Вош тоже улыбался. Меня окружали одни улыбки.
Улыбка Журдена. Улыбка Воша. Улыбки черепов.
– Убери пистолет, Вош, – велел Журден. С улыбкой. – Не надо торопиться.
Вош сразу все понял. А я, увы, нет. Он в два прыжка очутился рядом. Я посмотрел на его правую руку, а надо было на левую. Именно в левой он держал двухфутовый кинжал с черным лезвием и головой дракона на рукоятке.
Вош вонзил кинжал в то же место, куда я ранил Журдена, только ребра не отклонили клинок, и он вошел прямо в грудь.
Вош. Журден. Черепа.
Все улыбаются.
00:04:34:19
В свете факелов лица то становились четкими, то снова расплывались. Выл ветер, в груди громко булькала кровь, и откуда-то издали доносились голоса.
– Он уже сдох, – сказал Куница. – Посмотри на его глаза. Он не мигает.
– Нет, он жив, – возразил Вош. – Я слышу, как он дышит.
– Эй, Кропп, – позвал Плосколицый Номер Два и ткнул меня пальцем в ребра. – Ты живой?
По их лицам прыгали тени. Они были похожи на маски из комнаты смеха или ярмарочных уродцев, которые хищно таращатся сквозь желтые стекла.
– Позови его, Альфред, – сказал Вош. – Призови архангела! Ты же его возлюбленный. Он тебя непременно спасет. И понесет на руках, дабы ты не споткнулся ногою о камень.[25]
– Он не придет, – предрек Куница. – Кропп его разозлил.
– Нет, – возразил Плосколицый Номер Два. – Он не придет, потому что ему плевать.
Куница потрогал мой бок и, прищурившись, стал разглядывать окровавленные пальцы.
– Впрочем, надо отдать ему должное. – Он сунул пальцы в рот, и Вош велел ему прекратить. – А что тут такого? Хуже не будет, – сказал Куница. – У меня барахлит мотор, а этот малец вроде вампира, только наоборот.
– Вы оба ошибаетесь, – сказал Вош. – Он не придет, потому что его не существует.
– Я говорю не о том, есть он или нет, – ответил Плосколицый Номер Два. – Но, Вош, ты же не будешь утверждать, что нет вообще ничего.
– Почему? Если там есть нечто, нас любящее, то как ты объяснишь вот это? – Вош показал на черепа над моей головой.
– А кто говорит о любви? – заржал Плосколицый Номер Два. – Я только хочу сказать, что ты не можешь быть на сто процентов уверен, что там ничего нет. Не все же случайно.
– А почему бы и нет? – повторил Вош. – Случайность не худшее объяснение. И даже лучшее.
– Говорю же я вам, – раздраженно вмешался Куница, – этот малый поубивал всех рыцарей и прогневил Бога. Вот что Господь делает с теми, кто Его достает. Так Он наказал египтян, наслал на них чуму и тому подобное.
– Что же это за Бог такой? – осведомился Вош.
– Такой, которого лучше не злить, – ответил Куница.
– По-моему, надо дать слово Альфреду, – сказал Вош. – Как ты думаешь, Альфред? Бог есть, но ты так сильно Его расстроил, что Он решил наказать тебя долгой, мучительную смертью? Или Бог есть, но Он равнодушен к тебе, Он скучает, как тинейджер на плохом фильме, шлет эсэмэски своим святым и ждет финальных титров? Или Бога вообще нет, а небо – это просто пустота между звездами? Что скажешь? «Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле»?[26] Или: «Эли, Эли, лама савахфани?»[27] Или просто: «Кругом вода, но не испить ни капли, ни глотка»?[28] Ответь же, Альфред Кропп. Рассуди нас.
– Он скоро будет здесь, – сказал я, превозмогая боль.
– Правильно! – саркастично заявил Вош.
Он решил, что я говорю об архангеле, но он ошибся.
Опираясь спиной на стену, я медленно поднялся на ноги и заковылял к выходу из пещеры. Меня никто не преследовал. Вош, Куница и Плосколицый Номер Два продолжали спорить о Боге.
