Камбер постучал себя по лбу, а Райс склонил голову.
— Что ты будешь делать, если не удастся пролить свет на их отношения?
— Действовать, повинуясь интуиции, и стараться изо всех сил. Мое епископство позволит встречаться с ним лишь на официальных собраниях. Если, несмотря на все наши старания, у него возникнут подозрения, придется раскрыть ему нашу тайну. С другой стороны, если они с Элистером были так близки, как мне начинает казаться, не думаю, чтобы он простил мне когда-нибудь обман и то, что я занял место его друга.
Райс поджал губы.
— Будь осторожней с этим, Камбер, — тихо произнес он. — Я хочу, чтобы ты обещал мне не предпринимать подобного шага, не посоветовавшись с нами. Все это становится слишком опасным.
— Даю слово. — Камбер улыбнулся. — А теперь займемся более срочными делами. Полагаю, вы с Ивейн нашли нужный документ?
— Мы прочитали его прошлой ночью. Он оказался очень ясным и подробным…
— Однако? — поторопил его Камбер, почувствовав неуверенность зятя.
— Однако что? — спросил Райс. — У меня роль самая простая. Я должен следить за тем, чтобы твои легкие не переставали дышать, а сердце продолжало биться. Вам с Ивейн придется посложней.
— Что в таком случае беспокоит? Уверен, ты не сомневаешься в способностях своей жены?
Райс невесело усмехнулся.
— Неужели мои чувства так легко узнать? Нет, я беспокоюсь не за Ивейн и не за себя или Джорема.
— Ты беспокоишься за меня.
— Не совсем. Все дело в самом таинстве и точности действий всех участников. Раньше нам случалось выполнять и более сложные вещи. Видит Бог, некоторые из выпавших на мою долю исцелений куда более страшили поначалу… Но это совершенно другое. Кроме того, твои силы истощены. Лучше бы мы сделали это раньше.
— Прошлого не воротишь, — пробормотал Камбер. — Но довольно. Я уже несколько месяцев не заглядывал в эту рукопись. Освежи мою память, постарайся вспомнить как можно больше деталей. Нам полезнее во время ожидания занять свой ум.
Райс ответил глубоким вздохом и, потянувшись к креслу тестя, приложил свои пальцы к его запястью. Камбер закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдохнул. Он отчетливо слышал мерное дыхание Райса.
Как и множество раз прежде, возникла прочная связь. Взаимопроникновению только мешал беспорядок и напряжение в части сознания Камбера. Райс открыл каналы и излил информацию своему другу и наставнику. Когда с этим было покончено, оба вернулись к действительности. Райс выглядел сконфуженным. Камбер одобряюще улыбнулся, но добился не того, чего хотел.
— Это исполнено прекрасно, — сказал он, погладив руку Райса, потом поднялся и подошел к камину. — Всегда приятно убедиться, что по крайней мере чья-то память в порядке.
— А его память?
Камбер положил руки на край каминной полки и прижался лбом к холодному камню.
— Что, так заметно?
— Да.
— Прости.
— Тебе не в чем извиняться. У тебя снова болит голова, так?
— Немного, но не сильно. Когда Ивейн и Джорем…
— Скоро. Я могу чем-нибудь помочь?
Раздался легкий стук в дверь, оба поднялись и посмотрели друг на друга. Стук повторился. Камбер поспешно уселся в кресло, натянул на себя одеяло, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Убедившись, что Камбер устроился, Райс пошел к двери.
— Кто там?
— Отец Джорем, — последовал ответ. — Я по делу.
Райс отодвинул засов и приоткрыл дверь. За ней в самом деле стоял Джорем. Капюшон скрывал его золотистые волосы и отбрасывал тень на лицо. Чуть позади стоял его спутник, руки, сложенные на груди, скрывались в широченных рукавах михайлинской рясы, склоненная голова пряталась под капюшоном. Если бы Райс ничего не знал заранее, он не догадался бы, что этим монахом была его жена.
Он взглянул на Джорема, хорошо помня после разговора с Камбером, что в конце коридора на страже стоит Дуалта. Чтобы успокоить себя и не вызвать недоумения Дуалты, он заговорил подчеркнуто церемонно и несколько громче, чем требовалось.
— Отец Джорем, я не ожидал, что вы придете. Настоятель отдыхает.
Джорем и глазом не моргнул.
— Надеюсь, мы не очень его обеспокоим, Райс. Отец настоятель хотел видеть этого монаха. Незначительный вопрос о дисциплине не слишком утомит викария.
Райс оглянулся, словно желая убедиться, что настоятель и впрямь ожидает посетителей, потом впустил гостей. Закрывая дверь, он заметил, что Дуалта отвернулся и продолжает скучать на посту — визит не привлек его внимания.
