– Я ее уже забыл.
В смежной комнате отчетливо послышался сдержанный кашель. Костыль невольно повернулся. Но Аркаша Печорский продолжал, словно ничего не замечая:
– Надеюсь, что ситуация прояснится через неделю. И еще вот что… Не думай исчезать, я тебя везде найду.
Костыль искренне обиделся:
– О чем базар, Аркаша? Или ты меня не знаешь?
– Знаю, – согласился патрон, – но предупредить все-таки не мешает.
Когда входная дверь захлопнулась за спиной, Костыль почувствовал большое облегчение. Было бы значительно хуже, если бы он покинул небольшую московскую квартиру, затерявшуюся в новостройках, в разобранном виде, скажем, в двух потертых чемоданах. Как ни говори, одна голова хорошо, но с телом все же она смотрится попривлекательнее.
Со времени побега это было четвертое общение с Аркашей Печорским, и после каждой такой встречи у него оставалось очень неприятное ощущение. Разговор напоминал продолжение карточной игры с обязательным присутствием адреналина в крови, без которого Паша Фомичев уже не представлял себе собственное существование. Скорее всего Зуб разгадал его и подыгрывал ему в этой партии, по-серьезному нагоняя жути огромными ставками.
Сложно было предположить, кому принадлежали квартиры, где они встречались, но вел себя Печорский в них очень даже по-хозяйски. Не исключено, что Зуб имел обширную сеть информаторов и многочисленную пехоту, которая располагалась именно в таких квартирах. Но, помнится, прежде им никто не мешал и не скребся под дверью серой мышью, а в этот раз он отчетливо слышал чужое присутствие. А что, если всесильный Зуб всего лишь марионетка в чьих-то более могущественных руках? А некто сильный, приоткрыв дверь, с холодным любопытством взирает на чужого раба.
От этого предположения Костыля бросило в жар. Он уже успел отойти от дома на изрядное расстояние, но, подумав, решил вернуться, – почему бы не посмотреть, с кем там гужуется Аркаша Печорский. Ага, окна выходят в другую сторону, к дому можно подходить безбоязненно. А вот в подъезде надо быть поосторожнее, чтобы не столкнуться нос к носу с неизвестным гостем. Стараясь не шуметь, Костыль поднялся на этаж выше и, набравшись терпения, стал ждать. Минут через двадцать в двери квартиры щелкнул замок, и на лестнице послышался глуховатый кашель. Раздалось негромкое и сдержанное напутствие Аркаши, и неизвестный стал уверенно спускаться по лестнице. Дверь долго не закрывалась, видно, Аркаша Печорский хотел убедиться, все ли в порядке, и, когда оснований для беспокойства уже не оставалось, звонко щелкнул замком.
Костыль внутренне похвалил себя за благоразумие – хватило ума не пуститься вслед за гостем, и из окна подъезда стал наблюдать за двором.
Так оно и есть – гость Аркаши Печорского был не один: как только он вышел из подъезда, к нему подкатил изумрудный «Ланд-Крузер». Из салона расторопно выскочил гибкий парень и, открыв заднюю дверь, стал ожидать приближения хозяина.
Тот, чуть замешкавшись, вновь кашлянул в кулак, и Паша Фомичев получил возможность рассмотреть его повнимательнее. На вид мужчине было под семьдесят. На висках серебрилась густая седина. С породой все в порядке: голову держит высоко, а спину не гнет. Такая колоритная фактура могла бы запросто украсить представительский лимузин, с такими данными не стыдно сидеть где-нибудь в президиуме или стоять на правительственной трибуне и величаво помахивать проходящей толпе ручкой. А он оказался в районе, далеком от обычного посещения чиновников, в замшелой квартире, где хозяином был матерый уркаган, цедивший крутую феню через крепко стиснутые зубы.
Что-то здесь было не так.
Дверца с шумом захлопнулась, и джип, оттесняя на самую обочину двух прогуливающихся старушек, уверенно пересек двор и скрылся за углом дома.
Глава 14
ДАВАЙ ПОГОВОРИМ О ДЕЛЕ, МЕНЯ ИНТЕРЕСУЕТ ОБЩАК
Похоже, что Барин не признавал женщин старше двадцати пяти лет. Резаный, представляясь его приятелем, наведывался уже по пятому адресу, и всюду его встречали молоденькие существа с широко открытыми глазами. Самое удивительное, что все они искренне были привязаны к Барину и лишь при одном упоминании его имени сладко улыбались. Барин был мужичком неказистым, манерой держаться и говорить напоминал помещика средней руки какой-нибудь саратовской глубинки. За что и получил свое погоняло. И Резаному не терпелось свидеться с ним, чтобы узнать, чем же таким особенным серенький старикан берет молодых, знающих себе цену женщин.
