– Внимание! Внимание! Всем участникам шоу «Только играй»! – раздался пропущенный через рупор голос мистера Вонга. Тот, облачённый в пёстрый жёлтый костюм в стиле «Вырви глаз» и с идеальной укладкой на голове, стоял по центру блестящего и утопающего в свете восходящего солнца холла первого этажа и выглядел так, точно вообще во сне не нуждался.
Постойте-ка… Рассвет?
– Сколько времени? – задала я вопрос самой себе.
– Шесть утра, – вдруг прозвучал равнодушный голос Калеба, и я вздрогнула, успев позабыть о его присутствии. Брови того резко сдвинулись, и во взгляде вновь появилось лёгкое непонимание. Или озадаченность.
Не нравится мне, когда он так смотрит.
– Первый участник, спустившийся ко мне в холл первого этажа, получит золотую звезду!
– Оу! Кажется, мне туда! – игриво дёрнула бровями, поглядев в хмурое лицо киборга, и рванула вниз по лестнице.
Звёздочка была у меня в кармане!
– Не удивляйтесь, друзья мои! – продолжал вещать в рупор Вонг, когда остальные тридцать девять участников, зевая и почёсывая животы, в одних лишь труселях столпились вокруг него. – Это была проверка на собранность и быстрый подъём. Ни для кого не секрет, каким тяжёлым и практически бессонным бывает график у Far-between! Постоянные перелёты, концерты, интервью, встречи с фанатами… Будущий соло-гитарист должен знать, на что идёт. И теперь каждый из вас понимает, что подобные экстренные подъёмы и недосыпы станут частью жизни одного из вас. Я предупреждал: подобные неожиданности, за которые будут выдаваться золотые звёзды, порой будут случаться. А ещё… – Вонг ехидно улыбнулся, – неотъемлемой частью на ближайшие недели станет… та-дам! Утренняя тренировка, господа! Так что прошу переодеться в выданные вам спортивные костюмы максимально быстро. Тренер ожидает на улице!
Давненько я не слышала такого массового ворчания.
Хорошо хоть, со спортом на «ты». «Спасибо маме и папе за то, что в четыре года отдали меня в спортивную секцию». Сначала были занятия по художественной гимнастике (на них настаивала мама, потому что это женственно и красиво), а затем я по собственному желанию ушла в лёгкую атлетику и упорно занялась бегом на различные дистанции.
– А ну-ка булками шевелите! – орал здоровый лысый мужик с квадратной челюстью, назвавшийся тренером Бублом, и без перебоя дул в свисток. Камеры, разумеется, всё это запечатлели. – Как девчонки, ей-богу! Живее! Живее!
Я бежала одной из первых и неимоверно гордилась собой. Бег – часть меня. Спорт – часть меня. У меня золото с летнего чемпионата мира за дистанцию в полторы тысячи метров. Ещё одно золото за дистанцию в четыреста метров и серебро за марафон. И это лишь самые престижные награды.
Так что вряд ли кто-то из этих заспанных амёб способен сейчас меня обогнать.
– Берите пример с Харпера, девочки! Вот кто среди вас настоящий мужик! – кричал Бубл.
О, да. Я мужик. Кто бы сомневался!
После зарядки все, как дохлые слизняки, разбрелись по комнатам и душевым, а я, не желая терять ни секунды свободного времени, достала из шкафа рюкзак и прямо в новеньком, но уже провонявшем по́том сером спортивном костюме сбежала вниз по лестнице. И вот уже подсчитывала наличку на такси, как услышала разговор Джареда и Калеба на улице перед дверями в коттедж.
– Нашёл? – Голос Калеба звучал мрачно и приглушённо.
– Слушай, мужик, а может, тебе в детективное агентство обратиться, а? – Джаред, как всегда, звучал живенько. – Ну или ещё куда-нибудь. Какого я вообще должен этим заниматься?
– Ладно. Забудь. Я сам.
