Ее имплант внезапно начал передавать в диапазоне мысленных команд.
Антон и Клаус замерли, — мнемонический контакт оказался столь силен и откровенен, что зрение у обоих на миг помутилось, — они поневоле воспринимали сейчас некие события, предшествующие появлению девушки в городе…
…
Чувства возвращались…
Иным было все, и запахи, и звуки, и влажное, вовсе не ласковое прикосновение тумана, чьи пласты застыли меж перекрученных стволов черных деревьев…
Холодно…
Жутко…
Прядь волос прилипшая к щеке — незнакомое ощущение, пугающее, заставляющее мысленно кричать, не разжимая при этом потрескавшихся от жажды губ.
Все… Все не так, будто подменили саму реальность.
Мимо стремительно пронеслось что-то темное, стремительное, едва уловимое взглядом на фоне сумерек, но… от движения, которое почти не уловил взгляд, внезапно дохнуло теплом, чем-то давно забытым, но близким и понятным.
Чувство промелькнуло и исчезло, оставив лишь потревоженные пласты тумана, который медленно закручивался ленивыми спиралями в тех местах, где его потревожили стремительные обитатели черного леса.
Она шла наугад, с трудом вдыхая стылый, влажный воздух, ноги едва слушались, заплетаясь на каждом шагу, выпирающие корни мертвых деревьев казалось вылазят навстречу, специально не давая идти.
Мир вокруг сужался, он грозил навек сомкнуться молочной пеленой, закружить измученный рассудок, не дать сбыться единственной теплившейся надежды — дойти, увидеть знакомое, пусть чужое, но знакомое место и…
Дальше царила неопределенность.
Черный лес казался бесконечным, но это был обман: он окончился внезапно, будто деревья отпустили ее — измученную, полную чуждых ощущений, заблудившуюся в тумане и в собственных растерзанных мыслях.
Впереди, едва освещенный тусклой полоской нарождающейся зари, за выжженными дотла пустошами высился город, он мрачно подпирал небеса, словно циклопический памятник величию иного разум, постичь который она не могла, как ни пыталась это сделать.
Жить.
Мыслить.
Вдыхать чужие запахи, содрогаться от незнакомых чувств, питать последнюю… нет единственную надежду, — вот все, что оставалось ей этим страшным, стылым утром.
Под босыми ногами болезненно ощущалась спекшаяся корка местами остекленевшей почвы, но теперь идти стало легче, — туман остался позади, а ориентир, который видно за десятки, если не сотни километров высился, будто молчаливый памятник надежде.
Надежде вновь обрести себя, понять, кем или чем она стала…
…
Наваждение исчезло, Дана открыла глаза, но все присутствовавшие в лаборатории, включая Миллера, для которого мнемонический контакт не являлся чем-то необыкновенным, все еще находились под сильным впечатлением от обрушившихся на них чувств.
Антон и Клаус так и застыли у порога, а Генрих с Даной продолжили беседу, как будто не замечая их.
— Ты уверена, что это все же воспоминания, а не бред? — Сглотнув вставший в горле комок, осторожно поинтересовался Миллер.
— Уверена. Остальное, как в тумане. Я не помню, кем была, что случилось со мной.
— А как же Антон? Ты ведь его узнала. Но прежде ты смогла отыскать его адрес, что не так просто, можешь мне поверить.
— Антон… — Она произнесла имя Светлова, и ее голос дрогнул. — Его образ был со мной. Его я помню. Порой мне казалось, что он единственный, кто не дает умереть рассудку. Вам, наверное, не понять меня, Генрих. Все, все как в тумане, нет прошлого, только черный лес, да его образ, как спасение от тьмы. И еще далекие огни города. Я знала — Антон там. Мне казалось, что когда найду его, все встанет на свои места, вернется память, он расскажет мне что-то очень важное, и мир вокруг изменится.
— Мир изменился?
— Не знаю. — Честно призналась Дана. — Я не помню, что было раньше. Как будто памяти нет вообще, а жизнь началась там, в черном лесу. Но ведь это не так, правда?
— Конечно не так. На новорожденную ты не похожа, могу заверить со всей ответственностью. Подумай сама — ты прекрасно владеешь речью, свободно общаешься. Провал в памяти объясним.
— Чем?
— Ты провела много лет в камере поддержания жизни. Мы ведь не знаем, что на самом деле случилось с тобой и другими людьми, работавшими вне города на непонятных раскопках.
— Когда это было?