Резаному в этом плане не везло. С порядочными женщинами у него, как правило, ничего не получалось, зато порочные липли на него с радостью мух на отхожее место. То были бабы заматерелые, знающие мужикам цену, с солидным жизненным багажом, где, кроме вольных лет, случались и судимости. А всегда хотелось молодости, невинности. Но девчонки шарахались от него, как от чумового, как будто бы вместо нежностей он предлагал им прогулку по ночному кладбищу.
Что же это получается, кроме денег, старые кобели еще и свежатинкой пользуются, а ему одно старое и истертое мясо достается? Эта была еще одна причина, позволяющая Резаному всерьез ненавидеть Барина.
Бедные дуры считали, что он у них единственный, а только в Юго-Западном районе Резаный насчитал двух Валюш и одну Ксюшу. В этот раз на очереди была Ксения. Резаный изучил ее по фотографии. Простое девичье лицо с крупными веснушками, что совсем не портило ее, а даже, наоборот, придавало какой-то шарм. Аккуратное личико и толстая коса заставляли думать о душистом сеновале, где неизменно случается грех между рано взрослеющей молодежью. С такой телкой можно было бы помять травушку-муравушку где-нибудь на лесной поляне.
Ни у одной из них Барин не задерживался больше недели, как будто бы чувствовал, что Аркаша Печорский снарядил за ним целую бригаду. В последний раз Резаный разминулся с Барином всего лишь на несколько минут, на кухонном столе остывал недопитый кофе.
В этот раз ему должно повезти. У Ксении Барин жил уже четыре дня. Возможно, о его сердечной привязанности так бы никогда и не узнали, если бы однажды он не надумал проводить свою зазнобу до автобусной остановки. Именно здесь его заприметил кто-то из окружения Печорского, а тот, в свою очередь, немедленно передал адрес Костылю.
И вот теперь Резаному и Костылю осталось только набраться терпения. Выбрав скамейку в глубине двора, они принялись ждать. Артур, опершись локтями о спинку, философски созерцал прохожих. От нечего делать его даже заинтересовал крупный рыжий котяра, который совсем по-звериному подкрадывался к черно-белой кошечке. Судя по его повадкам и сосредоточенному виду, у самца были не самые лучшие намерения. Кошка, прикрыв глаза, грелась на солнышке и совсем не подозревала о похабных мыслишках собрата. Не удержавшись, Резаный швырнул камешек в предполагаемого насильника и уберег таким образом честь щеголеватой кошечки.
Барина с Ксюшей Костыль увидел в тот самый момент, когда рыжий котяра, высоко задрав хвост, бросился к спасительному подъезду. На мгновение кот даже замедлил бег и посмотрел в сторону приближающейся парочки, как бы раздумывая, что стоит ожидать от них. И, уже более не искушая судьбу, юркнул в приоткрытую дверь. Барин следовал немного позади девушки, не забывая посматривать по сторонам. Выходило очень непринужденно и могло насторожить только профессионального наблюдателя, но таковых поблизости не оказалось, не считая двух древних старушек, неторопливо делящихся между собой нехитрыми дворовыми новостями.
Артур знал, что, выбрав место в глубине двора, они становятся практически невидимыми. Зато сам Барин был виден как на ладони и находился в его полнейшей власти. Его можно было не только рассматривать, как блоху под микроскопом, без особого риска для себя, но и, прицелившись, пустить под левую лопатку несколько граммов свинца. Но вот этого делать пока не следовало. Дождавшись, когда парочка войдет в дом, Костыль с Резаным почти одновременно поднялись с лавки и быстрыми шагами направились следом.
Квартира, в которой залег Барин, находилась на втором этаже. Костыль услышал, как отомкнулась сначала одна дверь, металлическая, потом вторая, уже деревянная. В три прыжка поднявшись на второй этаж, он ударом ноги распахнул дверь пошире и, направив ствол в ошарашенные глаза Барина, произнес, обращаясь к женщине:
– Ну что встала, дура! Проходи, пока я твоему хахалю мозги не вышиб.
Крик, застрявший у нее где-то в горле, вырвался наружу жалким хрипом.
– Хорошо… хорошо.
Костыль толкнул внутрь замешкавшегося Барина (следом, по-хозяйски, с плотоядной улыбкой на губах, прошел Резаный) и, захлопнув за собой дверь, сдержанно спросил:
– Узнаешь?
– Припоминаю. Кажется, чалились вместе. Только не помню где.
– Неважно… А теперь давай поговорим о деле. И знаешь, что меня интересует?
– Узнаешь?
– Припоминаю. Кажется, чалились вместе. Только не помню где.
