– Я жду, – откинулась девушка на спину. Святой не торопился. С минуту он разглядывал Настю, беззастенчиво останавливал взгляд на ее самых интимных местах. А когда накопившееся возбуждение понемногу улеглось и он понял, что желание не закончится бесславно с первыми же движениями, очень осторожно опустился на Настю.
Лицо девушки раскраснелось, тело пылало. Герасим вошел в нее мягко, безо всякого усилия. Получилось очень гармонично, как будто Настя была создана для него одного. Кто знает, может быть, так оно и было.
Первый толчок был несильным, Герасим как будто бы пробовал любимую на прочность. И она выдержала испытание, лишь слегка прикрыв глаза.
– Не смотри на меня, – неожиданно попросила Настя, – в такие минуты я очень некрасивая.
– Тот, кто внушил тебе эту порочную мысль, очень нехороший человек. Более красивой женщины мне встречать не доводилось.
Брови Насти слегка дрогнули, она нахмурилась:
– Теперь я тоже так думаю.
Второй толчок был сильнее, он заставил девушку сладко поморщиться и плотнее прикрыть глаза.
– Тебе хорошо?
– Мне хорошо, только прошу тебя, – взмолилась Настя, – не останавливайся.
Ритмично, не сводя взгляда с лица подруги, Святой проникал в нее все глубже, и каждый следующий толчок становился все сильнее и неутолимее.
– Не останавливайся, прошу тебя, – продолжала просить Настя, обхватив Герасима ногами. – Какой же ты большой и сильный. Со мной никогда такого не было…
Ночник беспристрастно высвечивал лицо Насти, грудь с заострившимися сосками, что еще больше возбуждало Герасима. А когда он понял, что не в силах более терпеть и настало мгновение, чтобы сполна насладиться телом Насти, он услышал стон, который больше напоминал крик подраненной птицы. Герасим, подхватив его, отозвался глухо, слегка укусив Настю за плечо, а потом, обессиленный, распластался на ее разнеженном теле.
Некоторое время они лежали неподвижно, наслаждаясь покоем, умиротворенные и счастливые. Потом Настя произнесла:
– Мне тяжело.
Прозвучало это буднично, словно во время обеда она попросила передать кусок хлеба. Герасим разочарованно скатился на бок.
– Ну как ты?
– Все было просто замечательно, – тихо шепнула Настя, прижавшись к плечу Герасима. – Знаешь, я никогда не испытывала оргазма, со мной такое случилось впервые, – призналась она. – Такое ощущение, что я куда-то улетела, а потом вернулась.
Герасим нежно обнял Настю.
– Представляешь, я тоже был далеко отсюда. Мне кажется, что в это время мы с тобой летали где-то рядышком. Или я не прав?
– Возможно.
Неожиданно Настя нахмурилась.
– У меня такое ощущение, что я к тебе привыкаю.
Как это ни странно, но Герасим по отношению к Насте испытывал похожие чувства.
– Так в чем же дело, привыкай.
– Вся беда в том, что я не готова к этому. Я всегда старалась избегать всяких привязанностей. Мне это просто ни к чему. Я ведь тебя совсем не знаю. Влюблюсь, как дурочка, а потом ты исчезнешь. И что же мне тогда делать? Расскажи немного о себе, – повернулась Настя к Герасиму.
– Ты много требуешь от меня. То, что я расскажу, скорее всего может не понравиться, а мне бы очень не хотелось тебя разочаровывать.
– Я не хочу слышать о тебе плохого.
– Ну вот видишь, давай тогда все оставим так, как есть. Придет время, и я расскажу тебе о себе все… Ну или почти все.
Лицо Насти засветилось.
– Хорошо. Я постараюсь быть терпеливой.
Наступило утро. Сначала узенькой полоской оно проникло через едва заметную щель между шторами, бросив на паркетный пол длинную размазанную тень, а еще через полчаса заявило о своих правах активнее, тускло пробившись через плотную штору.
Герасим поднялся с постели и, не стесняясь наготы, подошел к окошку, рывком распахнул портьеры, словно пригласив новый день. И он вошел, мгновенно заполнив комнату светом.
– Ты куда-то торопишься? – приподнялась на локте Настя.
– Здесь в Москве у меня имеются кое-какие дела, – неохотно заговорил Герасим, поднимая со стула рубашку. – Обязательства, если хочешь. В общем, я должен их выполнить.
– Понимаю, – протянула Настя, свесив на пол длинные ноги.
– Ничего ты не понимаешь, – Герасим взял джинсы и быстро надел их. – Впрочем, это и не важно.
На противоположной стороне улицы стояла вишневая «восьмерка». Шаман уже ждал его. До назначенного времени оставалось пятнадцать минут. Вполне достаточно, чтобы одеться, сполоснуться и взбодренным выйти на улицу.