— Двадцать лет назад — ответил Миллер, который решил не скрывать правды. — Произошла трагедия, возможно часть членов экспедиции получили ранения, в результате внезапного столкновения с механоформами, оставшимися на планете после исчезновения существовавшей здесь цивилизации. Антон принимал участие в спасательной операции, это он обнаружил камеру поддержания жизни, в которой находилась ты.
— А как я попала в нее?
— Это пока загадка. Я не нашел на твоем теле явных следов ранений. Существует факт, — от начальника экспедиции поступил сигнал бедствия, просто условный сигнал, не объясняющий сути случившегося, ты понимаешь меня?
— Да.
— На помощь к вам послали подразделение, в состав которого входил и сержант Светлов. Бойцы были атакованы неизвестными тогда механоформами, но они продолжили выполнение задачи, в надежде отыскать участников экспедиции… но нашли только несколько камер поддержании жизни. Потом произошло новое уже массированное нападение. Антон и еще несколько человек сумели вырваться из зоны раскопок, увозя на поврежденной машине несколько спасательных капсул. В районе черного леса произошел последний бой, в котором выжило всего трое бойцов: Светлов, Фогель и Фриенбагер. Их с тяжелыми ранениями удалось вытащить, а вот камеры поддержания жизни, как считалось, были разрушены вместе с вездеходом.
— А как же я?
— Думаю, тебе повезло. Взрыв мог выбросить твою камеру из бронемашины, не разрушив ее. Автономного ресурса автоматической системы поддержания жизни хватило на два десятилетия, потом когда он иссяк, автоматика камеры отключилась, предварительно освободив тебя из-под своей опеки. Иного объяснения твоим воспоминаниям я не нахожу. Ну а причин для амнезии тут может быть сколько угодно. Удивительно, что ты вообще сумела добраться до города. И мне совершенно непонятно как ты смогла отыскать квартиру Светлова, а перед этим попасть в его личный виртуальный мир.
— Это было несложно. — Неожиданно ответила Дана. — Все получилось само собой. Я мысленно искала его, и вдруг мое сознание попало в сеть. Я даже не испугалась. Мне все казалось понятным и простым, будто рассудок вернулся в привычную для него реальность. Я чувствовала, что Антон где-то рядом, просто следовала своей интуиции. Но он исчез, едва я смогла сказать ему пару слов, а потом… потом вернулась другая реальность, сеть отторгала меня, но прежде чем окончательно сдаться, я смогла отыскать в базах данных его адрес. Вот и все, Генрих, никакой мистики. Я вошла в сеть с помощью импланта, попыталась связаться с Антоном, а когда попытка провалилась, нашла его адрес. Дальнейшее помню смутно. Очень хотелось есть, было холодно… Я шла по каким-то улицам, потом рядом остановилась машина, наверное автоматическая, потому что водителя там не было. Я назвала адрес и снова на какое-то время отключилась. Пришла в себя подле подъезда огромного дома, поднялась на лифте, нашла нужный номер квартиры. Дверь была не заперта.
— И что.
— Не помню. Дальше вообще ничего не помню, до того момента, как очнулась тут.
В лаборатории на некоторое время воцарилась тишина, затем Миллер задал очередной вопрос:
— Скажи, а образ Антона, он изменился?
— Не понимаю?
— Я хотел знать есть разница между тем образом, что хранила твоя память и настоящим обликом Светлова?
— Да, наверное. Он немного другой, но это он!
— Как ты узнала его? Лицо? Фигура? Голос?
— Нет. Душа. Она не изменилась, разве что чуть-чуть.
— Подожди. Ты хочешь сказать, что способна воспринимать внутренний мир другого человека?
— Генрих, не мучайте меня. Я не знаю как это объяснить. Я помню его облик очень смутно. Расплывчатая фигура с оружием… А внутри — чувства, мысли, я не знаю, называется это душой, или еще как-нибудь. Как будто призрачная оболочка, заключающая в себе сущность.
— И эта сущность не изменилась?
— Я же сказала — нет!
…
— Док, может, хватит? — Намеренно громко откашлявшись, произнес Клаус.
Они оба одновременно замолчали, повернув головы. Видимо, Дана и Генрих были так поглощены своей беседой, что действительно не замечали вошедших.
Антон прошел между блоками аппаратуры и укоризненно посмотрел на Миллера.
— Не слишком для первого раза?
— Увлекся. — Генрих развел руками. — Дана, ты как себя чувствуешь?
Она не ответила, переводя взгляд с Антона на Клауса и обратно.
Она не ответила, переводя взгляд с Антона на Клауса и обратно.
— Ты… Ты… тоже был там? — Внезапно срывающимся голосом спросила она, глядя в глаза Фриенбагеру.
