хотелось бы разобраться поспокойнее. Но интуиция, помноженная на опыт, подсказывала ему, что здесь нравоучениями не обойтись: они мгновенно сомнут, затопчут и выбросят бесчувственное тело на обочину. А сейчас им важно склонить свидетелей на свою сторону.
Краснорожий продолжал напускать жути:
– Я же сколько раз тебе говорил, не ходи к Маньке! Не дело это! Ведь рясу свою позоришь. Сколько раз ты мне клялся, что забудешь дорогу к ее дому, а? Признавайся, ирод проклятый! Вы посмотрите, люди добрые, что же это делается-то? – взывал мужик к немногочисленным прохожим. – Как ночь, так он шасть к ней под одеяло. Я и дурехе этой говорил, не связывайся ты с этим паскудником, а она мне все одно талдычит, люблю, говорит, и не могу без него. Что тут поделаешь? Не забивать же бабу до смерти. Вот теперь она с брюхом ходит, а этому все нипочем!
Трое мужиков угрюмо заходили со спины. Так же молчаливо и сосредоточенно обходят волки матерого лося. И, обложив со всех сторон, дожидаются команды вожака, чтобы одновременно кинуться на зверя и, оскалив хищную пасть, вонзиться клыками в бока.
У одного из троицы что-то сверкнуло в руке. Похоже, нож, а вот это уже серьезно.
– Вы меня с кем-то путаете, – запротестовал Герасим. – Я не из ваших мест, я приехал сюда помолиться святым мощам.
Краснорожий не унимался:
– Ты что, очки себе зарабатываешь, в натуре? Да не пялься ты по сторонам, никто тебе не поможет, мы тебе сейчас рога-то пообломаем! – его тон стал предельно угрожающим.
Остановить краснорожего мог только направленный в его лоб ствол пистолета.
Потребуется ровно три секунды, чтобы извлечь из-под рясы «макаров». До распаленного мужика пять-шесть метров. Значит, есть пара секунд в запасе, чтобы передернуть затвор и направить ствол в голову. Может быть, тогда он побледнеет.
«Нива» возникла из ниоткуда. Просто за спиной Герасим услышал звук работающего двигателя, а в следующую секунду, раздвинув наседающих мужиков, машина скрипнула тормозами, остановилась рядом с ним, и из приоткрытого окна показалось возбужденное девичье личико. Герасим услышал:
– Прыгай, если жить хочешь!
Уговаривать Святого не пришлось, он рванул на себя ручку и запрыгнул в уже трогающийся автомобиль. Краснорожий стоял на пути, не собираясь отойти в сторону, но в последний момент он отпрянул, и тут же Герасим с силой ударил его дверцей. Тот свалился в кювет, зажимая лицо руками.
Внедорожник прыгал на ухабах, напоминая кавалерийскую лошадь, преодолевающую барьеры. Герасим посмотрел в зеркало заднего вида. На дороге топталась обескураженная троица и, размахивая руками, что-то кричала. У одного правая рука спряталась под отворотом куртки. Наверняка он сжимал рукоять пистолета и усиленно соображал, а не отправить ли вдогонку дерзкой парочке несколько граммов горячего свинца.
– Ты зачем это сделал? – неожиданно повернулась к Святому девушка.
– Что? – не понял Герасим.
– Ну стукнул… того.
– А-а, дверцу жалко, – понимающе качнул головой Святой. – Ну ничего, не переживай, как выберемся отсюда, я тебе ее отрихтую, покрашу так, что будет лучше новой.
Девушка, не сводя взгляда с дороги, произнесла:
– Я не об этом… Но похоже, что ты ему нос сломал.
Святой одобрительно хмыкнул:
– Очень хотелось бы, чтобы так оно и было. Все-таки я старался. А потом ему не мешало бы полежать в больнице, подлечиться. Это только сумасшедший может на монаха нападать.
– А ты и вправду монах? – с некоторой долей уважения произнесла его спасительница.
Святой невольно усмехнулся:
– А что, не похож? Усы при мне, борода тоже, и, как видишь, ряса тоже на мне.
– Ну так-то оно так, конечно. – Она уверенно объехала белого теленка, выбежавшего на дорогу. – Только чудно все это! И взгляд у тебя какой-то шальной, не монашеский. Монахи так не смотрят. У них в глазах тоска.
– Все-то ты знаешь. Много монахов-то видела?
– Приходилось, – как-то неопределенно произнесла она.