Но ехать пришлось недолго, джип остановился у небольшого здания, выкрашенного в темно-желтый цвет. Углы его изрядно облупились и смотрели на прохожих красным стертым кирпичом. Единственный подъезд с покосившейся дверью больше напоминал декорацию к фильму ужасов, чем вход в жилой дом. Трудно было поверить, что где-то здесь жил Аркаша Печорский. Но скорее всего так оно и было. Он был из той когорты блатных, кто презирал всякую роскошь, и предпочтение отдавал кошельку, вытащенному у бабульки, чем особняку где-нибудь в престижном районе столицы. А потом – к чему привлекать к себе особое внимание.
Но деньги у Печорского были. Всегда. Возможно, потому, что он не гонялся за мелочью, а выбирал дела крупные, останавливая для гоп-стопа карасей жирных, которые пользуются вместо туалетной бумаги стодолларовыми купюрами. Он мог жить в халупе с дырявым унитазом и протекающим потолком, но в то же время выкладывать тысячу баксов за один вечер с приятной дамой.
На приехавших никто не взглянул. Привыкли. Разве что подслеповатая старушка с толстой суковиной в морщинистых руках на минуту прервала вечерний моцион, чтобы рассмотреть входящих со спины. Убедившись, что парни действительно бравые, шумно вздохнула, видно, вспомнив о славном девичестве, канувшем в Лету, и горестно зашаркала в беспросветную старость.
И вновь Святой отдал должное профессионализму охраны – они прикрывали спину Печорского с такой тщательностью, словно заботились о самом важном теле России.
Через пару минут на втором этаже вспыхнул свет. В окне мелькнул силуэт, в котором Святой без труда узнал блондина, – в эти несколько секунд он представлял собой идеальную мишень. Шторы запахнулись, спрятав от глаз Герасима небогатый интерьер комнаты.
Из-за плотно закрытого окна не раздавалось ни звука, и Святому только оставалось догадываться, что там происходит.
Скорее всего Аркаша Печорский завалился с ногами на диван и, поигрывая пультом дистанционного управления, с ленивой улыбкой пялился на какой-нибудь порнофильм; не исключено, что он попивает пивко, тщательно пережевывая тонко нарезанного лосося. А может быть, «расписывает пульку» со своими телохранителями. Поговаривают, что в картах ему нет равных. Интересно, на что они играют – на спички или на копеечку?
«Тойота-Лексус» была оставлена без присмотра. Явный прокол охраны Печорского. Если бы Святой пожелал отправить ее на небеса, то лучшего места, чем личный автомобиль, представить невозможно. Прилепил магнитную мину к днищу и потопал себе дальше.
Так опрометчиво не поступают даже в том случае, если уходят всего лишь на несколько минут.
Зазвонил мобильный телефон. Святой взял трубку.
– Слушаю.
– Ну ты мне и адресок подкинул, хочу тебе сказать! – раздался суховатый голос Пантелея.
– Что там случилось?
– Ты еще спрашиваешь? – Мембрана в трубке задребезжала, видно, старик смеялся. – Мои ребята едва ноги унесли. В комнате парочка мертвяков, один из которых, между прочим, наш незабвенный Костыль. Другой – баба. Как мне сказали, его мать. С ментами ребятишки разминулись практически за минуту. Так что вопросик-то наш рассосался. У тебя есть предположение, кто его сделал?
– Да.
– Хотя я догадываюсь. Ладно, не будем о грустном. Поговорим позже. До встречи.
Святой отключил трубку и небрежно швырнул ее на соседнее кресло.
Свет в окне неожиданно погас, занавески дрогнули, и Святой увидел чье-то лицо, пристально всматривающееся в темноту. По коже неприятно пробежали мурашки, как будто он столкнулся с чем-то потусторонним. Видение быстро исчезло. Присмотревшись, Герасим удостоверился, что занавески на прежнем месте, висят, будто бы никто их не трогал.
Неужели показалось? Прямо мистика какая-то.
Свет в окне вдруг неожиданно вспыхнул вновь, тускло высветив темно-зеленые портьеры. Похоже, что они засели там надолго, придется подождать.
Двор выглядел безмятежным и тихим. Где-то в соседнем дворе рассерженно тявкнула собака, ей отозвалась другая – задиристо, звонко, а следом, видно спросонья, заголосил петушок.
Неожиданно из подъезда вышел старичок в длинном пальто. Странно, однако, – на улице такая теплынь стоит, а он будто от холода кутается. И только приглядевшись, Герасим понял, что это священник, а на плечах у него не демисезонное одеяние, а самая настоящая ряса.
