– Тощий, как тростинка, с маленьким костлявым личиком и двумя жалкими клочками волос над ушами, – Каст сделал еще глоток из своей чаши и засмеялся. – Но он умел мгновенно оценить человека. Сразу знал, какое оружие ему подойдет, насколько он будет хорош на арене, сколько боев выиграет и даже когда его убьют – примерно. Надо отдать ему должное – чтоб его дух тщательно помучили демоны в подземном мире! – он всегда следил, чтобы мы получали достаточно еды и чтобы инструкторы не слишком нас били; лишь столько, сколько нужно, чтоб держать нас в форме.
Рядом с нами пирующих развлекала труппа жонглеров, которые проделывали удивительные фокусы с целой коллекцией коротких римских мечей – метали их друг в друга с поразительной быстротой. Я заметил, что Крикс и его товарищи подбадривают их криками, требуя, чтобы те метали мечи точно друг в друга. А Каст продолжал свой рассказ.
– Мы три года сражались, работая на Лентула, и следует отметить, что его школа завоевала в Капуе и в южных районах Италии хорошую репутацию, поскольку готовила отличных гладиаторов. Толпа любит такие представления, понимаешь? Простой резни им недостаточно. Поэтому мы каждый день часами тренировались с оружием, чтобы потом, на арене, «сражаться искусно», как говорил Лентул. Спартак был именно такой. К концу у него на счету оказалось сорок убитых. Толпа его обожала. Он сражается с умом, понимаешь, тогда как Крикс – это всего лишь грубая сила да галльская ярость, – Каст выплюнул ошметок мяса и вытер губы рукавом туники. – Лентул здорово разбогател, отдавая внаем своих бойцов тем, кто организовывал такие представления. Если те желали заполучить Крикса и Спартака, он мог назвать любую цену. Он был доволен, мы были довольны; все были довольны.
– Да как же вы могли быть довольны, если жили как животные и вас готовили к смертельным схваткам?
Он удивленно уставился на меня. Думаю, он пытался понять, то ли я слишком глуп, то ли действительно ничего не знаю о том, как работает такая система. И даже удостоил меня дополнительного объяснения. Тут один из жонглеров упустил момент, и острие меча вонзилось ему в руку. Крикс выплюнул набранное в рот вино и одобрительно заорал, когда жонглер от боли рухнул на землю.
– Это не совсем так, по крайней мере, в случае Спартака. Видишь ли, многие гладиаторы погибают в первых же боях – либо потому, что им не повезло, либо потому, что они плохие бойцы. Но хороший боец – а Спартак один из лучших! – всегда выигрывает свои первые схватки. И становится все более уверенным в себе на арене, выигрывает новые бои, и вскоре у него создается определенная репутация, которая улучшается с каждым новым состязанием. Таким образом, исход некоторых состязаний становится ясен еще до того, как они начались, поскольку любой боец понимает, что не может победить того, против кого его выставили. И поэтому любой такой победитель имеет кучу поклонников, а те стараются изо всех сил, поддерживая его самыми громкими криками, даже если у него выдался неудачный день, они воздействуют, давят на устроителей боев, спасая его шкуру. В общем, все довольно просто.
Я был в замешательстве.
– Но если у вас была такая прекрасная жизнь, почему же вы бежали?
Он улыбнулся:
– По той же причине, по которой мужчины сражались с самого начала времен. Из-за женщины.
– Не понял.
Он посмотрел вверх и громко вздохнул, потом помотал головой.
– Как я уже сказал, Лентул разбогател и, подобно всем богатым людям, захотел окружить себя роскошью, чтобы все знали, какой он богач. Он стал одеваться в лучшие одежды, покупать дорогих рабов. Юных мальчиков из Нумидии, ученых греков, чтобы те ему читали, юных девушек, чтобы развлекаться с ними ночью. Но вот однажды он вернулся с невольничьего рынка очень возбужденным. Выяснилось, что он купил галльскую девушку двадцати лет, как он сам сказал. Из того же племени, что Крикс. И потребовал, чтобы Клавдия научила эту девушку, как себя вести, если бы она была его женой. Кроме того, он заявил, что не прикоснется к ней, пока она и впрямь не станет его женой. А ты ведь помнишь, что Клавдия – жена Спартака и рабыней она не была.
Я уставился на него в еще большем замешательстве.