— Маскарад удался. — Ивейн отбросила капюшон со своих тщательно стянутых волос. Не успел Райс задвинуть дверной засов, а она уже бросилась к креслу. Поднимавшийся навстречу мужчина залился бледностью и покачнулся, попав в жаркие объятия. Невольные свидетели встречи понимающе переглянулись и, не сговариваясь, уставились на дверь, погруженные в заботы о мерах предосторожности во время предстоящего действа. Ивейн не размыкала объятий, пока руки не нашли подтверждения тому, в чем не ведало сомнений ее сердце.
— Я верила, ты не мог умереть! — горячо прошептала Ивейн, когда они отстранились, чтобы взглянуть друг на друга глазами, полными радостных слез. — Я бы узнала! Я бы обязательно узнала!
— Если бы мог, я предупредил бы тебя, — Камбер прижимал ее голову к груди и целовал волосы. — Дитя мое, как мне хотелось дать знать тебе, но выхода не было. Райс рассказал тебе обо всем?
— Да, и мы поможем тебе, — сказала она, снова отступила, чтобы оглядеть Камбера с ног до головы, но не отпускала его. — Мы готовы сделать то, что должны.
— Я благодарен больше, чем вы об этом можете думать, — ответил он. Освободившись от ее руки, Камбер опустился в недавно покинутое кресло и посмотрел туда, где стояли мужчины.
— Господа, преграды выставлены?
Джорем кивнул и вместе с Райсом приблизился.
— Никому снаружи не удастся уловить волшебство. Кроме того, мы поставили преграды звукам, а я буду настороже.
— Хорошо. Есть план действий на случай, если нам помешают?
— Как тебе известно, Дуалта на посту, он знает, что в покоях мы с братом Джоном, — Джорем с кривой улыбкой указал на сестру. — Доблестному стражу дали понять, что викарий занят дисциплинарным взысканием, Дуалта не позволит кому попало отвлекать отца Элистера. А если все же позволит, мы с Ивейн просто удаляемся в твою молельню. — Он кивнул на одну из дверей. — Разыгрываем сцену покаяния. Райс останется с тобой и попытается совладать с ситуацией, в зависимости от того, на каком этапе обряда мы окажемся.
— Знаете, а ведь это правда может быть опасно, — сказал Камбер. — Я хочу сказать, если нас прервут в разгаре ритуала. Я могу не справиться со своей частью задачи.
— Помоги нам Бог, чтобы не такого не случилось, — прошептала Ивейн.
Кивнув, Камбер откинулся в кресле, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, потом оглядел их всех по очереди — дочь, сына и зятя — и снова кивнул.
— Тогда начнем.
ГЛАВА XI
И ныне, Господи, воззри на угрозы их и дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое.[12]
Райс встал за креслом Камбера, а Джорем отошел к двери и прислонился к ней спиной. Ивейн скинула михайлинское облачение и бросила его на свободный стул, а затем опустилась на скамеечку у ног отца. Одной рукой любовно поглаживая расшитые комнатные туфли, другой она потянулась в карман и достала драгоценный камень размером с куриное яйцо. Она потерла самоцвет об рукав, и тот заиграл янтарными сполохами в пламени свечей. Крохотные вкрапления в самом сердце кристалла отбрасывали блики на синюю монашескую рясу.
— Жаль, у меня не осталось того, что ты мне дал, — заметила она, дохнув на камень, чтобы согреть его. — Увы, но я отдала его Синхилу. А это подарок Райса.
Она передала самоцвет в руки Камберу, через него косясь на мужа и теплым взглядом отвечая на его улыбку. Камбер, также улыбаясь, покатал кристалл между пальцев, затем крепче оперся о подлокотники. Несколько мгновений он пристально вглядывался в камень, стремясь достичь состояния расслабленности, в чем ширал был отличной подмогой, но тут же чуть заметно покачал головой и вновь посмотрел на дочь.
— В этом обличье не выходит, — сказал он. — То есть, конечно, я мог бы, но тогда у меня не хватит сил удерживать иллюзорную внешность и одновременно исполнить весь ритуал. Придется вновь стать самим собой.
При этих словах словно дымка набежала ему на лицо — и впервые со дня битвы при Йомейре Камбер Мак-Рори вновь обрел свое лицо. Усталость и постоянное напряжение оставили на нем свою тень, но следы их начали сглаживаться, едва он вновь уставился на кристалл ширала.
Прикусив губу, Ивейн наблюдала, как серые глаза отца стекленеют, тускнеют, в них появляется что-то потустороннее, ее успокаивало только то, что такое она уже видела. Камбер заговорил глухо и монотонно — он отдалился от реального мира.