Старик шел сосредоточенно, чуть ссутулившись, и не смотрел по сторонам. Божий человек, сразу видно, ничто мирское его не волнует. Наверняка читает сейчас про себя какую-нибудь молитву и думает о том, что не мешало бы на сон грядущий сделать пару сотен поклонов.
Старик свернул за угол, и Герасим потерял к нему интерес.
Посмотрев на часы, Святой понял, что уже прошло почти два часа. Дожидаться Аркашу Печорского, пожалуй, не стоило. Герасим повернул ключ зажигания, вслушался, как застучали клапана мотора, потом неожиданно выдернул ключ, закрыл дверцу и направился к дому.
Быстро поднялся на второй этаж. Площадка была хорошо освещена, и с циничной беспощадностью высвечивалась каждая трещинка на стенах и потолке. В целом получалась неприглядная картина. Оставалось только догадываться, какая нелегкая держит Печорского в таком занюханном захолустье. А может быть, просто некоторая ностальгия по юношеским годам, когда он жил в коммуналке, где трояк, вытянутый у пьяного соседа, считался очень солидной суммой.
По лестнице, выгнув длинный пушистый хвост, неторопливо и надменно спускался сибирский кот. Он совсем не боялся чужака и, похоже, был здесь всеобщим любимцем. Потеревшись головой о ногу Святого, он направился к двери, за которой проживал Аркаша Печорский. Святой вычислил ее по окошку, в котором мелькал блондин.
Святой не удержался, нагнувшись, погладил кота. Сибиряк при этом так выгнул спину, что стал напоминать верблюда. Потянувшись, он потерял интерес к Герасиму и, ткнувшись носом между косяком и дверью, неожиданно распахнул ее, потом, важно подняв хвост, перешагнул порог. Странное, однако, дело. Видимо, Зуб настолько уверовал в свою безопасность, что решил не закрываться на ночь. Раньше он был более предусмотрителен. Внутри у Герасима похолодело – а что, если это западня!
Святой вывернул на площадке лампочку, взял пистолет и заглянул в проем двери. Из комнаты узкой полоской в коридор падал свет. Не похоже, что здесь кто-то был – абсолютная тишина.
Стараясь не шуметь, Герасим прошел по коридору и заглянул в комнату. Его встретило безрадостное зрелище. За столом, придвинутым к стене, лицом к двери сидел блондин: на узком, совершенно гладком лбу Святой увидел небольшое отверстие, из которого неровной струйкой стекала на лицо кровь. И что самое удивительное, смерть блондин встретил удивительно спокойно – лицо безмятежное, такое впечатление, что к подобному исходу он готовил себя всю жизнь.
На диване, завалившись на бок, обнаружился брюнет. На полу лежала «беретта», видимо, выпавшая у него из руки, а следовательно, тот человек, который стрелял, был куда расторопнее телохранителей.
Если дело обстоит таким образом, то, следовательно, в смежной комнате должен был находиться еще один труп… Аркаши Печорского.
Святой не ошибся. Распахнув дверь, он увидел, что в кресле, широко раскинув руки, сидит Аркаша Печорский. Голова безжизненно свесилась на грудь. Можно было подумать, что он спит, но это было не так – на левой стороне груди расплылось красное пятно, пропитавшее рубашку и испачкавшее дорогой твидовый пиджак.
Аркаша Печорский слыл очень хитрым и осторожным человеком, а значит, тот, кто пришел его навестить, был во много раз расчетливее и опаснее его.
Скорее всего он знал своего убийцу достаточно близко, доверял ему и никак не мог предвидеть подобного поворота дела. Возможно, этот некто даже имел свой ключ.
Скорее всего так оно и было в действительности: неизвестный назначил Аркаше Печорскому встречу в этой квартире, чтобы потом угостить его вместе с телохранителями щедрой порцией свинца. Даже не имея богатого воображения, можно представить, как убийца сидел в одном из этих кожаных кресел, неторопливо покуривал сигарету и хладнокровно думал о том, как удачнее следует осуществить свой коварный замысел.
Первая пуля досталась хозяину, Аркаше. Вторая, очевидно, блондину. Брюнет, заметив неприятный расклад, даже сумел вытащить волыну, но вот воспользоваться ею так и не сумел – пуля сильно обезобразила его череп.
Да, но где же шофер? Может, не заметил?
Герасим вернулся в смежную комнату, оставив Аркашу Печорского в абсолютном одиночестве. Блондин смотрел на Святого с немым укором, как будто и после смерти продолжал нести свою службу, угрюмо посматривал в пустоту брюнет. Ничего не скажешь, верные ребята. Такое обстоятельство наводило на неприятные подозрения.