— Да. — Клаус присел на корточки. — Ты что узнала меня? Как?
— Ты как тень. Как будто я коснулась тебя когда-то, мельком. Едва помню… — Дана вдруг закрыла лицо ладонями. — Я совсем запуталась.
Антон осторожно обнял ее за плечи, гневно посмотрев на Миллера. Док только покачал головой, без слов признавая, что действительно увлекся, не подумав о последствиях.
— Дана, милая, что с тобой? — Антон присел перед ней, пытаясь заглянуть в глаза, но она не отнимала ладоней от лица, только между пальцами вдруг проскользнула слезинка.
— Тебе нужно отдохнуть. Пойдем, я помогу тебе.
— Не здесь. — Она медленно опустила руки, посмотрела на Антона и слабо улыбнулась сквозь слезы. — Я ничего не понимаю. Со мной что-то происходит. Не уходи.
— Я не уйду. — Антон обернулся — Клаус, ты поговоришь с Энтони? Я заберу Дану из лаборатории. Ей нужно нормально выспаться.
— Без проблем, Антон. Мне все равно нужно найти его и поговорить по душам.
— Док?
Миллер кивнул.
— Ее жизнь вне опасности. За психику не ручаюсь. Но с тобой ей будет проще адаптироваться к утраченному ощущению реальности.
— Тогда по возможности не беспокойте нас. Пойдем. — Он помог Дане встать. — Выспишься, отдохнешь, и все придет в норму.
— Ты будешь рядом Антон? — Словно испуганный ребенок спросила она.
— Я никуда не уйду. Обещаю.
* * *На Клауса сцена в лаборатории произвела неоднозначное впечатление. Конечно, он понимал технические аспекты спонтанной передачи мысленных образов — у всех находившихся в помещении имелись импланты, способные к приему и передаче данных, но они предназначались для отдачи мысленных приказов кибернетическим системам, но никак не для прямого мнемонического общения между людьми. Создавалось впечатление, что Дана утратив большую часть памяти, взамен обрела уникальную возможность к восприятию, если можно так выразиться, «техномнемонической» ауры других людей, ведь не секрет, что устройства импланта связанные с биологическими структурами мозга, постоянно получают от своего обладателя некий мыленный фон, но…
Клаус задумался, он размышлял над произошедшим, поджидая пока Энтони ввернется на территорию заброшенного сектора гидропоники.
Выходит, устройства импланта не только воспринимают мысленный фон, но и транслируют его? Почему же тогда явление технической телепатии не было известно ранее?
Его размышления прервало появление Хоука.
Клаус вышел из сумерек навстречу своему бывшему «боссу», заставив того нервно вздрогнуть.
— Надо поговорить, — коротко произнес Фриенбагер.
Энтони только пожал плечами.
— О чем нам с тобой говорить? — С непонятным вызовом в голосе осведомился тот.
— Ты ведешь себя неразумно.
Губы Энтони исказила усмешка.
— Даже так. Теперь ты будешь мне указывать, что можно, а что нельзя?
— Не понимаю твоей озлобленности Хоук.
— Конечно, не понимаешь. Втравил меня в эту историю, а теперь строишь из себя главного? Может, спросишь, где я был, что делал?
— Ну? И где ты был?
— В квартале! Я не крыса, чтобы прятаться, по щелям, ясно?
— Идиот…
— Не понял?! — Хоук встал в позу. — Что ты сейчас сказал?
Клаус хмуро посмотрел на него и повторил:
— Я сказал что ты — идиот. Крысы ведут себя умнее.
— Так, значит, мало того, что из-за появления Светлова, я был вынужден сжечь свою тачку, и скрываться в этой норе, выходит теперь я еще и не прав?!
— Ты засветился, Энтони. СКАД наблюдает за кварталом. Система считает, что мы ее враги. Я еще не знаю, так ли это, но ты в данном случае элементарно подставил нас всех.
— И что с того? Может, я договорился со СКАДом? Ты не допускаешь такого варианта, умник? Чем летать, вышибая головой стекла, прятаться, сжигать собственные машины, я хочу жить, как жил раньше!
Фриенбагер пристально посмотрел на Хоука, а потом произнес:
— Думай сам. Делай, что считаешь нужным. Но если еще раз уйдешь отсюда — не возвращайся. Мой тебе совет.
Энтони быстро заводился, но на этот раз, встретившись с ледяным взглядом Клауса, он почему-то решил не развивать тему.
— Ладно… Проехали… Может я был не прав, только ответь на последний вопрос — кто здесь главный?
