Я взглянул на оставшиеся деньги (их с последнего пересчета не прибавилось) и решил: семь долларов в кармане – это все равно что ни шиша. А значит, надо пойти к стюарду и купить еще бутылку граппы.
Несколько хороших глотков самым благоприятным образом сказались на моем пищеварении и умственной деятельности, и я вернулся на палубу, и увидел Таму, в том же шезлонге.
Только в этот раз вместо восточных шелков на ней был купальник с глубоким вырезом.
– С ним что-нибудь не так? – спросила Таму, когда я замер истуканом.
– Нет… класс! Просто здорово! А я-то думал, ты о таких вещах даже представления не имеешь.
– В моем багаже много разной одежды, нашелся и купальник. Поскольку я собираюсь пожить в Соединенных Штатах, надо будет одеваться, как местные.
– Отличная мысль. – Я уселся в соседнее кресло, испытывая восхитительную легкость в голове.
Рядом сидела девушка моей мечты – мечты, которая всегда казалась недостижимой. Такая стройная, такая мягкая и одновременно такая тугая… Каких же усилий мне стоило не облизываться!
– Давай принимать солнечную ванну, и ты расскажешь о своей родине, где я ни разу еще не была.
Она хотела знать о моей великой стране абсолютно все, и я не утаил даже самой мельчайшей подробности. Сначала общие темы: культура, искусство, политика. Потом узкие: обычаи, привычки, нравы. Наконец очень обстоятельно, с примерами, – о межличностных отношениях. Она слушала с неусыпным вниманием. Тема маникюра потребовала наглядного пособия в виде изящной, нежной ручки, которую моя собеседница вовсе не спешила высвободить из моих пальцев. Но время пролетело ужасно быстро, и в самый неподходящий момент прямо над моим ухом грянул гонг – рядом стоял и выжидающе глядел собачьими глазами буфетчик. Пора одеваться к обеду.
На этот раз, когда я поравнялся с капитанской каютой, распахнулась дверь и Себастьяно выскочил средиземноморским чертиком из коробки.
– Я тебя видел с ней! – прошипел он.
– Не надо ревновать, она не в твоем вкусе.
– Тут не до шуток! Это не добропорядочная арабская женщина! Она вуали не носит и вообще раздевается почти догола. И сначала по-английски двух слов связать не могла, а теперь instantaneamente[15] заговорила отлично, да еще с североамериканским акцентом.
– Разве можно осуждать девушку за хороший слух?
– Una meretrice[16], вот кто она! Prostituta из ЦРУ. Шпионка! – Он здорово волновался, аж руками размахивал.
Я протиснулся мимо.
– Кэп, не давай слишком много воли воображению. Все хорошо в меру.
Но так ли уж он не прав? Я поразмыслил над его словами, пока брился над раковиной умывальника со струйкой ржавой теплой воды. Конечно, насчет ЦРУ чепуха полная. Но по-английски Таму и впрямь говорит сейчас куда лучше, чем вчера. Умная девочка, на лету схватывает. Да, дело только в этом. Капитан просто чокнутый.
Я аккуратно завязал галстук, чтобы свежее пятнышко от красного соуса спряталось под узлом, и прихватил обещанные Таму журналы.
После обеда мы пересели на обшарпанные кожаные кресла в дальнем углу кают-компании, и Таму углубилась в чтение. Священник оставил наше общество без привычного кивка – видно, не оценил подарок в виде Корана, – а я нашел в журнале неразгаданный кроссворд – надо же чем-то заняться, если компаньонка не выказывает желания продолжать беседу. Она снова была одета во все черное, и это охлаждало мой пыл.
– Феромон… Фермент… – бормотал я, выводя и стирая буквы.
– Ты о чем? – спросила Таму.
– Самая богатая железом молекула в живых организмах, восемь букв, начинается с «фер».
– Ферритин, сложный белок, ответственный за накопление железа, которое используется для синтеза гемоглобина и других веществ.
Слово подошло. А Таму шпарила как по словарю! Да это, похоже, и было взято из словаря. Как в тот раз с декортикацией. Вот чем, стало быть, объясняется успешное освоение английского – она учит все наизусть. Девочка, конечно, умная, по ней сразу видно, но чтобы настолько! Украдкой я кинул на нее взгляд: она увлеченно листала давно оставшийся без обложки «Ридерз дайджест», впитывала страницу за страницей. А ну-ка, проверим мою догадку.
– Грубочувственное половое влечение, шесть букв.
– Похоть.
– Да, укладывается… Клятва, приносимая вассалом сюзерену в эпоху феодализма, пять букв, начинается на «о».
– Оммаж.