– Ты придешь сегодня?
Настя застегнула на длинном легком халатике последнюю пуговицу, мгновенно превратившись в недотрогу.
Герасиму немедленно захотелось доказать обратное. Если и недотрога, то, во всяком случае, не для него. Он принадлежал к тому типу мужчин, которых интересовали женщины целомудренные, спрятанные под непроницаемой маской вежливости, в строгих костюмах. Нужно проявить такт и массу терпения, чтобы сорвать с них покрывало недоступности и доказать, что даже самая невозмутимая из них устроена так же, как и все остальные. И, только собрав волю воедино, Святой не позволил себе поддаться искушению.
Вспомнив себя прежнего, он невольно улыбнулся. Когда-то он злоупотреблял своей властью над женщинами. Сначала терпеливо дожидался, чтобы его возлюбленная оделась, нанесла на лицо подобающий макияж, и, когда до порога оставался всего лишь шаг, он неожиданно заявлял право на нее. Причем подступал грубовато, без излишних предисловий, стянув у женщины трусы до колен, брал ее здесь же, у порога, не очень-то беспокоясь по поводу сбившейся прически и размазанной помады. Точно так же свою власть над самками устанавливает вожак обезьяньего стада, готовый в случае неповиновения цапнуть любую за загривок.
Некоторых женщин подобное отношение обижало, другие, признавая власть Святого над ними, лишь забавлялись. Герасима очень подмывало узнать, к какой категории следовало отнести Настю, но он решил не торопить события. Успеется. И, приласкав ее на прощание, вышел из квартиры.
Шаман вяло тиснул руку Святого. Похоже, он был не в настроении.
– Что случилось? – спросил Святой, усаживаясь на переднее кресло.
– Барина уже нет, – коротко сообщил Шаман, поворачивая ключ зажигания.
– Как так? – ахнул Герасим. – Он что, куда-то смылся?
– Нет. Все обстоит сложнее. Нас кто-то опережает. Тут попутно выясняется еще одна вещь.
– Не тяни ты, говори.
– Барин убит, вместе со своей подругой. Прежде чем они отправили его на тот свет, изрядно поистязали. На руках и на лице раны. А потом задушили.
– Вы проникли в комнату?
– Да, сегодня ночью. И похоже, что мы разминулись с ними на каких-то полчаса. Их тела были еще теплые.
– Печальное известие, – согласился Святой, – у меня было к нему несколько вопросов, теперь, похоже, отвечать на них будет некому.
– Но это еще не все, – Шаман сделал паузу, – помнишь адреса тех женщин, у которых он останавливался в последнее время?
– Ну? – неопределенно протянул Святой.
– Так вот, они тоже мертвы… Эти мясники были осведомлены о Барине не хуже, чем мы. Убивали потому, что не хотели оставлять свидетелей.
– Здесь есть над чем подумать.
– Мы тут поспрашивали немного. Там, где убили этих девок, вертелось два человека. Описать их толком никто так и не сумел. Но один из них высокий, слегка сутулый, с очень жестким взглядом. Другой – крепыш. Похожи на уголовников.
– Уж не бандиты ли нам дорогу перебегают? – высказался Святой, задумавшись. – Кстати, помнишь, я тебе рассказывал о побегушниках? Они наведались в монастырь, да я с ними разминулся.
– Припоминаю, – вяло согласился Шаман, – и к чему ты это? – в его голосе прозвучали нотки едва заметного раздражения.
– Так вот, там их тоже было двое. Как ты знаешь, я навел о них справки. Одного из них зовут Павел Фомичев, кличка Костыль, другого зовут Артур Петров, погоняло – Резаный.
– Кажется, я что-то такое слышал о Костыле. Это случайно не тот, который венец хотел заполучить года три назад?
– Он самый, – качнул головой Святой, – я собрал на них кое-какой материалец. Среди прочего навоза там имеется и такой фактик: он никогда не числился в побегушниках, а тут преодолел большое расстояние, чтобы встретиться со мной.
– Не огорчайся. Если бы они тебя застали, то вряд ли мы с тобой сейчас бы разговаривали.
– Возможно. Так вот, судя по описанию, люди, что отправили на тот свет Барина и его подруг, очень похожи на этих побегушников. А потом, насколько мне известно, Костыль был знаком с Барином, и у него были личные мотивы, чтобы ненавидеть его. Барин был одним из тех, кто дал ему отрицательный отзыв на законного. На одной из чалок они парились вместе.
– У тебя есть их фотографии?
– Раздобыл, хотя это было и непросто.
– Покажи.
Святой извлек из кармана джинсовой куртки толстый конверт, вытащил из него пачку фотографий и стал быстро перебирать их. На одном из снимков пальцы его споткнулись, секунды три он изучал чуть вытянутое волевое лицо, как если бы видел эту фотографию впервые, а потом передал ее Шаману.