– Я тебе потом это объясню. Так вот, девушку привозят, и они с Клавдией становятся подругами. Но эта девушка не хочет становиться рабыней Лентула, и еще меньше – его женой, и сообщает ему об этом. Я хорошо помню тот день. Мы все сидели в столовой, обедали, и тут он входит, ведя ее с собой, – хочет представить ее своим гладиаторам. Но она начинает с ним спорить, ругаться, и он дает ей хорошую пощечину. Клавдия вступается за нее и требует, чтоб он это прекратил. Лентул бьет Клавдию, и это оказалось серьезной ошибкой, поскольку стало последним, что он успел сделать, прежде чем Спартак разбил ему череп, треснув головой о каменную колонну. Потом он убил еще парочку инструкторов, а Крикс пришиб еще двоих, просто для ровного счета, и в следующий момент мы уже убегали из Капуи со всей возможной скоростью. Как я уже сказал, все из-за женщины.
– А кем она была? – спросил я, неуверенный в том, что он все это не придумал.
– Кто, Галлия? Да ты сам посмотри, вон она.
Я посмотрел туда, куда указывал Каст, и узрел видение необыкновенной красоты, в сравнении с которым всё и все вокруг просто померкли. Я потом часто вспоминал момент, когда в первый раз увидел Галлию, и нередко задумывался, все ли мужчины испытывают такие же эмоции, когда их взгляд падает на «вон ту». На ней была простая синяя стола с черным поясом на талии. Она как раз обнимала Клавдию, а потом обняла и Спартака. Она смеялась и явно чувствовала себя с ними свободно и непринужденно, как с друзьями. Ее длинные и тяжелые светлые волосы каскадом падали ей на грудь и обрамляли безупречное овальное лицо с высокими скулами и тонким изящным носиком. Да, она была очень красива, но помимо прекрасных черт, коими одарила ее природа, она также производила впечатление сильной и гордой женщины. Роста она была высокого, около шести футов, и платье подчеркивало контуры ее гибкого тела. Держалась она очень прямо и независимо, ее явно не пугало грубое общество гладиаторов. Я заметил, как она посмотрела на уже здорово пьяного Крикса и нахмурилась. Клавдия шепнула ей что-то на ухо, и она бросила на меня быстрый взгляд. У меня подпрыгнуло сердце, но она уже снова о чем-то беседовала со своими друзьями. Я заметил, что она не носила никаких ювелирных украшений; да ей это было и не нужно. Никакое золото, казалось, не в состоянии усилить ее природную красоту. Возможно, я выпил слишком много вина, но женщина по имени Галлия ворвалась в мой мир, подобно горящей комете, обрушившейся на землю с небес. Я хотел узнать о ней как можно больше, по крайней мере, поговорить с ней, но она больше не смотрела в мою сторону. Мне страстно захотелось оказаться поближе, но она села рядом с Клавдией и Спартаком и не обращала на меня никакого внимания. Потом к ним присоединилась еще одна женщина с каштановыми волосами и добрым, но невыдающимся лицом; она села рядом с Галлией. Было видно, что они – подруги, и Каст сообщил, что ее зовут Диана и она была рабыней на кухне в лудусе.
Все дни после этого пира оказались заполнены заботами по организации конного отряда – практически из ничего. Спартак дал мне, как и обещал, тридцать лошадей, взятых у римлян, которых он разгромил на склонах Везувия. Это были вполне подходящие животные, но их нельзя даже сравнивать со специально выведенными арабскими конями Хатры. Те славятся широкой грудью, высоким ростом и мощью. И еще они очень умны, особенно умной была моя Сура, на которой я сражался в своем первом бою. Лошади Хатры были по большей части серой и гнедой масти, хотя в царских конюшнях моего отца всегда особо занимались разведением белоснежных. Наши белые кони славились по всей Парфии, и их очень высоко ценили. А поэтому Харта привлекала к себе множество конокрадов; если их ловили, что неизбежно происходило, то обычно сажали на кол перед воротами города – в качестве предупреждения остальным.
Лошади, которых мы теперь заполучили, были, конечно, не арабами, но достаточно выносливыми животными; кроме того, они хорошо слушались команд, поскольку это были боевые лошади. Римские седла, которыми мы теперь пользовались, были похожи на парфянские – деревянная основа с передней и задней луками, усиленными бронзовыми пластинами со всех сторон, чтобы помогать всаднику держаться на спине коня. Передняя лука подпирала внутреннюю часть ляжек, а задняя поддерживала бедра. Само седло и его подушка были обтянуты кожей. Как-то раз я вывел из лагеря группу всадников, среди которых были Нергал и Гафарн. Мы спустились в долину, где Спартак показал мне табун диких лошадей. Они все еще паслись там, когда мы туда добрались; их было около пятидесяти, может, больше. Мы привязали своих коней среди деревьев, подальше от табуна, а потом приблизились к нему на своих двоих. Укрощение и приручение диких лошадей требует времени и терпения, но для начала их надо поймать. Мы, парфяне, настоящие господа коней, мы умеем с ними обращаться и знаем все нужные приемы. Прежде всего, мы соскребли с наших лошадей так называемые «каштаны» и натерли ими себе руки. «Каштаны» – это ороговевшие мозоли с внутренней стороны их ног, от них руки приобретают не отпугивающий диких коней запах соплеменника. Держа наготове веревки, мы осторожно приблизились к табуну с подветренной стороны.