Во дает! И это ни на миг не отрываясь от чтения «Великих исторических личностей, сотрудничавших с ФБР»! Я даже вспотел от волнения. Ни разу в жизни не слышал слова «оммаж», но оно подошло идеально. Что это, превосходная от природы память, возможно, даже фотографическая, натренированная запоминать абсолютно все прочитанное? Может, и впрямь Таму шпионка? Да ну, ерунда. Не будем уподобляться параноику Себастьяно. Память – совсем не то же самое, что ум. Я нацарапал на поле страницы несколько чисел.
– А вот интересная задачка, хе-хе. Девяносто два охотника пошли стрелять уток, и каждый подбил четыреста тридцать штук. Сколько всего уток было убито? Время ограничено…
– Тридцать девять тысяч пятьсот шестьдесят, – ответила она, переворачивая страницу. – Немаленькая была стая.
Что-то здесь не так. Малообразованные арабские девчонки с задворков цивилизации на такие фокусы не способны. Таму в два счета вычислила в уме то, для чего мне понадобилась бумага и ручка. И у нее, похоже, словарный запас получше, чем у меня – бывшего студента одного из лучших университетов.
Я вовсе не был уверен, что это мне нравится.
Тут краем глаза я уловил движение – к себе в каюту входил стюард. И у меня возникла идея.
– Надо со стюардом потолковать, – пробормотал я и отошел.
– Есть отличный шотландский виски, и всего за два доллара, – угрюмо проговорил он, роясь в штабелях коробок.
Человека, больного язвой, окружало целое море бухла. Будешь тут угрюмым.
– Синьор стюард, дело не в качестве, дело в бюджете. На всю дорогу до Нью-Йорка у меня несколько баксов. Поэтому процент алкоголя важнее вкусовых качеств. Мне, пожалуйста, граппу.
Он достал бутылку маслянистой, ядовитой даже на вид жидкости, с сердцевиной кукурузного початка вместо пробки, – я никогда не понимал такого символизма.
– Шестьсот лир, или один американский доллар. – Стюард смахнул пыль с посудины.
Я полез в карман и сообразил, что оставил бумажник в каюте, когда переодевался.
– Деньги попозже занесу.
Граппа исчезла в коробке быстрее, чем появилась.
– Вы что, мне не верите? Куда я денусь отсюда? Прыгну за борт и поплыву к берегу с бутылкой самого дешевого пойла в зубах?
Давно очерствевший от общения с поиздержавшимися туристами вроде меня, он не пожелал внять мольбам.
– Ладно, тогда не закрывайтесь, я сейчас вернусь.
Таму ушла, но журналы оставила, значит вернется, и это хорошо. Воспользуюсь перерывчиком, чтобы глотнуть крепкого, – от этого прояснится в мозгах, и я буду готов к продолжению беседы. Мимо ее каюты я прошел на цыпочках, чтобы не потревожить пассажирку, и приблизился к своей. Дверь была приотворена.
А ведь я закрыл ее, уходя! И запер! Всегда так делал, чтобы у кого-нибудь из экипажа не возникло соблазна умыкнуть мои вещи или последние деньги.
Я в бешенстве распахнул дверь. Согласен, это было глупостью. Если бы я благоразумно задержался у порога, то представил бы себе мускулистого налетчика с моим бумажником в одной руке и куском свинцовой трубы – в другой. По башке – и за борт, не самый интересный финал. Но я не взялся за ум у порога, не побежал за помощью, а ворвался в каюту.
Возле моего открытого чемодана, с моим паспортом в руке, стояла Таму.
От такой картины я просто обмер. А вы что сделали бы на моем месте? Я по-прежнему был в бешенстве, оно-то мне и помогло.
– Ты вломилась в мою каюту! Ты крадешь мой паспорт?
– Какие жестокие слова! Дверь была не заперта, я просто вошла. И ничего не украла.
– А что у тебя в руке?
– Я только посмотрела. Очень интересный документ.
– Ну конечно, такой интересный, что мимо пройти невозможно. А ну, отдай.
Она несколько секунд помедлила, пристально глядя на меня, потом сказала:
– Мне бы все-таки хотелось изучить его получше. Пусть он еще немного побудет у меня, ладно? Я обязательно верну, мне ничего другого не остается.
Ничего другого? О чем это она? Я все еще злился.
– Ты, естественно, можешь его изучить. Но изучение стандартного синего американского паспорта с напечатанным на его страницах номером стоит сто долларов в час.
– Вполне приемлемо. У меня есть сто долларов.
И названная сумма действительно нашлась в маленьком кошельке, извлеченном откуда-то из черных шелков. Пять двадцаток как с куста. Они легли на мою ладонь, и Таму очутилась за дверью, прежде чем я осознал случившееся.