– Да стой ты! Чего бесишься? – Джаред медленно выдохнул. – Сказал, что помогу, значит, помогу, ясно? Я в процессе. Всё сделаю.
– Уверен, что получится?
– Ну а кому ещё этим заниматься? Сам сказал, что тебя работой нагрузили до самой макушки. Я найду. Не парься.
– Спасибо, Джаред.
– Ой, да ладно тебе, мужик. Давай только без этих соплей. Да и… я ещё ничего не сделал.
Глаза Калеба вдруг остановились на мне, застывшей по ту сторону стеклянной двери, и я поспешила задвигать ногами.
– Я ничего не слышал! – махнула на прощание, не оборачиваясь, и быстрее зашагала к воротам.
– Эй, чудик, это от тебя так воняет? – раздался гогот Джареда.
– Как же он меня достал, – ну а это ворчание Калеба. И я перешла на бег.
Эстер встретила меня в пижаме, с птичьим гнездом на голове и с полузакрытыми веками. Времени-то всего половина восьмого утра.
– Тебя что, выперли? – безжизненно изрекла она, глядя на меня взглядом покойника.
– Где Мики?
– На работе.
– А родители?
– Ушли минуту назад.
– Отлично. – Я отодвинула Эстер в сторону и ворвалась в дом.
– Боже, Лекс, что за запах? Где ты ночевала? Под мостом в обнимку с бродягами?
– Лучше не спрашивай. – Сбросила на пол рюкзак и прямиком направилась в ванную. – Мне нужен чистый комплект мужской одежды и свежий бандаж. И ещё кое-какие вещи с собой.
– Иди, поройся в гардеробе брата. И вообще, что ты здесь делаешь? – Эстер уселась на крышку унитаза и скептическим взглядом наблюдала, как я сбрасываю с себя грязные вещи.
– У меня мало времени. Ровно в десять автобусы отчаливают в студию. И все, кто не успеет вернуться вовремя, автоматом вылетят из шоу.
– О! Так ты ещё в шоу?
Я застыла, раздражённо глядя Эстер в лицо:
– Да, и я тут одна, между прочим, ради всех из шкуры вон лезу. Можешь изобразить хоть каплю радости?
– Так пойдёт? – Эстер улыбнулась от уха до уха и широко зевнула. – Знаешь, что тут вчера было? Думала, Мики убьёт меня. Нет, серьёзно. А потом вдруг поговорил с тобой и резко успокоился. Что ты ему сказала? Надеюсь, вы не расстались?
Я сдвинула брови:
– Шутишь? Нет, конечно. – Не без труда сняла с головы парик и прочие атрибуты перевоплощения, затем бельё и встала под душ.
О-о-о… блаженство.
Эстер всё это время сидела на унитазе и вроде как… дремала.
За быстрым завтраком, пока подсыхал парик, который тоже пришлось освежить, рассказала ей всё о коттедже для участников и об общей концепции шоу.
– Значит, ты подружилась с братом Джареда? – поинтересовалась Эстер, шумно отпивая из кружки кофе и накручивая на палец толстый локон волос.
– Не то чтобы, – я за обе щеки уплетала бутерброд с ветчиной, – но он ничего. В смысле, хороший парень. Что не скажешь об остальных моих соседях.
– Игнорируй их и всё. Будут доставать, приду и надеру им задницы.
– Думаешь это так просто, когда тебя называют «Ванилькой»? – Состроила кислую мину.
– Что? – Эстер нахмурилась. – Как они моего брата называют?
Я мучительно вздохнула и, ничего не ответив, запихала в рот остатки бутерброда.
– Не говори Мики, что я приходила, – стрельнула в Эстер строгим взглядом, переодеваясь в эластичные шорты и в футболку с капюшоном. Влажные волосы падали на плечи, а брови были наконец освобождены от волосатых липучек.
– Почему сразу в мужское не переодеваешься? – Эстер складывала в мой рюкзак одолженную у Мики одежду.