– Неважно… А теперь давай поговорим о деле. И знаешь, что меня интересует?
– Что же?
– На каких счетах находится общак и как лучше до него добраться.
Барин хмыкнул:
– Ах вот оно что. Уж лучше сразу режь меня на мелкие куски.
Костыль перевел взгляд на Резаного, который откровенно разглядывал ножки Ксении.
– Послушай, Резаный, кажется, я захлопнул только одну дверь. Закрой вторую, похоже, у нас будет долгий разговор. – И, вновь посмотрев на Барина, добавил: – Видно, придется с этого и начинать.
Глава 15
ДЕНЬГИ ИСЧЕЗЛИ, ВОПРОСЫ ОСТАЛИСЬ
Барин не отличался замкнутостью и своими личными делами щедро делился со всеми приятелями. Немного пообщавшись с ворами, Святой составил едва ли не полный перечень всех его ближайших подруг, где Барин мог бы отсидеться. Глупо было бы полагать, что Барин надумает затеряться где-то на необозримых просторах России. Если вдуматься, она не столь и широка для такого вора, как Барин, потому что каждая территория контролируема, и всякий пришлый вор невольно проявляется как снимок в проявителе. Не рискнет он переправляться и за бугор, потому что без посредничества авторитетов здесь тоже не обойтись, а следовательно, Барин непременно выдаст себя. Где можно было затеряться надолго, так это только в большом городе, таком, как Москва. Тем более что Барин любил столицу, с ней у него были связаны немалые душевные переживания. Поначалу список московских поклонниц казначея был очень большим – около шестидесяти женщин. Но скоро выяснилось, что к половине из них он не захаживал уже почти год, а значит, они сразу попадали в разряд бесперспективных.
В комнате царила темнота. Настя любила задергивать окна плотными шторами, чтобы даже звездное мерцание не просочилось в глубину спальни. Кто бы мог подумать, что у такой раскованной девочки столь тонкая натура. Она, видите ли, боится того, что за процессом их любви могут наблюдать через открытые окна скрытые видеокамеры, и это при том, что квартира, совсем недавно купленная Герасимом, располагалась на четырнадцатом этаже. У подруги явно богатое воображение, но за ее титьки можно простить и не такое чудачество.
– Ты не спишь? – тихо спросила Настя.
Святой чуть повернул голову.
– Нет, просто слегка задремал.
– Можно тебя спросить?
– Спрашивай.
– А что ты за человек?
Настя придвинулась немного ближе, и Святой отчетливо различал овал ее лица, аккуратный, с махонькой горбинкой нос. Вот вместо губ чернота, похоже, девушка слушала его, открыв рот. Занятное внимание, к чему бы это?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну-у, непонятно совсем. То ты монах, то к тебе какие-то странные люди захаживают.
– Тебя это смущает?
– Просто я себя неловко чувствую.
– И это я слышу от девушки, которая проигрывает в казино едва ли не ежедневно по две тысячи баксов! Не переживай, они тебя не тронут, – улыбнулся Святой.
– А что это за женщины?
– Какие? – насторожился Герасим.
– На фотографиях.
– Ты видела фотографии? – Святой едва не поперхнулся.
– Ну да, – равнодушно произнесла Настя. – Они лежали на столе. Я думала, это обыкновенные фотографии, вот и посмотрела ради любопытства.
От души отлегло. Действительно, однажды он разложил на столе фотографии пассий Барина и забыл собрать их.
– Это дамы моего сердца.
– Ты, оказывается, очень любвеобильный.
– Мужчине никогда не нужно подобное ставить в вину, – мягко укорил Святой. – И чтобы как-то тебя утешить, скажу, что у меня с ними все кончено.
– Меня это немного радует, – неуверенно протянула Настя.
– Кстати, где-то здесь был свет, – пошарил Святой по стене, пытаясь отыскать выключатель.
– Он немножечко подальше, дай я тебе помогу, – Настя придвинулась к нему еще ближе, и Святой почувствовал, что она полностью обнажена. У нее была странная особенность: после близости она надевала трусики. Отчасти это его раздражало, но не мешало – в случае необходимости он просто стягивал их и осуществлял задуманное. И сейчас он был приятно удивлен, почувствовав жестковатый кустик ее волос, который щекотал его бедро и словно требовал от него активности.
– Какая ты гладенькая, – обнял Настю Святой.
Рука скользнула по талии и направилась к бедрам.
– Постой, ты же искал выключатель, – все более наваливалась на него Настя, – сейчас я тебе его отыщу.
Очертания ее лица были размазанными, Святой мог только предполагать, насколько Настя была красива. Но чего она не могла утаить, так это аромат, исходящий от ее тела. Где-то он даже понимал насекомых, устремляющихся на запах своей любимой.