На берегу бухточки я упал на колени, закашлялся и почувствовал, как рот наполняется кровью. Я пополз к ступеням. До меня доносились голоса спорщиков. Они звучали то тише, то громче. Есть Бог или нет Его? Если есть, то чем Он там наверху занят? Почему Он ничего не делает здесь, внизу? Звезды освещали черное небо и не давали ответа.
Я начал медленно карабкаться вверх по ступеням.
Он придет. Я знал, что придет.
И я хотел быть там, когда он появится.
00:00:12:44
Вертолет прилетел с востока, его темный силуэт нарисовался на фоне багрового солнца.
Я ждал его на краю скалы. В трехстах футах внизу прилив разбивал волны об острые камни, которые торчали из воды, как зубы дракона в моих снах.
Вертолет приземлился. Я встал. Я потерял слишком много крови и простоял бы не долго.
Из вертолета выпрыгнул высокий худой мужчина в дорогом костюме и с черной тростью в руке. За ним выпрыгнул высоченный седой субъект с лицом бладхаунда и непропорционально большими кистями. И наконец, следом за ними появилась стройная голубоглазая блондинка.
Все трое, петляя между белыми камнями замка короля Артура, пошли в мою сторону.
Я поднял руку. Они остановились.
– Альфред, – произнес Нуэве, – ты ждешь нас?
– Нуэве, – сказал я, и это слово аукнулось свирепой болью в груди, – перестань задавать вопросы, на которые и так знаешь ответы. Люди решат, что ты туп.
Силы покинули меня. Я опустился на колени. Сэм рванулся вперед, и если бы он не подхватил меня, я бы точно разбил лицо об острые камни. Сэм уложил мою голову себе на колени и длинными пальцами ощупал рану.
– Запускайте двигатель! – крикнул он Нуэве. – Ему надо срочно в больницу!
– Нет, – сказал я.
Он недоуменно уставился на меня.
– Альфред, мы забираем тебя в штаб-квартиру. Директор Смит договорилась о твоем личном выступлении перед советом.
– Нет, Сэм, – повторил я. – Я приду на совет… начну упрашивать не использовать меня для создания идеальной армии… возможно, они согласятся, но это не значит, что потом не передумают… или не вмешается какой-нибудь жаждущий власти урод… – Я глянул на Нуэве. – Меня схватят, лоботомируют и выкачают кровь для крошки СОФИИ. Или они вдруг решат, что я слишком опасен для мира, и нажмут на кнопку…
У меня перехватило дыхание. Я много времени провел в руинах Камелота. Иногда это заканчивалось хорошо, иногда – плохо. Чем кончится сейчас, я не знал, но не сомневался в должном.
– А если АМПНА не создаст СОФИЮ, то это сделает кто-нибудь другой.
– Ты этого не знаешь, Альфред, – сказал Сэм.
– Сэм, послушай меня. Почему у нас есть атомные бомбы? А? Потому что это возможно. Потому что мы в состоянии их сделать. Где-нибудь когда-нибудь, рано или поздно, кто-то захочет использовать меня для СОФИИ. Потому что это осуществимо. Потому что сможет.
Сэм заплакал. Я никогда не видел его плачущим. Большинство людей, когда плачут, становятся безобразными. Сэмюэл был уродлив изначально и теперь стал по-настоящему страшным.
– Альфред, ты помнишь Дверь Дьявола? Помнишь, что ты мне сказал, когда я был уверен, что надежды нет? Ты должен идти вперед, Альфред. Сделать один маленький шаг. Всего один…
Запустили двигатель, но звук долетал до нас глухо, как через подушку. Лицо Сэма начало расплываться. Я постепенно ускользал в то самое место, где нет ни центра, ни границ, а есть только белый свет. Это не дом, но там чувствуешь себя как дома, в тепле и уюте, и нет никакого тебя.