— Главный? — Клаус вдруг поймал себя на том, что его удивляет такая трактовка. — Мы все равны Энтони. — обронил он и тут же задумался над своими словами.
Странно, но Хоук прав, наверное, кто-то должен быть главным?
* * *Спустя час, так и найдя ответа на заданный самому себе вопрос, он осторожно постучал в дверь комнаты отдыха.
Светлов открыл сразу, но внутрь не пустил, сам вышел в коридор.
Фриенбагер вел себя странно.
— Как Дана? — Немного помолчав, спросил он.
— Уснула. — Ответил Светлов.
— Антон, нам придется уходить.
— С чего ты взял?
— Энтони был в квартале. Уверен, что СКАД отследил его.
— Придурок… — Неприятная новость заставила Антона выругаться. — Ты считаешь, реакция будет скорой?
— Не знаю, я не гадалка, Антон. Удивительно, что система до сих пор не прислала ликвидаторов.
— А может мы…
— Нет, не может. — Оборвал его Фриенбагер. — СКАД не бросает начатого. Нам придется уходить, не дожидаясь благоприятных условий.
— Когда?
— Желательно — немедленно. «Ланцет» готов.
— Ты уже сказал Миллеру?
— Нет, еще не успел.
— И куда мы направимся? Ты нашел безопасный выход из Цитадели?
— Выход есть, как ни странно, но нижние уровни по моим данным имеют серьезные бреши между отдельными рубежами обороны.
— Бреши?
— Я не имел в виду «дыры». Есть участки древних коммуникаций, не защищенные современным оборудованием.
— Странно. Почему вдруг такая оплошность? — Задумчиво переспросил Антон. — Рагды могли бы воспользоваться подобной небрежностью, не находишь?
— Рагды — всего лишь исполнительные механизмы. Они действуют предсказуемо, реагируя только на активные источники сопротивления.
— Клаус откуда такая уверенность? Ты говоришь так, словно изучал рагдов.
Фриенбагер хмуро посмотрел на своего бывшего командира и ответил:
— Не знаю. Можешь поверить, что-то подсказывает внутри: это именно так. Рагды никогда не станут искать лазейки. Они просто не способны к таким действиям.
— Ограниченность?
— В человеческом понимании — да.
— А хитвары? Их поведение давно вызывает у меня ощущение какой-то бессмысленности. Согласись, они давно могли бы сломать оборону Цитадели, если б действовали иначе.
— Антон, я не за этим пришел.
— Да, Клаус. Извини. Мысли. Не дают покоя. Что-то в нашем мире не так… — Светлов не мог передать словами ощущения, что не покидали его с того памятного дня, когда стараниями Миллера и Зарезина его память внезапно превратилась в иррациональную смесь прошлого и настоящего, казалось он теперь помнит каждый миг прожитого, без спасительной возможности забыть. От подобного состояния нервы постоянно напряжены до предела, сознание балансирует на грани срыва, а рассудок, постоянно анализирует прожитое, будто он обязан отыскать нечто важное в огромном объеме данных.
— Хорошо, Клаус. Давай договоримся — ты готовишь «Ланцет», я поговорю с Миллером. На сборы все равно потребуется несколько часов. Пусть Дана хоть немного отдохнет по-человечески.
— Добро. Что будем делать с Хоуком?
— Заберем с собой. — Не колеблясь, ответил Антон.
— Уверен? — Сощурился Фриенбагер. — Он не очень-то рвется бежать из города.
— Его убьют. Или хуже того — промоют мозги, и тогда СКАД получит исчерпывающую информацию о нас.
— Скажи Антон, тебе его жалко или ты элементарно страхуешься от утечки данных?
— Не знаю… — Светлов чувствовал, что их разговор происходит в каком-то странном ключе, словно они вдруг потеряли все человеческое, превратились в две аналитические системы, обменивающие данными и вырабатывающими наиболее рациональные решения. Конечно, это было не так, но мысль уже проскользнула и от нее не так легко избавиться.
— Все, Антон, я пошел. — Клаус ощущал внезапно возникшую натянутость в разговоре, и решил, что лучше всего заняться делом, чем сотрясать воздух. И так все ясно. Энтони будет обузой, он избалован привилегированным положением, к которому привык, но тут уж ничего не поделаешь, Антон прав, бросать его и глупо и бесчеловечно. — Буду на связи. Поговори с Миллером, если вдруг события начнут развиваться стремительнее чем мы полагаем, нужно будет особо позаботиться о Дане. Еще одного нервного срыва она не выдержит.