Прикусив губу, Ивейн наблюдала, как серые глаза отца стекленеют, тускнеют, в них появляется что-то потустороннее, ее успокаивало только то, что такое она уже видела. Камбер заговорил глухо и монотонно — он отдалился от реального мира.
— Сейчас лучше, — пробормотал он. — Райс, теперь я готов.
Оставаясь позади Камбера, Райс положил руки ему на плечи, мысленно отыскивая в открывшемся сознании особое место, откуда он сможет черпать все сведения о состоянии его тела. После его прикосновения Камбер глубоко вздохнул и выдохнул, и новые волны напряжения исказили его лицо. Полуприкрытые серые глаза оставались бесстрастны. Ивейн встала и приблизила ладони к плечам отца.
— Я ключ, открывающий любые двери, — произнесла она.
Камбер видел ее отраженной в хрустальном шаре. Огни свечи отбрасывали блики на локти и тени на плечи и лицо. В его сознании, слившемся с личностью Райса, сам собой зазвучал ответ зятя:
— Я единственный замок, открывающий доступ к свету.
— Я свеча, горящая в ночи, — продолжала Ивейн.
— Я лоза, дающая жизнь огню.
Они произносили слова литании, а Камбер двигался в недрах своего мозга по нехоженым путям. Ему редко приходилось забираться так глубоко, но предстояло дальнейшее погружение. Он почувствовал, как Ивейн нагнулась, взяла хрустальный шар, более не нужный, и спрятала его под рясой. Пальцы при этом продолжали сжимать пустоту, а руки — держать шар у груди, и Ивейн осторожно убрала их на колени. Отец, казалось, уже утратил способность реагировать.
— Я свет, идущий от звезд, — прошептала Ивейн, — и наполняющий чашу сознания. — Она оперлась руками о кресло и заглянула ему в глаза.
— Я сосуд, открывающий мою волю, — почти беззвучно прошелестел Камбер. — Я поворачиваю ключ, поджигаю лозу и… наполняю.
Его глаза оставались открытыми, а мозг кое-как, но воспринимал происходившее вокруг, правда, теперь почти все поле зрения закрыла синяя ряса Ивейн. Он слышал ее ровное дыхание, но все остальные звуки казались очень отдаленными. Даже движения дочери казались совершенно беззвучными — шороха одежды Камбер уже не слышал.
— Теперь ты стоишь на краю, — уловил он мысли Ивейн. — Пусть все воспоминания нальются в тебя, оживи их. Каждое из них должно была прочитано, принято и должно стать частью тебя. Давай же. Мы позаботимся о твоей безопасности.
Камбер вдохнул глубоко и свободно, потом медленно выдохнул, его сознание продолжало путь в самое себя, он погружался в еще неизведанное безмолвие. Уже не оставалось сил смотреть, веки задрожали, опустились и застыли, теперь о телесном мире Камберу напоминало только его дыхание, доносившееся как бы со стороны. Он не почувствовал, что Ивейн отняла руку от его лба, а прикосновение Райса перестал ощущать уже давно.
Надо идти… Надо идти…
Камбер, подчиненный естественному ходу вещей, почувствовал, как поток чужеродных воспоминаний накрывает его мозг. Часть его существа поразил страх, но другой частью он осознал, что не должен уклоняться. Отказываясь от защит и сопротивления, он расторг последние узы и дал этому случиться. В то же мгновение сознание наполнилось роем чужих мыслей.
Солнечный свет. Тепло и пьянящий запах летнего поля. Глаза Элистера упивались зелеными, золотыми и розовыми оттенками летней растительности; высокой травой, тучной почвой и сотнями цветов. Под его босыми ногами расстилался ковер из полевых цветов — белых, розовых, лиловых. Подобрав свою синюю рясу, он переходил прохладный ручей по отшлифованным водой камням. Он был еще совсем молод, таким его Камбер Мак-Рори никогда не знал. На целый час он отказался от своих занятий, чтобы насладиться радостями простой жизни.
Он зарылся в сочный клевер и лежал среди цветов, щекотавших уши, потом сорвал один И начал высасывать сладкий сок из стебля, наблюдая, как на лазурном небе меняются облачные фигуры. В поле его зрения попал кузнечик. Он лениво приподнял руку, чтобы насекомое заползло на его большой палец. Легкое щекотание лапок и усиков кузнечика, самые разнообразные оттенки цветов — все это было до боли прекрасно.
Вдруг все оборвалось.
Теперь он был немного старше, недавно принявший сан священник помогал своим братьям убирать алтарь в Челтхеме. В луче прозрачного солнечного света плавали пылинки. Даже отбеленные ткани, которые он с братьями перетряхивал и укладывал на гладкий камень алтаря, пахли солнечным светом.