Святой отворил дверь ванны и увидел водилу. Он был убит выстрелом в затылок. Ранка небольшая и на первый взгляд вполне безобидная, но Герасим прекрасно знал, что могут натворить девять граммов свинца с мозгом.
Святой отворил дверь ванны и увидел водилу. Он был убит выстрелом в затылок. Ранка небольшая и на первый взгляд вполне безобидная, но Герасим прекрасно знал, что могут натворить девять граммов свинца с мозгом.
Парень лежал, уткнувшись лицом в кафель, штаны слегка приспущены, похоже, он заскочил сюда по надобности. Облегчился, значит.
Человек, пристреливший всех четверых, был настоящим профессионалом. Как бы там ни было, но его мастерство вызывало настоящий трепет. Нужно быть просто ангелом смерти, чтобы переиграть четверых здоровых, уверенных в себе мужиков. Причем проделать все без малейшего брака, не разбив при этом даже стеклянного бокала.
Смотреть в лицо убитого Святой не стал. В конце концов, это не самое приятное зрелище.
Прикрыв дверь, Герасим вышел на лестничную площадку. Он услышал, как противоположная дверь чуть приоткрылась и в проеме показалось сморщенное старушечье лицо. Похоже, что бабульке не спалось. Герасим даже не посчитал нужным прятать лицо – вряд ли подслеповатые старческие глаза сумеют рассмотреть, кто там спускается по полутемной лестнице.
Глава 27
ТОЛКОВИЩА НЕ БУДЕТ, МЫ ДАДИМ ТЕБЕ ОДИН ПАТРОН
Телефонный звонок раздался в тот самый момент, когда Святой забрался в салон, как будто звонивший только того и дожидался, чтобы он вышел из квартиры, где можно будет говорить, не оглядываясь на гору трупов.
– Слушаю, – проговорил Святой, чувствуя, что полуночный звонок не может сулить ничего доброго.
– Ты мне ничего не хочешь сказать? – заговорила трубка голосом Рафы. Голос спокойный, слегка шепелявый, но так зловеще, наверно, говорила бы змея, умей она говорить.
– Нет.
– У тебя осталось пять дней.
– Я понял.
К Рафе у Святого не было никаких претензий. В конце концов, он всего лишь выполняет волю сходняка и действует как хорошо отлаженный механизм. Не исключено, что на его месте Герасим поступал бы точно таким же образом.
– Если мне не удастся выявить крысятника, что тогда? – спросил он.
– Больше толковища не будет, мы дадим тебе один патрон. А как с ним поступить, тебе не нужно подсказывать. Хотелось бы, чтобы ты ушел по-мужски. Со своей стороны обещаю, что похороним тебя по-человечески, как и подобает твоему статусу. Общак предусматривает такие расходы.
Святой почувствовал, как в голосе Рафы прозвучала язвительная нотка.
– Рановато ты меня хоронишь. Ладно, до встречи, – отключил телефон Святой.
Он посмотрел на окна второго этажа. Теперь свет там показался ему зловещим, как будто он заглядывал в окна склепа.
Святой взглянул на часы. Следовало торопиться, Пантелей уже его ждал.
В отличие от многих воров, Пантелей не скрывал, что любит роскошь. Глядя на его трехэтажный особняк, который он воздвигнул в Подмосковье, даже самому неискушенному человеку становилось понятно, что он вложил сюда немереное количество денег. Выстроенный в виде небольшого средневекового замка и обнесенный по периметру трехметровым забором, дом представлял собой настоящую крепость. Но штурмовать ее желающих не находилось. Двор, не зная усталости, освещали мощнейшие прожектора, даже в самых неожиданных углах были воткнуты видеокамеры слежения, и четыре человека охраны, вооружившись короткоствольными автоматами, круглосуточно обходили дом.
Но даже любовь к роскоши не позволила Пантелею оформить архитектурное чудо на собственное имя – братва может не понять, а потому дом был записан на племянника, который уже третий год чалился в одной из магаданских зон.
Жена у Пантелея была гражданская, как и предписывали традиции, однако такое положение дел не помешало ей нарожать вору троих ребятишек, которые, не пожелав идти по следам родителя и едва выучившись, перебрались на постоянное место жительства в Западную Европу.
У каждого посвященного, кто видел подобное богатство, невольно закрадывалось предположение, что часть наличности казначей непременно должен прятать под мраморными плитами, устилавшими просторный холл. Но подобное рассуждение могло вызвать у Пантелея всего лишь снисходительную улыбку. Если наличность и существовала, то о ней знал очень ограниченный круг людей, и охранялась она не менее строго, чем золотой запас России. И в то же время она должна была находиться все время под рукой, чтобы представить ее по первому требованию схода.