Было очень тепло. Я медленно подбирался к серому жеребцу, который обернулся и посмотрел на меня, когда я оказался в пяти шагах от него, приближаясь к правому боку. Я остановился, стараясь не смотреть ему прямо в глаза – так обычно ведет себя только хищник. Я тихонько заговорил с ним, продолжая боком, дюйм за дюймом подбираться ближе, стараясь, чтобы это не выглядело угрожающе. Он отвернулся и снова стал щипать траву. Я замер на месте и несколько минут просто наблюдал за ним. Спешить было незачем: это дело могло занять у нас весь день, но терпение наше наверняка будет вознаграждено. Я сделал еще несколько шажков, пока не оказался так близко, что уже мог до него дотронуться. Я снова остановился и не двигался несколько минут, глядя в сторону, но продолжая что-то говорить тихим, спокойным голосом, убеждая коня, что я друг и не сделаю ему ничего дурного. Он, конечно, меня не понимал, но хорошо чувствовал спокойный тон моего голоса. Я протянул руку, сжав пальцы в кулак – растопыренные пальцы могли создать у него впечатление, что я хищное животное, – и легонько прикоснулся к его шее. Он отпрянул, и я тоже отдернул руку. Прошло несколько минут, прежде чем он снова принялся щипать траву, и я снова протянул к нему руку и снова легонько коснулся его шеи. На сей раз он не отдернулся, и я стал гладить его по шее, продолжая тихонько, успокаивающим тоном с ним говорить.
Не знаю, сколько времени я так простоял, уговаривая этого жеребца, возможно, час, но в конце концов мне удалось набросить ему на шею веревочную петлю и увести туда, где стояли наши кони. К концу дня мы наловили много лошадей и отвели их в наш лагерь. Поскольку они являлись единым табуном, то когда поймали их вожака – а поймал его Нергал, который по этому поводу весь сиял от гордости, – остальные лошади последовали за ним и даже позволили надеть на себя недоуздки. Пока мы отсутствовали, остальные наши люди строили огороженный выгул, чтобы потом запустить туда наших пленников. Солнце светило нам в спину и опускалось к западному горизонту, когда мы рысью въехали в лагерь с четвероногими пленниками. Их запустили в ограду и заперли, потом накормили и напоили. Подсчет показал, что мы поймали пятьдесят пять лошадей. На следующий день мы снова выехали на охоту и отловили остальных – еще сорок.
В последующие дни мы занимались укрощением и приручением новых коней. Спартак пришел посмотреть на наши успехи и, кажется, остался доволен. Лошадей мы распределили между моими людьми, каждый из которых должен был стать единственным хозяином для коня, когда полностью приручит его.
– Сколько времени это займет? – спросил он.
– Две или три недели, мой господин, – ответил я.
– Так долго? – кажется, он был удивлен.
– Это требует времени, господин, – он явно почти ничего не знал о лошадях, и я решил его немного просветить. – Первый шаг в работе с дикой лошадью – это добиться взаимного доверия. Необходимо сделать так, чтоб она тебе доверяла, прежде чем начинать ее чему-то учить. С лошадью нельзя работать, если она тебе не доверяет. Ее нужно каждый день навещать. Кормить, поить, разговаривать с ней тихим, спокойным, ободряющим тоном. В конце концов лошадь начинает тебе доверять и понимает, что ты не сделаешь ей ничего дурного. И как только доверие установлено, можно заходить в стойло и делать ей массаж или просто растирать. Это помогает установить более тесную связь, которую теперь следует создать между тобой и лошадью. И когда ты уже чувствуешь, что лошадь больше не видит в тебе угрозы, можно начинать показывать ей разные предметы, которыми ты будешь пользоваться в будущем. Веревка и недоуздок – это первые предметы, с которыми следует ее познакомить. Пусть она их понюхает, потом почеши ими ей спину и шею, чтоб она к ним привыкла. Потом надень на нее недоуздок, и пусть она проводит в нем по нескольку часов в день, но непременно снимай его, когда уходишь. А потом, когда познакомишь лошадь со всеми окружающими ее предметами – с загородкой, веревками, недоуздком, седлом и всем прочим, – она станет доверять тебе еще больше. И увидит в тебе вожака. Тогда и тренировать ее будет легко. Лошади – умные животные, господин, но требуется время, чтобы завоевать их доверие.
– И когда ты и твои люди будут полностью готовы?
– Через месяц, господин. Но мне понадобятся еще лошади и еще люди. У меня всего двести человек. Нам потребуется более сильная конница, чем эта.