Натирая вырезанную из дуба статую Михаила, он вдыхал терпкий аромат кедрового масла. Он вдохнул знакомый запах, а, выдохнув, оказался в темноте.
Какой ужас! Каким-то образом он понял, что лежит на кровати один в своей келье, но в то же время он боролся с кем-то или с чем-то, что душило его! Его ночной кошмар все сильнее сдавливал горло, мешая дышать. Он знал, что на руках его врага когти, способные вырвать и жизнь, и душу из него. Он метался, отчаянно пытаясь освободиться, проснуться, одолеть врага, спасти себе жизнь!
Неожиданно наступила темнота, и он больше не метался в постели, борясь за жизнь, хотя по-прежнему часто дышал.
Теперь он уже совсем взрослый человек, настоятель Ордена святого Михаила, В написанном его рукой листке имена возможных преемников. Список содержит десять имен.
Элистер — на коленях возле камина, подносит пергамент к огню, чувствуя, что Джебедия расположился рядом. Когда бумага занялась, он бросает ее в камин и поднимается, дружески опираясь на плечо Джебедия. Ему спокойно и уютно…
И немного не по себе. Перед ним на коленях стоит монах-послушник, молодой человек, одаренный чрезвычайно тонкой интуицией, необычной даже для Дерини, за исключением немногих Целителей.
В своем кресле настоятелю Элистеру легко вести себя, повинуясь внутреннему голосу. Он может придумать что-то такое, что может навсегда нейтрализовать таланты этого юноши, сделав его самым обычным монахом, похожим на десятки его товарищей. Юноша смотрел на него со слепым доверием, и Элистер знал: стоит ему только приказать, и тот охотно откажется от стремления возвысить свой талант.
Обеспечение правильного обучения в Ордене и направление этого таланта было делом куда более сложным, требовало большего времени и его личного участия. Отважится ли он принять подобное решение?
Вспышка. Снова перемена места и времени. Сейчас он рыцарь-новичок, принимающий свой освященный меч от давно умершего наставника. Еще один скачок, всего год назад. Он осматривает незначительные раны, полученные одним из его людей в бою в центральной башне, Синхил, только что провозглашенный королем, смотрит на него в удивлении.
Теперь воспоминания приходили быстрее, они стали короче, но ярче. На мгновение появилась поляна в лесу, в равной степени знакомая Камберу и тому, в чьей памяти он пребывал, и он пропустил это воспоминание.
Камбер ощущал свое тело так же отчетливо, как и то, другое, чувствовал, как его легкие заполняются до половины, а сердце бьется в немыслимо медленном ритме. Он просто вручил себя заботам Райса. Перед глазами появилась следующая картина.
Он, еще совсем юный Элистер, упражняется с мечом, стараясь во время выпада подхватить с земли клочок бумаги. Молодым человеком, он вскакивает на крупного боевого коня и берет барьеры в открытом поле, за ним следуют еще пять всадников.
В ту же ночь он и еще один рыцарь скользят по вражескому лагерю, укрываясь в тени, и это вовсе не тренировка. Во рту появился сухой металлический привкус, его жертвой должен стать Дерини, и жестокая радость наполнила тело, бесшумно крадущееся в ночи…
Он сидит у потайного ночного костра вместе с Джебедией и двумя другими рыцарями. В ноздри забивается приторно-сладкий запах подогретого вина. Ощущая покой и тишину ночи, он опирается о колено Джеба, задумчиво глядя на горящие поленья, постепенно превращающиеся в пепел. Все четверо разговаривают.
Внезапно его внимание было отвлечено от воспоминаний. Он почувствовал, как Райс старается загнать воздух в его легкие, а они сопротивляются.
В ушах стоял звон, в пальцах покалывало, Камбер чувствовал то, что казалось медленной, непрерывной барабанной дробью, уносившей его из грез Элистера. С трудом приподняв отяжелевшие веки, он понял, что стук исходил от двери и Джорем вопросительно переводил взгляд с него на Райса и дверь. Ивейн застыла возле мужа, раскрыв рот в удивлении. Райс, отстранившись, тревожно заглядывал в его глаза, желая убедиться, что его подопечный снова начал дышать.
У Камбера кружилась голова. Режущая боль пронзила глаза и затылок, когда он кашлянул и уселся потверже. Словно во сне, он услышал новый стук в дверь и знакомый, пугающий голос, называвший его теперешнее имя.
— Отец Келлен, мне можно войти?
Синхил.
Ценой немалых усилий Камбер заставил зрение служить себе и увидел Райса, чтобы прочесть на его лице все свои опасения. Кому угодно можно было отказать в посещении без особых объяснений, но Синхил будет настаивать, пока его прихоть не исполнится.