Святой подъехал к особняку в точно назначенное время. Стрелки часов отсчитали час ночи. Иногда казалось, что Пантелей имеет весьма смутное представление о смене дня и ночи – он мог позвонить, например, часа в четыре утра и миленьким таким голоском начать рассказывать о том, что как ему осточертела такая жизнь и что свою старость следует встречать в окружении веселых внуков, а не уподобляться скупому рыцарю, сидящему на сундуке с золотом.
Святой всегда прощал слабость старика. Очевидно, точно так же поступали и другие, имея некоторое снисхождение к жалобщику. Но не исключено, что таким образом старик просто пытался выявить лояльных к себе людей.
Встречать Святого вышел сам Пантелей, подобное случалось довольно редко. Обычно он вел себя как премьер-министр дружественной страны – не спешил выйти навстречу, зато при рукопожатии улыбок не жалел. Сейчас было по-другому, а следовательно, произошло нечто такое, что заставило старика отказаться от своих привычек. Он нервничал, и причину такого его поведения Святой понять не мог. Скрыть настроение Пантелея не смогла и широченная улыбка, от которой, казалось, разрывались его щеки.
Перешагнув через порог калитки, над которой в виде огромной подковы нависала арка, Герасим сразу стал предметом интереса двух телохранителей Пантелея.
– У вас в правом кармане что-то есть? – подошел один из них, худой и гибкий, как русская борзая, и протянул вперед руку.
– Ничего особенного, – попытался уверить его Святой, – это всего лишь скорострельный ствол с полной обоймой.
Шутки у охраны были не в чести – оно и понятно, ребята здесь собрались серьезные, что написано на их широких лбах аршинными буквами, и дело выполняют тоже очень важное.
– Отдайте, пожалуйста, пистолет, он вам здесь не понадобится.
Герасим повернулся к Пантелею, но старик лишь беспомощно развел руками, дескать, что поделаешь с этими супостатами, что хотят, то и творят, и управы на них не отыскать. Вот так и докучают мне, старому.
Дом был напичкан секретами, а неожиданностей Герасим не любил – не исключено, что в это самое время откуда-нибудь с верхних этажей здания ему в голову целился снайпер – достаточно сделать всего лишь резкое движение, и негостеприимный двор придется покинуть с дыркой в черепе.
Ох уж эти пантелеевские заморочки!
Святой усмехнулся:
– Как там полагается? Сунуть два пальца в карман и медленно-медленно вытягивать его за рукоять. Я не ошибся?
Парень лишь сдержанно повел плечом:
– Как вам будет угодно.
У крыльца и у ворот стояло еще по два человека – такое впечатление, что они специально выбрали эту позицию, чтобы поливать смертоносным свинцом стоящего у калитки. На плечах, короткими стволами в землю, висели «АКМ». Вяловатый и безмятежный вид охраны был обманчив, в них чувствовались спецы – им достаточно только тряхнуть плечом, как оружие окажется в умелых руках.
Святой достал «беретту» и протянул ее поджарому рукоятью вперед. Тот, слегка кивнув, взял оружие. В глазах – лишь чувство выполненного долга.
– Мы вернем вам оружие на выходе, – вежливо произнес охранник.
Интересно, где Пантелей выцарапал этих парней: из спецназа, ФСБ, а может быть, из десятого управления? Не скажет ведь, стервец! Но, судя по его хитреньким глазкам, их действиями он очень доволен.
– Помнится, у тебя тут деревья вокруг дома были, их что – вырубили? – спросил Святой, поднимаясь по лестнице.
– Охрана распорядилась! – распахнул перед гостем дверь Пантелей. – Говорят, среди них может спрятаться снайпер. Вот и живу теперь в чистом поле, – посетовал старик. – А вот раньше как бывало, выйдешь во двор. Хорошо! Соловушки всюду поют. Голуби любятся. А сейчас одна трава кругом! – очень искренне пожаловался Пантелей.
Внутри помещение тоже было неслабым. Роскошь фонтанировала с каждого квадратного сантиметра. Святой был уверен, что где-нибудь в личных апартаментах Пантелея стоит унитаз из чистого золота, куда сиятельный вор изволит справлять нужду. Когда Герасим шел по паркету из черного дерева, то у него возникало ощущение, что он двигается по алмазным копям.
Возможно, так оно и было, если Пантелей в действительности вознамерился спрятать половину общака под паркетом.
Святой не крутил головой и старался воспринимать бьющую изо всех щелей роскошь как дело заурядное. Человека, прожившего не один год в монашеской келье, невозможно удивить серебряными писсуарами и платиновыми вазочками. А потом, аскетическая обстановка всегда добавляет мудрости.