– Вот в чем дело, – проговорил я, и Сэму пришлось нагнуться, чтобы услышать. – Вот как оно обстоит, Сэм. Сражаясь с Могаром и демонами, я думал, что спасаю мир, но главным был тогда не мир, а я сам. Сейчас… – Я закашлялся и заставил себя проглотить заполнившую рот кровь. – Сейчас я думал, что спасаю себя. Но все наоборот, я ни при чем. Мир – вот что главное. Я собираюсь спасти мир, Сэмюэл. И больше это сделать некому.
После этого я перестал его видеть. Но я увидел замок и неразбросанные, покрытые лишайником камни – жалкие тени былого. Я узрел их изначальными: белоснежные стены и башни поднимались к небу, а на бастионе стоял рыцарь в сверкающих доспехах, который воздел меч, приветствуя меня.
По ту сторону белого пространства кричал Сэмюэл:
– Да не стойте вы там! Помогите отнести его в вертолет! Помогите мне!..
Рыцарь на бастионе склонил голову.
00:00:00:13
В лишенной центра белизне я взбираюсь по склону из битых камней и острых как бритва кристаллов.
«Я признаюсь Всемогущему Богу…»
Израненный в кровь, я доползаю до вершины. Там растет высокая трава, ласкающая мои пальцы, пока я иду к голому тисовому дереву.
«…и святому архангелу Михаилу…»
Под раскидистыми ветвями стоит человек. Он похож на Барни Файфа из старого шоу Энди Гриффина.
– Эл, – говорит дядя Фаррел, – а я уж тебя заждался.
«…и всем святым, и тебе, Отец…»
Дядя крепко меня обнимает. Он только притворяется, что сердится. За его плечом я вижу высокого, седого как лунь мужчину, который стоит в ярко-зеленой весенней траве.
Я склоняю голову и опускаюсь на колено перед последним рыцарем.
«…я грешил и в мыслях своих, и в словах, и в делах…»
– О Альфред, – ласково произносит Беннасио. – Это я должен преклонить перед тобою колено.
Я склоняю голову и опускаюсь на колено перед последним рыцарем.
«…я грешил и в мыслях своих, и в словах, и в делах…»
– О Альфред, – ласково произносит Беннасио. – Это я должен преклонить перед тобою колено.
«…я много грешил по своей вине, по своей вине, по своей тягчайшей вине».[29]
Я трижды ударяю себя в грудь после каждого признания.
Беннасио помогает мне встать, и я вижу за ним золотую дверь, а возле нее – крупного мужчину с гривой развевающихся волос.
«И я молю тебя…»
Отец улыбается, поднимает руку, и на порог выходит женщина. Она принимает его ладонь, и они стоят, не двигаясь с места. Они не идут ко мне, но ждут.
Мама заключает меня в объятия, и это не призрак. Я чувствую ее. Я вдыхаю аромат ее волос.
Они окружают меня. Беннасио смеется, треплет меня по плечу и зовет:
– Идем, Альфред Кропп! Ты же не хочешь опоздать на пир!
00:00:00:03
00:00:00:02
00:00:00:01
00:00:00:00
ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ИНТЕРФЕЙСА ЗАВЕРШЕНО
Эпилог: Убежище АМПНА для экстренных ситуаций (УЭС «Зимородок»)
Где-то в предместьях Лондона
Такой была моя вторая смерть.
Которая подарила мне третью жизнь. Я так и не прошел в ту золотую дверь. Я только собрался ступить за порог, как меня позвал женский голос. Я не хотел возвращаться. По-моему, это не трудно понять. Но голос продолжал звать, а дверь начала растворяться в белом тумане, который уже окутывал силуэты моего отца и мамы. А потом он окутал и меня. Я больше их не видел, но чувствовал рядом чье-то присутствие. Меня обняли, а дальше началось падение, но тот, кто меня обнимал, падал вместе со мной. И мне не надо было слышать, как он называет меня любимым, чтобы понять, кто это такой. Я пытался вырваться. Я устал, я проголодался, я не хотел снова терять маму, но он произнес: «Еще не время, любимый, еще не пора».