Баскаков долго изучал фото.
– Хорош. Ничего не скажешь, – наконец вымолвил он. – Только я с ним не встречался, абсолютно точно. Иначе бы непременно вспомнил, – вернул он снимок.
Святой взял фотографию, уложил ее вместе с другими и продолжил:
– Он не был побегушником, и на зоне ему жилось очень неплохо. Был в авторитете. Но тем не менее он бежит, когда до освобождения остается каких-то несколько месяцев. Тем более он попадал под амнистию. Вопрос: что заставило его бежать?
– Или кто? – вставил Шаман.
– Может быть, и так. И если мы узнаем, кто именно, тогда получим разгадку.
– Вот что, давай подъедем к соседям и выясним, действительно ли это они вертелись у дома Барина накануне убийства.
– Поехали. Где это?
– Здесь недалеко. Около Киевского вокзала.
Через полчаса Шаман вырулил к небольшому зеленому дворику, в глубине которого виднелся трехэтажный дом с двумя подъездами. Обыкновенное казенное здание, какие в свое время строили тысячами. На низенькой скамейке, ошлифованной до парадного блеска задницами жильцов, восседал древний старик. Он был из того племени оптимистов, что уверенно полагали, будто бы утренний воздух способствует продлению жизни. Обхватив обеими руками трость и закатив глаза к небу, он, подобно сухой губке, впитывающей воду, с усердием вбирал в себя солнечную энергию.
Старик даже не обратил внимание на подъехавшую машину, лишь повел взглядом в тот момент, когда Шаман, покидая салон, сильно хлопнул дверцей.
– Здорово, дед, давно сидишь? – бодро поприветствовал Святой старожила.
Старик с любопытством перевел взгляд на подошедших людей. Прищурившись, признал в них залетных и с достоинством отозвался:
– Здорово, коли не шутишь.
Вторую половину вопроса он оставил без ответа, всем своим видом демонстрируя, что является старожилом этих мест и что восседает на этой лавке со времен Мамаева нашествия. Но, несмотря на ветхость, выглядел он орлом, а во впалых глазах сквозил живой интерес.
– Дед, ты здесь всех в этом доме знаешь?
Старик насторожился.
– А что ты хотел? – натужно прохрипел он.
Святой невольно улыбнулся. Былинность старика была напускной. Он мучился похмельным синдромом и даже в случайном прохожем пытался отыскать вероятного собутыльника.
– Да трубы, понимаешь ли, горят, – очень серьезно отвечал Святой, разжигая шальной блеск в глазах, – не знаю, с кем пожар загасить.
Взгляд старика приобрел еще большую осмысленность, но он явно опасался нарваться на подлый розыгрыш.
– А не рановато ли с утречка водяру жрать? – сдержанно, но со скрытой надеждой поинтересовался старик.
– Водяру, может быть, и рановато, – охотно согласился Святой, – но вот крепенького пивка в самый раз будет. – Он вернулся к машине, поднял с сиденья пакет с баночным пивом и поставил перед стариком. – Угощайся, дед!
Старик, не выходя из образа ветхозаветного старца, произнес, косясь на угощение:
– Из бутылки я привычный. А здесь как-то невдомек.
– Все очень просто, дед. На войне воевал?
– Пришлось, – не без степенности отозвался старик.
– И гранатой, наверное, умеешь пользоваться?
– Приходилось, – сказал с достоинством старик. Он даже как-то весь подобрался, видно, вспоминая лихие времена.
– Прежде чем бросить гранату, что ты сначала делал? – все так же серьезно спрашивал Святой.
– Известное дело, – оперся на трость старик, выпрямляя спину. – За кольцо дергал.
– То же самое и здесь, дергаешь за кольцо, а чтобы взрыва не получилось, содержимое выпиваешь. Усвоил?
Святой дернул за кольцо и поспешно, чтобы не пролить пенящийся напиток на светлые брюки, приложился губами к банке.
Старик довольно хихикнул:
– Ловко у тебя это получается.
– А ты что думал, дед, у меня ведь тоже выучка имеется, и мне приходилось гранаты бросать. А ты не стесняйся, вижу, что боевой товарищ, наш! Так что угощайся.
Старик отставил в сторону трость и потянулся к баночке с пивом.
– Так, что ли? – дернул он за кольцо.
– Все верно, дед, вижу, что со взрывным делом ты знаком. Лет шестьдесят назад лихой из тебя вояка был.
Старик довольно заулыбался: не то от добрых слов, не то от угощения. На его морщинистом лице было написано немалое удовольствие и осознание того, что утро начинается очень неплохо. Святой не торопил старика, с интересом наблюдал за тем, как тот вкушает свежий напиток. По всем приметам было заметно, что иноземное пиво пришлось как раз по нему. Выпив баночку, он аккуратно поставил ее на краешек скамеечки.