Сто баксов. Они хрустели и пахли как настоящая зелень. Они и были самые настоящие. Через минуту это мое предположение подтвердил стюард, выдав две бутылки настоящего скотча и сдачу. Он даже улыбался, вдохновленный грандиозностью сделки. Виски был исключительно вкусен, и второй стакан отправился вдогонку за первым, а вместе они всего меня согрели изнутри.
– Вполне приемлемо. У меня есть сто долларов.
И названная сумма действительно нашлась в маленьком кошельке, извлеченном откуда-то из черных шелков. Пять двадцаток как с куста. Они легли на мою ладонь, и Таму очутилась за дверью, прежде чем я осознал случившееся.
Сто баксов. Они хрустели и пахли как настоящая зелень. Они и были самые настоящие. Через минуту это мое предположение подтвердил стюард, выдав две бутылки настоящего скотча и сдачу. Он даже улыбался, вдохновленный грандиозностью сделки. Виски был исключительно вкусен, и второй стакан отправился вдогонку за первым, а вместе они всего меня согрели изнутри.
За что мне заплатили такие деньжищи? Лучше не спрашивайте. Есть время задавать вопросы, а есть время тратить деньги. Позади осталась Европа, впереди лежала Америка. Поблизости таинственная женщина, а еще ближе, в кармане, без малого сотня баксов. И у меня есть доступ к морю разливанному алкогольных напитков. Один матросик давеча предлагал пакетик травы, судя по виду, вполне приличной, но мне это было не по средствам. А теперь я богач! Черт с ними, с тайнами и женщинами, – меня ждут более простые и доступные радости жизни, как говорят поэты!
И я накирялся-накурился в зюзю, в дымину, в хлам. Может, сыграла свою роль долгая абстиненция, может, сказались тревожные раздумья о будущем, а может, загадочная церэушница, арабская Мата Хари, так пагубно повлияла на меня. А может, я просто идиот. Ведь знаю на своем горьком опыте, что бухло с дурью не дружат, – нет бы соблюсти это золотое правило минувшей ночью. Я сидел на кормовом подзоре, пил, курил и пялился на звезды, а те вытворяли такое! Просто чудо, что я не свалился за борт и не утонул.
Бог знает сколько времени спустя я обнаружил, что виски и марихуана закончились, и подумал, нельзя ли сейчас же добыть еще, а еще подумал, остались ли деньги, а еще подумал, что раз при мне их нет, то пора найти свою каюту. Причем мысли мои вовсе не выстраивались тогда в столь простую и логичную цепочку, но тем не менее они протащили меня по палубе, затем по трапу, затем по коридору. Подробностей моего продвижения память не сохранила, остался лишь сумбур вроде отвратительно смонтированного фильма – сплошная чехарда эпизодов. И вот я у двери, напрягаю глаза, чтобы разобрать номер, а потом еще сильнее напрягаю мозги, чтобы понять смысл этого номера.
Смысл заключался в том, что это была ее каюта.
– Ее каюта, – важно доложил я себе.
В каюте мерцал яркий голубой свет, я его видел в щели под дверью, но интереса это явление не вызвало.
– Мой паспорт. Ты арендовала мой паспорт, и час уже истек. Верни мой паспорт…
Твердя «паспорт, паспорт», я размахивал руками – искал опору в темноте. Но вместо твердой стены нашел мягкую женщину. Мои ладони побывали на ее плечах, потом на спине; наконец я понял, что касаюсь не ткани, а кожи.
– Таму…
– Энди, уходи из моей каюты. Утром поговорим.
– Таму… – Я привлек ее к себе.
– Прошу тебя, не надо. Я не думаю, что это правильно.
Какая бархатистая у нее кожа!
– Энди, давай не будем сейчас спорить. Словами «да» или «нет» тут ничего не объяснишь, и то, что ты называешь моралью, не имеет к этому никакого отношения. Что ты собираешься делать?
Я сделал, что собирался. Очень уж сильно хотелось. И мы больше не спорили.
С койки мне удалось сползти лишь в середине дня, и, кроме как ползать, я не мог ничего. Лежал я у себя в каюте, и думать о том, как здесь очутился, совершенно не хотелось. Память о событиях этой ночи возвращалась крайне медленно. Я наглотался аспирина и еще каких-то таблеток, принял холодный душ и позвонил буфетчику; тот в конце концов появился и за бешеные чаевые принес уйму черного кофе в столь некофейное время суток. Его глаза, по обыкновению, были полны сочувствия, для которого, впрочем, на сей раз имелись все основания.
Когда память восстановилась, а с ней худо-бедно и здоровье, я заулыбался в зеркало. А плавание-то, как ни крути, получилось недурственное. Освежившийся и побритый, я насвистывая прошелся до каюты Таму, распахнул дверь и нежно произнес:
– Приветик!