– К черту этот выключатель! – теснее прижал к себе Настю Герасим.
– Нашла! – воскликнула она почти торжествующе.
Негромко и сухо щелкнул выключатель, свет пробился через зеленоватый абажур и окрасил комнату в болотный цвет.
– Ты хочешь попробовать со светом? – поддразнил девушку Святой.
Чего Настя не могла терпеть, так это трахаться при свете. Ей казалось, что в минуты близости ее лицо страдальчески морщится и она теряет половину своего очарования. А женщина в глазах мужчины всегда должна оставаться обворожительной. Что значит молодость! Ей даже невдомек, что мужчина, созерцая женщину, изменившуюся в сладостной муке, зажигается еще сильней.
– Нет, но… если ты хочешь. Мне это будет непросто.
– Я это знаю. Но обещаю тебе, что ощущение будет незабываемым.
Настя не торопилась сползать с него.
– Интересно! Так ты собираешь ощущения или женщин?
– Представь себе, что я не отделяю одно от другого.
– Вот как. И под каким же номером я буду в этом списке?
– У меня имеются подозрения, что ты всегда будешь только первой.
– Знаю наверняка, что подобные слова ты говорил и другим своим подругам, но так чертовски хочется в них поверить.
Мягкие и теплые губы приникли к его шее, слегка пощекотав кожу. Настя прекрасно делала массу вещей, но больше всего ей удавались поцелуи. Святой лежал неподвижно, прекрасно осознавая, что за этим последует. И не ошибся. Девушка на секунду оторвалась, но только для того, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. После чего, высунув язычок, скользнула вниз, оставляя на его животе узкую влажную дорожку.
– Похоже, что ты настроена серьезно, – улыбнулся Святой, – мне это начинает нравиться. Господи, каких забавных вещей я себя лишал.
Настя сползла к самому низу его живота и, обхватив руками его бедра, сдержанно поинтересовалась:
– Ты готов?
Герасим невольно хмыкнул:
– А ты еще смеешь сомневаться? Здесь совсем необязательно смотреть в глаза, чтобы поверить в это.
Настя, расположившись между его ног, сообщила:
– По-китайски это называется игра на флейте. Мне бы очень хотелось верить, что я не разочарую тебя и исправно отыграю на твоем инструменте. Господи, какой же он у тебя все-таки большой! – не то ахнула, не то воодушевилась Настя.
Бережно, как если бы она имела дело с очень хрупкой вещью, способной рассыпаться в пыль от малейшего прикосновения, она обхватила пальцами его член. И с интересом, какой присущ разве что детсадовским девочкам, впервые увидавшим нечто у соседа по горшку, принялась его разглядывать.
– Что-нибудь не так? – чуть обеспокоенно, пряча улыбку, спросил Святой.
– Отчего ж, – дернулось в недоумении хрупкое девичье плечо, – все как надо.
– Ну слава тебе господи! – воскликнул Герасим. – А я уж переживать начал. А что же ты тогда так усердно разглядываешь? Уж очень мне хочется услышать, как моя флейта заиграет. Знаешь, у меня всегда были склонности к музыке.
Настя улыбнулась:
– Ну, тогда слушай.
Высунув язык, она провела его кончиком по головке члена. Потом еще разок и еще. Получалось очень забавно. Теперь Настя напоминала маленькую озорницу, наконец дорвавшуюся до порции мороженого. Святой держался ровно минуту, а потом, уже не в силах справляться с нарастающими ощущениями, негромко застонал.
Настя немного отстранилась и, заглянув в лицо Герасима, искаженное негой, объявила:
– Вот такие звуки издает флейта.
– У тебя абсолютный слух. Не останавливайся, продолжай играть, у тебя очень здорово получается, – взмолился Герасим, чуть приоткрыв глаза.
– В следующий раз будут аккорды, – убежденно заверила его Настя, чуть смеясь, – так что будь готов, – и она, сомкнув губы на головке, глубоко поместила крепыша в рот и ритмично принялась поднимать голову вверх и вниз, не забывая при этом поглаживать ладонью бедра Герасима.
Святой вновь застонал, Настя наградила его неистовыми ласками, Герасим почувствовал, что еще секунда, и он прольется обильным семенем.
– Постой, – взмолился он, – теперь моя очередь.
– Я жду, – откинулась девушка на спину. Святой не торопился. С минуту он разглядывал Настю, беззастенчиво останавливал взгляд на ее самых интимных местах. А когда накопившееся возбуждение понемногу улеглось и он понял, что желание не закончится бесславно с первыми же движениями, очень осторожно опустился на Настю.