– Парик ещё мокрый. К тому же… хочу заскочить кое-куда.
Бровь Эстер выразительно изогнулась:
– И это «кое-куда» предполагает за собой обличье девушки?
– Это предполагает за собой: дать хоть немного коже подышать, проветрить голову, которая постоянно чешется, и хоть немного почувствовать себя нормальным человеком, а не трансвеститом! – Взглянула на рюкзак. – Зачем мне презервативы?
Эстер дёрнула плечами:
– Мужики всегда их с собой носят.
– Да у нас там чисто мужской изолятор!
– И что? Думаешь, ни у кого нет презервативов?
Не найдя больше аргументов, я застегнула «молнию» на рюкзаке и забросила его на плечи.
– Да, Эстер, и мне нужна лошадь.
– Что? – Глаза Эстер удивлённо округлились. – А может, слона сразу?
Я изнемождённо выдохнула, опустив плечи:
– Мама ждёт фото с уроков по конному спорту. Так что подумай над этим. Я не могу одна обо всем беспокоиться.
– Я уезжаю послезавтра.
– Значит, подумай над этим как можно быстрей, – сдержанно улыбнулась я, обняла Эстер на прощание и выскользнула за дверь, чувствуя себя заново рождённой.
Если честно, я заранее знала, куда отправлюсь. Моё подсознание будто само родило эту мысль в голове в тот момент, когда Вонг объявил время до десяти утра свободным временем; даже территорию коттеджа было разрешено покинуть. И как бы ни угрожали камерами, со мной оператора не отправили. Слышала, правда, Дрейку Кэмерону не повезло – его поездку домой решили запечатлеть.
И вот я стою перед массивной деревянной дверью в «Ноты, струны, два колка» и размышляю над тем, почему все идеи, что рождаются в моей голове, одна безумней другой.
Какая нелёгкая меня сюда принесла?
Парень в чёрной одежде и с максимально замаскированным лицом был на месте. В руках одна из гитар, выставленных на продажу, и, к слову, не самая дорогая, но это не имело никакого значения, потому что любой инструмент в его руках словно обретал собственное дыхание и становился лучшим инструментом на свете.
Парень в чёрной одежде и с максимально замаскированным лицом был на месте. В руках одна из гитар, выставленных на продажу, и, к слову, не самая дорогая, но это не имело никакого значения, потому что любой инструмент в его руках словно обретал собственное дыхание и становился лучшим инструментом на свете.
Прислонившись плечом к одной из витрин, я, закрыв глаза, слушала музыку таинственного незнакомца и вновь переживала эти волшебные чувства.
Кожа покрывалась мурашками, а сердце билось так гулко, словно обрело крылья и изо всех сил стремится вырваться из груди.
Какое сегодня число? Может, и правда гормоны издеваются? А что если я теперь на игру участников шоу буду так реагировать? Это точно ненормально.
Музыка прекратилась, и я открыла глаза. Рука в перчатке лежала на струнах, а вторая на грифе, словно человек устроил себе двухсекундную передышку и сейчас продолжит творить. Но ничего не происходило. Он не двигался. Смотрел на меня.
* * *Я смотрел на неё.
На девушку, что уже во второй раз пришла в музыкальный магазин, в котором я играю каждое утро с момента прилёта в Лос-Анджелес.
Она пришла послушать, как я играю?
Но вот опять: я не могу спокойно этим заниматься, когда вижу её. Пальцы не слушаются и требуют играть вовсе не то, что играл изначально. Все эти унылые композиции, сочинённые не в лучшие дни моей жизни, не подходят её образу. И то, что я испытываю, глядя на эту девушку, вовсе не трепетные чувства и никакого отношения к симпатии не имеют. Я умею отличать одно от другого. И хоть эта девушка, безусловно, красива, не это вызывает мой интерес к ней.