Но там никого не оказалось. Каюта была аккуратно прибрана, вещи заперты в больших чемоданах, никакой одежды и туалетных принадлежностей не видать. Только американский паспорт лежал на столике. Мой? Нет, мой остался у меня в каюте, я его там нашел и сразу припрятал.
Я раскрыл паспорт на первой странице и увидел фотографию с официальными красными и синими буковками по краю. Со снимка на меня смотрела Таму.
Этого не могло быть, но это было. Она, только не в черных шелках, а в белой блузке. На соседней странице имя и фамилия: Тамми Савани. Таму Савафи? Место рождения: США, Коннектикут. Неужели капитан прав насчет ЦРУ? Или она не за наших, а за русских? Вот для чего ей понадобился мой паспорт…
– Когда насмотришься вдоволь, отдашь? – спросила она, стоя в каюте спиной к закрытой двери.
– Ты американка?
– Нет.
– Значит, советская шпионка, или пекинская диверсантка, или…
– Ни то, ни другое, ни третье. Если захочешь выслушать, я расскажу.
– Давай рассказывай. – Я бросил паспорт на столик и рухнул на сиденье. Головная боль молотом стучала по темени, и это в придачу к разброду в мозгах и общему недомоганию.
– Это деловая поездка, и ничего более. Я коммерческий представитель, представляющий финансовые интересы заинтересованных в инвестициях инвестиционных организаций.
– А говорила, что ты простая арабская девушка.
– Необходимое прикрытие. – Она отвечала спокойно, пряча руки в складках темной материи; никакие чувства не отражались на лице.
– Ладно, тогда кто же ты на самом деле? – Меня разобрал нешуточный интерес.
– Если скажу, как ты поступишь?
– Что? Да никак, наверное. Я не коммерсант и не промышленный шпион – что мне до финансов и инвестиций! Другое дело, если ты из государственной спецслужбы, и я буду так считать, пока не разубедишь. Бизнес есть бизнес, отец это часто повторял.
– Твой отец весьма мудр. Надо бы с ним познакомиться. Уверена, это нам обоим принесет финансовую пользу.
– Познакомиться с ним тебе просто необходимо, ты теперь даже говоришь, как он. Убеди его, что продавать тракторы завода «Серп и молот» выгодно, и он всех своих работников заставит носить пуговицы со звездами. Так из какой ты страны?
– Ты ее не знаешь.
Ах так, да? Подначивать?
– По географии у меня были самые лучшие оценки. Все государства знаю, даже новые.
– Моя родина находится очень далеко, в световых годах.
– Ну да, ну да, ты с другой планеты.
– Вот именно.
Эта новость, как вы наверняка догадываетесь, здорово меня потрясла.
– Тамми-Таму, это очень серьезное заявление. И доказать можешь?
– Конечно могу, доказательств предостаточно. Здесь я нахожусь с целью установить торговые отношения с твоим миром, при мне образцы широкого ассортимента товаров наряду с описаниями производственных технологий и другими вещами, способными заинтересовать вашу сторону.
– А ну, покажи.
Она показала. Вынула руку из складок платья, и я увидел цилиндр величиной с мой большой палец.
– Броуновский термоутилизатор, или излучатель концентрированного тепла. Не нуждается во внешнем питании, так как использует энергию молекулярных связей. Срок службы порядка ста ваших лет. Два режима – вот это колесико регулирует выдачу плазмы от микропорции, с огонек зажигалки для сигарет, – (штуковина засветилась голубым), – до самых разных величин, то есть она может применяться для приготовления пищи, удаления краски и для многих иных задач, как в быту, так и в промышленности.
В воздухе появился красный диск, от него разбегались тепловые волны.
– Полезная вещица. – У меня жутко пересохло в горле.
– А полная мощность излучения в узком поле создает термолезвие, применимое для пайки, сварки, резки и тому подобного.
Красная линия толщиной с нить полыхнула от ее руки до переборки, и там осталась проплавленная дырка в окружении пузырей краски. Штуковина со щелчком выключилась и легла на стол. Я глядел на нее круглыми глазами и не испытывал ни малейшего желания взять в руки.
– Это еще и оружие, причем опаснейшее, – пробормотал я.
– Такое применение тоже возможно.
– И ты держала этот термоутилизатор в руке, пока мы разговаривали. На случай, если мой ответ тебя не устроит?
Она не ответила, но молчание было красноречивым.
– Значит, я ответил правильно?
– Да. Впрочем, я и не сомневалась. Хочу тебя нанять в качестве референта по межкультурным связям. Чтобы начать торговлю, нужен человек, который привлечет в нашу организацию адвокатов, инженеров и других специалистов, который позаботится о том, чтобы первичные контакты с государственными и бизнес-структурами налаживались без проблем…
– Без проблем, как же. Тебя примут за разведчика… за разведчицу, которая идет впереди армии захватчиков.