Я сказал, что ненавижу его. Я заявил, что так нечестно. Он, мой ангел-хранитель, позволил мне украсть Меч, дал умереть всем рыцарям и мне тоже. Теперь уже во второй раз.
Я хотел остаться с мамой.
Кто-то звал меня по имени, но это был не архангел Михаил.
Это была Абигейл Смит.
– Альфред… Альфред! Альфред, ты слышишь меня?
Я открыл глаза. Оказалось, что я лежу на кровати в комнате с белеными стенами и дощатым полом. На столике рядом с моей кроватью стояла ваза с цветами. По-моему, маргаритками.
– О черт, – произнес я. – Опять извлекли.
Она сидела возле моей кровати и улыбалась. Белые стены в сравнении с ее ослепительной улыбкой казались тускло-желтыми.
– У тебя жизней как у кошки, – сказала Эбби.
– Две вычитаем, остается семь. Где я?
– В надежном месте.
– Я? В надежном?
– Конечно ты, а кто же еще.
– Где Сэм?
– Здесь. Хочешь его увидеть?
– Может быть, но не сейчас. Он рассказал тебе, что произошло после того, как ты уехала из Кэмп Эхо?
Эбби кивнула и взяла меня за руку.
– Зря я тебя там оставила, Альфред.
– Это понятно, – огрызнулся я. – Ну и зачем ты это сделала?
– Я верила, что сумею тебя спасти, только лично выступив перед советом.
– И ты не знала о замыслах Нуэве?
– Конечно нет. Я распорядилась, чтобы никто ничего не делал без моего разрешения.
Я обдумал ее слова.
– Да, в наше время тяжело рассчитывать на чью-то помощь.
Эбби издала свой журчащий английский смешок.
– Доктору Мингусу конец. Ты его больше не увидишь.
– Это хорошо. Он не умеет работать с больными. А как насчет Нуэве?
Ее улыбка увяла.
– Оп-девять лишен полномочий до полного рассмотрения его действий, совершенных после моего отлета из Кэмп Эхо.
– О! И что это значит?
– То, что он в глубокой заднице.
– Ты переубедила совет?
– Я сделала так, что его мнение потеряло важность, Альфред. Я взяла на себя чрезвычайные полномочия, на которые имею право при определенных обстоятельствах. А нынешние обстоятельства, безусловно, чрезвычайны.
– Как насчет Эшли? У нее тоже неприятности?
– А ты считаешь, что их быть не может?
– Значит, вы ее арестовали.
Эбби внимательно на меня посмотрела и спросила:
– А что, по-твоему, я должна была с ней сделать?
Я немного подумал и ответил:
– Ничего.
– Неужели? – удивилась Эбби. – Вообще ничего?
– Я не думаю, что она желала мне зла. Как могла защищала меня, но оказалась в дурацком положении из-за Нуэве. Потому что она… Ну, я думаю, она его любит. Мы же не выбираем, кого любить, – взять хотя бы девчонок из вампирских историй или настоящих, которые влюбляются в торчков. Все происходит само собой, и ты попадаешь в ситуацию, которую хочешь контролировать, но не можешь. То же самое случилось с Оп-девять, рыцарями, моим отцом и даже с отмороженным на всю голову Журденом.
Эбби смотрела на меня, как мамаша на малыша, который только-только, пуская пузыри, начал говорить.
– То, что должно сделать, – продолжил я. – Отец поклялся защищать меч, даже если тот его убьет. Сэмюэл, будучи Оп-девять, мыслил немыслимое, даже если немыслимое означало устройство тысяча тридцать один у меня в голове. Понимаешь? Даже Нуэве и Мингус… Ладно, Мингуса вычеркнем, у этого малого капитальный сдвиг по фазе. Даже Нуэве думал, что другого выхода нет, а Эшли пришлось выбирать: отдать меня Нуэве или помочь чем сумеет… хотя лучше бы она мне открылась, когда могла. И еще Журден. По-моему, он искренне поверил, что меч вернется, если он отомстит за смерть отца. Что с ним, кстати?