Он уставился в пространство и некоторое время молчал. Потом произнес одно слово:
– Нола.
– Что, господин?
Он повернулся лицом ко мне:
– Мы нападем на Нолу. Это город милях в тридцати отсюда. Там захватим еще оружия и продовольствия, а также лошадей для твоей конницы.
– Там есть стены, господин?
– Да, мощные каменные стены, а перед ними – ров.
– А у тебя есть осадные машины? – спросил я, немного удивленный тем, что он намерен напасть на укрепленный город.
– Ни единой.
– Тогда как же ты его возьмешь?
Он поглядел на меня и улыбнулся по-волчьи.
– Это ты его будешь брать, Пакор. Ты и твоя конница. Приходи через два часа на военный совет, и я тебе все объясню.
С этими словами он отправился по своим делам, оставив меня в более чем ошеломленном состоянии.
Я позвал к себе Нергала, желая посоветоваться. В качестве моего первого заместителя он должен был знакомиться со всеми решениями, которые нас касались. Он был всего на год старше меня, но очень радовался своему новому положению, которое стало для него как новая игрушка для ребенка. Он был выше меня ростом и немного долговязый, с длинными руками и еще более длинными ногами. Пока он стоял на земле, то выглядел несколько неуклюжим – сплошные кости и суставы, но верхом на лошади становился великолепным наездником, гораздо более искусным, чем я. Парфяне очень любят своих коней, но Нергал, я думаю, любил их больше всех. И они его тоже любили. Когда он ехал верхом, они с конем становились единым целым, человек и животное, слившиеся воедино. Возможно, он не был самым светлым умом, но зато был предан и решителен. Его внутренняя моральная сила оказывала огромное положительное влияние на остальных.
Военный совет собрался в большом кожаном шатре, который поддерживали два шеста в центре; они подпирали крышу, а боковины были натянуты с помощью веревок. Клапаны с обеих сторон были откинуты, пропуская внутрь воздух, поскольку день был жаркий. Мы вошли внутрь, и я увидел, что посреди шатра стоит большой продолговатый стол, а вокруг него расставлены табуретки. На столиках по обе стороны от входа были расставлены кувшины с вином и водой. Я налил в чашу воды и передал ее Нергалу, потом налил и себе. Спартак уже пришел и велел всем занимать свои места. Я заметил Крикса, который меня проигнорировал, и Каста, который кивнул мне и уселся рядом с еще одним черноволосым воином, одетым так же, как он. Крикс опустошил свою чашу (несомненно, с вином), а затем столкнул своего товарища с табурета и велел ему принести кувшин. Спартак нахмурился и встал.
– Я решил напасть на Нолу и взять ее. Мы не можем вечно торчать тут в бездействии, а чем больше мы пассивно сидим, тем больше вероятность того, что римляне снова нас атакуют. Кроме того, мы уже подъедаем все наши запасы и уже почти опустошили все окрестности, здесь больше не найти продовольствия. Нам нужно позаботиться о новых запасах.
– Нола окружена стенами, – сказал Каст.
– А дальше, за ней, есть много богатых поместий, – проворчал Крикс. – Зачем тратить время и пытаться пробить головой стены, которые нам не взять?
– Мы не станем пробивать стены, Крикс, – ответил Спартак. – Мы войдем в городские ворота, и нас впустят.
Крикс взорвался хохотом:
– Ты слишком долго торчал на солнце! Попей водички и полежи хоть немного!
Спартак подождал, пока Крикс перестанет голосить. Потом уставился на галла стальным взглядом, и наступило напряженное молчание. Каст молчал. Нергал, который никогда не видел Спартака вблизи, смотрел на фракийца с ужасом и благоговением. Спартак и впрямь создавал должное впечатление. Крикс недовольно засопел и стал возиться с огромным боевым топором с двойным лезвием, который поставил рядом с собой. Это была его новая игрушка.
– Как я уже сказал, – продолжал Спартак, – мы возьмем Нолу. Пакор и кое-кто из его людей подъедут к воротам, одевшись в форму римских конников, – тут он кивнул мне. – Как только они окажутся в городе, то тут же захватят караульную башню и будут держать ворота открытыми достаточно долго, чтобы наши пешие воины успели попасть внутрь. Просто и эффективно.
Я посмотрел на Нергала, который с энтузиазмом мотал головой. Спартак явно его покорил. Мне же его план показался смелым, но довольно глупым. Однако он мог сработать. Крикс уставился на меня.
– Мы не знаем, хорошо ли он, – Крикс ткнул пальцем в мою сторону, – и его банда всадников умеют сражаться, не говоря уж о том, чтобы брать приступом города. А что, если они все испортят? Тогда пехота, что последует за ними, будет захвачена на открытом месте. Я ему не доверяю.