– Да выброси ты ее, дед, – сказал Святой, указав взглядом на урну, стоящую рядом с лавкой.
– Чего же от такой знатной посудины избавляться, – очень искренне укорил старик. Во взгляде его так и читалось: эх, молодость, вы еще жизни не видели! – Я ведь на войне не только гранаты бросал, – продолжал хрипеть старик, поглядывая на расставленное пиво, – я еще и старшиной был. А старшина должность ответственная, – не без гордости изрек он, – все хозяйство на мне. И накормить, и напоить всех надо. А эту баночку можно срезать наполовину и соль в нее насыпать.
– А ты не без выдумки, старик, – очень серьезно похвалил его Святой.
Шаман стоял немного в стороне и участия в разговоре не принимал. Лишь иногда скупо улыбался, покуривая.
– Не без того.
– Ты не стесняйся, дед, нажимай на пиво-то. Тебе этих баночек и под сахар хватит, и под пепельницу.
– Благодарствую, – со сноровкой открыл старик вторую баночку. – Ну-у, за ваше здоровьице, как говорится, – чуть приподнял он руку с напитком и жадно, не обращая внимания на прежние условности, осушил баночку в несколько глотков, не отрываясь. Крякнул от души, глаза радостно блеснули. – Хорош буржуйский напиток, что и говорить. – Повертев посуду в руках, будто прочитывая написанное, поставил здесь же на лавку. – Теперь у меня их целая батарея будет. Пиво-то немецкое? – сдержанно поинтересовался старик и как бы невзначай скользнул взглядом в сторону пакета с остальным пивом.
– Угадал, старик, немецкое. – Пиво Святой уже не предлагал, как бы намекая, что дармовщина закончилась и остальное придется заработать.
– Сразу видно, – спокойно согласился старик. – Немцы всегда были большие мастера. Пиво варить они умеют.
– Значит, ты говоришь, дед, давно в этом доме живешь?
– Давно. Дом-то старый. Я один из первых был, кто сюда въехал. На моих глазах здесь люди рождались и старились, а я вот все живу. Не берет меня костлявая, – будто пожаловался старик.
– Ну по этому поводу переживать не стоит, – резонно заметил Герасим, – для каждого свой час отмерен. Ты мне вот что скажи, в вашем доме девушку одну убили, так ведь?
– Верно, убили. Милиция тут приезжала, расспрашивали много.
– И тебя спрашивали?
– И меня, – подтвердил старик. – Я ведь целыми днями здесь сижу. Моя супружница померла в прошлом году, вот теперь я один…
– Что же они тебя спрашивали?
– Не видел ли чего, не слышал ли.
– И что же ты им сказал?
– Как есть, много народу тут шастает, за всеми не уследишь. Вот вы пришли… А потом я не для того здесь сижу, чтобы высматривать чего-то. Воздухом дышу.
– Все верно, старик, – с готовностью поддержал его Святой. – Ты часом не видел здесь этого человека?
Святой вытащил из кармана фотографию Костыля и протянул ее старику. Обыкновенный любительский снимок, Фомичев был запечатлен в баре. Он что-то увлеченно рассказывал своему собеседнику и, кажется, был очень доволен беседой.
Старик недолго разглядывал фотографию и, вернув ее, отвечал:
– Как не видеть? Видел. Несколько дней назад приходил. Был недолго. Потоптался тут, постоял немного да и ушел.
– Дед, ты внимательнее посмотри, это точно он?.. Тут такое дело…
Старик даже обиделся:
– Я хоть и стар, а из ума-то еще пока не вышел. Да и как мне добрым людям-то не помочь? – с чувством отозвался старик, вновь бросив взгляд на банки с пивом. Он заметно охмелел, и глаза его взволнованно поблескивали. – Он это был!
– Ну ладно, дед, пойдем мы, – поднялся Святой, приподнимаясь со скамьи.
– А кто же вам эта женщина-то будет? – пряча интерес, спросил старик.
– Никто. Так, интересуюсь, – отвечал Святой.
– А этот… на фотографии кто?
– Тоже никто, – ухватился Святой за ручку двери.
Шаман уже сидел в машине и терпеливо дожидался окончания разговора.
– А пиво-то оставили, – обеспокоенно произнес старик, указав тростью на пакет.
– Это тебе, дед, – сказал Святой, усаживаясь в кресло, – приятно было поговорить с хорошим человеком.
Машина тронулась. Старик не стал дожидаться отъезда автомобиля. Через зеркало заднего вида Святой увидел, как он достал из пакета очередную банку и, оторвав крышку, торопливо принялся пить. Герасим улыбнулся – старика определенно мучило похмелье.
– Значит, все-таки Костыль? – спросил Шаман, выезжая со двора.