Эшли ответила в своем стиле:
– А ты бы чего хотел?
– Ничего. Ну, может, ему надо подлечиться. Нам обоим не помешает. Мне до смерти надоела психотерапия, но теперь из нас наберется группа. Я, Сэм, Эшли, Журден.
Эбби засмеялась, как будто я пошутил, но она не поняла, что это шутка только наполовину.
– Без Нуэве?
– Вряд ли ему поможет терапия, еще выхватит меч и снесет терапевту голову. – Сказав про голову, я вспомнил: – Надо вернуть в могилы черепа.
– Все двенадцать в данный момент разъезжаются по местам, – ответила Эбби.
– Отлично. Остается тринадцатый. Что меня ждет?
И снова, как в случае с Эшли и Журденом, она спросила:
– А ты чего хочешь?
– Того, что я хочу, ты не дашь.
– Теперь я дам что угодно, Альфред.
– О, тогда замечательно. У тебя чрезвычайные полномочия. Королева Абигейл. Говоря «что угодно», ты…
– Я имею в виду, что мы еще можем извлечь тебя, дать новую личность и отправить, куда пожелаешь.
– Вернуть мне нормальную жизнь.
– Да.
– Внедрить в обычный интерфейс.
– Да.
– Навсегда.
На этот раз «да» не последовало.
– Пока я остаюсь директором.
– Но ты не будешь им вечно.
– Альфред, это все, что я могу предложить.
– А если ты потеряешь работу… или уйдешь в отставку… или с тобой что-то сделают… Тогда я окажусь вне игры.
– Сделанного не воротишь, – осторожно заметила Абигейл. – Я не в силах изменить прошлое, Альфред.
– Очевидно, это моя самая большая проблема, – сказал я. – Вечно зацикливаюсь на невозможном.
– У тебя есть другой выход. Альтернативный.
– Это здорово. Какой?
– Помнишь, я говорила тебе год назад, что мы постоянно ищем таланты?
– Да. А я перезвонил тебе, когда вернулся домой, и ты заявила, что мне сначала надо подрасти.
Эбби улыбнулась, и я в десятый раз напомнил себе: надо проконсультироваться у нее насчет ухода за зубами. Ее улыбка могла ослепить.
– С тех пор случилось много чего, – сказала Эбби и быстро, не дожидаясь моего ответа, продолжила: – Альфред, я хочу предложить тебе место в Конторе.
Эбби выждала, пока эта мысль уляжется в моей голове. Улегалась мысль долго, но Эбби Смит была терпелива. Я пристально смотрел на нее, и у нее не дрогнул ни один мускул.
– Пару дней назад твои люди точили ножи, чтобы сделать мне лоботомию, а теперь ты предлагаешь работу?
– Это не мы, – возразила она. – Не моя Контора. Мы не для этого созданы и подобного не потерпим. Нет, Альфред, ты будешь работать напрямую со мной. А я в свою очередь прослежу, чтобы ты получил лучше образование и жил в самых безопасных условиях. А когда тебе исполнится восемнадцать, ты решишь, остаться ли с нами.
– В чем подвох?
– Иногда это будет… опасно. Но ты уже не раз доказал, что способен постоять за себя.
– А как насчет СОФИИ? Откуда мне знать, что вы не берете меня на борт, чтобы снова использовать?
При слове «СОФИЯ» от ее улыбки не осталось и следа. В комнате будто притушили свет.
– СОФИИ больше нет. Все данные удалены из системы, а все образцы уничтожены.
– Могла бы и просветить, возможность была. Я спрашивал тебя о СОФИИ в Ноксвилле, и ты заявила, что ничего подобного не существует.
– По-моему, я сказала, что нет такого человека.
– О, замечательно, хоть тут не соврала. Откуда мне знать, что ты сейчас говоришь правду? Как я могу тебе верить?
– Ты не обязан мне верить, Альфред, – согласилась Эбби. – Мы мало чем заслужили твое доверие. Я не могу убедить тебя сказать «да». Если честно, то я бы на твоем месте отказалась.