Первое – то, как она смотрит, когда я играю. Она не видит меня, но видит мою музыку. Так ясно, будто она живая. Будто все эти грустные меланхоличные мелодии, кроме которых больше ничего не могу писать, вызывают в ней нечто большее, чем просто восхищение и любопытство.
Хотел бы я и сам понимать, что имею в виду. Но не понимаю.
Это странно. Я уже и забыл, когда кто-либо в первую очередь «видит» мою музыку, а не меня.
Второе – её лицо так невинно…
И её лицо до безумия мне кого-то напоминает! И именно это вот уже во второй раз тормозит мою игру! Даже больше – я знаю, на кого она похожа! И это полнейшее безумство…
Тот парень, которого Джаред с Патриком прозвали чудиком, буквально мужская копия этой девушки. И мне начинает казаться, что я тронулся умом. Потому что это невозможно.
И без того ненавижу этот город. А теперь, когда здесь происходит ещё и нечто необъяснимое, ставящее под сомнение здравость моего рассудка, становится до тошноты невыносимо.
Я был против проведения кастинга в Штатах. Директор Сок настоял, как это обычно бывает. Наши контракты давно уже не такие жёсткие, какими были ещё три года назад. В них отсутствует множество пунктов на запрет чего бы то ни было, но это ни разу не увеличило свободу слова. Он продолжает нас душить и принимать решения не советуясь. Именно поэтому мы здесь, в этом городе, и именно поэтому проходит это чёртово никому не нужное шоу по поиску соло-гитариста в группу, которое я тоже не одобрял. Я собирался сам найти пятого участника.
Так что… как бы ни раздражал меня этот тип по имени Мики Харпер… Каких бы сомнений ни вызывал и ни бесил своей самоуверенностью и никому не нужным остроумием, в чём-то он был прав. С выходом последнего альбома, написанного для нас новым штатом композиторов, Far-between опустились на дно. И мне, так же как и этому смазливому чудику, не доставляет удовольствия выступать на сцене и исполнять галиматью, написанную для нас якобы профессионалами.
Что держит меня в группе? Почему не уйду? Почему вот уже в третий раз продлил свой контракт?
Хм… Во-первых, я не могу позволить, чтобы Far-between покинули сцену, да и мир шоу-бизнеса, с позором. Единственное верное решение – это смириться с правилами и ограничениями Сока лишь потому, что группа для меня не пустое место. Это часть меня. И я не могу допустить, чтобы история великой рок-группы, которой нас некогда считали, закончилась таким плачевным образом. Именно поэтому мои требования к новому гитаристу настолько жесткие. Я не приемлю в нашу «семью» кого-то не идеального. Участник, готовый подарить группе второе дыхание, должен быть идеален во всём, и не меньше. И уже после этого состоится серьёзный разговор с Соком по поводу того бреда, что он считает песнями, и по поводу смены репертуара и музыкального направления.
Ну а во-вторых… что ещё мне остаётся? Об этом я даже думать не хочу. Потому что всё, что у меня есть, это моя группа. Вот что главное. Это всё, что осталось. От меня.
Девушка продолжала смотреть мне в лицо и будто застыла на месте.
Чего она ждёт? Хочет, чтобы я продолжил?
Не сводя с неё глаз, пробежался пальцами по струнам, и в этот же миг, на глубоком вдохе, её грудь высоко поднялась.
А потом она вдруг потрясла головой, будто что-то отрицая, и что-то прошептала себе под нос.
Забавная. Сама с собой говорит?
Я начал играть мелодию, что написал этой ночью. Такую же тяжёлую и лишённую ярких красок. Тягучую, как дёготь, но на высокой тональности и с резкими перепадами.
Лицо девушки вдруг напряглось. Тонкие брови сдвинулись, а аккуратный носик поморщился.
Её реакция меня озадачила, ведь эту песню ещё никто не слышал. Так почему она выглядит так, будто что-то припоминает? Но нет… вот её лицо расслабилось, и тонкая морщинка между бровей исчезла, а пухлые губки растянулись в мягкой, едва заметной улыбке. Ей нравится мелодия. Совершенно точно. Неужели кому-то вроде неё могут нравиться настолько мрачные творения?
Мне пришлось остановить игру, хоть и вовсе не хотелось – мобильный в кармане завибрировал, и я вынужден был ответить. Никто не знает, что я здесь. Мой загруженный график не предполагает подобных развлечений, так что приходится быть начеку. Но я просто не могу не приходить в этот магазин. Меня тянет сюда, как магнитом. Словно здесь родилась и умерла часть меня. И я обязан быть здесь, чтобы почувствовать это снова.
Ведь именно в этом магазине состоялась наша вторая встреча с Тейт.
Я принял вызов и поднёс телефон к уху.
– Я нашёл её, мужик! – завопил Джаред так, что пришлось отдёрнуть руку от головы. – Чёрт! Да я гений! Ну, не совсем я. Патрик гений! Мозговитый, оказывается, чувак! Ха! В общем, я сделал, что обещал. С тебя тусовка в клубе! До утра! Можешь уже звонить Кану!
– Ты уверен, что это она? – шёпотом произнёс я, впервые за последние годы ощущая, как моё каменное сердце подаёт признаки жизни.
Джаред вдруг рассмеялся:
– Ты не поверишь, когда это увидишь, мужик! Я до сих пор в шоке! Это точно она! А мир нереально тесен. Ты даже представить себе не можешь, насколько близка эта девочка была к тебе всё время! Ты должен сам это увидеть, а потом… потом поговоришь с чудиком. С Харпером, в смысле.
– Скоро буду, – ответил Джареду и сбросил вызов.
Обернулся, чтобы вновь увидеть лицо этой странной девушки, так сильно похожей на Мики Харпера. Но её уже не было в магазине.
Глава 13
Египетские боги! Что это было?!
ЧТО ЭТО БЫЛО?!
Кто это был? Кто играл эту мелодию?! Ту самую мелодию, под которую этой ночью я засыпала, подпирая дверь в спальню Калеба!
Показалось? Была сонная? Голова болела?..
Да, конечно…
У меня абсолютный музыкальный слух!!! Я эту мелодию с закрытыми глазами и подвешенной вниз головой могу повторить!
Боже… Только что чуть не раскрыла себя. Только что чуть не была поймана с поличным!
Стоп. Но я ведь выгляжу, как девушка – это во-первых. А во-вторых – что вообще фронтмен Far-between забыл в древнем музыкальном магазине в такую рань? И не в первый раз, между прочим.
Может, у него гитара сломалась?
Бр-р… что я только несу?
Слишком многое сходится. Его маскировка вполне оправдывается известной личностью, которая под ней скрывается. Но зачем?! Зачем Калебу это нужно? Да и Калеб ли это вообще? А что, если… причина этого странного взгляда, который появляется на его каменном лице время от времени, и есть я, только в женском облике?
Сейчас с ума сойду.
Но с другой стороны, мелодия, которую играл Калеб этой ночью, вообще ему не принадлежит, так что играть её может кто угодно, даже этот странный тип в чёрной одежде!
Но если это действительно Калеб, то что он делает в этом малоизвестном музыкальном магазине!
Лучше не думать об этом.
Да, именно так.
И больше я туда ни ногой!
Как хорошо, что у него зазвонил телефон и удалось незаметно смыться, пока его гипнотическая игра на гитаре вновь не пригвоздила меня к месту.
Двумя часами позже я сидела в небольшом, оформленном в ретростиле зале для презентаций в здании Victory Records, очень напоминающем маленький концертный зал: кресла из красной замши, ступенями убегающие вверх, занавес, подобранный широкими красными лентами, и деревянная сцена, покрытая коричневой краской, – всё на месте. Правда, очень странно было видеть подобного рода помещение в здании аскетичного дизайна. И, судя по лицам остальных участников, не я одна пребывала в замешательстве.